Выхваченное из сумятицы мыслей «Святые угодники, ЭТ-ТО еще что?!», сопровожденное отражением самого Таринье, увеличенным до десяти футов роста и обрамленным бледным нимбом, напомнило юноше, что мысленный щит следует поддерживать, даже пробираясь в толпе вслед мальчишке, столь явственно вспоминавшего о девушке-линьяри. Юноша до сих пор не мог уловить и следа присутствия своей соплеменницы на этой тесной, вонючей базе, но детеныш определенно сталкивался с ‘Кхорньей когда-то, раз ее облик так четко запечатлелся в его памяти.
Горняк, призывавший на помощь святых, оглянулся вслед Таринье, но не увидел ничего примечательного в бурлящей толпе. Рамон Тринидад утер лоб и решил, что никому из товарищей не расскажет, что ему примерещилась Акорна. И так уже его все подкалывают, оттого, что он на пульт своей операторской кабины в грузовом доке прилепил суперклеем образок Святой Девы Гваделупской. Если он заявит, что ему видения являются, то покоя не будет до смертного часа. И все-таки Дева не просто так ему явилась на миг, во вспышке света, чтобы тут же исчезнуть. Она предупреждала его, наверное — говорила, что он избран для чего-то важного.
И Рамон Тринидад зашагал по коридору, ведущему к шахте номер 3-Д, веселей, чем когда-либо со дня прибытия на Маганос. Поначалу он наивно думал, будто эта работа — учить беспризорников из трущоб Кездета управляться с горнопроходческим оборудованием — станет сущей синекурой. Потом серьезно собирался уволиться, напомнив отделу кадров, что он горняк, а не воспитатель в детском саду. А потом, к своему изумлению, привязался к своим подопечным. Кроме того, они-то не смеялись, когда он призывал на помощь Святую Деву и всех святых всякий раз, заходя в длинные, слабо защищенные коридоры новых разработок. У этих детей были свои святые — Лукия-госпожа Света, Эпона, Сита Рам…
Мальчишка, за которым следовал Таринье, тоже направлялся в шахту номер 3-Д, и отчаянно молился о том, чтобы добраться туда прежде Рамона Тринидада. Так что образ Лукии, госпожи Света, не покидал его мыслей, притягивая линьяри, словно магнит.
Наскучив наблюдать за Рафиком, самозабвенно изучавшим звездные карты, спроецированные на стены личного кабинета Дельзаки Ли, Гилл поднялся — размять ноги, а заодно присмотреться к той единственной стене, которую не покрывали карты изведанных и неизвестных окраин Галактики. Воспользоваться и ею Рафик не мог, потому что ее сплошь занимали видеоэкраны, позволявшие заглянуть в разные места лунной базы. Дельзаки Ли испытывал большое удовольствие, наблюдая за повседневной жизнью Маганоса — от школы для беспризорников до самых дальних дальних штреков, за исключением только жилых комнат. Прежде, чем прогрессирующий паралич отнял у старика способность шевелить правой рукой, система позволяла ему вызывать на экраны любое место по желанию, одним касанием сенсорной панели. Когда это короткое движение стало для Ли слишком изнурительным, инженеры предложили ему перевести экраны на управление голосом, как новое антигравитационное кресло, но старик отказался, заметив, что лишние слова и так даются ему с превеликим трудом, и попросил вместо того переключать камеры наблюдения в случайном порядке. И теперь изображения на двадцати с лишком экранах постоянно сменялись, в порядке, диктуемом генератором случайных чисел, составляя бесконечно изменчивую панораму лунной базы Маганос.
Гилл взирал невидящими глазами на центральный купол Маганоса, на многогранный хрустальный свод, увитый изнутри лозами, покуда тот не сменила пекарня, где кондитер вынимал из печи подносы свежих булочек в ожидании пересменки на руднике, а потом — на панорамный обзор четырех главных карьеров с вершины срединного купола. Эти случайные кадры угнетали его, напоминая о неуклонном распространении паралича, сковавшего дряхлое тело Дельзаки Ли. Успеет ли Акорна, вернувшись, застать своего благодетеля в живых? Образ ее запечатлелся в сердце горняка так явственно, что на миг ему показалось, что это память поместила его на один из экранов. А потом Гилл заорал так, что Рафик от испуга уронил лазерную указку, которой чертил по карте возможный путь «Акадецки» для Пала Кендоро и мистера Ли.
— Что, во имя всех джиннов Джибути… — начал было Рафик, прежде чем вспомнить и уважить просьбу Джудит — не ругаться, как пристало потомку двадцати поколений армяно-арабских торговцев коврами.
— Гилл, что за шутки?! Мы тут, между прочим, работать пытаемся, если ты не заметил!
— Акорна, — прохрипел Гилл. — Я ее видел… на экране. Она никуда не улетала, Рафик! Она здесь, на Маганосе!
— Не может быть!… — начал Пал, и осекся. — Или может?
Акорна здесь, на базе, и скрывается от него? Эта мысль была почти невыносима.
— Я ее видел, говорю вам! — настаивал Гилл. — Она была…
Он опустил руку. Экран, в который он собрался было ткнуть, показывал ряды парт, и ребятишек, разучивавших алфавит интерлингвы одновременно с языком жестов.
— …Вот тут, — закончил горняк, — только не в школе, а в каком-то коридоре, и чертов таймер переключил камеры прежде, чем я сумел разобрать, в каком!
— Вон она! — воскликнула Джудит, указывая на экран в верхнем правом углу панели.
— Это новые туннели, — заметил Гилл, — где-то в третьем секторе.
— Но это не Акорна, — вмешался Пал в ту же минуту.
Изображение сменилось — теперь экран показывал доки.
— Пропади он пропадом, этот таймер! Отключить его никак нельзя? — взорвался Гилл. — А ты, Пал, из ума совсем выжил? Сколько у нас тут еще шляется шестифутовых личностей с золотыми рогами?
— Очевидно, несколько. — Пал сложил руки на груди с видом человека, готового отстаивать свою точку зрения до последнего, какой бы нелепой и невероятной она ни казалась всем остальным. — Акорну я бы узнал среди тысячи ее сородичей.
— Откуда тебе знать? — фыркнул Гилл. — Ты же никогда не видел тысячи ее сородичей?
— Я бы ее узнал, — настаивал Пал, — и это не моя дама.
Отвернувшись от экранов, Джудит принялась обшаривать стол Дельзаки Ли.
— Джудит! — рявкнул Гилл. — Что за фокусы?! Иди сюда, следи за экранами! Подстрахуешь меня, если она опять появится! Нет, сначала позвони кому-нибудь, пусть бегут в третий… Нет, я же не знаю, какой подсектор, мы всего шесть открыли, но должно же на все хватить охранников? На кой ляд тебе сейчас скрепки понадобились? У нас катастрофа!
— Ищет пульт ручного управления, — перебил его Дельзаки Ли сухим, слегка ироничным шепотком, перекрывшим могучий рев встревоженного горняка. — Я предложил. Ты против?
Гилл уставился на старика.
— Он еще работает?
— Отключает таймер, — прошептал Ли. — Удобно, если хочешь на чем-то сосредоточиться… только кому-то придется нажимать.
Джудит нырнула в гору нефритовых фигурок, лазерных ручек, исчерканных билетов тотализатора, фактлистиков с небрежно начерканными на обороте паролями доступа, и датакубиков без этикеток, и с триумфальным воплем выдернула из ее глубин панель управления.
— Перепробуй все камеры в третьем, — наставлял ее Гилл. — Будем перелистывать по одной, пока не…
— Глупый, — перебила его Джудит, — экранов куда больше шести, можем включить все камеры разом.
Дрожащими руками она набрала код камеры наблюдения в секторе 3-А, потом 3-Б, 3-Ц, 3-Д…
— ВОТ ОНА! — хором воскликнули Гилл и Рафик.
— Нет, не она! — настаивал Пал.
Дельзаки Ли шепотом отдал приказ, и послушное кресло двинулось через комнату, поближе к тому экрану, что показывал происходящее в штреке 3-Д.
— Вот он! — хором завизжала вся группа, когда Хаджнал вылетел на открытое место позади рамонова пробойника и последние двадцать футов одолел, скользя на пятой точке, чтобы остановиться под самой горой лунного щебня, громоздившейся в конце штрека. — Достал? Достал?
— Хаджнал, гроссмейстер воров с Кездета, наносит новый удар! — похвастался мальчишка, распахивая куртчонку, чтобы продемонстрировать приятелям перепуганного до смерти ушастого, белогрудого шизайца. Зверек, пронзительно пискнув, метнулся прочь из сомнительного убежища, ударив Хаджнала в грудь мощными задними лапами, и вся компания с гиканьем бросилась его ловить.
— Ай! Он царапается!
— Ирунда ета, ты гля, как он меня располосовал — я же не выронил! — Задрав футболку, Хаджнал с гордостью показал всем длинные кровоточащие царапины на груди и животе. — Да поскорей же, пихайте его в ящик за операторской кабиной! Я по дороге Рамона видал. Не поверит он, что тут привидения водются, если увидит клятую животину.
— Бе-едный шизайчик, — проворковала одна из девочек, прижимая к себе напуганную зверушку и поглаживая по спине, покуда шизаяц не перестал нервно поводить ушами и закатывать глаза. — Ты же не хотел никого поранить, бедняжка? Ты сам напугался? Хаджнал, по-моему, не стоит его сувать в ящик, он со страху околеть может.
— Эва, если ты не перестанешь с ним носиться, он у тебя на руках задрыхнет, и вся затея накроется!
Бесенята из первого выпускного класса уже не первую неделю обрабатывали Рамона Тринидада, пытаясь убедить суеверного шахтера, что проходческий комбайн, на котором тот работал, одержим духом рудничного рабочего, погибшего при обстоятельствах столь ужасных, что никто из тех, кто слышал его историю, не соглашался больше работать на этом месте. Успех своей затеи они измеряли количеством образков и иконок, которыми Рамон увешивал злосчастный комбайн, дружно винили рабочих следующей смены за то, что те «теряли» большую часть образов, и даже устроили негласное соревнование — кто обронит больше душераздирающих намеков о судьбе несчастного мифического рабочего. Однако Рамон уже начал сомневаться в ничем не подтвержденных ребячьих байках, и пора было подкинуть ему свидетельства посерьезней. Расчет был на то, что писк и поскребывание принадлежащего пекарю с третьей смены ручного шизайца, запертого в ящике для инструментов позади кабины, прозвучат достаточно призрачно. А Хаджнал, страшно гордившийся своим прошлым — на Кездете он был не крепостным на фабрике, как остальные, а свободным воришкой — вызвался «одолжить» шизайца без ведома пекаря.
— Это низко — сажать его в темный тесный ящик! — пропищала другая девчонка. — Не надо! Он такой сла-авный!
— Славный, — пробурчал Хаджнал. — Вы бы так не думали, я вам доложу, если бы вам пришлось его волочь через весь Централь под рубашкой, а гадский зверь при каждом шорохе вам пытался брюхо распороть!
— Сите Рам это не понравится, — отрезала Эва.
— Ха! Лукия не против. Она мне помогла удрать, — похвастался Хаджнал.
Внезапно глаза Эвы расширились, и вся компания глянула куда-то вверх, и за спину Хаджналу. Мальчик неохотно обернулся, уверенный, что Рамон раскусил их выдумку, и добрался до штрека прежде, чем они успели спрятать шизайца.
Но за спиной его стоял не Рамон, а некто выше, и светлей низкорослого горняка. Это создание окутывал свет, от кончика золотого рога до серебристой шерстки вокруг Ее копыт.
— Эпона… — шептали дети, — Сита Рам… Лукия…
И тут они все разом ринулись к сияющему созданию.
— Я знала, что ты с нами, Акорна! — пищала Кетала, которой девушка-единорог была знакома как личность, а не как небесное видение. — Я знала, что ты не можешь нас бросить, не попрощавшись! — И она стиснула среброгривое виденье в нежданных — и вовсе нежеланных — объятьях.
— Слезь с меня! — выдавил Таринье на родном наречии, от испуга позабыв все слова, несколько часов назад внедренные ЛАНЬЕ в его подкорку.
Девчонка поменьше вцепилась в полу туники, до этого так изящно расправленной, а какой-то мальчишка, подпрыгнув, повис на плече юноши, словно тот был каким-то гимнастическим снарядом. Почему та жирная самка не предупредила, что эта база кишит детенышами? Да вдобавок — неполовозрелыми. Их телепатический способности оставались скрыты до поры созревания, и внушение, так легко подчинявшее взрослые особи, не действовало на них… и, очевидно, это явление было общим для всех видов, или, во всяком случае, для этой странной расы так же, как и для сородичей Таринье. А другой защиты, иного выхода у него не было! «Вы ничего особенного не видите», отчаянно внушал он, и «Ничего не происходит», и «Возвращаемся к работе».
— Но я тебя вижу, госпожа Эпона! — пискнула самая маленькая девчонка. — Правда-правда!
Кетала — самая старшая в группе — разомкнула объятья и отступила на шаг, недоуменно тряхнув головой. С чего она взяла, будто перед ней Акорна. Это просто рослый шахтер… она прищурилась… серебряные волосы… и рог…
— Госпожа Акорна, вы не узнаете меня? — обиженно и недоуменно спросила она.
Хаджналу успех его проделки так вскружил голову, что внушение его вовсе не коснулось.
— Что вы тут верещите? Я-то знаю нашу светлую Лукию!
Заскрипев зубами, Таринье с удвоенной силой попытался воздействовать на умишки обступивших его варварят, но те только прыгали, бормоча что-то, в таком возбуждении, что, даже если бы возраст позволил им откликнуться на телепатические импульсы, успокоительная аура юноши все равно не оказала бы на них никакого влияния. И хуже того — они все явно были безумны. Они ожидали, что он станет их тискать. Они думали, будто он…
От расстройства Таринье перестал мучительно подбирать слова чужого языка. Те сами шли на язык.
— Си-илушайтье, ви, гирубые детеньиши! — прошипел он яростно. — Йя — не — есить — женищинья!
И Таринье распахнул полы своей безупречной синей туники, демонстрируя неоспоримое свидетельство тому, что он никак уж не может быть той «госпожой», которую столь самозабвенно приветствовали эти создания — как раз в тот момент, когда в штрек вбежал вызванный Гиллом охранник.
На охранника, в отличие от ребятишек, телепатические команды Таринье воздействовали, поэтому зрелище семифутового мужчины с рогом во лбу и ниспадающей на плечи серебряной гривой не показалось ему необычным. А вот то, что этот мужчина вытворял, было на лунной базе Маганос не только необычно, но и настрого запрещено.
— А вам, мистер, придется пройти со мной, — строго заметил охранник.
Глава 7
«Прибежище», 334.05.18 по единому федеративному календарю
— Это Хоа, — почти неслышно выдохнул Маркель в ухо Акорне, когда они выглянули из-за вентиляционной решетки в первую из тюремных камер строгого режима — более тесных и куда лучше охраняемых, чем та, в которой держали девушку.
— Кто?
— Хо-а, — по слогам повторил юноша. — Ради того, чтобы завладеть его разработками, паломелльцы вышвырнули в космос моего… — Ему пришлось сглотнуть, — моего отца. Если бы он не попал на борт «Прибежища», все было бы в порядке. Из-за него Рушиму затапливают, иссушают, осыпают молниями и бурями, покуда колонисты не откупятся от Нуэвы Фаллоны и ее банды.
— Из-за него? — Акорна снова глянула вниз, на осунувшегося темноволосого человечка. Тот сидел, уткнув лицо в ладони. Кожа его слегка отливала желтизной, напомнив девушке о Дельзаки Ли, и оттого Акорне вдруг инстинктивно захотелось поверить ему. — Тогда почему он там, — она указала в сторону решетки, — а не наверху, с ними?
— Потому что он доверился нашим спикерам — моему отцу, и Андрежурии, и этому… Герезану. — Последнее имя прозвучало как ругательство, и в сочащемся из камеры внизу слабом свете Акорна увидала, что по лицу Маркеля катятся слезы. Юноша нетерпеливо смахнул их, и глубоко вздохнул. — Хоа не знал, что они , — он презрительно ткнул пальцем в потолок, — задумали. И без того боялся до смерти, что правительства Хань Кияня — он там жил — могут прознать, что он может не просто предсказывать погоду, а управлять ей.
— О-о-о! — В мозгу Акорны промелькнули чередой способы, какими можно применить это открытие. — Так вот что случилось на Рушиме?!
Маркель кивнул.
— Но как мог Хоа отдать подобную мощь в руки отступникам вроде… этих? — Теперь и она ткнула пальцем вверх.
— Это не он. Ему казалось, что на «Прибежище» он будет в безопасности… так и было бы, только вот Нуэва, и эти предатели, Герезан с Сенгратом, устроили переворот, и избавились от Первого поколения… — Маркель сглотнул.
— И твоего отца. — Акорна сочувственно приобняла его за узкие плечи. Такими упорством и верностью следовало гордиться… — Ты сбежал прежде, чем они… ну, ты понимаешь?…
Юноша кивнул.
— Они половины моего не знают о «Прибежище». Я на этом корабле могу что угодно сделать… Иной раз мне кажется, что стоило бы им устроить веселую жизнь, только не хочу погубить звездолет, и кучу ни в чем не повинного народу. Остальные, парни и девчонки Второго поколения — они, может, и поддались паломелльцам, но не умирать же им за это! Я все могу, — повторил он, — знать бы, с чего начать…
— Например, — мягко прошептала Акорна, — выдернуть мой корабль из захватов, чтобы мы могли бежать вместе?
Маркель призадумался, поглядывая вначале на девушку, потом на подсвеченную снизу решетку и скругленные стенки трубы. Акорне не казалось, что она подначивает своего нежданного спутника; скорей, подумалось ей, он обдумывал, как совершить то, о чем она попросила, и девушка покрепче обняла его за плечи.
— Можно еще как-то известить федерацию Шенджеми, что их колония подверглась шантажу. И мою родину — что меня держали в заложниках.
Маркель фыркнул, зажав рот ладонью.
— Не в заложниках, а в плену. Делать им больше нечего — выкуп с заложников собирать. Они теперь откуп с планет брать готовы.
Акорна сглотнула, радуясь, как никогда, что она вырвалась из камеры. Но Калум, беззащитный, еще сидел в тюрьме… и если хозяевам корабля не было нужды держать заложников, жизнь его в еще большей опасности, чем девушке представлялось вначале. Следовало поторопиться.
Девушка попыталась было определить для себя порядок действий, когда заметила, что Хоа пристально вглядывается в зев вентиляционной решетки. Акорна чуть подтолкнула Маркеля, указывая вниз.
— О-ой, — неслышно выдавил юноша, и попытался увести свою спутницу, однако та его остановила.
— Он ведь не виноват, что так случилось… он, кажется, болен. Думаю, они пытали его. Давай вытащим и его. Может быть, он знает, как остановить этих негодяев. Сможем мы это сделать? Пожалуйста?
Против Акорны умоляющей Маркель был беззащитен — особенно когда ее дружеские объятья, уютное тепло ее тела дарили ему любовь, без которой он обходился так долго.
— Только пусть не шумит, — пробурчал юноша.
— С этим проблем не будет, — заверила его Акорна, помогая своему спутнику открутить крепления решетки.
Хрупкое тело доктора Нгуена Хон Хоа легко протиснулось в тесную трубу, но ученый был так слаб, что это потребовало от его спасителей куда больших усилий, чем рассчитывала Акорна — хань-киянец едва цеплялся за трос, и, когда они его, наконец, вытащили, девушка поняла, почему Хоа был так беспомощен. Даже в тусклом свете из камеры видно было, во что превратились его пальцы. Сделав вид, что затягивает болты, которыми крепилась решетка, Акорна на миг коснулась рук ученого по очереди своим рогом, сквозь тонкую ткань шляпки.
Маркель торопливо повел их прочь от опустевшей камеры, по изогнутой трубе, ведущей к камерам напротив. На пересечении двух вентиляционных труб он усадил доктора Хоа у вогнутой стенки и приложил палец к губам, призывая к молчанию. Ученый кивнул — он только рад был подчиниться. Потом юноша поманил Акорну дальше. Девушка протиснулась мимо обмякшего хань-кияньца.
— Нам придется вытащить твоего приятеля прямо сейчас, — прошептал Маркель ей на ухо, тихо, но отчетливо. — Как только эти гады увидят, что доктора Хоа нет, тут же поднимут тревогу — искать начнут, все такое… Другого шанса не будет. Ты не поможешь мне его отыскать?
Акорна прикрыла глаза. Если бы ее рог позволял не только лечить людей, но и разыскивать! «Хотя почему бы и нет?», мелькнуло у нее в голове. «Я ведь никогда не сталкивалась с сородичами. Откуда мне знать, какими еще способностями мы наделены?»
Собравшись с мыслями, она попыталась вызвать перед мысленным взором лицо Калума, но ощутила только ауру отчаяния, переполнявшую тюремные камеры… и что-то еще… карты? Девушка сердито помотала головой, пытаясь разогнать непрошенные мысли. Ну как она найдет Калума, когда кто-то в голове пытается объяснить ей, как раскрашивать карту? Где-то за правым виском, и внизу, шла настоящая лекция по географии… нет, это не география… в голове проскальзывали странные, полузнакомые словечки: «Конъектура… лемма… простая замкнутая кривая…»
«Ну надо же!»
— По-моему, — проговорила она раздумчиво, — Калум сидит в крайней камере справа.
Пилот был так поглощен диаграммами, которые чертил на стене пальцем, что Акорне пришлось добрую минуту шипеть сквозь зубы, покуда Калум не заметил. И даже тогда он не обернулся.
— Погодите, я думаю, — отмахнулся он рассеянно, и только потом взвился, так поспешно вскинув голову, что едва не потерял равновесия. — Акорна? Что за…
— Мы тебя спасаем, — терпеливо объяснила девушка.
— Кто это «мы»? И у вас не найдется, куда записать мои выводы? Не хотелось бы их потерять, а чертить схемы на запотевшей стене, знаешь…
— Чтоб десять тысяч бесов побрали твои диаграммы и утопили в навозных ямах Шеола! — выпалила Акорна, немного подправив по ситуации любимое проклятье Рафика. — Хочешь тут сидеть, пока тебя пытками не заставят активировать компьютер «Акадецки»? Или все же оставишь свою математику на пару минут, чтобы влезть по канату?
Калум с сомнением глянул на тонкий тросик, потом — на узкий зев вентиляционной трубы, откуда доносился шепот Акорны, и наконец, с сожалением — на еле видные чертежи на стене.
— Да ну, — пробормотал он, — потом все докажу заново.
Пропихнуться в отверстие широкоплечему горняку оказалось куда сложнее, чем тощему Хоа или Акорне. Когда пилот, казалось, застрял напрочь, Маркель решил воодушевить его перечислением излюбленных паломелльских пыток. В завершение тирады он предположил, что, если пилот действительно не может пропихнуть плечи в трубу, то пятки его болтаются, без сомнения, на самой что ни на есть удобной высоте.
— А Нуэва Фаллона, — добавил он, — любит играть со спичками.
Последним судорожным усилием Калум протолкнул вперед сначала одно плечо, за ним — другое, и вполз в вентиляционную трубу, не выпуская из рук тросика.
— Да ну, — прохрипел он, когда Акорна принялась причитать над его рассаженными плечами, — это только шкура, до свадьбы заживет.
Они вернули на место решетку и двинуться обратно, за доктором Хоа. Ученого неудержимо трясло после всего пережитого.
— Я мирный человек, — шептал он, будто извиняясь. — Я всего лишь ученый… и я пытался бежать от подобных негодяев… только чтобы оказаться у них в руках вместе с вами…
Акорна мимолетно коснулась рогом его щеки, и судороги стихли. К концу пути им, впрочем, пришлось обвязать Хоа тросом — Акорна тянула его за собой, в то время, как Маркель подталкивал, помогая одолевать стыки и фартуки, сочленявшие километры и километры труб и коробов. Когда они добрались до убежища Маркеля, юноша тут же сунул в ухо динамик подслушивателя, а Акорну жестами попросил устроить доктора Хоа поудобнее в куче одежды и самогреющих одеял.
Девушка только рада была помочь, а заодно — исцелить раны ученого. Судя по всему, его жестоко избивали еще до того, как паломелльцы взялись планомерно увечить его руки, и, по совести сказать, Акорна не винила его за то, что Хоа не сумел сохранить в тайне свое открытие, равно как и в том, что хань-киянец поддался отчаянию и страху. По мере того, как целительный рог заживлял его раны, Хоа озирался все спокойней и сдержаннее, а, когда Акорна завершила свой труд, поймал ее за руку. Глаза его сияли любопытством и умом.
— Ци-линь ? — спросил он так тихо, что Маркель, подслушивавший переговоры по внутрикорабельной сети, не мог его услышать.
Девушка с улыбкой приложила палец к губам, как это делал ее юный проводник.
Хоа прикрыл на миг веки, показывая, что понял, потом коснулся подживающим кончиком хрупкого пальца сначала своих губ, потом — ее. Акорна подала ему флягу с водой, отделив одну от целой грозди развешанных по стене. Хотя ученый вцепился во флягу, как и можно было ожидать от томимого жаждой, девушке не пришлось напоминать ему, что пить следует мелкими, нечастыми глотками, заново приучая тело к влаге.
Маркель, склонив голову к динамику, ухмылялся до ушей. Время от времени он шепотом пересказывал услышанное, потом отвлекался снова:
— Вначале они увидали, что пропал Хоа, и проверили остальные камеры. Как они с Калумом удрали — никто понятия не имеет, но все спорят так бурно, что в твою, Акорна, камеру, еще никто не заглядывал. Вот и славно. Будет время поду…
Юноша замолк, прижимая динамик к уху и раздраженно помаргивая, потом расслабился и вновь улыбнулся.
— Мне надо кое с кем встретиться, — объявил он, аккуратно убирая подслушиватель в футляр. — И срочно. А вы сидите тут и не шумите, — тихонько бросил он Акорне с Калумом, потом глянул на доктора Хоа, пожал плечами и уполз по трубе прочь, быстро и ловко, как ползет паук по своей паутинке.
Акорна сообразила, что ученый спит, обеими руками бережно прижав в груди флягу. Девушка вспомнила вздутые, обезображенные суставы, клочья обгорелой, кровоточащей кожи — ужасающее зрелище, стертое ее целительным касанием, — и, вздрогнув, постаралась изгнать мысль о той намеренной жестокости, с какой наносились эти увечья.
— Не нравится мне это, — пробормотал Калум. — Насколько мы можем доверять этому мальчишке?
Акорна холодно глянула на него.
— Для начала, он только что спас нас обоих из плена, а тебя — еще и от пыток. Плюс к тому его отец погиб во время переворота, который устроили на корабле эти негодяи…
— Это он так говорит. Откуда нам знать, что он не врет?
— Ну, мы же на свободе, так?
— Да ну? — Калум попытался расправить плечи, но уперся локтями в стенки трубы.
— Зараза! — воскликнула Акорна. — Ну почему мне в голову не пришло попросить Маркеля отправить весточку или в федерацию Шенджеми, или на Маганос… а еще лучше — две сразу?
Что такого мог услыхать Маркель среди переговоров по внутренней сети, что вызвало у него сначала ярость, а потом — веселье, попыталась догадаться Акорна, но не смогла. Покуда шло время, девушка решила подкрепиться. Бережно глотнув воды, она сжевала морковку — настолько тихо, насколько вообще можно хрустеть морковкой. Испугавшись шума, девушка заставила себя проглотить полупережеванные кусочки, и снова принялась вслушиваться в тишину.
После бесконечно долгого ожидания по трубам донесся слабый шорох. Но похоже было, что приближается кто-то крупный и рослый — на осторожную, торопливую поступь Маркеля это было совсем не похоже. Акорна торопливо накрыла доктора Хоа одеялом, надеясь хоть так уберечь его от тех, кто наткнулся на убежище беглецов, и испуганно обернулась к Калуму. Пилот успокоительно взял ее за руку — во всяком случае, девушке хотелось надеяться, что он успокаивает ее .
Острый слух позволил Акорне прежде Калума уловить, что к ним приближаются двое, второй — массивней первого.
— Все в порядке, — шепнула она старшему товарищу. — Это Маркель кого-то привел.
— Этого, — просипел в ответ Калум, — я и боялся.
— Акорна?
Девушка подняла взгляд. Рослый мужчина за спиной Маркеля показался ей смутно знакомым, и в то же время узор его мыслей был для нее совершенно новым… Акорна была совершенно уверена, что никогда прежде не сталкивалась с этим человеком, и в то же время черты его были ей откуда-то известны.
Незнакомец же, увидав ее, едва не подавился. Шумно сглотнув, он ткнул в девушку пальцем. Маркель покосился на него, потом — на Акорну, и тоже подавился.
— Зараза, — выпалила девушка в полный голос.
В судорожной попытке спрятать доктора Хоа она потеряла шляпку, скрывавшую рог.
Калум захихикал. Да что с ним такое? Минуту назад он полагал, будто Маркель спит и видит, как их предать, а теперь веселится оттого, что ее рог виден всем и каждому?
— Все в порядке, девочка, — проговорил пилот. — И Маркелю можно доверять, раз он связался с этим космическим тунеядцем.
Незнакомец, которого привел Маркель, только фыркнул.
— Мне следовало догадаться, Калум. Тебя же хлебом не корми — дай в беду влезть. А вот чем ты думал, когда малышку Акорну за собой потащил?
Девушка изумленно охнула.
— Нет, — мужчина повернулся к ней, — вы меня не знаете. А вот я о вас очень даже наслышан.
— А?
— Гилл мне все ваши голоснимки посылал, пока мы не потеряли друг друга из виду. Даже этот умник, — он мотнул подбородком в сторону Калума, — упоминал… когда вообще брал на себя труд письмо отправить.
— Не может быть, чтобы?..
— Джонни Грин — вполне к вашим услугам, сударыня.
Акорна облегченно вздохнула.
— Ну конечно! Гилл держит ваш снимок в кабинете, но…
Человек на голографии был молод и бесшабашно-весел. Черты лица того, кто стоял перед девушкой вживе, расчертили морщинами забота и опаска — оставившие свое клеймо на всех, кто пережил переворот Нуэвы Фаллоны.
— Мог бы сказать, — обрушилась она на Калума.
— Когда? — оправдывался пилот. — Я же не знал, что он сюда заявится!..
Маркель встревоженно оглянулся.
— А куда вы подевали доктора Хоа?
Вместо ответа Акорна приподняла, потянувшись, уголок одеяла. Изможденный хань-киянец сладко дремал, едва заметно улыбаясь во сне.
— Просто камень с души! — воскликнул Джонни, увидав ученого. — Не знаю, как тебе это удалось, Маркель…
— С большой осторожностью, — ответил юноша, небрежно опершись о колени. Выглядел он совершенно спокойным и очень, очень довольным собой. — Вытащил через вентиляционные люки. Если снять решетки, то наискось можно пропихнуться. Только вот этому здоровяку, — он подбородком указал на Калума, — пришлось пособить. — Приглядевшись, юноша нахмурился. — Эй, а почему кровь не льется? Зуб даю, вы изрядно ободрали плечи!
— О, это… — начал было Калум, и осекся, заметив, что Акорна предупреждающе качает головой. Не то, чтобы она не доверяла Маркелю, но на юношу и так свалилось уже слишком много. А если что-то пойдет не так… нет, об этом она отказывалась думать. У нее хватит времени, чтобы рассказать все о своем неповторимом целительском даре, если — нет, когда они выберутся отсюда! — …Это сущая ерунда, — поправился Калум. — Из мухи слона раздули. Правда, я, когда лез, думал, что половину шкуры там оставлю!