Глава 11

— Господи, твоя воля, ты видел эту бесстыжую шлюху? А, мартышка?… Заголила зад, ровно на параде! Шлюха она и есть шлюха!

Хок добродушно отшвырнул от себя назойливых тигрят. Мать подозвала их к себе, и они спрятались у нее под брюхом. Тигрица озадаченно наблюдала на стремительным бегством белых обезьян. Они раззадорили ее аппетит своим запахом, однако пи у нее, ни у золотисто-черного самца не возникло желания преследовать их.

Непонятное красное существо, не обладающее запахом живности, издавало неприятные, но не враждебные звуки. От второй белой обезьяны исходил мерзкий запах, она то и дело брызгала слюной и ругалась, по тоже не проявляла злобы по отношению к ее семейству. Тигрица выжидала. Она была не слишком голодна, потому что прошлой ночью они устроили настоящее пиршество; остатки его еще зарыты здесь, неподалеку.

Солнце тем временем садилось. Тигрица взглянула на самца и залюбовалась его силой и грацией. Услышав довольное мурлыканье матери, детеныши принялись с наслаждением ее обнюхивать. Тигрица вслушивалась в звуки, и воспоминания медленно проникали в ее подкорку.

— Ну? — произнес Хок.

Гораций незамедлительно отозвался:

— Да, сержант, дьявол строит козни в своих владениях.

— Еще бы! От него только того и жди! А что бедному Хоку делать? Капитана околдовали, превратили в зверя лесного, так еще эти гунявые жабы задницу показали! Во г. ты мне скажи, ученая мартышка, где ты там обучался — в Оксфорде, в Кембридже?… Скажи мне, а то ведь я университетов не кончал., как ты мог упустить вонючих жаб? Как позволил, чтобы они нанесли такое оскорбление королевскому солдату?

Хок в ярости хлопнул по спине тигра. Тот зарычал и отодвинулся.

— Дело в том, сержант, что бедный мистер Марвелл и молодая леди, его спутница, стали жертвами сатанинских козней. Понимаете, их мозг подвергся моделированию. — Увидев, что Хок тупо смотрит на него, Гораций запнулся. — Ну, как бы это сказать?… Их мозг словно бы опустел… В него вмонтировали клетку памяти…

— Опять по-жабьи заговорил! — Хок уселся на землю, вытащил из заплечного мешка кожаную флягу. — Сколько раз тебе повторять: балакай по-английски, мартышка!

Гораций как мог перевел идеи третьего тысячелетия на язык, доступный сержанту саперной роты из Порохового Века. Но Хок даже в упрощенном виде не мог себе вообразить операцию, которую претерпели Марвелл и Лиз. Ему она представлялась неким увечьем, вроде пулевого ранения.

— Так они в голову ранены? — переспросил он. — Но ежели пулю вовремя не извлечь, они подохнут от воспаления мозгов. Ставлю фунт против пенса, что через неделю у них откроется кровотечение, а через две они откинут копыта! Небось эти коновалы будут им делать… как ее?… Трепанацию черепа. Я сколько раз видал, как они ковырялись в черепушках у солдат. Но ни один не выжил, упокой, Господи, их душу! — он устремил взгляд в кусты, видимо, все еще надеясь отыскать сбежавшую парочку. — Подлые псы, изменники! Ладно, мартышка, невелика потеря!… Так ты говоришь, это мой капитан? Взаправду чудной тигр. Вроде ручного.

— Вот именно, сержант. Я уверен, что капитан Спингарн узнал вас.

— Ага! — согласился Хок. — И баба его, гляди!… Мисс Этель, помните старого Хока? Помните, как мы вместе ступили на эту поганую землю? И как Сатана вас заколдовал? У вас тогда еще выросли крылья, а старина капитан отрастил себе рога и хвост.

Тигрица подошла поближе к Хоку; ее гибкое тело искрилось в лучах заходящего солнца. Она глянула в его колючие голубые глаза и вспомнила. Белая обезьяна с тошнотворным запахом, кажется, из их стаи. Из их стаи? Да, где-то она слышала этот голос. Тигрица понюхала его сапог. Вонючая лапа, гладкая, противная, опустилась ей на голову, и тигрица не отстранилась.

— Я думаю, мисс Этель тоже помнит, — сказал Гораций. — Но все-таки советую вам быть осторожным. Она в любой момент может забыть, что знала вас, сержант. Таковы козни Сатаны.

— Ишь ты!

Хок отдернул руку. Он вытряс из фляги последние капли себе в глотку и снова засунул флягу в мешок. Тигрята тоже хотели подойти, но тигрица предостерегающе зарычала. Тигр растянулся на траве рядом с сержантом. Она же продолжала стоять, немного настороженная, но спокойная Время шло. Хок прищурясь глядел на закатное солнце. Гораций молчал. Вдруг сержант встал и пристально посмотрел на робота.

— Эй, мартышка!

— Да, сэр?

— Ты вроде говорил, что ориентируешься на местности? Ты же у нас образованный, а? И называй меня сержантом! — строго добавил он.

— Слушаюсь, сержант.

— Так я готов!

— Готовы к чему, сержант?

— К походу, мартышка!

— Я рад за вас, сержант.

— Ну давай, веди!

Робот недоуменно уставился на него.

— Куда вести?

— Куда? — Хок сердито сдвинул брови, — Ты меня спрашиваешь?

— О чем спрашиваю, сержант?

— Господи, твоя воля, ты что, совсем спятил, плюшевая жаба?! Он еще спрашивает, куда ему меня вести!

— Так ведь я под вашим началом, сержант.

— Под моим началом?

— Так точно, сержант.

Хок задумался. Потом пробормотал, обращаясь к самому себе:

— Блуждаем в аду? Мой капитан — лесной зверь, ученая мартышка — рядовой, а толстопузый со своей шлюхой — дезертиры? Ну и в переплет ты попал, Хок!

Гораций промолчал.

Тигр настороженно буравил их обоих желто-зелеными глазами.

— Так под моим началом, говоришь?

— Под вашим, сержант. Видите ли, мои инструкции предписывают мне поступать в распоряжение любой экспедиции на Талискере… То есть в этом краю, сержант.

— И толстопузому ты подчинялся?

— Так точно, сержант.

— И этой бабе, которая тыл нам показала?

— И ей.

— Так чего ж ты их отпустил?

— Видите ли, сержант, дело в том, что мы больше не можем числить их среди людей. По сути дела, они превратились в высокоразвитых обезьян. Козни Сатаны — ничего не поделаешь!… А поскольку капитан Спингарн тоже пока не обрел человеческого облика, то в составе обеих экспедиций вы — единственный человек. Поэтому я поступаю в ваше распоряжение, сержант.

— Вон как! — озадаченно почесал в затылке Хок. — Стало быть, один я остался на службе Ее Величества? И мой воинский долг велит взять командование на себя?

— Да, сержант.

Тигр-Спингарн следил за игрой длинных теней. Он чувствовал приближение ночи. Скоро придет время раскапывать останки убитой добычи. Но что-то мешало ему подчиниться своим инстинктам. Может, тому виной вонючая белая обезьяна, которая так противно рычит и распространяет вокруг себя запах пота? Но тигр почему-то не мог покинуть эту обезьяну — наоборот, принял ее в свою стаю. Вот она по-чудному вытянулась на задних лапах, и стальные когти полосатого хищника истинктивно напряглись, готовые царапать и рвать. Обезьяна шумно сплюнула.

— Так тому и быть, мартышка! — объявил Хок. — Отдаю тебе приказания, а ты смотри, выполняй без заминки. Изволь беспрекословно подчиняться, не то я живо продырявлю твои механические кишки.

— Есть, сержант.

— Ищи выход из ада!

Гораций помедлил, впервые за время пребывания на Талискере проявив признаки беспокойства.

— Из…

— Ты что, оглох! — взревел Хок и схватился за мушкет.

Тигрица вспомнила шумный звук, исходящий из этой дубины, — в ней затаилась опасность.

— Выводи меня, моего капитана, его супругу и детишек прочь из проклятого места!

— Вывести вас из Вероятностного Пространства?

— И поживей!

Тигр смотрел на робота.

— А как же мисс Хэсселл и…

— Бродяги и дезертиры пускай сгниют в яме вместе со всей нечистые! — вынес приговор Хок. — Я свой долг понимаю и отчитываюсь только перед моим капитаном, хот, Сатана и превратил его незнамо во что… Так что пошевеливайся, мартышка!

Гигантские хищники согласно заревели.

— Хорошо, сержант, — сказал Гораций. — Полагаю, мне удастся найти механизм реверсии энергетических полей

— Опять понес ахинею! — проворчал Хок. — Веди, но рассуждай!

— Слушаюсь, сержант. За мной!

Марвелл и Лиз проголодались. В поисках пищи она вышли к небольшому ручью. Вокруг не было слышно не единого шороха, и их босые ноги бесшумно ступали по твердой земле. Лиз сгорбила плечи, защищая самые уязвимые места — грудь и живот. Голова склонилась гораздо ближе к земле, чем при обычной походке — так легче улавливать запахи съестного. Ей очень хотелось полакомиться свежатинкой. Позади в двух шагах двигалась голая туша Марвелла. Лиз глубоко верила в его способность добывал, пищу, но и сама зорко следила, чтобы ничто не ускользнуло от внимания

Две белые неуклюжие тени мгновенно спрятались в зарослях боярышника, когда почуяли запах другой обезьяны. Едва уловимый, он тем не менее заставил взволнованно затрепетать их ноздри. Это был рыжий молодой самец. Не слишком крупный, но мяса на нем достаточно, чтобы па несколько дней утолить голод. У Лиз в животе давно ничего не было, кроме водянистых плодов. А желудок настойчиво требовал мяса. Крови, плоти, мозгов! Дышащих легких и темной сочной печени! Листьями да личинками сыт не будешь. Она бесшумно облизнулась, слыша тихое ворчанье Марвелла.

Лиз не надо было объяснять, что делать. Они с Марвеллом быстро оправились от шока, вызванного слиянием клеток, и превратились в слабых и пугливых, но довольно умных, ловких и способных позаботиться о своем выживании зверей. К тому же трудно было представить себе более подходящую пару для совместной охоты.

Они разделились у развилки ручья, в том месте, где впервые уловили запах обезьяны. Лиз переместилась вдоль потока правее. Ее задача — захватить врасплох зазевавшегося самца. Рано или поздно он тоже обнаружит охотников и наверняка попытается ускользнуть и спрятаться.

Конечно, если он не вожак и за ним не следует вся обезьянья стая. Тогда Лиз и Марвеллу самим придется уносить ноги. Но нет, он один и бредет без всякой цели, этот рыжий макак. Может быть, его изгнали из стаи? Или он ранен? Лиз аж задрожала от вожделения, представив себе, что у обезьяны вывихнута нога и она не сможет убежать. Но тут же осадила себя и снова принюхалась.

Ветер тянул в ее сторону, навевая запах испуганного самца. Она застыла, как белая статуя, в тени деревьев, когда рыжая обезьяна испустила тревожный вопль. Момент настал!

С пронзительным кличем Лиз выскочила из укрытия. Нарочно наступила на поваленное дерево, приминая сухие ветки, чтобы создать у жертвы впечатление крупного зверя. Стая вспугнутых птиц взлетела ввысь и наполнила воздух звонким гомоном. С дальних болот донесся протяжный рев, но ее он не касался. Внезапно Лиз решила, что выбрала неверный путь, и метнулась в чащу.

Маленькая обезьяна и впрямь оказалась увечной: одна нога у нее короче другой. Лиз принялась яростно, победно улюлюкать. Ее ненависть ослепила и без того перепуганное животное. Оно бросилось прямо на тропу Марвелла; в широко раскрытых желтых глазах застыла обреченность.

Марвелл поднял увесистую палку, которой предусмотрительно вооружился, и обрушил се на плечо рыжей обезьяны. Лиз подскочила к ней и схватила добычу за ногу. Дернув на себя, она увидела, как Марвелл вторым ударом раскроил обезьяне череп.

Какое-то мгновение Лиз в ужасе рассматривала маленькую мордочку со смешными круглыми ушами. Глаза жертвы закатились под лоб и теперь были не желтые, а белые, невидящие Маленький самец, почти детеныш, лежал, трогательно раскинув лапы. В первобытной душе Лиз вдруг всколыхнулись столетия цивилизации. Весь аппетит пропал. Она с содроганием выпустила мохнатую ногу.

Марвелл подозрительно покосился на подругу. Но тут же забыл о ней и исполнил над мертвым телом ликующий танец. Приплясывая, он бил себя в косматую грудь, и Лил невольно им восхитилась. Она вновь скакнула на два миллиона лет назад и потянулась лапой к разбитой голове рыжей обезьяны.

— Аффо-о! — завопил Марвелл и повалил ее наземь.

Лиз отползла в сторону и стала смотреть, как Марвелл разделывает добычу острием своей дубины. Ждала, пока он в конце концов не добрался до мягкой студенистой печени. Довольный ее покорностью, Марвелл выделил Лиз ее долю. Затем они искромсали череп и насладились сочными мозгами.

Когда тени сгустились, сливаясь друг с другом, и темно-красное солнце запорошило вулканическим пеплом, тигр вернулся к первобытным ощущениям. Его мучила жажда. Тигрята надрывно кликали мать. Рыкнув, она призвала их к порядку. Ее самец решился идти, значит, и она за ним, но ее тоже не покидали мысли о сочной говядине, зарытой неподалеку предыдущей ночью.

Там была корова. Они выследили ее, хоть она почти бесшумно двигалась по заливному лугу, оставляя за собой большие рыжие лепешки, поскольку перед этим хорошо полакомилась, повалялась в траве, понежилась на солнце. Одного сокрушительного удара когтистой лапы оказалось достаточно, чтобы убить корову наповал. Затем тигрица вгрызлась в мощную артерию животного, и детеныши напились свежей крови.

Теперь, когда мясо пропиталось дождевой влагой, оно будет еще нежнее на вкус. Тигрица тихо, вожделение заурчала.

Для чего ее самец следует за вонючей белой обезьяной в странной шкуре и с этой опасной дубиной? Она ненавидела белую обезьяну. Если бы самец хоть на секунду отвернулся, она тут же пригвоздила бы ее к земле. Но не для того, чтобы утолить голод: тигрица брезговала гнилостным обезьяньим мясом.

— Далеко еще? — спросил Хок. — Солнце-то, почитай, село в этих сатанинских пределах, и бедного Хока уж ноги не держат. А, мартышка?

— По моим расчетам, мы находимся в зоне слабого действия энергетических полей, — ответил Гораций. — Вон там, за тем перевалом.

Он указал на небольшую гору в километре от котловины.

Тигр грозно зарычал, почуяв опасность или, может быть, вспомнив какой-то прошлый неудачный опыт.

— А? — переспросил Хок.

— У меня такое впечатление, сержант, что таинственная сила — большой дьявол то есть — именно здесь строит свои козни.

— Да и мне сдается…

Тигрицу тоже мучили неясные ощущения. В брюхе подвело от голода, а ей почему-то вспоминается, как она передвигалась на двух потах и парила в воздухе. Тигрята канючили — им хотелось есть и пить. А тигрице хотелось расправиться с белой крикливой обезьяной.

— Сержант, мне кажется, я чувствую кратковременные перерывы в действии энергетических полей, удерживающих в этом месте Вероятностное Пространство.

— Не брешешь? А крокодилы? А нечисть? Вдруг они опять явятся? Учти, у меня пороху осталось с гулькин нос и только две гранаты, да и те запалить нечем — фитили-то тю-тю!

Тигр перевел взгляд с Хока на длинное, затянутое красной шкурой тело не из плоти. Смутные ассоциации возникли, растворились и снова всплыли в мозгу. Он предупредительно прорычал что-то своей спутнице, когда они поравнялись с небольшим утесом. Тигрята завизжали. Тигрица все еще обдумывала стремительный прыжок, который она совершит, чтобы переломить хребет обезьяне. Тигр почувствовал закипающий в ней гнев и обнюхал ее, успокаивая: какая бы опасность их ни подстерегала, он сумеет заслонить свою подругу.

— Слушай, мартышка, а слабо тебе опять добыть из себя огонь? — спросил Хок, соображая, чем бы запалить гранаты, и вспомнив, как Гораций помог им одолеть призраков при первом столкновении с таинственной силой на Талискере. — Или, может, фитиль какой соорудишь?

— Вряд ли в этом есть необходимость, сержант, — разуверил его Гораций. — Маловероятно, чтобы кто-либо из чудовищ появился здесь после захода солнца. Гравитационные силы, используемые чужеродным элементом для привлечения таймаутеров, в данный момент близки к нулю.

— Не брешешь, мартышка? Язык-то у тебя без костей! Гораций выпростал из-под бархатного одеяния сенсорные устройства. Несколько секунд антенны мягко покачивались в воздухе. Скелетообразные сканеры прочесывала глубины энергетических полей, на которых зиждилось Вероятностное Пространство.

Тигр стоял как вкопанный и наблюдал. Его подруга была встревожена, но подчинялась безмолвному приказу; голодные, испуганные тигрята тоще помалкивали. Впрочем, у них и не было никаких воспоминаний, кроме как о зарытом неподалеку мясе.

— Сержант, я должен объяснить вам, как Сатана заманивает людей в ад, — сказал Гораций. — Он используем глубинные элементы земли, воды и воздуха как мощную притягивающую силу.

— Ну и что?

Гораций спрятал сенсорные устройства.

— И это притяжение воздействует па несчастных смертных — к примеру, на тех, кого вы видите перед собой, — так, что они не в силах противостоять Царю Тьмы.

— Да уж, на козни он горазд.

Речи робота произвели на Хока впечатление, и он преисполнился решимости биться до конца.

— Но ты ведь помнишь, мартышка, однажды мы уже одолели нечистого со всеми его кознями, верно я говорю?

— Да, сержант, было такое.

— С тобой тоже шутки плохи! — заметил он, глядя, как Гораций скручивает в пучок кажущиеся живыми проволочки, которые извивались над небольшим утесом.

Тигр содрогнулся от нахлынувших воспоминаний.

— Я начерчу здесь магическую силовую формулу, — комментировал Гораций. — Она будет как бы заклинанием против козней дьявола.

— Ты, стало быть, тоже нечистая сила?

— Как водится у пас, философов, — гордо приосанился Гораций. — Согласно учению великого Исаака Ньютона.

— Ну и ну!

Огромные кошки зачарованно следили, как тощее неживое существо изливает из своих когтей солнечный свет. Лучи розовой зари протянулись к проволокам, и существо вскоре стало похоже на сверкающее солнце. Тигрята зажмурились, тигрица недовольно зарычала и потерлась о бок своего полосатого повелителя, ища утешения, по тот был полностью захвачен происходящим.

— Черная магия! — возмутился Хок. — В Англии тебя сожгли бы, как Бог свят!

— Сержант, вы готовы вступить в лют круг?

— Я?! Чтобы слуга королевы Анны связался с нечистым! Да я тебя штыком!… Я твои дырявые кишки на портянки себе пущу! Вот они, гранаты, только тронь меня!

Гораций сосредоточился; вокруг него будто сгустилась тьма. Солнечный круг расширился, куполом повис над утесом. Силовые потоки бешено вращались в орбите созданных Горацием энергетических полей; каменный монолит содрогнулся при столкновении противоборствующих сил. Один из тигрят втянул голову и заскулил от страха. Тигр грозно заурчал. Он боялся красного существа, боялся его расплавленных когтей и всех этих неведомых сил.

— Так вы отказываетесь, сержант? Хок поднял мушкет.

— Отказываюсь, черт меня подери! Гораций разочарованно пожал плечами.

— В сложившихся обстоятельствах, сержант, у меня нет иной альтернативы, кроме…

— Будь ты проклят, нечистая сила! — взревел Хок, выхватывая из-за пояса гранату. — Огонь!

Он поднес вощеный конец запала к раскаленной проволоке. Искры рассыпались по траве под ногами тигра, его перепуганной спутницы и детенышей. Гораций вздохнул и аккуратно запустил между Хоком и тиграми маленький сверкающий шарик.

— На данной стадии я вынужден воспользоваться своими полномочиями, — сказал он в свое оправдание. — Лишь небольшое местное воздействие, абсолютно безвредно. Нейтральное интерференционное поле, небольшая доза лауданума… Надеюсь, сержант, вы простите мне мою вольность.

В шарике содержался заряд семян, останавливающих время. Тигрята покачнулись ц замертво упали один на другого. Изготовившаяся к прыжку тигрица вдруг почувствовала, что лапы ее стали студенистыми. Тигр потянулся схватить зубами крошечную капсулу, но было уже поздно: что-то мгновенно парализовало нервные окончания, и он ткнулся мордой в жесткую траву. Гораций небрежно поймал на лету брошенную гранату и раздавил запал своими металлическими пальцами.

Хлынул дождь янтарно-желтых искр. Небольшой утес треснул точно посередине. Противоборствующие энергетические поля на какое-то мгновение сцепились и ослабли. Гораций спешно подтаскивал тигрят поближе к источнику излучения, озарявшего утес.

Высокий, тонкий, окутанный сверкающим бархатом, он растопырил длинные пальцы, дабы влить силу в свое творение. В эту минуту он был похож на архетипического черта или на монстра, достойного позировать Иерониму Босху.

Вокруг маленькой группки образовалась пустота. Она звала, манила, пронизанная силовыми вихрями призрачной красоты. Их тела, не находя гравитационной опоры, повисли в вакууме и проплыли так по черному, подсвеченному золотом тоннелю. Гораций поздравил себя с успешным выходом из Вероятностного Пространства таинственной силы.

После того как они затравили хромую рыжую обезьяну, везение изменило Марвеллу и Лиз. Силой и хитростью они могли поспорить с питекантропами, жившими в Африке в начале плейстоцена, однако в отличие от них не подвергали свои способности критическому переосмыслению, что дается только годами выживания в диких условиях. Ни одного живого зверя им больше поймать не удалось. Правда, они набрели на колонию моллюсков в теплом соленом болоте, по пиршество было прервано появлением крылатого ящера. Марвелл и Лиз пустились наутек. Насекомые, личинки и различные плоды стали для них основной пищей. Но даже здесь отсутствие накопленного поколениями опыта было чревато опасностью.

Марвелл наковырял в стволе гнилого дерева пригоршню алых червячков и смолотил их. Потом он долго отплевывался, в то время как ядовитая масса раздирала ему кишки. Весь доив и всю ночь его тошнило, и Лиз ухаживала за ним, изо всех сил стараясь не поддаваться страху. Он так стонал, что в конце концов она просто залепила ему рот грязью, боясь, как бы стоны не привлекли к ним в логово хищников, блуждающих по болотам, джунглям и саванне. Два раза она порывалась оставить его, сочтя мертвым. Во второй раз вернулась и, убедившись, что он еще дышит, занесла над ним каменный нож. Но расплывчатые воспоминания о более человечных временах, изредка проникавшие в ее мозг, обуздали пищевой инстинкт.

Марвелл поднял голову и хрипло отдал приказ. Лиз отправилась за водой. На протяжении всего следующего дня он медленно возвращался к жизни. За время скитаний Марвелл сбросил около пуда веса, и тело его стало гибким и упругим. Они слонялись, страдая от голода, и наконец набрели на большую груду костей; на одной лопатке осталось мясо — его хватило им еще на два дня.

Немалую часть времени Лиз и Марвелл отдавали сну. Они приноровились ходить по следу других двуногих. Как-то раз дождливым утром тропа вывела их к каменоломне, за которой они обнаружили пещеру. В ней было разложившееся мясо и кое-что пострашнее — обгоревшие волосы и кости.

Марвелл заслонил собой Лиз, увидев, что стена сплошь покрыта странными изображениями животных. Ему потребовался целый час, чтобы прийти в себя от страха. Наконец он протянул грязную лапу, чтобы схватить одну и, 1. неживых картинок. Но пальцы лишь поскребли голый камень. Отступив, он понюхал свою ладонь. Лиз взяла его лапу и тоже понюхала. Лапа источала только острый, знакомый запах Марвелла. Они попятились из пещеры, как нашкодившие дети, случайно забежавшие в пустой храм. С того дня они стороной обходили такие пещеры.

Голод был их постоянным спутником. Плоды и листья приносили лишь кратковременное облегчение, а личинки и орехи подчас оказывались и вовсе несъедобными, даже опасными. Лиз недовольно заворчала, когда они увидели вдали, на деревьях, мелких рыжих мартышек. Оба сразу вспомнили, как им повезло однажды затравить увечную обезьяну. Марвелл засунул палец в рот Лиз, чтобы успокоить: Лиз благодарно его пососала, хоть была все еще сердита.

В голове бешено стучали воспоминания о мясе и крови.

Глава 12

Спингарн огляделся и увидел изменившийся мир. Почти полностью исчезли обоняние и слух. Зато глаза сумели обозреть гораздо более широкое пространство. Он перекатился на живот и до смешного медленно вытянул тощие конечности. Из глотки вырвался слабый крик отчаяния.