Глава третья

— Да, это должно быть очень важная вещь, — согласилась Гвинет. Зачем бы иначе прятать её так хитро?

Они с братом сидели рядышком на кровати покойного лондонского купца. Гервард осторожно развернул хрупкий свиток. Внутри оказался ещё один листок — собственно, Гервард уронил его и даже не наклонился, чтобы поднять. Гвинет заметила это, но решила, что можно поискать и потом. Глаза её были прикованы к пергаменту в руках у Герварда.

Он был жёлтым и старым — очень старым, судя по проступившим там и сям тёмным пятнам и рваным, обтрепавшимся краям. В правом верхнем углу красными чернилами был изображён символ, похожий на слезу. Остальной лист был весь исписан непонятными символами. Гвинет с огорчением поняла, то не может прочесть ни единой буквы. И дело было не в том, что чернила выцвели и побледнели — просто знаки эти были ей незнакомы. Странные хитрые закорючки, точки и чёрточки не были похожи ни на что из того, что она видела раньше. А ведь она умела читать! Джефри Мэйсон научил дочь разбираться со счетами и списками, а Гервард так и вовсе учился у монахов, вместе с остальными мальчишками Гластонбери, но этот текст озадачил их обоих.

— Мы не сможем прочесть, — признал своё поражение Гервард.

Гвинет свирепо уставилась на непонятные значки, словно пыталась силой взгляда превратить закорючки во что-то удобочитаемое.

— Интересно, что это за знак, — добавил Гервард, разглядывая красную каплю.

— Похоже на кровь, — отозвалась Гвинет и зажмурилась, вспомнив ярко-алую струйку, вытекавшую из Источника Чаши.

— Или на часть герба какого-нибудь лорда, — заметил Гервард. Он перевернул пергамент и добавил:

— Печати нет.

На обратной стороне листа не было ни знаков, ни надписей. Ничего, что объясняло бы, зачем мастер де Бир хранил этот документ, не говоря уже о том, чтобы прятать его в глиняной фляге.

И тут Гвинет вспомнила о втором свитке. Наклонившись, она вытащила его из-под кровати и развернула на коленях. Это был небольшой кусок нового хрустящего пергамента с коротким текстом на английском языке. Гвинет облегчённо вздохнула.

Письмо было адресовано мастеру Натаниэлю де Биру. Предвкушая разгадку, Гвинет стала читать вслух:

«Вы просите золота — но я бедный священник и золотом не владею. Однако документ и медальон, которые я вам отдаю, драгоценнее всех сокровищ христианского мира. Умоляю вас, примите их вместо золота. Если вы расскажете о моём ужасном преступлении, вы не только уничтожите меня, но и создадите дурную славу Святой Матери-Церкви. Денно и нощно молю я Господа о милосердии и прошу вас — смилуйтесь надо мной! Возьмите моё единственное сокровище, мастер де Бир, и не терзайте меня больше, ибо я отдал всё, что у меня было».

— И подписано: «Отец Герберт из Смитфилда[5]» — закончила Гвинет.

Гервард, шевеля губами, читал одновременно с сестрой. Закончив, он поднял на неё сияющий взгляд.

— Драгоценнее всех сокровищ христианского мира! — повторил он восторженно и, сморщив лоб, снова принялся разглядывать первый пергамент.

— Чего в нём такого драгоценного? — спросил он с недоумением. — Кстати, где медальон? Я не видел здесь никакого медальона!

Гервард встряхнул тряпицу, в которую был завёрнут пергамент, поползал среди осколков — тщетно. Медальона нигде не было.

Гвинет тем временем перечитывала письмо по второму разу.

— Этот человек пишет о каком-то преступлении, — пробормотала она. — А мастер де Бир требовал у него золота в обмен на молчание. Слушай, Гервард, а ведь мастер де Бир шантажировал этого… отца Герберта! Может, это он убил де Бира, чтобы заставить его замолчать?

— Вряд ли, — покачал головой Гервард. — Смитфилд — это в Лондоне, и мастер де Бир приехал из Лондона. Если бы отец Герберт хотел его убить, то не поехал бы для этого в Гластонбери.

— Верно, — кивнула Гвинет. — Слушай, давай оставим это у себя, — прибавила она, кивая на листы пергамента. — Может, сумеем найти кого-нибудь, кто может это прочитать!

— Ты спятила? — удивился Гервард. — Если отец Годфри узнает, что мы прячем улики, нам мало не покажется!

Но Гвинет уже понесло. Её слишком сильно обидел снисходительный тон отца Годфри, чтобы она могла позволить ему первому раскрыть тайну.

— А поделом ему, — упрямо заявила она. — Какое право он имеет обращаться с нами, как с глупыми детишками? Вот возьмём и найдём убийцу сами! Да и потом, пергаменты были спрятаны! А что, если бы мы их не нашли? И кто нам мешает найти их через пару дней и только тогда отдать отцу Годфри? А пока попробуем разобраться сами.

Гервард замотал головой, но Гвинет видела, что идея начинает его увлекать.

— Всего-то денёк-другой, — настойчиво повторила она. — Ничего плохого в этом нет — а мастера де Бира все равно ведь не воскресишь!

— Ну хорошо, — согласился, наконец, Гервард. Природное любопытство взяло в нём верх над осторожностью. Опустившись на колени, он принялся собирать осколки разбитой фляги.

— Отнесу потихоньку в мусор, — объяснил он. — И учти: никакой фляги тут не было, так что найти в ней мы ничего не могли!

— Надо бы ещё раз сбегать к Источнику Чаши, — сказал Гервард. Они с сестрой только что вышли из аббатства, где отдали отцу Годфри пожитки покойного Натаниэля де Бира. — Может, заметим что-нибудь, что проглядели люди Финна Торсона.

— Ой, не знаю, — протянула Гвинет. Она вспомнила о крови, плывущей по ручью, и с трудом сдержала подступающую дурноту. — Матушка велела нам оставаться в деревне…

— Она не узнает, — подмигнул Гервард. — Она же освободила нас от работы на целый день, чтоб мы в себя приходили? Значит, ей придётся все делать самой, а о нас она даже не вспомнит! Некогда будет.

Но Гвинет все ещё колебалась. Ей не хотелось нарушать материнский запрет. Особенно теперь, когда поблизости, возможно, бродит убийца…

— Надеюсь, тело уже унесли, — пробормотала она.

— Должны были, — утешил её Гервард. — Ну же, пойдём! До вечера ещё куча времени. Посмотрим, не прятался ли там кто — или, может, убийца шёл за ним?

— Ладно.

Гвинет все ещё не была уверена, что поступает правильно, но послушно двинулась вслед за братом. Тропинка, ведущая к источнику, была теперь основательно растоптана. «Оно и понятно, — подумала Гвинет, — ведь с утра здесь успели побывать люди шерифа Торсона. А может, и кто-нибудь из соседей пришёл поглазеть».

Тропинка подошла к самому ручью, и Гвинет с облегчением увидела, что вода снова приобрела свой обычный ржаво-красный оттенок, едва различимый по сравнению с алым цветом крови, что текла здесь поутру. Кто-то окликнул их сверху: поднявшись, они увидели у расщелины Хауэлла Смита, брата кузнеца Тома.

— Ищете мастера Торсона? — спросил он. — Нету его тут. Ушёл со своими людьми и тело унёс. Велел мне тут покараулить, пока он не вернётся и не осмотрит все, как следует, — гордо добавил он.

— Тогда, может, ты знаешь, что тут и как, а, Хауэлл? — спросила Гвинет. — Мастер Торсон ничего не рассказал перед уходом?

Голубые глаза Хауэлла Смита сияли от гордости.

— Пойдёмте, я вам покажу!

Гвинет и Гервард поспешили подняться к источнику.

Над головами их высилась отвесная стена. В её трещинах ютились яркие зелёные кустики травы и папоротников. Где-то наверху из скалы вырывался ручей и красивой струёй падал в пузырящуюся заводь. Красноватый поток вытекал из расщелины и изливался по склону вниз к тропинке.

— Он лежал здесь, — объявил Хауэлл, указывая на участок, где трава была сильно примята. — Голова была в ручье — вот тут, где он вытекает из заводи. А теперь взгляните сюда.

Гвинет и Гервард послушно двинулись за ним вдоль скалы. Сделав несколько шагов, Хауэлл остановился. Земля здесь была растоптана в грязь.

— Ух ты! — оживился Гервард, опускаясь на корточки, чтобы лучше рассмотреть следы. — Да тут драка была! Смотри — две пары ног!

— Только ничего не трогай, — забеспокоился Хауэлл. — Мастер Торсон не велел ничего трогать!

— Не волнуйся, Хауэлл, мы не тронем, — улыбнулась Гвинет.

Хауэлл удовлетворённо кивнул и повёл их дальше. Следы обрывались возле кучи земли, выброшенной из свежевырытой ямы. Рядом с ямой валялся фонарь.

— Это что, мастер де Бир выкопал? — спросил Гервард. — А где заступ?

— Заступ забрал мастер Торсон, — объяснил Хауэлл и добавил чуть тише:

— Он лежал у самой воды. Мастер Торсон считает, что заступом-то его и убили.

Гвинет содрогнулась, представив, как железное лезвие обрушивается на голову несчастного мастера де Бира. Чтобы отвлечься, она заглянула в яму.

— Интересно, что это он там выкапывал потемну?

— Может, мастер Натаниэль думал, что здесь зарыто сокровище? — предположил Гервард, нагибаясь над ямой. Внезапно он тихонько присвистнул и осторожно, чтобы не заметил Хауэлл, указал Гвинет на что-то в глубине ямы. Под комьями земли отчётливо блестела крошечная искорка металла. У Герварда глаза разгорелись от любопытства. Но рядом стоял добряк Хауэлл, которому шериф Торсон велел проследить, чтобы никто ничего не трогал…

Гвинет выпрямилась и обернулась, прислушиваясь.

— Это не шериф возвращается? — спросила она, притворяясь, будто слышит шаги на тропинке.

Хауэлл встрепенулся и сделал пару шагов назад, туда, откуда видно было тропу. Гервард коршуном кинулся вниз, схватил свою добычу и успел выпрямиться прежде, чем Хауэлл обернулся.

— Не похоже, чтоб это был шериф, — сказал Хауэлл, глядя на Гвинет доверчивым взглядом. — Ты, наверное, лису услышала.

— Наверное, — согласилась Гвинет, отводя глаза.

— Ладно, нам пора, — сказал Гервард. — Пока, Хауэлл.

— Счастливо, — откликнулся Хауэлл и побрёл на свой наблюдательный пункт.

Гвинет и Гервард осторожно сползли со склона и зашагали по тропинке к деревне. За первым же поворотом Гвинет дёрнула брата за рукав.

— Покажи, что ты нашёл!

Гервард остановился и разжал кулак. На ладони его лежала маленькая и очень-очень грязная медная капелька. Гвинет осторожно очистила находку от налипшей земли. Это оказался медальон, покрытый с одной стороны яркой красной эмалью. В крошеную дырочку было продето проволочное колечко — вероятно, раньше была и цепочка. На солнце ярко-красная слёзка сверкала, словно капелька крови.

— Медальон! — выдохнул Гервард. — Совсем как на том рисунке! Наверное, это его отец Герберт прислал Натаниэлю де Биру!

— А мастер де Бир уронил его в яму, когда боролся с убийцей, — подхватила Гвинет. — Но что всё это значит? Отец Герберт пишет о драгоценном сокровище, но не объясняет, что в нём такого драгоценного. И как это выяснить?

— А как выяснить, кто убил мастера де Бира? — добавил Гервард.

Гвинет потёрла пальцем блестящую эмаль.

— Может, убийца искал это? Убил мастера де Бира, обыскал тело и не догадался заглянуть в яму?

— Но зачем ему эта штука? — удивился Гервард. — Медальон такой маленький, что ничего бы не стоил, даже будь он из чистого золота! Значит, важен не сам медальон, а что-то связанное с ним. Только как это узнать?

— Может, Урсус поможет? — предположила Гвинет. — Он столько всего знает! Давай покажем ему пергамент.

— Но ведь мы встретили Урсуса, когда нашли тело, — нахмурился Гервард. — А вдруг это он убил мастера де Бира?

Гвинет возмущённо вскинулась, но Гервард закончил твёрдо:

— А если он убийца, то отдавать ему пергамент и медальон — самая большая глупость, какую только можно себе представить.

Гвинет вспомнила добрые голубые глаза отшельника и спокойную мудрость его речей. Если этот человек — хладнокровный убийца, значит, все, во что она до сих пор верила — не более чем ложь… Гвинет подняла глаза и твёрдо встретила взгляд брата.

— Ты сам в это не веришь, Гервард.

— Я не хочу верить, — возразил Гервард. Но, подумав ещё немного, он всё-таки кивнул.

— Ладно. Покажем ему все. Но если он отведёт нас к очередной пещере, предупреждаю заранее: я туда не полезу!

Снизу послышались голоса и лай собак — шериф со своими людьми возвращался осматривать место преступления. Гвинет и Гервард переглянулись и, не сговариваясь, свернули в лес.

Урсус никогда не показывал Гвинет и Герварду своего жилища. Иногда Гвинет думала, что он поселился в пещере, вход которой скрывают густые заросли ежевики. Иногда она представляла себе хижину из валунов, скреплённых вместо раствора речным илом. В любом случае отшельник предпочитал уединённое существование. Что ж — на то он и отшельник. Но в такие дни как сегодня, когда им срочно требовалось поговорить с Урсусом, Гвинет хотелось, чтобы его легче было найти.

Они с Гервардом двигались вдоль нижних склонов Тора, постепенно приближаясь к реке, где впервые встретили Урсуса. Зимний холод уже сковал мягкую болотистую почву, так что идти было легче, чем обычно. На лужах блестел ледок, из чёрной воды торчали засохшие стебли камыша. С ветвей деревьев тут и там свисали сверкающие сосульки.

Возле реки Гервард остановился и громко позвал:

— Урсус! Урсус! Где вы?

Никто не ответил, и они двинулись дальше.

Урсус стоял спиной к ним за ближайшим кустом и бил острогой рыбу. Тонкое древко было занесено над водой, миг — и на конце копья уже билась серебристая рыбина.

— Урсус! — обрадовалась Гвинет. — Как хорошо, что мы вас нашли!

Урсус обернулся. Голубые глаза его лучились улыбкой.

Разве может убийца быть таким дружелюбным?

— Я здесь, — просто сказал отшельник, снимая рыбу с остроги и отправляя её в корзину, где уже лежала парочка её товарок. — Зачем я вам понадобился на этот раз?

Он воткнул своё оружие в землю — Гвинет с интересом рассматривала ясеневое древко и зазубренный кремнёвый наконечник — и опустился на ближайший камень.

Гервард вытащил оба свитка пергамента и протянул отшельнику тот, что с непонятными буквами.

— Мы хотели узнать, что вы думаете об этом, — сказал он.

Урсус осторожно взял пергамент, и брови его удивлённо поползли вверх.

— Откуда вы это взяли?

У Гвинет заколотилось сердце: очевидно, Урсус узнал этот документ и может о нём рассказать!

— Это принадлежало одному постояльцу, — ответила она и наскоро объяснила отшельнику, кто такой был Натаниэль де Бир и как они нашли его тело возле Источника Чаши.

— Мы нашли пергамент у него в комнате, — добавил Гервард. — Он был спрятан во фляге вместе с этим письмом.

Он протянул Урсусу письмо отца Герберта.

Отшельник прочёл, и лицо его потемнело.

— Плохой человек этот мастер де Бир, — сказал он твёрдо. — И возможно, он был частью большего зла.

— А как насчёт второго пергамента? — настаивала Гвинет. — Что там написано? Вы можете это прочесть?

Урсус перевёл взгляд на пергамент со странными значками — но на этот раз лицо его оставалось бесстрастным.

— Нет, не могу. И сомневаюсь, что он вообще имеет отношение к смерти вашего постояльца.

— Что?! — возмущённо воскликнула Гвинет.

Она знала, что ведёт себя невежливо, но не могла понять, как это Урсус может такое говорить. Он что, хочет сказать, будто мастер де Бир просто так спрятал пергамент вместе с письмом отца Герберта?

Урсус спокойно встретил её взгляд.

— Документ, касающийся Гластонбери, был бы написан на английском или на латыни. А это — арабский текст. Лондонский купец попросту не смог бы этого прочесть.

— А я знаю, кто может! — подскочил Гервард. — Вазим Хараб, вот кто!

Идея Гвинет не слишком обрадовала. Осенью они с братом действительно познакомились с мавританским купцом по имени Вазим Хараб — тот помогал Рису Фримену сбывать фальшивые мощи. Более того, Годфри де Массар утверждал, что вырученные деньги Вазим отдавал Генриху из Труро. В одном Гервард, конечно, прав: мавританец сможет прочитать арабскую надпись. Но только не опасно ли обращаться к нему за помощью? А кроме того, Вазим Хараб путешествует по всей стране и может сейчас быть очень далеко от Гластонбери. Да и зачем ему возвращаться сюда после того, как шериф Торсон прикрыл производство фальшивых мощей?

Урсус тоже не одобрил предложение Герварда.

— Может, купец и прочтёт эту надпись, но я уверен, что вам это не поможет.

— А как же быть с этим?

Гервард порылся в кошельке и, вытащив медальон, протянул его Урсусу.

— Отец Герберт пишет о медальоне — а это мы нашли в яме, которую мастер де Бир выкопал возле Источника Чаши!

— Он что, ещё и копал? — снова насторожился отшельник.

— Возле источника кто-то выкопал яму, — уточнила Гвинет. — Мы думаем, что это был мастер де Бир.

Урсус внимательно разглядывал медальон. На его длинной ладони красная эмалевая слёзка казалась настоящей каплей крови.

— И что из этого? — проговорил он, наконец. — Вероятно, мастер де Бир принёс эту штуку туда, где встретил свою смерть. И не более того.

Урсус сжал медальон в ладони, и Гвинет вдруг показалось, что он хочет оставить обе улики у себя.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она осторожно.

Урсус вздохнул.

— Я — ничего. Мне не пристало вмешиваться в подобные дела. Да и вам лучше бы держаться от всего этого подальше.

Отшельник поднялся с камня, отдал медальон Герварду и протянул Гвинет оба листка пергамента.

— Отдайте это шерифу.

Властный тон и суровый вид отшельника на мгновение напомнили Гвинет отца Годфри.

— Слишком много крови окружает подобные тайны. Ваш мастер де Бир уже выяснил это на собственном опыте. Было бы прискорбно, если бы и с вами что-нибудь случилось.

Глава четвёртая

Ночью Гервард плохо спал. Ему снилось мёртвое тело Натаниэля де Бира и красная от крови вода источника. Утром, когда они с Гвинет спускались в кухню, ему за каждым поворотом мерещилась зловещая тёмная фигура.

Тем более не готов он оказался к резкой вони, от которой слезились глаза и перехватывало дыхание. Когда Гервард открыл кухонную дверь, вонь чуть не сшибла его с ног. Источником одуряющего запаха служил небольшой горшок, в котором мать что-то деловито помешивала над огнём.

— Вот ты где, Гервард, — улыбнулась Айдони. — А я уж собралась тебя будить. Я почти закончила. Отнесёшь немного в аббатство, хорошо?

— Что это за дрянь? — выговорила Гвинет между приступами кашля.

— Брат Патрик дал мне рецепт мази от ознобышей[6], — объяснила ей матушка, снимая горшок с огня. — Сама знаешь, как похолодает, они у всех почти появляются. А я обещала приготовить побольше и отдать часть брату Патрику, чтоб ему самому не возиться. Остальное пусть стоит себе здесь, чтобы постояльцам далеко не бегать в случае чего. Если, конечно, после того, что случилось, у нас останутся постояльцы.

Она достала с полки небольшие глиняные горшочки и принялась разливать густую пахучую жидкость. Гервард распахнул дверь во двор, чтобы впустить немного свежего воздуха.

— Я помогу Герварду! — предложила Гвинет, доставая корзину.

— Нет, ты нужна мне здесь, — возразила Айдони. — Да и не пустят тебя в лечебницу, сама знаешь!

Гвинет за её спиной закатила глаза.

— Поразведай там как и что, — шепнула она брату. — Спроси, не останавливался ли у них священник из Лондона.

«Вот уж что легче сказать, чем сделать», — размышлял Гервард, шагая по улице и на ходу откусывая куски тёплого хлеба, который матушка дала ему на дорогу. Какое его дело — кто живёт в монастырских гостевых палатах!

Возле недостроенного храма дядюшка Оуэн беседовал о чём-то с Мэттом Грином. Увидев племянника, он помахал рукой, но поздороваться не подошёл. Никого из монахов снаружи не было. Гервард обошёл стройку, пересёк засыпанный снегом двор, и, подойдя к приземистому зданию лечебницы, заглянул внутрь.

Вдоль стен длинной белой комнаты стояли двумя рядами узкие кровати. В дальнем конце виднелась дверь в кладовую. Брата Патрика в палате не было. На ближайшей ко входу кровати лежал брат Питер — его тщедушное тело содрогалось от кашля. Гервард подумал, что это расплата за вчерашнюю утреннюю пробежку. Рядом со стариком сидел брат Тимоти и вполголоса с ним беседовал.

Гервард вошёл.

— Брат Тимоти, — начал он неуверенно, вспоминая их с Гвинет подозрения в адрес юного монаха.

— Закрой дверь! — рявкнул брат Тимоти. — Ты что, не чувствуешь, как сквозит?

— Простите, святой брат, — пробормотал Гервард, закрывая дверь. А ведь брат Тимоти действительно изменился! На смену свойственному юному монаху дружелюбию явилась раздражительность, достойная самого отца Годфри!

— Чего тебе? — резко спросил брат Тимоти.

— Я ищу брата Патрика…

— В кладовой! — мотнул головой монах.

Гервард вежливо поблагодарил и двинулся к дальней двери, опасливо косясь на юного монаха. Интересно, в чём причина его странного поведения? Ведь они с Гвинет никак не проявили своих подозрений… Может, брат Тимоти действительно в чём-то виноват и стыдится этого?

Его размышления прервал кашель брата Питера.

— Такой страшный грех, — простонал старик. — Мне никогда не очиститься…

— Не говори так, брат, — ласково прошептал в ответ брат Тимоти.

Он говорил что-то ещё, но этого Гервард уже не расслышал, поскольку дверь кладовой распахнулась и оттуда вышли брат Патрик и Годфри де Массар. Отец Годфри был бледен, под глазами у него легли тёмные круги.

— …кипятком, — продолжал объяснять брат Патрик, протягивая отцу Годфри небольшой свёрток. — Потом прочтёте «Патер Ностер» — этого времени будет достаточно, чтобы травы заварились. Выпейте настой, и ваша головная боль обязательно пройдёт.

— Спасибо, брат, — поблагодарил священник, коротко кивнул Герварду и покинул лечебницу.

Брат Патрик, улыбаясь, повернулся к Герварду.

— А тебя что сюда привело?

Гервард протянул ему корзину.

— Матушка велела передать вам это, святой отец. Там мазь от ознобышей.

— Чудесно! — просиял брат Патрик, забирая у Герварда его ношу. — Подожди здесь, я выложу горшочки и верну твоей матушке корзину.

И врачеватель снова скрылся в кладовой. Дожидаясь его возвращения, Гервард безуспешно прислушивался к беседе брата Тимоти и старого монаха. Увы, они говорили слишком тихо, чтобы можно было разобрать хоть слово.

В углу что-то блеснуло. Гервард подошёл посмотреть, что бы это могло быть, наклонился и вскрикнул от удивления. В щели между двумя половицами лежал крохотный медальон-слёзка — такой же, как они с Гвинет нашли возле источника. Сначала Гервард даже подумал, что это тот самый и есть, но, пощупав кошель, убедился, что его слёзка все ещё на месте. Перед ним был второй медальон!

— Что это у тебя, Гервард?

Гервард подпрыгнул, обнаружив у себя за спиной брата Тимоти. Он протянул монаху красную капельку и произнёс как можно более небрежно: