— О, не стоит недооценивать работы Хоа, — заметил Джонни. — Это лучшая система предсказания погоды, которую удалось создать, и хотя она не дает точных или долговременных результатов, все равно она окажется лучше той, которой пользуются сейчас рушимцы.

— И все равно я не понимаю, почему его пришлось вывозить в мешке с кавой!

Вздохнув, Джонни ткнул пальцем в панель терминала, останавливая уже запущенную программу.

— Ты же не успокоишься, пока не добьешься ответа, да? Спиногрыз, — буркнул он с теплотой в голосе. — Что тебе сейчас на самом деле нужно — это прогуляться по Саду. Размять мышцы. Опять, небось, всю ночь пялился в экран? Совсем мозги спалишь.

— Я не… — начал было Маркель, но Джонни прервал его знакомым жестом.

Когда бывший горняк только прибыл на борт «Прибежища», он часами играл в «шахтеров и марсиан» с одиноким мальчишкой, чей отец был вечно поглощен делами Совета и скорбью по матери, которой Маркель почти не помнил. Этот знак языка жестов означал, как помнилось юноше, «Тише — за нами следят». А согнутый большой палец — «Молча следуй за мной».

«Сад» представлял собою, строго говоря, всего лишь открытую для посещения часть бортовой гидропонной фермы: сеть узких тропинок на губчато-влажном покрытии, мимо цветов, плодов, побегов, тщательно маскирующих уродливые кюветы. Маркель никогда не видел смысла сюда заглядывать, но Странники из первого поколения, искренне хотевшие — мечтавшие! изумленно понимал юноша — стать грязеробами, еще помнившие, каково живется на нижстороне, при неестественной, неприспособленной под человеческие биоритмы смене темноты и света, настаивали, что этот участок теплиц напоминает им о прежней жизни.

Впрочем, сегодня Сад пустовал, если не считать Маркеля и Джонни. Остальные, наверное, были слишком заняты подготовкой переговоров с рушимцами, или ожиданием результатов, чтобы отвлекаться и нюхать цветочки.

— Тебе об этом знать не полагается, — резко заявил Джонни, едва убедившись, что в Саду они одни. — Я расскажу тебе только потому, что, стоит тебе вцепиться в проблему, и тебя не оторвешь. Поэтому если я не дам тебе ответа сейчас, ты можешь причинить куда больше бед, и, вероятно, раскопаешь больше. Но мне очень неловко будет объяснять Совету, почему я не смог втереть очки излишне любопытному юнцу шестнадцати лет от роду, поэтому держи рот на замке, а, Слоненок?

Кличку Джонни взял из старой сказки, которой как-то поделился с Маркелем — о маленьком слоненке, который вечно влипал в неприятности и в конце концов остался с хоботом вместо носа, а все потому, что был слишком любопытный.

— Вообще-то ты мне еще ничего не рассказал, — уточнил Маркель, — кроме того, что тебе есть что сказать. Понятное дело, теперь мне жутко интересно.

Он ухмыльнулся старшему товарищу.

— Ладно. Я тебе сказал, что Хоа не притрагивался к атмосферной модели больше года, и это чистая правда. Статья, которую нам подсунули — это лишь переработанные и чуть подлакированные старые результаты. Старик составил ее, чтобы убедить начальство своей лаборатории на Хань Кияне, что последние его опыты не увенчались успехом, и он собирается вернуться к прогнозированию. На самом деле опыты были успешны. Чудовищно успешны, — серьезно добавил Грин. — Хоа не хотел, чтобы их результаты попали в руки любой из трех хань-киянских партий, опасаясь, что та использует его работу, чтобы уничтожить соперников, и при этом погубит планету. А в лаборатории работало слишком много народу, чтобы сохранять тайну вечно; хотя Хоа единственный, кто знал обо всех элементах проекта и мог бы свести их вместе, он боялся, что какой-нибудь ассистент или аспирант проболтается, и делом заинтересуется начальство. Он уже перенес все свои записи на единственный кубик, все рабочие файлы — стер, и готов был взорвать кубик вместе с тобой, если за ним придут прежде, чем он найдет способ выбраться с планеты. Можешь представить, как он обрадовался, узнав о прибытии нашего корабля.

— Ладно, ладно! — Маркель чуть не приплясывал от нетерпения. — Но что за «чудовищно успешные» опыты? И когда я смогу заглянуть в его заметки?

— Протоколов ты не получишь, — оборвал его Джонни. — Это только для старших советников и немногих, тщательно отобранных специалистов.

— Например?

— Например, ваш покорный. Только поэтому я точно знаю, что больше тебе бы не следовало задавать вопросов. Еще Сенграт — если мы найдем способ применить разработки Хоа, то установку придется строить ему. Кто кроме нас — не знаю. Но немногие.

Маркель понял, что потерпел поражение.

— Мог бы хоть намекнуть, в чем дело.

— Я мог бы без головы остаться уже за то, о чем уже разболтал, если твой отец прознает, — пробурчал Джонни себе под нос. — Слушай, малыш — если я скажу тебе в общих чертах, над чем работал Хоа, ты дашь мне честное слово, что перестанешь задавать вопросы, и не станешь вскрывать запароленные данные, пока Совет не вынесет их на общее обсуждение? Хоа делает шаг с обрыва. Он свое изобретение не доверяет собственному народу, но Странникам он верит. Ты можешь понять, как много это говорит о репутации, которую создал твой отец и такие, как он, десять лет сражаясь за справедливость? И ты представляешь, как мы подставим Хоа, если раструбим о его опытах, едва прознав?

Маркель кивнул. Во рту у него пересохло.

— Ладно, — прохрипел он. — Даю слово, что не стану спрашивать больше. — Следующая фраза далась ему с трудом, но он все же выдавил: — Если не хочешь — можешь не говорить. — И, не удержавшись, добавил: — Сам догадаюсь.

— Только не это! — воскликнул Джонни в потешном ужасе. — Лучше тебе сразу сказать, чем терпеть твои догадки… В общем, Хоа перешел от предсказания погоды к управлению ей. Все знают, что, закачав достаточно энергии в ионосферу планеты, можно нарушить радиосвязь, и вызвать необычные погодные эффекты. Так вот, Хоа улучшил эту технику, используя точечные лазерные удары в выверенной последовательности. Я видел только предварительные результаты, но не преувеличу, если скажу, что он в силах обрушить молнию с ясного неба.

Маркель сдержал слово. Он не стал пытаться узнать больше о последних работах доктора Хоа, а вместо того убил с четверть часа, отвечая на вопросы, которые ему задал на этой неделе электронный учитель математики, а потом решил вернуться к прошлогоднему детству и отыграть пару раундов в «Сим-Армагеддон». Однако компьютер, вместо того, чтобы вывести на монитор заставку игры, предупреждающе пискнул и по экрану расползлись неоново-зеленые буквы:

Я ОГРАНИЧИЛ ТЕБЕ ДОСТУП К ИГРАМ, ПОКА НЕ НАПИШЕШЬ ЧЕТВЕРТНОЙ ДОКЛАД ПО КУРСУ СТИЛИСТИКИ. С ЛЮБОВЬЮ, ИЛЛАРТ

Маркель ненавидел сочинения. Язык казался ему таким неуклюжим по сравнению с экономной, ясной красотой и четкостью математики и языков программирования. Юноша был вполне уверен, что может обойти любые запреты, выставленные отцом — никто из Странников первого поколения не разбирался так в компьютерах «Прибежища», как их дети. Но Илларт, скорей всего, решит, что так нечестно.

Вздохнув, юноша сосредоточился на задании. «Написать биографию взрослого, с которым вы лично знакомы. Все факты должны быть подтверждены как документально, так и в личной беседе. В случае, если высказывания интервьюируемого расходятся с документами, найти способ примирить их, не подделывая данных и не оскорбляя взрослого». Здорово! Мало того, что придется писать полными фразами и абзацами, с примечаниями, так еще и курс Такта и Дипломатичности для «чайников» надо пройти.

Ну, посмотрим. Если взять Шимену, то будет предлог для «личной беседы»… но учитель, скорей всего, не признает Странницу его поколения за «взрослого», пусть она даже на четыре года старше Маркеля и обычно становилась на сторону первопоколенцев. Джонни Грин, пожалуй, не обидится, что бы там про него Маркель не накатал, но уж больно он скользкий тип; юноша уже обращал внимание, что некоторые эпизоды своего прошлого Джонни предпочитает обходить стороной, и большая часть его биографии каким-то образом избежала бюрократических сетей общегалактической Решетки.

Все остальные возьмутся за Странников первого поколения. Маркеля передернуло при мысли, сколько раз ему придется выслушивать историю Ограбления Эсперанцы с разных точек зрения. Значит, надо придумать что-то иное… да вот хотя бы женщина, которую упомянул Сенграт — Нуэва Фаллона с Паломеллы. Она, во всяком случае, взрослая — лет тридцать — хотя Маркель был бы не прочь побеседовать с ней лично. Вспомнились смутно прямые, отливающие то медью, то бронзой волосы, упрямый подбородок, глаза, постоянно вглядывающиеся в невидимую прочим даль. Даже хромота только придавала ей притягательности, а изящная бронзовая трость в тон волосам превращала уродство в театральный жест. Наверное, ее пытали паломелльские агенты, но о прошлых страданиях она из гордости не рассказывала. Да, определенно, тема наклевывалась интересная. Кроме того, Маркель был совершенно уверен, что никто в его возрастной группе не додумается выбрать паломелльца — им и в голову не придет, что к банкам данных планеты можно получить доступ через Решетку. Правда, не без компьютерного взлома… но это же ради учебы, ханжески уверил себя Маркель.

Электронный учитель, по-видимому, был с ним согласен — а может, Илларт не додумался ограничить доступ Маркеля к чему-то, кроме компьютерных игр, потому что выйти в Решетку юноше удалось без труда. Взмок он, только добравшись до первого уровня внутренней безопасности Паломеллы. К тому времени, когда Илларт вернулся домой с затянувшегося на две полных смены заседания Совета, настроение у обоих было одинаково скверное.

— Ну, как прошло? — спросил Маркель, высунувшись из спальной трубы, где он валялся, просматривая старинные видеоклипы. — Ты пропустил нашу смену в столовой. Сбегать на кухню, принести тебе тарелку рагу?

— Нет, спасибо, — ответил Илларт. — Нам подтаскивали еду между сменами, чтобы не пришлось разбегаться на обед.

— Как так? — Маркель и сам знал ответ, но хотел услышать от отца. — Ты всегда говорил, что долгие заседания лучше прерывать, чтобы все успевали выпустить пар.

Илларт потер затылок, и юноша сообразил, что отца опять мучают судорожные головные боли — это началось с тех пор, как он перенял у Андрежурии место первого спикера. Не пора ли ему уступить место Герезану?

Выскользнув из трубы, Маркель пристроился за спиной у отца, разминая натянутые жилы, протянувшиеся от плеч к затылку. Илларт облегченно вздохнул.

— Хорошо… У тебя материнская хватка. Когда я приходил с полей — мокрый от пота, живого места не было — Айора только проводила рукой, легче мотылька, и все как рукой снимало.

Маркелю почти вспоминалось, как это было — может, потому, что Илларт так часто вспоминал об этом? На самом деле от Эсперанцы у юноши осталось одно воспоминание — общинные ясли, где отец оставлял его на весь долгий день, после того, как умерла мать. Даже лицо тогдашнего Илларта не сохранилось в памяти: обычно мальчик уже крепко спал к тому часу, когда отец возвращался с полей, чтобы забрать его. Маркель так мечтал вырасти, чтобы ему стукнуло пять, и тогда он сможет вместе с отцом собирать камни с полей, или еще чем помогать, а не сидеть в яслях с малышами. По сравнению с той жизнью путешествие на «Прибежище» казалось сущим приключением, дорогой к свободе и радости, нежданным даром небес…

Усилием воли юноша вернулся в настоящее, как и всякий раз, стоило раздумьям занести его слишком далеко. Казалось предательством по отношению к Илларту и остальным, отдавшим более десяти лет жизни на поиски справедливости, признать, что он лично вовсе не мечтает вернуться на Эсперанцу или любую другую планету. Как ни тесен и дряхл их корабль, но для Маркеля именно он был домом, а не смутно вспоминаемая нижсторона.

И он не позволит Илларту догадаться об этом. Отцу будет слишком больно.

— Расскажи лучше о заседании, — проговорил он вместо того. — Как вышло, что вы даже на обед не прервались, и почему трансляции не было?

Обычно, хотя и не всегда, заседания Совета показывали на особом канале видео, доступном любому гражданину через личный терминал.

— Мы обсуждали… секретные вопросы, — ответил Илларт.

— А что секретного в переговорах с рушимцами? — невинно поинтересовался Маркель. — В конце концов, всем известно, зачем мы сюда прилетели.

— Переговоры прошли… не очень удачно, — признался Илларт.

— Неудивительно. Посмотрев на прогностическую модель доктора Хоа, я могу понять, почему рушимцы не согласны за нее платить. Она не настолько лучше нынешних.

— Да, только они об этом еще не знают, — объяснил Илларт. — Они не видели кода… просто сказали — спасибо, у нас третий год неурожаи по всей планете, федерация Шенджеми требует выплатить недоимки, и денег на всякие новомодные штучки просто нет. Это, — добавил он сухо, — их собственные слова.

— И у них ушло две полных смены, чтобы нам отказать?

— Да нет. Это случилось на десятой минуте переговоров. Все остальное время мы решали, как быть дальше, — устало ответил Илларт.

— Двинуться дальше? — рискнул предположить Маркель.

— Мне кажется, иного выбора нет. Но у Нуэвы Фаллоны другая идея. Видишь ли, Хоа привез с собой результаты своих недавних исследований по другой теме… не могу сказать, какие точно — у тебя разрешения нет — но это связано не с предсказанием погоды, а с управлением ею. Нуэва и кое-кто из советников считают, что мы могли бы воспользоваться этим изобретением, чтобы убедить рушимцев, что они в нас нуждаются. — Спикер вздохнул. — Если бы установка Хоа была достаточно точна, чтобы гарантировать хорошую погоду на полный сезон, а мы могли бы дождаться, покуда поспеет урожай, идея была бы неплохая. Но такого уровня контроля мы пока добиться не можем, и Нуэва прекрасно об этом знает — она читала реферат, который Джонни Грин составил для всех советников. Я указал, что мы не можем предсказать, что случится, если начнем импульсами закачивать энергию в ионосферу Рушимы — это может вызвать внизу страшную катастрофу — и знаешь, что мне заявила эта женщина? — От возмущения Илларт повысил голос. — Что это неважно! Если мы сделаем погоду внизу достаточно «интересной», рушимцы рады будут заплатить за наши услуги! Словно мы опустимся до шантажа в масштабе планеты — платите, а то мы испортим вам климат! Никто из первого поколения не опустится до такой низости, — повторил он. — Конечно, мы с Андрежурией задавили эту идейку. Но времени на это ушло — целая вечность. Кое-кто из советников просто не понял, что Нуэва предлагает угрожать рушимцам, покуда я не объяснил им на пальцах. Несколько раз. Но что странно, — пробормотал Илларт, широко зевая, — сама Нуэва как-то не очень огорчилась, когда я заявил, что подобное бесчестье мы не можем даже обсуждать. Остальные паломелльцы в Совете если не протестовали, то ворчали про себя, а вот Нуэва словно бы обрадовалась, что я не стал ее слушать.

Учитывая, что узнал Маркель о Нуэве Фаллоне за полдня, которые ему потребовались, чтобы вскрыть банк данных спецслужб планеты Паломелла, это удивило юношу едва ли не больше, чем самого Илларта. Но отец заснул прежде, чем Маркель успел рассказать ему то, о чем тактично умалчивали паломелльцы на борту «Прибежища».

Позднее он понял, что никогда не простит себя за это молчание.

Ему снились мерцающие огни, лазерные лучи, рождающие молнии в облаках, пламя, беззвучно пожирающее города. Когда он проснулся, оказалось, что это ритмично мерцает светильник под потолком, очередями по три вспышки — «тревога». Маркель вывалился из спальной трубы, продирая глаза, и обернулся к отцу за объяснениями.

Илларта не было. Должно быть, ушел разбираться… Только что за авария должна случиться, чтобы первого спикера подняли посреди ночной смены? Если неполадки случались в инженерном отделе, вызывали Сенграта. Если в компьютерах — Джонни Грина или других умников из ОВиН. Как ни уважал Маркель отца, юноша прекрасно понимал, что Илларт занимал высокое положение на борту «Прибежища» не из-за технических знаний, а только благодаря репутации безупречно честного и прямолинейного человека. Даже дипломат из него был никудышный; если требовалось обойти букву чьих-нибудь законов, вызывали гладкоречивого и осторожного спикера Герезана.

В любом случае, глупо стоять и гадать, когда можно подключиться к информационным каналам корабля. Маркель обернулся к встроенному в стену центральному терминалу, но не успел он коснуться панели, как экран вспыхнул сам по себе, озарив темную каюту бледным сиянием. «СВОБОДНЫЕ ГРАЖДАНЕ „ПРИБЕЖИЩА“!», рявкнул динамик, на удивление звонко и отчетливо. «Просьба собраться перед экранами! Передается важное сообщение!». Светильник взблеснул еще трижды аварийным кодом, сирена утихла, и экран, замерцав, показал вместо серого фона… нет, не палату Совета, как ожидал Маркель, а один из грузовых трюмов, где хранились припасы и неиспользованное оборудование. У стены толпились в смятении помятые со сна люди; среди них Маркель увидал отца и второго спикера Андрежурию. Напротив них стояли те, кто, видно, в момент аварии, что бы там не случилось, находились на вахте; их взгляды были пристальны и ясны. Большинство, заметил Маркель, были паломелльцами, хотя среди них стояли и Герезан, третий спикер, и советник Сенграт. С растущим недоверием юноша увидал в руках двоих паломелльцев фазеры, нацеленные в другой конец трюма. Но больше он разглядеть не сумел, потому что экран заполнило суровое лицо Нуэвы Фаллоны.

— Свободные граждане «Прибежища»! — резко проговорила она. — Вы были преданы. Не единожды, но много раз за прошедшие годы. Преданы теми, кто клялся ставить ваше благо превыше собственного. Этот корабль, единственный наш дом, постепенно выходит из строя, и денег на ремонт и переоснастку у «Прибежища» нет. И все же спикеры совета, предположительно озабоченные вашими судьбами, не вняли вашему отчаянному положению. Для них важней исполнять роль благородных и бескорыстных деятелей, чем защитить тех, кто от них зависит! Больше того: хотя они изображали демократические выборы, остается фактом, что власть Совета полностью узурпирована тремя спикерами, не сменявшимися с момента принятия первой хартии Странников!

Маркель нахмурился. Если подумать, это даже было правдой. Андрежурия, Герезан и отец год за годом передавали друг другу бремя первого , но юноша не мог припомнить, чтобы спикером избирали кого-то другого. Собственно, и не пытались избрать; только за посты советников шло бурное политическое соперничество, которым так упивались старики. Но Нуэва просто не понимала. Кто захочет быть спикером по доброй воле? Ответственность была колоссальна. Это бремя прежде срока избороздило морщинами лицо Илларта, это оно разбило брак Андрежурии и Эзкерры, когда тот возмутился, что его жена больше озабочена судьбами всех Странников, чем своего мужа.

— Как верная Странница, я не могу более стоять в стороне, и терпеть эту пародию на правительство до тех пор, покуда наши цистерны не пересохнут, а воздух не отравят испорченные регенераторы, — продолжала Нуэва.

Какая-то, преданная логике, частица его мозга восхищалась тем, как ловко она использует темы, с гарантией волнующие любого космолетчика. В остальном же юношу охватывала паника. Должно было случиться что-то ужасное. Теперь он знал правду о Нуэве Фаллоне и остальных паломелльцах. Надо сказать Илларту, сейчас же, прежде чем этот спектакль подойдет к финалу…

Дверь каюты не дрогнула под его рукой. Он подергал ручку — безуспешно. Дверь не заклинило. Сработал электронный замок, вероятно — по команде из Централи.

— На краю пропасти мы нашли способ спастись — стараниями нашего нового собрата, доктора Нгуена Хон Хоа, — вещала с экрана Нуэва. — Будучи воплощенным, его изобретение даст нам власть управлять погодой и радиосвязью на любой планете, которую мы посетим. Рушима и многие другие дорого заплатили бы за эту технологию, но трусы, подмявшие под себя Совет, не позволяют нам. Они скорей позволят вам задохнуться на умирающем корабле, чем рискнут воспользоваться новой технологией!

— Нет! — вскрикнул Илларт, подавшись вперед. — Это ложь, Нуэва, и ты это знаешь! Расскажи им, что на самом деле сотворит с планетой система Хоа! Расскажи, что ты не знаешь, к какому эффекту приведет ее запуск, что никто не может предвидеть…

Один из паломелльцев приставил ему фазер ко лбу.

— Никто прерывать Ля Фаллона!

Маркель затаил дыхание, покуда отец не отступил. Какое-то мгновение ему казалось, что Илларта застрелят у всех на глазах.

— Мы, верные Странники, вынуждены были в связи с бедственным положением узурпировать власть Совета, — проговорила Нуэва. — Те, кто не с нами, покинут борт «Прибежища».

Маркель облегченно вздохнул. Паломелльцы, конечно, преступники, но не маньяки же. Они намеревались изгнать спикеров на Рушиму. Безумный план, но их власть не продержится долго — не может, Странники не потерпят… или нет? Он словно в первый раз заметил Герезана и Сенграта, одетых и ничуть не сонных, спокойно стоящих в толпе вооруженных паломелльцев…

— Я с радостью отведу шлюпку в любую систему по вашему выбору, — объявила Андрежурия, когда пауза, последовавшая за финальными словами Нуэвы, затянулась, — чем позволить вам прикрывать вымогательство моим добрым именем. Но мы вернемся, когда Странники поймут, что у вас на уме!

Улыбка Нуэвы Фаллоны не трогала ее глаз.

— Вернетесь? О нет, не думаю, — проговорила она негромко. — Кто подал вам мысль, будто мы станем тратить бесценные ресурсы вроде шлюпок и кислорода на глупцов, уже разбазаривших большую часть запасов «Прибежища»? Если вы не желали зарабатывать на воздух, которым дышите, ищите его сами — вон там.

Она указала дулом фазера на двери шлюзовой камеры в дальнем конце трюма.

— Но, погоди, Нуэва, — неуверенно запротестовал Герезан. — Я не имел в виду…

— Нет? Тогда ты тоже дурак, — отрезала Нуэва. — Возможно, в слезливых видеофильмах врагов оставляют в живых, чтобы те смогли оправиться и нанести новый удар. Мы на Паломелле знаем лучше. — Она кивнула одному из вооруженных типов. — Эспозито — эти пленники перевоспитанию не поддаются. Можешь проводить их в шлюз. — Она вновь глянула в камеру. — Сограждане, для вашей же безопасности на время смены власти вы будете заключены в ваши каюты. Как только с изменниками будет покончено, члены нового Совета освободят вас и примут ваши клятвы верности.

Маркель, будто в тумане, глядел в экран. Паломелльские боевики сгоняли мужчин и женщин в пижамах в шлюзовую камеру под дулами фазеров. Он узнавал почти каждого в этой толпе: советники, Странники первого поколения, с Эсперанцы, именно те, кто согласился бы с Иллартом, что немыслимо использовать установку доктора Хоа против мирных планет. Насколько тщательно был спланирован этот переворот? Затянувшееся заседание Совета, чтобы все несогласные на следующую смену крепко спали; потом так легко будет застать врасплох инженерный отдел и ОВиН, согнать ничего не подозревающих, сонных на…

— Нет!! — Маркель забарабанил кулаками под двери, рыдая от ярости и гнева.

— Эспозито, — проговорил с экрана отец, — прекрати размахивать этой штукой, так ведь и поранить кого недолго. Если вы собираетесь править этим кораблем, учитесь обдумывать свои действия.

Голос Илларта звучал так спокойно, что на миг Маркелю показалось, будто отец вполне владеет положением, что вот сейчас он щелкнет пальцами, и паломелльцев обступит толпа Странников с оружием.

Но вместо того Илларт двинулся к шлюзу, так спокойно, будто собирался на прогулку в Сад.

— Айора, любовь моя, — проговорил он медленно открывающейся двери, — мы слишком долго были в разлуке. — Он обернулся, глянув прямо в камеру. — Но мы оставляем за собой тех, кто запомнит, и отомстит за предательство.

Так он прощался с сыном. Уже позднее Маркель понял, что Илларт не обратился к нему по имени, чтобы не напоминать Нуэве Фаллоне, что у него остался сын, который не простит гибели отца. А в тот миг он мог только смотреть, полуослепнув от слез, как Маркель скрывается за створами шлюза, навеки покидая его жизнь.

Андрежурия стряхнула руку удерживавшего ее паломелльца.

— Я иду за первым спикером, — холодно проговорила она. Взгляд ее метнулся к группке, обступившей Нуэву Фаллону. — Герезан, твоя честь уходит с нами. Пойдешь ли ты за ней?

— Я пытался вам втолковать, ‘Журия, — пробормотал Герезан.

Андрежурия вздернула подбородок, откинула светлые кудри за спину и молча ступила за порог шлюза, рука об руку со своим бывшим мужем, Эзкеррой. Остальные пленники последовали за ней; кто-то протестовал, другие принимали свою судьбу в оцепенелом молчании.

Когда внутренние двери шлюза затворились за ними, Маркель на какой-то миг обезумел. Он колотил по неподатливой двери, царапал стены, покуда по рукам не потекла кровь. Этого не могло быть, это все какой-то кошмар!..

— Это не сон, — прохрипел чей-то голос — он с трудом узнал собственный. — Ты знал, чем была Нуэва Фаллона. Знал, и не сказал Илларту.

И за эту ошибку ему придется заплатить дорогой ценой. Той, которую отец назвал в последних своих словах: помнить и мстить.

И он ничего не добьется, рыдая, словно мальчишка, или молотя по дверям, словно те в силах ответить его отчаянию. Маркель вырвался из объятий скорби — а с ними и из уходящего детства. У него оставалось не так много времени, чтобы обдумать свой следующих ход, прежде чем боевики явятся за ним. Они должны догадаться, что юноша не станет клясться в верности тем, кто убил его отца. Даже если они по глупости поверят любым его увереньям — разве он не подавится такими словами?

Выход оставался один: когда охранники придут, Маркеля не должно быть в каюте. Хорошо, что он так тщательно изучил все потаенные закоулки «Прибежища». С ледяным спокойствием, державшимся только усилием воли, юноша перебрал три различных способа покинуть каюту, не взламывая дверей и не оставляя следа. Но, чтобы еще запутать след, он вначале сломает защиту центрального процессора, и поглядит, что можно натворить перед уходом. Когда еще ему выпадет случай поработать на терминале.