Сачо покачал головой.
— Эта стена стояла тут еще с тех самых пор, как был построен мой холд.
— Мой — ты хотел сказать!
— Неудивительно тогда, что она рухнула. С течением Оборотов раствор портится и начинает крошиться, — сказал Робинтон. — Но это не отменяет того факта, что у стены две стороны. Ты, — он взглянул на Тортоле и указал на обрушившуюся стену, — построишь свою сторону, так, чтобы она соприкасалась со стороной Сачо. — Затем он повернулся к пастуху. — А ты построишь свою сторону, вплотную к стороне Тортоле. А место соединения будете скреплять цементирующим раствором.
— И начнете вы ее строить завтра же утром, а мы за этим проследим, — сказал Грож.
— Но у нас полно других дел! — оскорбленно воскликнул Тортоле.
— Мне надо за стадом смотреть! — одновременно с ним возопил Сачо.
— Насколько я успел заметить, у каждого из вас по два сына, — прервал их жалобы Робинтон. — Крепкие парни. А камней у вас полно. Мне любопытно, кто из вас, если вы будете работать по трое, закончит свою сторону первым.
— Ну, я с сыновьями…
— Я с сыновьями…
Тортоле и Сачо гневно уставились друг на дружку.
— Вот завтра мы это и выясним — идет? — опять вмешался Робинтон, стараясь говорить как можно более дружелюбно, и улыбнулся.
— Вы переночуете у нас, — сказал Сачо, ткнув себя пальцем в грудь.
— Нет, они будут ночевать в приличном доме!.. — тут же откликнулся Тортоле.
— Тихо!
Хорошо поставленный голос Робинтона перекрыл их перепалку и заставил холдеров умолкнуть.
— Поскольку Грож — из Форт-холда, он останется в гостях у своего холдера. Я же не связан ни с Фортом, ни с Тиллеком, а потому переночую у Тортоле. Если же сегодня вечером кто-нибудь захочет послушать песни, я сяду вот у этого столба, — Робинтон указал на уцелевший столб (вероятно, некогда он служил стойкой ворот, соединявших два холда), — и буду петь для обеих семей. Я — арфист, а арфист обязан быть беспристрастным.
А затем, прежде чем пораженные холдеры успели возобновить спор, Робинтон развернул своего скакуна и двинулся вдоль развалин, выискивая местечко поуже, где скакун смог бы преодолеть препятствие.
— Можно ли будет перед ужином вымыться? — спросил Робинтон у Тортоле, остановившись рядом с ним.
Грож тем временем повел Сачо к его хижине; из ее дверей уже высыпало несколько человек. Грож принялся сыпать шутками, и, насколько мог слышать Робинтон, местные жители охотно смеялись.
— Я надеюсь, мы не доставим вам слишком больших хлопот. Припасы у нас свои, — сказал Робинтон. — Вот, кстати, прекрасный, жирный цеппи — я сам его добыл сегодня утром.
И он хлопнул по тушке, притороченной к седлу.
— А как ты его добыл? — спросил один из сыновей Тортоле, глядя на обезглавленного хищника.
— Броском ножа, — с безразличным видом пояснил Робинтон.
Полезно, если эти люди решат, что он хорошо владеет оружием. Тот бросок ему действительно удался, но вряд ли стоило пытаться повторить его при жителях глухомани. Тортоле был мужчиной крупным. Сыновья его, несмотря на молодость, тоже отличались основательностью. Пастухи, судя по виду, были способны постоять за себя и все же старались держаться на некотором расстоянии от малознакомого человека. Робинтона это позабавило.
— Так ты говоришь, ты арфист? — удивленно спросил молодой пастух.
— Да, но мне приходится время от времени путешествовать в одиночку, — сказал Робинтон. В этот момент они как раз добрались до хижины. Робинтон любезно поприветствовал трех вышедших навстречу женщин. Те засмущались. — А в дороге без охоты не обойдешься.
Он почтительно поклонился старшей женщине, облаченной в кожаные брюки и рубаху. Появление незнакомца привело ее в замешательство.
— Я попросил у вашего супруга приюта на эту ночь. И готов добавить вот это к ужину.
Робинтон вручил женщине тушку цеппи и снова поклонился.
Женщина несколько раз открыла и закрыла рот, но так и не произнесла ни слова.
Другая женщина, помладше, забрала зверя, осмотрела со знанием дела и улыбнулась.
— Молодой и свежий. Спасибо, арфист.
Она ткнула локтем в бок свою товарку; та была настолько потрясена, что вообще никак не отреагировала на улыбку Робинтона.
— Его надо будет приготовить поинтереснее. Если б эти оболтусы почаще ходили на охоту, нам бы не пришлось забирать у тебя твою добычу.
Она смерила мужчин уничтожающим взглядом, а затем, взяв старуху за руку и подталкивая вторую женщину, погнала всех в хижину.
— Я приготовлю для тебя место на чердаке, арфист, — сказал один из парней, вспомнив об обязанностях хозяина дома.
— А я займусь твоим скакуном. Никак, руатанский? — сказал второй, забрав у Робинтона поводья и одобрительно оглядев животное.
— Сейчас… я только вещи заберу, — сказал Робинтон, возясь с узлом. Узел поддался, и Робинтон подхватил дорожные сумки и гитару.
— Ты будешь играть для нас сегодня? — спросил первый парень. В глазах его светилась надежда.
— Я уже сказал. Буду. У столба, чтобы
обе, — он сделал паузу, подчеркивая главное слово, — обе семьи могли послушать.
* * *
Хижина, довольно примитивная, была куда больше, чем показалось на первый взгляд. В главной комнате обитатели, очевидно, выполняли большую часть домашней работы. Комната эта была разделена на несколько частей: для женской работы, для мужской, для еды — и местечко для отдыха рядом с очагом, где были расставлены удобные кресла. В каждой стене имелись двери, ведущие в другие комнаты, а по обе стороны от очага стояли приставные лестницы, по которым можно было забраться на чердак. Да, если его и вправду разместят на ночь на чердаке, надо не забывать пригибаться, напомнил себе Робинтон.
Но его провели в одну из боковых комнат, где стояла большая кровать. Сын хозяина убрал с табуретов и сундука валяющуюся одежду и жестом предложил Робинтону поставить сумки.
— Кого я выселил? — поинтересовался подмастерье.
— Отца и мать.
У парня вырвался сдавленный смешок.
— Это честь для них — и для всех нас — принимать у себя арфиста. Меня зовут Вальрол. Моего брата — Торлин. Мать — Садай. Женщина, которая забрала у тебя цеппи, — моя жена Пессия. Она из Тиллека, из цеха рыбаков. Мою сестру зовут Клада. Она хочет выйти замуж за сына Сачо, а родители не разрешают — из-за этой стены. Но если она все-таки за него выйдет, мы с Пессией наконец-то останемся в нашей комнате одни.
Вальрол говорил тихо и быстро, стараясь успеть изложить все необходимое, прежде чем отец заметит его затянувшееся отсутствие и захочет посмотреть, куда это он подевался.
— Я покажу, где у нас купальня, — сказал он. Робинтон, пробормотав слова благодарности, принялся рыться в сумке, разыскивая полотенце, мыло и чистую рубаху.
Купальня каким-то образом отчасти обогревалась за счет очага, и там было не настолько холодно, как опасался Робинтон. Понежиться в теплой воде ему не удалось, но все-таки он смыл с себя дорожную пыль — и был благодарен судьбе за подобную роскошь.
В главной комнате стоял стол — положенная на козлы столешница, — но у Робинтона сложилось впечатление, что семейство пастуха привыкло обедать, рассевшись в креслах вокруг очага. Когда он вышел из отведенной ему комнаты, Пессия закладывала последние куски цеппи в висящий над огнем котел с кипящей похлебкой. Садай трудолюбиво нарезала овощи и складывала их в деревянную чашу, украшенную затейливой резьбой, а Клада — присутствие незнакомца, да еще и арфиста, стало для нее таким потрясением, что девушка никак не могла прийти в себя, — тщетно пыталась поставить кружки на поднос и при этом не уронить. Ее неуклюжесть вызвала у Торлина негодующее восклицание. Он отобрал поднос у сестры и, взяв мех с вином, жестом предложил арфисту сесть за стол.
Хотя вино оказалось кислым, Робинтон с благодарностью принял предложенную кружку, провозгласил, как и надлежало арфисту, тост за хозяев дома и улыбнулся Садай, робко поставившей на стол миску с салатом.
— Какая прекрасная работа, госпожа Садай, — дружелюбно сказал Робинтон, проведя пальцем по ободу чаши. — Это из местного дерева?
Женщина кивнула и даже выдавила робкую улыбку, но тут же поспешила отвести взгляд и прикрыть лицо кружкой.
За время ужина Садай немного освоилась и даже сообщила вдруг гостю, что чашу вырезала она сама.
— А вы вывозите ваши изделия на Встречи? — поинтересовался Робинтон. Многие люди зарабатывали несколько лишних марок, привозя для продажи вещи домашней работы.
Садай энергично покачала головой.
— Они не настолько хорошие.
— А мне кажется, что они хороши, — мягко сказал Робинтон. — А мне и самому случалось работать с деревом. Я сам делаю свои инструменты.
Женщина наклонила голову и более уже не подавала голоса. Зато Тортоле, по мере того как трапеза близилась к концу, чувствовал себя все более уверенно. Беседа оживилась. Мужчины засыпали Робинтона вопросами и жадно выслушивали его ответы. Поначалу они злились на арфиста за решение вопроса со стеной, но постепенно успокоились. Пессия, выросшая в многолюдной общине, чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы время от времени участвовать в разговоре; Вальрол сиял, с гордостью поглядывая на жену. Перестав напускать на себя угрожающий вид, Вальрол сделался весьма симпатичным молодым человеком. Робинтон заметил, с какой любовью эти двое смотрят друг на друга, и понял, почему Пессия согласилась уехать с Вальролом в этот маленький, затерянный в глуши холд. Кладу тоже можно было назвать симпатичной девушкой — особенно если бы она хоть изредка осмеливалась поднять глаза.
Завязавшуюся после ужина приятную беседу прервал стук в дверь. Мужчины тут же вскочили, а Садай испуганно взвизгнула, но Робинтон успел первым подбежать к двери и тем самым предотвратил возможные неприятности.
В дверном проеме появился Грож, со светильником в одной руке и дудочкой в другой.
— Я чуть себе шею не свернул, пока перебрался через эти чертовы обломки стены, — пробурчал он. — Подмастерье Робинтон, если вы уже закончили ужин, может, мы бы все-таки сыграли несколько новых песен?
В руках у Тортоле, словно по волшебству, тут же появился светильник. Его семейство экипировалось шалями и куртками, и все вышли из хижины, окружив Робинтона, словно стража.
— Пессия, прихвати, пожалуйста, мою гитару, — попросил Робинтон, указав на боковую комнату, где он оставил свои вещи.
Когда девушка вернулась, сияя оттого, что ей доверили столь почетное задание, все направились к столбу, у которого Робинтон обещал петь. Семейство Сачо додумалось прихватить с собой стулья. Увидев это, Тортоле тут же велел сыновьям тоже принести стулья из дома.
— Прекрасный вечер, — заметил Робинтон, усевшись на обломках стены. Грож устроился рядом с ним и подмигнул арфисту. Робинтон кивнул в ответ, улыбнулся и принялся настраивать гитару.
Несмотря на малочисленность аудитории, Робинтон начал с Баллады о Долге. Грож вторил ему на дудочке.
На лицах играли отблески света. Видно было, что здешние жители изголодались по музыке — и по общению тоже. Сейчас ссора из-за стены казалась еще более дурацкой. Робинтон чувствовал, что долго не забудет этой сцены. Именно благодаря таким минутам он свято верил в важность миссии арфистов. И он радовался, что в жизни ему дано так много.
Робинтон играл и пел до тех пор, пока не почувствовал, что хрипнет. Постепенно слушатели один за другим принялись ему подпевать. К тому моменту, когда сам он петь уже не мог, у него сложился неплохой трехголосный хор.
Первым не выдержал Грож и предложил завершить вечер. Робинтон уже не чувствовал затекших ягодиц— так долго они просидели на этой стене.
— Друзья мои, мы проделали долгий путь, — а вам завтра предстоит постройка стены, — сказал Грож. — Сегодня вы пели очень слаженно. Давайте с утра продолжим в том же духе.
— Я буду строить только свою половину стены, — тут же заявил упрямый Тортоле.
— А Сачо построит свою, — быстро сказал Робинтон, указав на второго холдера.
Тот заколебался на мгновение, потом кивнул.
— Вашим женщинам совершенно не нужно, чтобы вы ссорились, — добавил арфист. — Им и так достаточно одиноко среди этих гор, чтобы еще и ссориться с единственными соседями.
И женщины дружно поддержали Робинтона.
* * *
К тому времени, когда Грож и Робинтон приготовились к отъезду, оба семейства уже трудились вовсю — и даже женщины замешивали раствор и помогали растаскивать камни. Робинтон на прощанье вручил Пессии пачку нот.
— У тебя хороший, сильный альт. Сделай так, чтобы они снова пели вместе.
— Сделаю. Мне ужасно этого не хватало, — сказала молодая женщина и на мгновение коснулась руки Робинтона, прежде чем забрать ноты. — Спасибо, — еле слышно добавила она.
Когда они добрались до тропы, вьющейся через лес, Грож легонько пнул Робинтона по ноге.
— У стены две стороны — вот уж верно! Ну и бойкий же у тебя язык, арфист! Хорошо сказано! Отец будет по полу кататься от смеха, когда услышит!
Робинтон улыбнулся в ответ, хотя представить себе величественного лорда Грогеллана, катающегося от смеха по полу, было выше его сил. Но, по правде говоря, он очень рад был, что их вмешательство завершилось столь успешно.
Глава 12
Надо сказать, что по пути к Тиллек-холду Робинтону смертельно надоело слушать, как Грож пересказывает историю об их скромном опыте судейства. Тот повторял ее в каждом холде, где они только останавливались. Лорд Мелонгель облегченно вздохнул, услышав, что с распрей покончено, — и очень обрадовался, получив в свое распоряжение юного Робинтона, особенно после того, как подмастерье столь успешно продемонстрировал свое умение воздействовать на людей. Робинтон решил тогда, что обязан рассказать, какие обстоятельства вынудили его покинуть Бенден-холд.
— Ничего, молодому Райду еще многому предстоит научиться, — сказал Мелонгель, выслушав чистосердечное признание Робинтона. — Что ж, он потерял, а Тиллек приобрел. Пойдем, я познакомлю тебя с моей леди и со всем нашим многообещающим выводком. Мастер Миннарден сейчас отсутствует — выполняет по моей просьбе работу третейского судьи, так что о своих обязанностях ты узнаешь попозже. Да, сразу хочу тебя предупредить: я предпочитаю каждые три-четыре Оборота менять подмастерьев, так что, когда придет твой черед, не думай, что ты в чем-то виноват.
Робинтон улыбнулся. Ему нравилось, как ведет себя Мелонгель. Это было приятной неожиданностью — и после первых двух лордов, которым он служил (и которые были намного старше его), и после нравоучительности Райда. Мелонгель же находился в самом расцвете сил: деятельный, энергичный, крепкий — вот только ростом он уступал своему новому арфисту. Каким-то непостижимым образом у него хватало времени и справляться со всеми своими обязанностями, и время от времени выходить с рыболовным флотом в море. Поскольку в Тиллеке размещался не только цех рыбаков, но и крупнейшая верфь западного побережья (они приносили Тиллеку большую часть доходов), Мелонгель разбирался в этих делах не хуже, чем в сельском хозяйстве и лесоводстве. Он даже прошел подготовку капитана судна, хотя сам так никогда и не водил корабли. Во время плавания в Нерат Мелонгель познакомился с дочерью владельца крупного холда, женился на ней и увез к себе. Робинтон сам слыхал, как Мелонгель говорит, что это путешествие оказалось самым прибыльным за всю его жизнь.
Мастер Миннарден вернулся через два дня и приветствовал своего подмастерья чрезвычайно экспансивно, тут же ударившись в воспоминания о былых днях, проведенных в цехе арфистов, и о дуэтах, которые он пел вместе с мастером голоса Мерелан. Робинтон затаил дыхание, но мастер Миннарден все-таки не поставил его в неловкое положение и обошелся без рассказов о его детстве в присутствии других подмастерьев.
— Я помню, ты с величайшим терпением занимался с отстающими. У меня здесь есть несколько. Может, тебе удастся их подтянуть? С одним, правда, может и не получиться. Но если у тебя выйдет хоть что-нибудь, я и его родители будем тебе очень благодарны.
Робинтон пробормотал нечто невнятно вежливое.
— А в виде возмещения за эту не самую приятную задачу я предлагаю тебе вести занятия с хором холда. Мне в последнее время слишком часто приходится выступать в роли посредника, и я не успеваю уделить певцам столько внимания, сколько нужно для стабильных успехов. И на тебя еще ляжет часть дежурств на барабанной вышке.
При этих словах Миннарден скривился. Для большинства арфистов, которые по природе своей были людьми общительными, долгие часы вынужденного безделья были сущим наказанием.
— Если ты отыщешь в холде пару ребят, пригодных на роль барабанщиков, я буду тебе чрезвычайно признателен. Тем меньше придется сидеть на вышке нам самим. У меня у самого времени не хватает, да и Мумолон с Айфором этим не занимались, так что список подходящих кандидатур тебе придется взять у здешнего барабанщика.
Робинтон не возражал. У него было определенное преимущество в этой области: он вырос в цехе арфистов и научился разбирать барабанные сообщения задолго до того, как официально прошел курс обучения.
— Ну, и обычные вечерние увеселения — но этим мы занимаемся поочередно.
Мастер Миннарден вопросительно посмотрел на Робинтона.
— Ты привез с собой новые песни?
Робинтон улыбнулся и кивнул. Миннарден облегченно вздохнул.
— И Мумолон, и Айфор — хорошие арфисты и прекрасные учителя, но песню они не сложат, даже если одному дать музыку, а другому слова. У тебя к этому особый дар… и нечего тут строить из себя скромника!
Робинтон рассмеялся.
— Ты хорошо устроился?
Робинтон с признательностью поклонился. Он получил комнату с окном, выходящим на восток, маленькую, но зато отдельную и расположенную рядом с купальней.
— Тебе что-нибудь нужно?
Робинтон покачал головой.
— Ну и хорошо. Тиллек меньше похож на муравейник, чем большинство крупных холдов. Это потому, что в здешних скалах было мало пещер, и местные жители приспособились строить дома из камня — крепкие, способные защитить от Нитей.
Робинтон внимательно взглянул на мастера. Впервые при нем кто-то упомянул в разговоре Нити.
— Хм. Да, арфист, я верю, что нам еще предстоит новая встреча с Нитями, — очень серьезно произнес Миннарден. — Я много работал с архивами и знаю: многие считают, что Перн распростился с Нитями навсегда. Они ошибаются. А ты со мной согласен? Надо сказать, тех, кто со мной согласен, немного; даже Мелонгель в это не верит, хотя он — человек начитанный.
— Я говорил с драконами. И у меня есть друзья в Вейре… — нерешительно сознался Робинтон. Хотя… Чего он боится? Раз Миннарден верит в возвращение Нитей, он наверняка не станет возражать против дружбы Робинтона со всадником.
— Храни эту дружбу. Дорожи ею, — сказал Миннарден. Потом он слегка склонил голову набок. — Потому-то молодой лорд Райд и отослал тебя?
Робинтон неловко заерзал в кресле, и Миннарден вскинул руку.
— Я знаю, знаю. Но если ты во что-то веришь — хоть во что-то! — береги свою веру. Ну, а теперь, — произнес он, вставая, — раз у тебя нет никаких вопросов касательно твоего размещения, должен сказать: я предпочитаю, чтобы мои арфисты разговаривали со мной, а не жаловались друг дружке. Да, и последнее. Поскольку главный источник доходов Тиллека — рыбная ловля, постарайся по мере сил как можно лучше изучить здешний образ жизни. Это тебе не помешает. Даже у корпуса корабля две стороны.
У Робинтона вырвался стон. Да когда ж ему перестанут напоминать об этой фразе! Но все-таки он, собравшись с силами, улыбнулся Миннардену. А того приключение нового подмастерья явно порадовало.
Миннарден снял с полки тяжелую книгу в кожаном переплете и вручил ее Робинтону.
— Если ты еще не выучил Хартию наизусть, самое время этим заняться. И изучи на примерах наиболее распространенные случаи ее нарушения. — Миннарден усмехнулся. — Эта сторона нашей профессии иногда бывает чрезвычайно любопытной… — Он умолк ненадолго и вздохнул. — А с другой стороны, она способна просто довести до бешенства, ибо приходится иметь дело с самыми тупыми, самыми непослушными, умственно неполноценными недорослями,
* * *
Средние дети Мелонгеля — всего детей у лорда было девять — пели с той группой хора, с которой занимался Робинтон. Живые, смышленые и любопытные подростки — двое мальчишек и девочка — проявляли такие способности к музыке, что их вполне могли бы принять учениками в цех арфистов. Старшим из них — всего на один Оборот младше Робинтона — был Отерел, длинноногий нескладный парень, страдающий из-за юношеской худобы. Отерел с радостью разделил с Грожем и свою комнату, и свои обязанности: ему уже приходилось исполнять работу управляющего, а с помощником и работать, и учиться было легче.
А еще в хоре пела Касия, младшая сестра Юваны, леди Тиллекской…
При первой же их встрече Робинтон ощутил, как его влечет к этой очаровательной девушке. В прошлом Обороте Касия потеряла своего возлюбленного: он погиб, попав в шторм неподалеку от побережья Нерата, за полмесяца до свадьбы. Родители отправили ее к Юване в надежде, что перемена обстановки поможет ей справиться с горем. Это было первым, что привлекло внимание Робинтона: некая аура печали, окутывавшая девушку. Прекрасные глаза Касии, зеленые, словно море, всегда были полны грусти. И лишь изредка лицо ее на миг озаряла дрожащая улыбка. Но Касия была девушкой доброй, всегда готовой помочь окружающим, и прекрасно понимала переживания своих младших племянников и племянниц. Они бежали со всеми своими несчастьями не только к матери, но и к Касии. Касия все схватывала на лету и способна была сложить цельную картинку по мельчайшим обрывкам информации.
— Просто у меня такая память, — сказала Касия, слегка пожав плечами, когда Робинтон поинтересовался, не знает ли она слова старой учебной Баллады — одной из тех, которые решили вновь включить в программу.
Оказалось, что Касия действительно ее помнит, слово в слово.
— Я сама не знаю, почему помню эту Балладу. Но если тебе нужно, можешь найти ее в библиотеке — справа, на второй полке сверху.
И действительно, Баллада обнаружилась именно там, и Касия радостно улыбнулась — то был один из тех редких моментов, когда ее печаль ненадолго развеивалась. И Робинтону захотелось, чтобы тень навсегда покинула Касию, и он решил, что приложит для этого все усилия. Правда, вскорости он обнаружил, что те же самые чувства испытывают и другие юноши в холде, включая его собратьев-подмастерьев.
Робинтону в ту пору сравнялось всего лишь двадцать Оборотов, и он старательно скрывал этот факт; выглядел он старше своего возраста и имел за плечами уже пять Оборотов самостоятельной работы. Ни Мумолон, ни Айфор не знали, что Робинтон сменил стол и стал подмастерьем, когда ему было всего пятнадцать. Это знал Миннарден и, возможно, Мелонгель, но им молодость Робинтона не мешала поручать ему сложные задания. Особенно после того случая со стеной. А если Айфор и Мумолон о чем-то и догадывались, им было все равно. С работой Робинтон справлялся так, что не придерешься.
Касия была на несколько Оборотов старше его, но выглядела младше — вернее, выглядела
бы, освободившись от всегдашней печали. Разница в возрасте и скорбь Кассии по погибшему жениху заставляли Робинтона колебаться: он не понимал, встречают ли отклик его внезапно вспыхнувшие пылкие чувства. Повседневные обязанности часто сводили их вместе — хотя бы в этом Робинтон был счастливее всех своих соперников.
Так что Робинтон довольствовался тем, что мог наслаждаться обществом Касии, ее чувством юмора, ее доброжелательностью. Они часто состязались в познаниях и, временами, в песнях. Касия получила великолепную музыкальную подготовку: у нее было приятное, хотя и не сильное сопрано, и еще она играла на скрипке и на дудочке. Девушка с завистью поглядывала на арфу Робинтона; сама она на арфе играла не слишком хорошо, и своего инструмента у нее не было. Потому Робинтон решил непременно сделать для нее арфу, как только у него появится хоть немного времени. В порт Тиллека древесину привозили в изобилии — из нее делали корпуса кораблей. Робинтон договорился с местным мастером цеха плотников, искусным резчиком. Звали его Марлифин, и он с радостью подыскал для Робинтона хорошо выдержанный кусок дерева. В холде Тиллек имелись прекрасно оборудованные мастерские, так что все необходимое для осуществления замысла у Робинтона было. Он попросил Марлифина вырезать на передней части арфы узор из цветов. Касия любила цветы. Сам Робинтон не справился бы с такой тонкой работой. Ему не хотелось понапрасну портить материал. Создание действительно хорошего инструмента требовало много времени и усилий. После нескольких неудачных попыток, подаривших Робинтону несколько порезов, ему удалось вырезать изящную, гармоничную деку и шейку, на которой должны были крепиться колки… конечно, когда он дойдет до колков.
Кроме того, Робинтон последовал совету Миннардена и постарался побольше разузнать о жизни рыболовецкого холда. Он заслужил расположение Мелонгеля — а через него и Касии, — когда вызвался отправиться в море с капитаном Гостолом, с которым некогда встречался в Доме арфистов. Касия тоже отправилась в это плавание в качестве кока и компаньонки для дочери Гостола, Весны. Экипаж «Северной девы», корабля длиной с золотую королеву, состоял из четырнадцати человек. Из них еще двое, помимо Касии и Весны, принадлежали к слабому полу. Женщины-матросы удивили Робинтона. В цехе арфистов он привык, что женщины могут быть музыкантами и композиторами, но ему и в голову не приходило, что в других цехах женщины тоже могут занимать важные, ответственные должности. Это было тем удивительнее, что работа моряка очень тяжела. В плавании Робинтон узнал это на собственном опыте. К счастью, прежнее везение осталось при нем, и он не страдал от морской болезни. Он помогал забрасывать и вытягивать неводы, потрошил рыбу, смеялся, обнаружив, что весь покрыт запекшейся кровью и слизью, — и терпел вонь до тех пор, пока не справлялся с работой и не получал возможность переодеться. Стоять на вахте ему не доверяли, зато Робинтон частенько отправлялся на камбуз и подогревал для вахтенных суп и кла.
Конечно же, место Касии было на камбузе — хотя она тоже участвовала в разделке и засолке выловленной рыбы. А потому у молодых людей часто находилось время на разговоры. Робинтон призывал на помощь всю свою проницательность и веселость, вспоминал самые забавные истории, лишь бы развеять печаль, по-прежнему таившуюся во взгляде девушки. А по вечерам или когда корабль шел от одного места лова к другому Робинтон устраивался поближе к Касии, и они коротали время за пением. Он старался, чтобы его баритон и ее сопрано гармонично сливались в дуэт. А еще он выучил несколько рабочих песен, которые любили тиллекские рыбаки.
Самым ярким впечатлением той недели стала для Робинтона встреча с корабельными рыбами, любившими, как сказал капитан Гостол, сопровождать рыболовецкие суда.
— Это старина Шрам, — сказал капитан, указывая на одну из рыб. И действительно, на носу рыбы, напоминавшем формой бутылку, можно было разглядеть шрам. — Где-то он им обзавелся?
— А что, они поют? — поинтересовался Робинтон, заслышав звуки, раздававшиеся, когда корабельные рыбы выпрыгивали из воды.
— Нет, этот звук получается сам собою, когда воздух проходит у них через дыхало, — сказал Гостол. — Хотя я знаю случаи, когда эти рыбы спасали людей, выпавших за борт.
Он помолчал, потом кивком указал на середину палубы.
— Шторм тогда выдался слишком сильный, и спасти парня не было никакой возможности. Жалость какая! Хороший рыбак. Славная девушка. Нельзя, чтобы она так долго чахла от горя, а?
Капитан искоса взглянул на Робинтона, и на загрубелом лице моряка заиграла лукавая улыбка. Робинтон рассмеялся.
— Если учесть, сколько парней так и вьются вокруг нее, вопрос только в одном: на кого она изволит указать пальцем!
— Ты так думаешь?
Потом Гостол вновь указал на стаю корабельных рыб.
— О, а вон у той опять малыш. Вон у той, с пестрым рылом. Видишь?
Рыба, на которую указывал капитан, взлетела над водой и издала странный, скрипучий звук; казалось, будто она понимает, что люди ею восхищаются, и обращается к ним. Малыш, доросший лишь до половины размеров мамы, изо всех сил старался от нее не отстать.
— А что, они постоянно держатся в определенном районе моря?
— Думаю, да. Но мы их узнаем — это точно. — Капитан вздохнул, чего обычно за ним не водилось. — Приятно на них посмотреть. Иногда… — сказал он, положив руку на поручни. — Иногда мне кажется, они что-то вроде… — Гостол изобразил рукой нечто неопределенное. — Кажется, будто они ведут нас, а мы за ними следуем, потому что они знают, где больше всего рыбы.
— Что, правда?
Робинтон тоже оперся об поручни, словно желая придвинуться поближе к прыгающим корабельным рыбам; а те продолжали скрипеть и квакать, как будто старались что-то ему сказать — а он не мог их понять…
— Они приносят удачу — это точно. Это всякий рыбак скажет. Им всегда отдают часть улова.
Капитан резко выпрямился, вглядываясь в воду.
— Внимание! Мы плывем прямо на косяк краснорыбин! Хорошая еда — краснорыба. И для засолки хороша.
Он принялся выкрикивать распоряжения команде, готовившейся забросить сети.
Робинтон и сам уже увидел справа по борту большой косяк рыбы. Лоснящиеся, плотные тела длиной с его предплечье, шкура в серых полосах, тупые морды, выпученные глаза… Робинтону никогда еще не приходилось видеть такую прорву рыбы. Нет, конечно же, он рыбачил в детстве, в холде Пири — но чтобы столько рыб сразу, в одном месте!.. Как они двигаются, не сталкиваясь? Есть ли у них вожак, как у стадных животных? Или их ведет какой-то инстинкт наподобие драконьего — ведь драконы никогда не сталкиваются друг с другом, даже выходя из Промежутка строем? Это зрелище просто очаровало его.
