— Конечно, иди, не волнуйся, — с готовностью заверил его Зенор.
      Киндану пришлось тщательно отмыть кастрюлю, чтобы не осталось ни единой крошки пригоревшей ко дну каши, и лишь после этого он заварил новую порцию. Он понимал, что много овса уйдет впустую, но хотел быть уверенным, что овсянка будет наготове, когда бы ни начал вылупляться птенец стража. Это было крайне важно. Новорожденный начинает питаться, как только выходит из яйца.
      На утро третьего дня беспокойный сон Киндана был прерван громким шумом. Он мгновение посидел в растерянности, а потом открыл створку светильника и осторожно убрал солому с яйца. Почти точно по середине скорлупы прошла большая трещина. Киндан положил на яйцо руку и почувствовал, как изнутри что-то ударило его в ладонь. Он погладил яйцо.
      — Давай-ка я принесу тебе овсянки, — сказал он вслух, торопливо выпутываясь из мехового одеяла, и, как был босиком, кинулся в находившийся, к счастью, неподалеку холд арфиста.
      Там он взял ведро свежей крови, простоявшей в леднике, подтащил к устью духовки, аккуратно влил в кашу изрядную порцию и размешал ложкой. Он очень старался не разбудить арфиста, но Зист всё равно услышал его возню и, кутаясь в одеяло, вошел в кухню.
      — Вылупился? — спросил он, протирая заспанные глаза и отбросив пятерней волосы назад.
      — Одна большая трещина через всю скорлупу, прямо посередине, — выпалил Киндан.
      Он поспешно вернулся с горшком в сарай. Арфист явился почти сразу же после него.
      Киндан не забыл об обещании, данном Зенору, но никак не мог решиться покинуть сарай. А уж о том, чтобы нахально попросить мастера Зиста разбудить его друга, и подумать было страшно.
      Трещина сделалась шире, и в соломе уже лежал отколовшийся кусок скорлупы.
      — Я уверен, что страж порога от рождения обладает повышенной чувствительностью к свету, — заметил Зист и, прикрыв створки светильника, повернул его к стене, чтобы не ослепить существо в первый же миг его пребывания в большом мире.
      Яйцо закачалось, Киндан запоздало задумался, не стоит ли убрать его с кирпичей. Вдруг они слишком горячи для только что вылупившегося птенца? Он подумал и расстелил около яйца, как ковер, свое меховое одеяло.
      Яйцо еще раз качнулось, и скорлупа развалилась на две половины. Птенец пошатнулся, шагнул вперед, наступил себе на ногу и зарылся носом в мех.
      Киндан ободряюще зачирикал, протянул руку и прикоснулся к новорожденному стражу порога. Птенец с усилием поднял голову, открыл рот и пронзительно пискнул.
      — Корми его! — резко напомнил Зист.
      Киндан поспешно сунул руку в горшок с кашей — не горячая, не холодная, а в самый раз, — и предложил еду стражу порога. Вернее, положил комок каши на язык новорожденного птенца. Тот немедленно проглотил и раскрыл рот, требуя еще.
      На этот раз Киндан воспользовался ложкой. Глядя, как только что вылупившийся птенец жадно заглатывает овсянку, можно было подумать, что он ее просто вдыхает, — мальчик сразу понял, каким образом жадный малыш может подавиться насмерть куском мяса.
      Он кормил птенца до тех пор, пока кастрюля не опустела. Страж порога недовольно вскинул голову, будто удивляясь тому, что поток пищи вдруг иссяк.
      — Я сейчас приготовлю еще, — сказал Зист и вышел из сарая.
      Киндан, ласково напевая, гладил птенца. В тусклом свете он всё же разглядел, что страж порога оказался зеленым. Значит, это самка. Желая убедиться, он осторожно осмотрел птенца и удостоверился, что всё положенное женскому полу на месте. Да, в сложении птенца не было изъянов; это была прекрасная маленькая самочка.
      Он нежно расправил еще сморщенные крылышки, чтобы убедиться, что и с ними всё в порядке, погладил надглазные дуги и почесал уши. Страж порога бодал Киндана лбом, требовательно верещал и пытался беззубым ртом ухватить его пальцы. Киндан припоминал, что у стражей порога зубы режутся так же, как и у человеческих младенцев, что они испытывают такую же боль и так же страдают. Он мысленно взял на заметку раздобыть свежего бальзама из холодилки или немного очищенного спирта, которым человеческие матери пользуются, чтобы ослабить болезненные ощущения у своих младенцев. Было ясно, что далеко не каждая мать разглядит в крохотном страже порога хоть что-то привлекательное. Действительно: голова, похожая на изуродованную голову дракона, куцые крылышки, словно обрезки драконьих... Именно такой и была эта малышка, которая часто мигала, пока Киндан не закрыл створки светильника почти полностью, оставив лишь тоненький лучик света. После этого птенец — Киндан решил, что будет называть ее стражницей — довольно замурлыкал.
      В сарай, осторожно ступая, вошел мастер Зист, держа на вытянутых руках кастрюлю с кашей. Учуяв пищу, птенец издал звук, похожий на рычанье, и заковылял навстречу арфисту. К счастью, Киндан успел подхватить кастрюлю, взять ложку и сунуть кашу в открытый рот стража порога.
      Почувствовав, что ложка скребет дно кастрюли, он уже сам попросил мастера Зиста приготовить новую порцию. И лишь когда Зист удалился, Киндан сообразил, что с его стороны было в высшей степени неприлично отправлять мастера с поручениями.
      Но когда же это существо наестся? Живот малышки уже заметно округлился, но она снова и снова раскрывала рот и даже толкала Киндана в бок, когда ей казалось, что он не торопится положить ей в рот очередную ложку каши с кровью. И всё же наступил момент, когда она громко рыгнула — в сарае запахло кислым, добрела по соломе до места, которое показалось ей самым удобным, свернулась, положила голову на передние лапы и заснула, громко засопев.
      Зист устало поднялся на ноги и в который раз пригладил рукой всклокоченные волосы.
      — Пойду оденусь должным образом и объявлю о появлении на свет... — Он посмотрел сверху вниз на Киндана, который снова улегся на солому. — Она назвала тебе свое имя?
      Киндан помотал головой:
      — Я и не спрашивал.
      — Но ведь они достаточно близки к драконам, чтобы знать свое собственное имя?
      Киндан опять помотал головой.
      — Я не знаю. Как бы мне хотелось, чтобы мы знали о стражах порога хоть немного больше!
      — Но, по крайней мере, это самец или самка? Хотя, думаю, это не имеет особого значения.
      — Он зеленый. Цвета у них такие же, как и у драконов, значит, это не он, а она, девочка.
      — В таком случае, я сообщу об этом Наталону. — Арфист с наслаждением потянулся, а потом наклонился и взъерошил волосы Киндана. — Ты большой молодец, парень. На самом деле молодец.
      Мастер Зист ушел, а Киндан устало поднялся, взял «благоухающую» кастрюлю из-под овсянки и потащился в дом, чтобы вымыть ее в теплой воде. Потом он поставил вариться новую порцию; он не имел никакого представления о том, как долго птенец будет чувствовать себя сытым после первого кормления. Когда вода в кастрюле закипела, он переставил ее на слабый огонь, вернулся в сарай, опустился на солому и стал ждать новых событий.
      Он проснулся, услышав негромкий голос Зиста и довольное бормотание Наталона.
      — И что, ты не имеешь даже представления о том, как ее могут звать? — спросил Наталон, увидев, что мальчик открыл глаза и сел.
      — Она не сказала... она была слишком занята, лопала в три горла. А когда она проснется, я должен дать ей свою кровь, — сказал Киндан, ощутив конвульсивную дрожь.
      — А это важно? — спросил Зист, тоже слегка вздрогнув.
      — Именно так стражи порога узнают, кого должны слушаться. И даже если это просто традиция... я уже убедился, что традиции — это не пустой звон.
      Зист протянул руку.
      — У тебя есть поясной нож? Я наточу его. С острым ножом порез не такой болезненный.
      — А я пока что оставлю вас, — сказал Наталон, с сочувственным видом махнул рукой Киндану и ушел.
      Киндан, негромко пробормотав слова благодарности, отстегнул от пояса нож и вручил его арфисту. Вдруг страшно захотелось попросить наставника сделать ему надрез, потому что он не был уверен, что у него хватит смелости до крови полоснуть по собственной руке...
      Когда Зист вышел из сарая, его снова охватила дрожь. Оставшись без дела, Киндан отыскал на соломе самое теплое место... и вдруг вспомнил, что так и не сообщил Зенору о рождении птенца. Его друг теперь уже поднялся из шахты после смены и, возможно, еще не лег спать.
      Когда Киндан постучал в окно, Зенор действительно еще не спал, но зевота прямо-таки раздирала ему рот.
      — Когда скорлупа треснула, ты был на смене, — извиняющимся тоном сказал Киндан.
      Зенор что-то пробормотал себе под нос, но поспешно напялил куртку и присоединился к Киндану.
      — Ты вообще-то не так уж много пропустил. Я проснулся, когда яйцо треснуло в первый раз — прошла одна-единственная большая трещина, — а потом оно раскололось на две части. Она зеленая, значит, девочка.
      — А ты этого хотел?
      — Я хотел получить живого, здорового стража порога... и я думаю, что девочка будет ничуть не хуже мальчика. Скорлупа и осколки, как же она жрет!
      Зенор усмехнулся.
      — Моя мать говорит, что сестры едят куда больше, чем я, — веско заметил он.
      — Пойдем! — Киндан дернул друга за рукав. — Я не знаю, сколько времени она может проспать между кормежками, а ведь мне еще нужно дать ей свою кровь.
      Они подошли к знакомому сараю. Зенор двигался осторожно, не скрывая почтительного ожидания. Войдя внутрь, он осмотрелся.
      — И где же она?
      На звук его голоса из соломы поднялась голова с огромными мигающими глазами.
      — Она не такая большая, как я думал, — прошептал он.
      — Ничего, достаточно большая, чтобы иметь аппетит девяти драконов, — горделиво ответил Киндан. Проснувшийся птенец ковылял к Киндану, путаясь в соломе, и издавал звуки, которые мальчик истолковал как требование еды.
      — Я сейчас вернусь, — сказал он, издав щебечущую трель, которая, как он надеялся, должна была немного успокоить стража порога.
      Когда он вбежал в холд, мастер Зист как раз отложил в сторону точильный брусок; лезвие ножа ярко сверкало в солнечном свете. Киндан сглотнул комок, подступивший к горлу при мысли о том, как он разрежет этим лезвием свою собственную руку, и помешал кипящую овсянку.
      — Опять проголодалась? — спросил Зист.
      — Мне нужно будет дать ей свою кровь. Вы не могли бы сейчас пойти со мной? — спросил Киндан. — А потом приготовить еще порцию?
      — А в ведре хватит крови на целую порцию?
      — Наверно, хватит. А когда она снова заснет, я принесу еще.
      Арфист вошел вместе с ним в сарай и первым поздоровался с Зенором, который так и не сдвинулся с места, где оставил его Киндан. Новорожденный птенец пытался подняться на ножки, голодное чириканье звучало всё громче и настойчивее.
      Киндан поставил на пол кастрюлю и повернулся к Зисту, протянув вперед правую руку. Он указал на старый шрам, едва видимый в тусклом освещении.
      — Здесь, пожалуйста.
      Арфист крепко сжал кисть руки мальчика, а тот отвернулся, чтобы не видеть, как острый нож разрежет ему руку.
      Никто из них даже не представлял, как быстро отреагирует только что вылупившийся птенец. Едва лишь острая боль, от которой начала кружиться голова, успела пронзить руку Киндана, как влажный язык принялся слизывать кровь с его ладони. Птенец даже не дождался, пока мастер Зист выпустит руку мальчика. Счастливо воркуя, страж порога сосал кровь из раны.
      — Может быть, достаточно? — спросил через некоторое время Зист.
      Киндан решил, что более чем достаточно. Тонкий разрез болел. Мальчик отнял руку и ловко сунул в рот дернувшегося вслед за рукой стража порога ложку овсянки. Уловка удалась: малышка тут же забыла о продолжавшей кровоточить ране Киндана и жадно проглотила свежую овсянку с кровью.
      — Знаешь, Зенор, забинтуй-ка приятелю руку, пока его питомица не успела его изувечить, — сказал Зист, передавая Зенору моток предусмотрительно взятого с собой бинта.
      Киндан, научившийся, как положено музыканту, одинаково владеть обеими руками, без труда кормил малышку левой рукой, пока Зенор бинтовал ему правую.
      — Потом нужно будет намазать холодилкой и заживляющим бальзамом, — сказал Зист. — Я даже и не представлял себе, что новорожденный птенец может быть настолько прожорливым. — Киндан был с ним полностью согласен.
      — Жаль, что мы знаем о них так мало. — Зенор удивленно взглянул на друга:
      — Ты хочешь сказать, что не знаешь... — Киндан приложил палец к губам.
      — Только ни слова Наталону, Зенор, — умоляюще попросил он. Потом переглянулся с мастером Зистом и добавил с уверенностью, которой вовсе не чувствовал: — Не сомневайся, когда придет время, я точно разберусь, что к чему.
      — Можешь быть уверен, я помогу тебе всем, что в моих силах, — решительно пообещал Зенор.
      Киндан улыбнулся в ответ.
      — И я, — добавил мастер Зист. — Но сначала я принесу сюда твои вещи.
      Киндан удивленно поднял брови:
      — Мои вещи? — Мастер Зист кивнул.
      — Да. Теперь ты будешь ночевать здесь. И тебе, конечно, понадобится кое-что из вещей.
      — Здесь?
      Киндан обвел взглядом сарай. Он был выстроен отнюдь не для тепла; Даск, как и положено стражам порога, имел толстую шкуру, в которой ему было хорошо при любой погоде. Пожалуй, холод нравился ему даже больше, чем тепло.
      — Ты должен находиться рядом со стражем порога, — заявил мастер Зист и добавил, понизив голос: — Кое-кто у нас совсем не расстроится, если с ним случится что-нибудь нехорошее.
      Зенор и Киндан как по команде взглянули в ту сторону, где на расстоянии не больше длины дракона находился дом Тарика. Киндан глубоко вздохнул.
      — Но...
      — Я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь регулярно навещал тебя и узнавал, нужна ли стражу порога еда, — сказал мастер Зист.
      — Но...
      — Я понимаю, что тебе будет трудно, — продолжал арфист, — но ты сделал выбор, когда согласился растить только что вылупившегося птенца.
      Киндан проглотил просившиеся на язык возражения и мрачно кивнул.
      — Ну, конечно, раз уж я свил себе гнездо и отложил туда яйцо, то теперь пора в него залезть.
      Мастер Зист от души расхохотался, заглушив более сдержанный смех Зенора.
      — Отлично, парень! Просто отлично!
      — Я мог бы после смены сидеть здесь с тобой некоторое время, — предложил Зенор.
      — Спасибо, — ответил Киндан, покачав головой. — Но я не могу просить, чтобы ты тратил на нас слишком много времени. У тебя есть своя собственная работа и...
      — С этим не будет никаких проблем, — решил Зенор. — Особенно, если ты намекнешь горняку Наталону, что тебе нужна моя помощь.
      Уже к концу первой семидневки Киндан почувствовал, что сил у него не осталось вовсе. Ему постоянно приходилось отбиваться от визитов детей кемпа, горняков и, самое главное, от нападок Тарика, который всячески подчеркивал свою неприязнь к стражу порога.
      — Эта тварь обожрет нас без всякого проку, — изрек он, впервые взглянув на новорожденную. И добавил чуть погодя: — И сколько же нам придется ждать, прежде чем оно сможет спуститься в шахту?
      — Когда-то еще эта уродина хоть немного подрастет!.. — ядовито заметил он при следующем посещении. — Сейчас-то от нее толку никакого, так ведь?
      — Сколько же, в самом деле, Наталон отвалил угля за этот мешок костей? — Придиркам не было конца.
      Ненависть Киндана к дяде главного горняка усиливалась с каждым посещением, с каждым новым оскорбительным высказыванием. Он обнаружил, что не решается оставить стража порога без присмотра, и не только из боязни какой-нибудь пакости, которую вполне мог устроить Тарик, но и из опасения, что страж порога сам натворит что-нибудь от страха. Бедняжка однажды чуть не укусила Зенора, когда тот пришел рано утром и слишком резко отбросил в сторону тяжелую занавеску, подвешенную перед дверью, чтобы защищать нежные глаза стража порога от дневного света.
      Киндан с каждым днем всё больше и больше выматывался и не раз спрашивал себя, удастся ли ему дожить до того времени, когда у малышки кончатся частые и неудержимые приступы голода.
      Дни тянулись невыносимо медленно. С каждым днем глаза Киндана делались всё краснее и краснее, а ему самому всё труднее становилось не взрываться яростью в ответ на самый дружелюбный комментарий, и даже в отношениях с арфистом ему еле-еле удавалось сохранять вежливый тон. Он проникся глубочайшим уважением к Зенору и теперь недоумевал, как мог когда-то быть настолько глупым, чтобы не понимать друга, жаловавшегося, что не высыпается из-за возни с младшими сестренками.
      Однажды под утро — уже подходила к концу вторая семидневка — Киндан проснулся с тяжелой головой. Что-то было не так. Он всмотрелся в темноту.
      В сарае кто-то был.
      — Ах, ты проснулся, — сказал голос. — Самое время. Мне кажется, она проголодалась. Почему бы тебе не пойти и не приготовить ей завтрак? А я тем временем побуду здесь.
      — Нуэлла? — удивленно воскликнул Киндан.
      — Кто же еще? — ответила девочка. — Ну давай иди. Она волнуется. Ах, какая миленькая!
      Киндан выскочил из сарая и помчался в холд арфиста. Еще было темно, хотя на горизонте уже зажглась полоска зари. Он прошел на кухню, разжег огонь и поставил готовую овсянку греться.
      — Кто там? — раздраженно спросил из комнаты мастер Зист.
      — Это я, Киндан. Готовлю завтрак для стража порога.
      — А-а... — Киндан услышал, как арфист что-то с грохотом ронял в своей спальне, разыскивая в темноте одежду и обувь. — Минуточку, минуточку! А кто же остался со стражем порога?
      — Нуэлла, — коротко ответил Киндан.
      — А-а... — снова протянул арфист; было ясно, что он толком не проснулся. — Это хорошо.
      Киндан усмехнулся и полез в кухонный шкаф, где лежала кора кла.
      — Я сварю немного кла! — крикнул он арфисту.
      — Отличная идея, — прогремел мастер Зист. Почти сразу он появился на пороге кухни, но вдруг застыл на месте и заморгал. — Ты сказал, что со стражем порога осталась Нуэлла?
      Киндан кивнул.
      — М-м-м. Это нехорошо. А если что-то случится?
      — Она всегда сумеет скрыться в тени, — успокоил арфиста Киндан.
      — Ну, а если ей придется поднять тревогу? — возразил мастер Зист.
      Киндан немного помолчал, выдумывая разные ответы, но в конце покачал головой.
      — Теперь я понимаю.
      — Я рад, что ты меня понимаешь, — раздраженно ответил арфист. — Сбегай к Име, возьми свежую кровь; овсянка уже почти готова.
      К тому времени, когда Има наконец-то принес из ледника большой кувшин с кровью, Киндан весь извелся. В Дом арфиста он возвращался так торопливо, что чуть не разлил кровь. Не успев перевести дух, он смешал кровь с кашей и всё так же бегом спустился к сараю стража порога.
      — Где ты пропадал? — недовольно спросила Нуэлла, когда он вошел внутрь. — Тебя не было целый Оборот.
      — Извини, — пропыхтел Киндан.
      — Ты так дышишь, можно продумать, будто ты бежал всю дорогу.
      — Так оно и было, — ответил Киндан, вываливая смесь в большую миску перед просыпающимся детенышем.
      Нуэлла сморщила нос.
      — Знаешь, просто не могу поверить, что такое очаровательное существо может есть такую ужасную пищу.
      — Очаровательное? — недоверчиво воскликнул Киндан.
      — Да, очаровательное, — решительно повторила Нуэлла. — Ты понимаешь, очарование видишь не глазами, а сердцем. — Она сделала паузу, давая Киндану возможность возразить, и, не дождавшись, вернулась к первоначальной теме: — А разве мясные обрезки не лучше?
      — Но мастер Ализа сказала...
      — Та, у которой ты получил яйцо, да? — спросила Нуэлла.
      — Да, — согласился Киндан.
      — А что ел страж порога твоего отца?
      — Э-э-э... — Киндан постарался сосредоточиться, — главным образом как раз мясные обрезки. Но Даск был намного старше, а она еще совсем маленькая.
      Нуэлла вскинула голову и ласково погладила мягкую шею стража порога, который уже приступил к еде.
      — М-м-м-м-м... — протянула она себе под нос и что-то негромко пропела.
      Детеныш отвлекся от еды, и девочка получила возможность окунуть в миску палец. Она внимательно обнюхала смесь из овсянки и крови, а потом, к величайшему удивлению Киндана, облизала палец. После этого немного посидела с задумчивым видом и решительно произнесла:
      — На твоем месте я всё-таки попробовала бы мясные обрезки и всё такое. Это сильно облегчило бы жизнь окружающим.
      — Да, наверно, попробовать было бы невредно, — согласился Киндан.
      — И как ты собираешься ее назвать? — нетерпеливо спросила Нуэлла.
      — Ну, я надеялся, что ее имя образуется само собой, — ответил Киндан.
      Нуэлла осторожно погладила обеими руками стража порога. Киндан был удивлен и немного смущен, поняв, что сам еще ни разу этого не делал.
      — Она красивая, — сказала Нуэлла. Киндан усмехнулся.
      — А как же!
      Страж порога представлял собой уродливую глыбу мускулов, туго обтянутую грубой кожей, словно чересчур тесной одежкой, а огромные глаза казались на голове детеныша еще больше — но эта стражница принадлежала ему, и он не продал бы ее ни за какие сокровища на свете.
      — И всё-таки, как ее зовут?
      — Я скажу тебе сегодня вечером, — пообещал Киндан. — Или в следующий раз, когда ты сюда придешь.
      Нуэлла кивнула.
      — Может быть, сегодня вечером не получится, но я посмотрю, что удастся сделать.
      Она поднялась и очень прямо прошла к занавеске, прикрывавшей дверь.
      — Солнце уже встало, — предупредил ее Киндан.
      — Именно поэтому я взяла одежду Далора, глупый, — ответила Нуэлла. — Помоги мне правильно надеть капюшон. Утро достаточно холодное, и никто не удивится тому, что я прячу голову.
      Киндан поднялся и помог ей накрыть капюшоном голову. Нуэлла убрала под одежду свои длинные волосы и потерла лицо руками, отчего на щеках сразу появились темные пятна.
      — Как я выгляжу? — спросила она.
      — Грязная, — ответил Киндан. Девочка нахмурилась.
      — Ты никак не сойдешь за Далора, если у тебя будет такой кислый вид, — пояснил Киндан. — К тому же тебе недолго удастся изображать из себя мальчишку.
      — Я знаю, — негромко сказала Нуэлла, расстроенно поджав губы. — Я слышала, как отец с матерью несколько вечеров подряд говорили о том, что со мною будет. Они думали, что я сплю.
      Она подняла голову и твердо взглянула Киндану в лицо, словно видела его. Наверное, она хотела сказать что-то еще, но тут снаружи послышались отдаленные голоса.
      — Тебе лучше уйти, — сказал Киндан. — Ты знаешь дорогу?
      Нуэлла фыркнула.
      — Киндан, я слепая, но совсем не дура.
      И прежде, чем Киндан успел пробормотать извинение, она проскользнула за занавеску и вышла навстречу свету восходящего солнца. Страж порога недовольно взвизгнул; Киндан вскочил и поспешно поправил занавеску.
      Когда его глаза снова привыкли к темноте, он вернулся на свой пост возле стража порога. Ненадолго насытившаяся зеленая малышка снова свернулась, но, перед тем как заснуть, она с видимым удовольствием положила голову на колени Киндана.
      Киндан, быстро соскучившийся без дела, решил измерить свою питомицу хотя бы при помощи собственных рук. Он насчитал около десяти пядей от носа до хвоста — это было чуть больше метра, — и три пяди роста в плечах. Он, улыбаясь, смотрел на лежавшую у него на коленях голову спящей малышки и ощущал себя исполненным гордости оттого, что она, казалось, так доверяла ему. К гордости, правда, примешивался страх.
      — Как же мы будем тебя называть? — вслух пробормотал он, погладив массивную голову.
      Маленький страж порога поднял голову и пристально поглядел прямо ему в лицо. Киндан ответил таким же внимательным взглядом, ощущая, что почти наяву слышит, как она говорит с ним. После долгого мгновения страж порога негромко промурлыкал и снова положил голову на колени мальчика.
      — Киск, — сказал Киндан.
      Страж порога открыл один глаз, немного повернул голову и снова закрыл глаз.
      — Тебя зовут Киск.
      Страж порога пошевелился во сне, вроде бы не обращая внимания на окружающее. Но Киндан чувствовал, что Киск приняла свое имя.
      Киск была просто счастлива, когда в следующий раз получила вместе с кашей мелко нарубленное мясо. Мастер Зист высказал опасение, что новая диета вводится слишком рано, но Киндан тщательнейшим образом удостоверился в том, что мясо нарублено очень мелко и что в нем нет ни костей, ни грубых хрящей. К тому же он чувствовал, насколько Киск понравилось новое блюдо. Она то и дело терлась головой о его ногу и издавала короткие звуки, похожие на мурлыканье.
      Был и еще один выигравший — Име теперь приходилось лишь готовить из субпродуктов рубленный фарш, а не заготавливать свежую кровь, которая могла потребоваться «в любое время дня или ночи». Растить стража порога на мясе оказалось куда легче, чем на требующей много возни и времени овсянке с кровью.
      Когда стражу порога исполнился месяц, Киндан поймал себя на мысли о том, что сомневается, хорошо ли мастер Ализа умеет растить молодых стражей — хотя, с другой стороны, предложение насчет овсянки с кровью могло быть и шуткой со стороны капризного «мастера стражей порога».
      Мастер Зист являлся в сарай, как только у него выдавалась свободная минута. Он требовал, чтобы Киндан изучил все песни о драконах, утверждая, что, поскольку драконы и стражи порога являются, в определенной степени, родственниками, знание песен о драконах обязательно поможет понять, как правильно растить и воспитывать стражей порога.
      — Но ведь песен о том, как выращивать драконов, очень мало, — сказал Киндан через несколько дней.
      Мастер Зист хмуро покачал головой.
      — Ты прав. В большинстве песен речь идет о борьбе с Нитями и о том, как правильно жевать огненный камень. — Он задумчиво почесал макушку. — И отдельные упоминания о том, как они растут...
      — И о том, как дракон делается слишком старым, чтобы сражаться, — добавил недавно присоединившийся к ним Зенор.
      — Но ведь у стражей порога всё должно происходить точно так же, верно? — спросила Нуэлла.
      У Нуэллы, Зенора и арфиста сложился обычай сразу же после окончания дневной смены собираться в сарае стража порога. Зенор заходил за арфистом, а потом они вместе с Кинданом окольными путями провожали до сарая Нуэллу, которая тщательно куталась, чтобы ее нельзя было узнать.
      — Вполне вероятно, — согласился Киндан.
      — Она будет расти полтора Оборота, — сказал мастер Зист.
      Киндан застонал.
      — Так долго! — воскликнул Зенор.
      — А скоро ты сможешь начать обучать ее? — спросила Нуэлла.
      — Я не знаю, — сознался Киндан.
      — Как бы то ни было, — твердо сказал мастер Зист, — она еще слишком молода, чтобы начинать обучение. Я уверен, что до тех пор должен пройти еще не один месяц.
      — Интересно, мне только кажется или она действительно по ночам спит меньше, чем днем? — спросил Зенор.
      — Так и должно быть, она же ночная, — заявила Нуэлла, прежде чем Киндан успел открыть рот.
      — Интересно, смогу ли я вывести ее ночью наружу, — сказал Киндан.
      Мастер Зист решительно покачал головой.
      — Еще рано. Я думаю, она сообщит, когда будет готова покинуть свое логовище.
      Нуэлла вскинула голову, будто задумчиво смотрела в потолок.
      — Тебе нужно надеть на нее ошейник с колокольчиками. Будет ужасно, если я просплю ее первый выход на прогулку.
      — А разве с нами случилось не так? — обратился к ней Зенор. — Я имею в виду: когда мы в первый раз встретились.
      Нуэлла озорно улыбнулась ему. На мне не было ошейника, но я действительно умудрилась выйти погулять.
      — Тебе повезло, что ты не наткнулась на Кристова, — заметил Киндан.
      Нуэлла покачала головой.
      — Я учуяла бы его запах, самое меньшее, за длину дракона: от него всегда пахнет ужасными духами, которые любит его мать. — Она нахмурилась пришедшей мысли. — Интересно, у Киск хорошее обоняние?
      Никто не решился ответить сразу.
      — Я думаю, мы скоро это узнаем, — ответил наконец мастер Зист. Он поднялся и потянулся. — Но не сегодня вечером. Нуэлла, тебе пора заниматься.
      — Может быть, позанимаемся здесь? — предложила она с надеждой.
      — Нет. Зенору нужно хоть немного поспать, — ответил арфист. — Я не могу просить, чтобы он остался здесь еще на несколько часов, пока не кончатся твои уроки, и проводил тебя домой.
      Зенор скорчил гримасу.
      — Мастер Зист прав. Матери всё равно нужна моя помощь, хотя Ренна уже подросла и может немножко приглядывать за самыми младшими.
      — Она теперь занимается тем же, чем и Киндан, да? — заметила Нуэлла.
      Мастер Зист предупреждающе откашлялся. Нуэлла, нахмурившись, обернулась на звук и опять обратилась к Киндану:
      — Но, знаешь ли, это всё-таки не то же самое, что делать всю старую работу и вдобавок заботиться о только что вылупившемся птенце.
      — Да, пожалуй, — мрачно согласился Киндан. — Но кажется, я только тем и занимаюсь, что забочусь о только что вылупившемся птенце.
      Зенор бросил на него взгляд, полный сочувствия.
      — Киндан, она вырастет так быстро, что ты и не заметишь. А потом ты сможешь помогать нам в шахте.
      Немного приободрив Киндана, они ушли. Мальчик свернулся на нагретом месте, а Киск прижалась к нему. Но спать она не пожелала. Она попискивала и повизгивала, дергалась и толкалась, так что Киндан решил отодвинуться от нее. Но не тут-то было. Киск снова прижалась к нему, и всё началось сначала.
      Киндан всё же сумел задремать, но сразу же почувствовал, как теплый язык облизал ему щеку. Он с трудом разлепил один глаз и увидел, что Киск лежит рядом с ним, приподняв голову и глядя ему в лицо. Он пропел успокаивающий звук и снова попытался заснуть.
      В то же мгновение ему облизали вторую щеку. Он открыл оба глаза. Киск смотрела на него сверху вниз. Она беспрерывно щебетала, а потом высунула язык и облизала ему подбородок.
      — Эй! Перестань! — сердито выкрикнул Киндан. Киск сразу же отскочила от него и принялась печально пощелкивать.
      — Я устал, пора спать! Только не говори мне, что ты не устала! «Прошу тебя, не говори мне, что ты не устала», — повторил он про себя.