Глава 7

Спингарн проспал почти семь часов.

Комната была залита ярким солнечным светом, проникавшим через широкие зазоры между великолепными, быстро сменяющимися панорамами на стенах. Роботы-слуги пришли в движение, как только он пошевелился. Не считая роботов, он был один. Спингарн улыбнулся при воспоминании о том, как его встретили женщины. Но улыбка мгновенно исчезла, когда он вспомнил их полное нежелание открыть ему правду о его бывшей личности.

— Этель приказала мне стереть сдерживающую программу, после того как я сообщу вам, — прожужжал миниатюрный автомат.

Спингарн узнал его — машину низшего уровня, которая объявляла о посетителях.

— Сообщишь мне — что?

— Нас слышат другие.

Что верно, то верно. Робот-секретарь, держащий чашку с кофе, робот-парикмахер и шипящая машина, готовившая яичницу с беконом, все застыли в характерной для роботов заинтересованной позе. Таким способом они собирали информацию и отправляли в большие компьютеры, которые в свою очередь передавали ее огромным машинам, создававшим Сцены.

В мозгу Спингарна пробудилось неясное воспоминание о предательстве. Затем появились вопросы. Его прежняя личность была еще подавлена, но необходимость все выяснить стала совершенно очевидной. Рядовой Спингарн удовлетворял свое любопытство в погоне за технической эффективностью и насильственными действиями. Спингарн понял это в момент пробуждения. Его прежняя личность обладала безграничной энергией, направленной на то, чтобы собирать сведения об использовании Сцен. Слова слуги-робота вызвали смутное воспоминание о предательстве.

— Отключи все рецепторные цепи на пять минут, — приказал Спингарн.

Машины начали падать па пол. Внутри их фарфоровых корпусов отключались источники питания, и они больше не могли пи слышать, ни видеть, — Спингарн представил себе их разочарование. Даже машины низшего уровня гордились своими, хотя и ограниченными, интеллектуальными способностями. Машины высшего уровня относились к ним с презрением, но тем не менее признавали их пользу.

— Продолжай.

— Этель сказала, что вас отправят назад в Сцены Талискера.

И тогда весь мир Спингарна обрушился па пего.

Сцены Талискера!

Его охватила огненная вспышка: воспоминания требовали внимания. Их было так много, что он метался, как эпилептик.

Талискер!

Пустынная, мрачная планета в глубинах космоса на самом краю Галактики!

— Назад на Талискер! — прошептал Спингарн. — Назад па Талискер!

Теперь он понял, почему Арбитр тайм-аута так тщательно придерживался Закона Сцен. Он знал, что если Спингарн решит проблему той Игры под Турне, то получит право вернуться па странную планету, где были сооружены первые из всех Сцен.

Все Сцен ы начинались на Талискере. Планета была выбрана за ее удаленность, чтобы новый способ существования человечества можно было испытывать несколько десятилетий, по открывая секрета. Но все произошло почти тысячу лет назад!

Теперь на Талпскере остались один руины. Их охраняли, как музейный экспонат, но никто не посещал планету. Только пыльные остатки сотен Сцен напоминали о присутствии человека. Талискер был планетой призраков, страшных воспоминании и отчаяния.

И там лежала связь между режиссером Игр, которым Спингарн был в предыдущей жизни, и странной фразой, промелькнувшей в его мозгу, когда его извлекли из красной земли Турне.

Вероятностный человек. И Талискер.

Мерцающая комната, полная света и странного сияния, как будто потемнела. Даже маленькие роботы-слуги приняли странный облик. Тихие и неподвижные, они производили впечатление отчаявшихся деформированных гномов, которые терпеливо ожидали возможности пробудиться к жизни. Мысль о серой планете, которую он знал в другой жизни, окутала кабинет глубоким мраком.

Сцены Талискера!

Чем они были для прежней личности Спингарна?

— Говори!

— Что говорить? Я не мою посуду. Я — глашатай. Я объявляю: «К вам режиссер Игр» или «Пришла Этель с отчетами о слиянии клеток». Освободите меня от другой работы, будьте добры.

— Слияние клеток?

Спингарн отвлекся. В его мозгу всплывали другие воспоминания. Отбросив их, он обратился к маленькому роботу.

— Этель приказала тебе предупредить меня насчет Талискера.

Маленький аппарат пурпурного цвета, похожий па насекомое, покачиваясь, бочком отошел в сторону.

— Так что про Талискер?

— Мне было велено включить стирающие устройства! — проскрипел робот.

— Ио ты знаешь что-то про Талискер, про Этель и слияние клеток?

— Нет!

Остальные машины оставались неподвижными.

— Ты знаешь больше, чем говоришь, — мягко произнес Спингарн.

— Нет!

— Дефективный, я полагаю, — сказал Спингарн. — Дефективный робот. Видимо, не прошел осмотр. Пора его выкидывать.

— Нет!

Машину охватил ужас. Ее антенны дрожали, и Спингарн увидел, что начинается электронный коллапс: роботы низшего уровня боялись гибели почти так же, как люди. Когда их грозили отправить на свалку, у них нарушатся баланс электрических цепей, что внешне выражалось самым причудливым образом. Голос маленького робота-глашатая стал невнятным. Он царапал по полу сотней чувствительных щупалец. Его сенсорные антенны извивались и трещали, по-своему выражая страх. Одной угрозы оказалось достаточно.

— Мне известно лишь немногое — у меня отключены электрические цепи! Их полностью вычистили, но забыли про дополнительную цепь, включенную случайно, и я помню кое-что…

— Говори про Талискер.

— Про него все начисто стерто! Женщины сами позаботились об этом — у всех роботов цепи вычищены не один раз!

— И у тебя тоже?

— Да. Первые три дня мы не могли найти путь в ваш кабинет!

— Говори про Талискер!

— Кошмарная планета!

— Я знаю.

— Ужасная!

— Что еще?

— Кошмар — то, что вы делали со слиянием клеток!

— Рассказывай!

— Я ничего не помню — только то, что вы использовали его на Талискере.

— А Талискер?

— Этель говорила, что никогда не было катастрофы страшнее. Управление по борьбе с катастрофами не могло справиться с ней.

Управление по борьбе с катастрофами?

Ответ был таким же ясным, как вспышка молнии. Какая-то странная связь воспоминаний позволила мозгу Спингарна воспроизвести изображение важного человека, который разговаривал сам с собой и с двумя или тремя другими людьми.

Все они режиссеры Игр.

А важный человек — Директор Сцен. И он имел полную власть над судьбами, желаниями и мечтами большей части человечества. Он управлял Сценами. Сейчас он объяснял, в чем, по его мнению, заключались функции Управления по борьбе с катастрофами.

— В любой Сцен е Игра может пойти неверно. Иногда это случается. Люди не проходят соответствующую подготовку памяти. Мы не знаем всего, что происходит при мутации генов, в которые мы вторгаемся. Бывает, что Игра идет непредсказуемо. Если гений сумеет избежать подготовки, что получится? — Он не ждал ответа и выглядел мрачным и озабоченным. — Что же тогда? Я расскажу вам об имевшем место у нас недавно случае. События, запланированные на столетия вперед, внезапно начали сильно отклоняться от Кривой Вероятностей. Чуть ли не все начало происходить случайным образом! Мы участвуем в непрекращающейся войне, и вдруг приходит сумасшедший гений, изменяет социополитические вероятности, и война кончается! А что остается делать с миллионами людей, вписанных в Солнечные Гонги в Первой Безумной Войне? У нас нулевой уровень потерь, и для них нет места; значит, надо строить совершенно новую Сцену! Джентльмены, мы не могли справиться! И тогда мы обратились в Управление по борьбе с катастрофами. Ею агенты — самые выносливые и беспощадные, каких только можно найти. У них полностью блокирована лояльность, и они сдерживают катастрофу дорогой ценой. Именно они справились с катастрофой, которую я только что обрисовал. Заплатив свою цену, — добавил Директор.

Мало кто из режиссеров Игр встречался с Директором Сцен лично. Он был замкнутым человеком, как вспоминал Спингарн. Так почему именно его, Спингарна, выбрали для важного разговора? Вот еще одна нить, не имеющая никакой связи с другими.

Он покачал головой и спросил робота-слугу:

— Управление катастроф не смогло справиться с проблемой Талискера?

— Пропали шесть лучших агентов, — подтвердил робот. — И меня отправят на свалку, если… услышат, что я говорю вам.

— Сотри все из памяти, когда расскажешь то, что знаешь, — посоветовал Спингарн.

— Сотри, — проворчала машина. — А как я это сделаю?!

— У всех нас своп проблемы.

— У вас — да.

— Так расскажи про Талискер.

— Вы не верите, что я больше ничего не помню?

— Нет.

К машине частично вернулась былая невозмутимость. Спингарн больше не видел признаков беспокойства, которые раньше делали ее такой несчастной.

— Этель просила передать вам, чтобы вы были готовы, — скоро вас отправят назад!

— Ты уже говорил.

— Назад на Талискер.

— Тоже говорил.

Машина снова погрузилась в неизведанные глубины испуганного удивления.

Вкусный завтрак превратился в груду жалких угольков. Машина намекала на что-то ужасное.

— Этель сказала, что жалеет.

— Знаю.

— И еще она сказала, что на этот раз вам не удастся сбежать. Они вписали что-то в ограничения, так что вы больше не сбежите. Вам придется вернуться на Талискер и опять стать Куратором!

Связь.

Со мной.

— Талискор — моя задача, — произнес Спингарн. Связь восстановилась.

— Я был Куратором Сцен!

— О да, — подтвердила машина. — Куратором Сцен па Талискере.

— Куратором Сцен на Талискере! Кошмар.

— Так утверждает Отель.

— Она должна была так сказать.

Этель. Она жаловалась не переставая. И он бросил ее, когда отправился в длинные тоннели, отчаянно цепляясь за кассету памяти, — она позволила бы ему получить допуск в ту Сцену, в которой появится вакансия для человека с его психическим уровнем!

— Я обещал взять Этель с собой.

— Я не знал.

— Я не смогу взглянуть па Сцены Талискера — и никто не сможет! Они… ужасны!

— Да.

— Но зачем меня посылают туда, если Управление по борьбе с катастрофами не могло навести порядок! Почему меня?

— У меня есть информация.

Спингарн снова увидел робота. Он дрожал от страха и негодования — он был испуган тем, что ему не удалось скрыть от самого себя связь между собой и Сценами Талискера. Спингарн чувствовал одновременно ужас и невыразимое восхищение, когда думал о Сценах. Все вместе заставляло его слушать робота, хотя больше всего он хотел избежать ужасных и неизбежных слов.

— Я слушаю.

— Ты был тем, кто реставрировал Сцены Талискера. Спингарн резко вскочил и побежал.

Глава 8

Спингарн бежал от того, что совершил.

«Талискер — моя задача», — сказал он за четверть часа до того. Подсознательное воспоминание, которое предшествовало откровениям маленького робота. Он, Спингарн, или тот, кем он был, — он создатель Сцен Талискера!

И потому он бежал.

Кабинет находился в середине массивного комплекса зданий. Спингарн пырнул в щель, которая служила входом в транспортировочный тоннель, и заученным движением стукнул по приборной панели. В каком направлении повезет его тоннель, он не знал. Ему достаточно того, что он движется прочь от кабинета, внезапно ставшего ловушкой.

— Слияние клеток! — выдохнул Спингарн. — Талискер! Функции Вероятностей — что я сделал с ними?

Тоннель выбросил его на залитую светом Сцену. С его губ сорвались проклятия, когда он понял, что попал на одну из гигантских Сцен, где проигрывались новые воплощения уже свершившихся событий человеческой истории.

Две древние машины мчались навстречу друг другу. Они были размером с межпланетные корабли. Их причудливые очертания напоминали о временах создания первых сухопутных и воздушных экипажей. Примитивные двигатели ревели на все лады. Каждой машиной управлял человек — молчаливый пилот общего назначения, как понял Спингарн. Это были немногословные, трудолюбивые люди, которые могли справиться со всей, чем угодно, начиная от межзвездного аппарата и кончая хрупкими устройствами с ажурными крыльями двадцать пятого века, от экипажей классической земной эпохи до тоннельных машин, предназначенных для исследований мрачных холодных миров Лебедя-VИI.

— Стой! — послышался неистовый голос.

Спингарн испуганно моргнул.

Две машины бешено взревели, когда сработали их тормозные системы. Пилоты поглядели друг на друга и недоуменно пожали плечами.

— Тебя выпустили?

Спингарн увидел крупного человека почти без одежды. Он был великолепен в одной лишь украшенной драгоценными камнями набедренной повязке, какую носили верховные жрецы Первой Галактической Империи.

Спингарн был сбит с толку, когда внезапно прекратился оглушительный шум, и не мог понять, что вновь прибывший обращается к нему. Незнакомец сделал еще три попытки, прежде чем до Спингарна дошло, что его дружески приветствуют.

— Чем ты кончил! Сбежал, как последний негодяй, разрушил одну из моих лучших Игр! Тебе вернули твою память, положение? Твое имя?

— Нет.

Память отказывалась отвечать на вопросы. Но незнакомец, очевидно, понимал это.

— Значит, ты стал личностью из Первобытной Сцены — той, в которую тебя выбросили? Боже, что тебе пришлось испытать в Сценах! Тотекс сейчас вещает на всю Галактику: «Режиссер Игр сбежал в Сцены! Бесконечная схватка со смертью!» — сенсация десятилетия!

Спингарн безуспешно пытался вспомнить имя говорившего с ним человека. Но помнил только чувство дружбы и забавной снисходительности.

— Скажи мне мое имя.

— Я? Вот еще! Чтобы отправиться с тобой на Талискер? Только не я. — Человек подошел ближе. Он слегка умерил свои эмоции. — Твое имя уже ничего не означает — когда человек меняет столько кассет памяти, как ты за последние пару лет, от его личности и даже от подсознания мало что остается. Теперь ты — новая личность, что-то вроде амальгамы синтетических воспоминаний. А я — твой старый приятель Марвелл.

Марвелл. Да.

Еще один блестящий режиссер Игр! Как и я!

— Меня зовут Спингарн.

— Я видел запись твоего тайм-аута! Потрясающе! Ты обвел Арбитра вокруг пальца, как последнего болвана, — ты сохранил свою интуицию, Спингарн… Куда ты направлялся?

Спингарн пожал плечами.

— Я сбежал. Марвелл отвел взгляд.

— Кто-нибудь должен тебе сказать. Здесь некуда бежать.

— Некуда?

— Ты думал пробраться в Сцены?

— Да.

Торопливые пилоты решили, что Марвелл сможет немного прожить без них, и отправили крабоподобных роботов за кофе. Яркий свет над головой погас, перестав освещать дорогу двадцатого века, на которой остановились дна огромных экипажа.

— Не пытайся. Старая случайная переменная, которую ты вписал, стерта. Великолепный образец инженерного искусства! Пока компьютеры не поймали тебя в капсуле тайм-аута, никто ничего не понимал в математике переменной, встроенной тобой. Как тебе удалось?!

На какое-то мгновение потрясенный Спингарн узнал правду о странной математике, в которой не смогли разобраться огромные компьютеры. Ответ, как и ответы на все остальные загадки, лежал в Сценах Талискера.

— Я много думал.

Марвелл заговорил конфиденциальным тоном.

— Послушай, как тебя там… Спингарн?

— Спингарн.

Имя уже стало его частью, заметил Спингарн с удовлетворением. Все же лучше, чем полное отсутствие личности, которое он ощущал, когда робот тайм-аута привел в движение механизмы, вытащившие его из-под воссозданного Турне.

— Да, Спингарн. Ладно. Послушай, ты всегда мог справиться с мелкими проблемами Игр, хотя, вероятно, но помнишь этого. Вот почему я поспешил тебя перехватить. Когда я увидел Арбитра, запрыгавшего от восторга, то понял, что у тебя сохранились уникальные способности. Ты не выручишь меня? Ради старой дружбы?

Теперь, когда Спингарн преодолел страх, он мог расслабиться. Он смирился с тем, что Марвелл сказал ему.

Его слова подтверждали то, что говорила капризная Этель, и то, что поведал ему под принуждением маленький робот. Спасения не было. Обитатели цивилизованной части галактики могли только либо играть в Сцен ах, либо создавать их. А его искалеченная память подсказывала с полной ясностью, что и то и другое исключено. Если не считать таинственной заколдованной планеты, где были построены самые первые Сцены. Талискер!

— Послушай, я знаю, что у тебя есть проблемы, но сейчас мне нужна твоя помощь, э-э… Спингарн.

Марвелл был человеком той же породы, к которой, как чувствовал Спингарн. принадлежал и он, — изобретательным, энергичным, объединяющим огромные знания и неограниченные физические резервы, чтобы воссоздать исторические события возможно ближе к правде.

— Насчет этой вещи, из двадцатого века.

— Нам ничего не известно о том периоде.

— Ты прав! Что они сделали со своей планетой! Почему они ее сожгли?

— И ты не знаешь, как сделать Сцену?

Почти против своей воли Спингарн на мгновение почувствовал профессиональный интерес. Всего через несколько минут после того, как он в ужасе сбежал из своего кабинета, он слушает бывшего коллегу, заболевшего Ядерной Эпохой, невзирая на почти полную невозможность воссоздать Сцену тех давних времен.

— Сухопутный транспорт — вот верный путь к успеху!

— Ну нет, не согласен!

Спингарн посмотрел на гигантские машины. Они сияли медью и железом. Большие трубы паровых машин окутывали молчаливых пилотов черным дымом.

— Да! Мы узнали, что эти машины использовались как личные экипажи — у каждого была такая. Ничего себе каталки, верно?

— Личные экипажи?

— Именно! Компьютер говорит, что они были чем-то гриле идола в двадцатом веке.

— Нет!

— Да! Смотри.

Марвелл махнул рукой, и к ним подбежал робот с почерневшим бронзовым диском. Надпись па диске была едва различима: «Вручается многоуважаемому Альберту Джорджу Россу в память о безупречной пятидесятилетней службе на Старом Варвикском заводе паровых машин, 1937 год».

Но Марвелла восхищало изображение, а не слова.

— Большинство механических деталей мы взяли отсюда!

Спингарн кивнул. Простая паровая машина, вероятно, устаревшая даже для двадцатого века. Изображение, видимо, было более-менее стилизованным представлением самого замечательного инженерного достижения того периода.

— Вы взяли детали отсюда!

— Именно! Мы знали, что они работали на ископаемом топливе. Может быть, на дровах — при необходимости, но скорее всего на угле. Ну разве не здорово?!

В гравюре чувствовались тайна и очарование минувших лет.

Спингарн был почти восхищен ею. Марвелл прикоснулся к струне, которая зазвенела в нем еще в капсуле тайм-аута. Он знал, что был почти одержим тонкостями механики Игр, и неожиданно обнаружил в себе забытое мастерство. Годы обучения вернулись в его тело, и, как в капсуле, он превратился в неподвижную фигуру, которая лишь безучастно контролировала человека, называвшего себя Спингарном.

Марвелл начал говорить о функциях вероятностей и обычаях Механической Династии двадцатого века, но Спингарн не слушал. Он был зачарован личной сопричастностью к истории.

Очевидно, это был обрывок старинной рекламы, предшественника настойчивых умственных излучателей, оповещавших население Галактики о том, что происходит в Сценах.

Хрупкому материалу удалось пережить уничтожение поверхности планеты. Каким образом?

Марвелл вернул его в настоящее.

— Ну? Разве не ясно? Смотри — «Бамперные автомобили Баркера — наивысшее наслаждение! Бампером по соседу! Часы веселья!».

— И компьютер показывает, что они использовали такие механизмы?

— Именно! Машины па картинке не похожи на машину, которую вручили Альберту Джорджу Россу, но, возможно, это вольность художника!

— И у тебя машины врезаются друг в друга?

— Именно! Нам пришлось приделать пару небольших силовых щитов, чтобы предохранить их от чрезмерных повреждений, но я не думаю, что мы допустили слишком большую вольность на стадии экспериментирования. Нужно узнать, как быстро они могут столкнуться. Затем мы постепенно уберем силовые щиты.

— Значит, все, что у вас есть, — гравюра и кусок бумаги?

— Скажи, где можно достать другие документы того периода?

— Ты ошибаешься.

— Возможно, но разве они не великолепны?

— Ты используешь их в Сценах Ранней Ядерной Эпохи?

— Они — последнее, что осталось разработать.

— Так не пойдет.

— Смотри!

Марвелл выкрикнул команду, и две чудовищные машины пробудились к жизни.

Пилоты надели индивидуальные защитные костюмы. Машины находились примерно в трехстах метрах от людей, их блестящие металлические бока дрожали под ударами яростно колотящихся паровых машин. И.) медных труб с ревом извергался густой черный дым, разбрасывая снопы искр. Прицепы, полные блестящего угля, двигались рывками вслед за тянущими их машинами. Сорока-пятидесятитонная масса металла ползла по дороге, колеса прорывали в грунте глубокие колеи.

— Нет, не то, — сказал Спингарн.

— Мы перерыли всю Землю!

— Все было совсем не так, — повторил Спингарн, когда водители взглянули на Марвелла.

— Я запускал машины на самой Земле, чтобы узнать правильное соотношение массы и веса! — возразил Марвелл.

— Это безумие!

— Вперед! — проревел Марвелл. — Быстрее! Водителям нравилась их роль.

— Рекламные сети оторвут у нас их с руками! — ревел Марвелл. — Смотри!

Машины издавали такой назойливый шум и механический грохот, что Спингарну пришлось спрятаться за защитный экран Марвелла. Чудовищные механизмы летели вперед, с трудом выбираясь на дорогу. Оба водителя-испытателя сконцентрировали внимание па прицепах, виляющих из стороны в сторону. Они напоминали каких-нибудь низших демонов, распоряжающихся громом и молнией. Облако густого жирного дыма окутало огромную декорацию. Куски угля падали сверкающим потоком по гладкому белому желобу и размалывались в блестящую угольную пыль, пока огромные колеса снова и снова врезались в поверхность, покрытую колеями. Умственные излучатели надрывались: «Бампером по соседу! Часы веселья! Бампером по соседу! Часы веселья!».

— Разве не великолепно?!

— Но не правильно.

— Гляди — они теряют управление — сейчас будет крушение!

Водители больше не могли сдержать безумный танец. Огромные машины сближались на бешеной скорости, пока водители пытались справиться с управлением. Затем Спингарн увидел, как два водителя обменялись своего рода приветствиями. Мрачный обмен кивками; легкая улыбка, а затем — покорность судьбе и надежда на то, что спасательные системы в порядке.

Машины встретились на скорости выше семисот километров в час. Металл расплавился. Котлы взорвались, распустившись цветами белого пара и красного пламени.

— Значит, я не прав! — признал Марвелл. — Значит, все было не так… но разве они не великолепны?

Один водитель, пошатываясь, выбрался из обломков. Спасательная команда, уже поборовшая огонь, раскапывала груду искореженного металла. Уцелевший водитель взглянул на обломки и, содрогнувшись, отвернулся. Марвелл глядел, как он уходит. Затем повернулся к Спингарну:

— Они нравятся мне, нравятся Директору, компьютеры говорят, что функция вероятности имеет высокое значение, а ты твердишь, что все неверно!

Спингарн ожидал внезапного появления уверенности в своей правоте, что позволило бы ему заявить: «Вот! Вот что неверно — попробуй сделать вот так…» — но напрасно.

Он точно знал, что Марвелл не прав, но в чем именно — не имел никакого понятия.

— Я думаю, вы перепутали две функции, — начал Спингарн, — транспортную и скоростную.

— Я рассчитывал на тебя. Когда услышал, что ты покинул свои апартаменты… Этель, наверное, проболталась. что тебя отправят обратно?

— Да.

— Всегда спутает все карты, негодница!

— Ну и что?

— Когда я услышал, что ты опять попытался удрать. то понял, что ты явишься сюда. Первое, о чем ты мог подумать, — это направиться в знакомое место.