Эдгар БОКС
      Смерть идет по пятам
      ГЛАВА 1
      Смерть крошки Пичис Сандоу под ногами взбесившегося слона на арене "Мэдисон Сквэр Гарден" поначалу посчитали трагической случайностью - из разряда тех, которые время от времени происходят в цирке. Однако несколько дней спустя пошли разговоры о том, что здесь что-то не чисто.
      Сообщение о случившемся я прочитал в "Дейли Ньюс". Там было немало интересного. Кто-то что-то слышал, кто-то кому-то угрожал, какой-то неизвестный сделал в полиции сенсационное заявление (неизвестно какое) и тому подобное.
      Мисс Флинн, выполнявшая роль моего секретаря и доверенного лица,пожилая решительная дама с безжалостной, но приятной сединой,- по своему обыкновению, бросила на меня взгляд через плечо.
      - Надеюсь, вы не собираетесь...
      - Вмешиваться в это скверное дело? Нет, не собираюсь. По крайней мере, до тех пор, пока меня не попросят об этом, что маловероятно, поскольку у цирка есть свои каналы связи с общественностью...
      - А вы не исключаете того, что какой-нибудь работник цирка, зная ваше пристрастие к криминальным историям и темным личностям, решит воспользоваться вашими услугами...
      - Ну, сперва ему придется отыскать меня, а я собираюсь на какое-то время исчезнуть. В общем, считайте, мисс Флинн, что меня здесь уже нет.
      Я резко встал. Секретарша явно была сбита с толку.
      - Я уезжаю на уикэнд,- пояснил я. Наконец-то до нее дошло.
      - Вы хотите принять предложение миссис Вииринг и посетить ее роскошный особняк на Лонг-Айленде?
      - Да, на этот раз решено. Нет причин околачиваться здесь. Август мертвый сезон. Дел у нас практически нет, так что вы с ними прекрасно справитесь сами.- Она кивнула.- Значит, так, я поеду в Истхэмптон и посмотрю, что ей от меня надобно.
      - Миссис Вииринг никогда не ставила своей целью добиться положения в обществе.
      Мисс Флин была явным снобом и непреклонно следовала роскошным описаниям жизни богачей, которые давала Чолли Никер-бокер.
      - Она будет не первой вдовой, которую мы представим ничего не подозревающей публике.
      Мисс Флинн нахмурилась. Кроме моей склонности к криминальным историям и темным личностям, она терпеть не могла почти всех клиентов моей фирмы по связям с общественностью - честолюбивых особ на высоких каблуках, всячески пытающихся разрекламировать в прессе самих себя или продукцию своих фирм. За исключением случая с поющей собакой, внезапно потерявшей голос, моя репутация в этой мерзкой области была довольно высокой.
      В последнее время, правда, дела пошли на спад. В августе жизнь в Нью-Йорке замирает, и каждый спасается от жары. Загадочное послание от миссис Вииринг пришло как раз вовремя.
      "Моя приятельница Альма Эддердейл, как мне известно, ваша хорошая знакомая. Так вот, я обращаюсь к вам от ее имени. Мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали ко мне в пятницу и провели у меня уикэнд. Мы могли бы обсудить с вами один небольшой проект, в котором я заинтересована. Как только примете решение, дайте знать. Уверена, что вы не подведете меня.
      Искренне ваша, Роза Клейтон Вииринг".
      Таково было содержание письма на плотном листе дорогой бумаги, вложенном в конверт с ничего не говорящим адресом на нем: "Северные Дюны", Истхэмптон, Лонг-Айленд, Нью-Йорк".
      Никакого даже намека на то, чего же она хочет.
      Моим первым желанием было написать ей и спросить, чего конкретно она от меня ждет. Но августовская жара ослабила мой профессионализм. Уикэнд в Истхэмптоне, в большом особняке...
      Я продиктовал телеграмму о том, что принимаю это приглашение. Записывая ее, мисс Флинн несколько раз фыркнула, но не произнесла ни слова.
      Затем деловым тоном я отдал несколько указаний, прекрасно зная, что в мое отсутствие мисс Флинн сделает все по своему усмотрению. Потом мы с важным видом распрощались, и я вышел из конторы - двух небольших кабинетов с письменными столами и картотекой, расположенных на Пятьдесят пятой восточной улице - хороший адрес, небольшая контора, высокая арендная плата - и в жутком пекле поплелся по Парк-Авеню к своей квартире, расположенной на Сорок девятой улице (большие комнаты, неудачный адрес, низкая арендная плата).
      Экспресс "Лонг-Айленд-Кэннон-Болл" медленно покинул станцию. Все говорило о том, что и года не пройдет, как он доберется до Монтока, оконечности Лонг-Айленда, а если нет... ну что ж, все, отправляющиеся в путь по этой дороге, подвергаются опасности и прекрасно знают об этом. Клубы дыма пахнули мне в лицо из открытого окна. От неудобной спинки сиденья у меня быстро затекли ноги. Солнце светило прямо в глаза. Все было, как пятнадцать лет тому назад (ну, может быть, двадцать), во времена моего детства, когда я ездил к родственникам в Саутхэмптон. Все изменилось с того времени, кроме железной дороги и Атлантического океана.
      "Джорнел Америкен" был целиком посвящен описанию убийства. Пичис Сандоу, хотя никаких конкретных фактов не приводилось. Впрочем, это мало волнует прессу. Главное, чтобы побольше было красочных описаний полуобнаженных девиц в блестящих накидках и с перьями на головах. Сама же Пичис Сандоу при жизни была аляповато одетой лилипуткой средних лет с короткой стрижкой в духе двадцатых годов.
      Я был целиком увлечен статьей в "Нью-Йорк Глоуб", написанной моим старым знакомым и соперником Элмером Бушем, когда моей ноги коснулось аппетитное бедро и нежный женский голос произнес:
      - Простите... Боже, да это, кажется, Питер Сарджент.
      - Лиз Безземер!
      Мы уставились друг на друга в изумлении, хотя удивляться было нечему, ведь мы встречались чуть ли не каждый месяц на том или ином приеме, и я не раз пытался договориться с нею о встрече, но безуспешно, поскольку по природе я робок, а вокруг нее постоянно крутятся молодые парни. Казалось бы, нет ничего странного в том, что в пятницу, накануне уикэнда, мы столкнулись на Лонг-Айленде в Кэннон-Болл-Экспрессе, но тем не менее мы оба изобразили удивление при виде друг друга.
      Удивление переросло в восторг, по крайней мере, с моей стороны, когда я узнал, что она собралась навестить тетю с дядей, проживающих в Истхэмптоне.
      - Мне обязательно нужно было развеяться, а поскольку мамуля сейчас находится в Лас-Вегасе, добиваясь развода (Лиз, несмотря на то, что была двадцатипятилетней девушкой с голубыми глазами, темно-каштановыми волосами и фигурой девы с подсвечника, все еще называла свою родительницу "мамулей"- о чем-то это да говорит, я думаю), и мне не последовало никаких приглашений на этот уикэнд, я решила съездить к своей тетушке, которая зазывала меня к себе все лето. Так, значит, вы тоже туда направляетесь? Я кивнул. Мы еще немного поговорили на эту тему. Оказалось, что ей известна миссис Вииринг, что она даже знает, где та живет - всего в полумиле от дома ее тетки! Я сразу почувствовал вожделение - вполне умеренное, но настойчивое. Я мысленно ласкал великодушную игру случая.
      - Надеюсь, вы не относитесь к числу друзей миссис Вииринг. ...Я хочу сказать, что она очень мила, но знаете ли...
      - Себе на уме?
      - Это мягко сказано. Лиз скорчила рожицу.
      Я заметил, что у нее под простеньким золотистого цвета хлопчатобумажным платьем ничего нет. Абсолютно ничего, по крайней мере, бюстгальтера точно. Не знаю, по какой причине, но мне это понравилось, и я решил, что Кристиан Диор, в конце концов, нормальный парень.
      - Ну, это только работа,- туманно бросил я.- У нее родился какой-то план или что-то в этом роде, и она хочет, чтобы я проконсультировал ее. Такова, черт побери, жизнь. Вот почему я выбрался из города на уикэнд, а может быть... и побольше,- осторожно добавил я, но Лиз, полностью соответствуя распускаемым о ней слухам, была действительно самой неромантической девушкой Нью-Йорка. Хотя среди ее дружков были видные парни, которым она, вне всякого сомнения, доставила немало удовольствия, она, похоже, была не из тех, кто любит свидания при луне или обожает обмениваться многозначительными взглядами в переполненных комнатах. Она была совершенно простой, обыкновенной девушкой, и это мне понравилось, если, конечно, забыть о ее "мамуле".
      - Прекрасно.
      Она холодно посмотрела на меня, холодно, насколько это возможно в душном вагоне, где температура была наверняка более ста градусов по Фаренгейту и где все было как в тумане от дыма.
      - У вас ведь свою собственная фирма, так?
      - Да,- бросил я, кивнув головой,- с тех пор, как я оставил редакцию "Глоуб".
      - Должно быть, это ужасно интересно,- сказала она, подражая голосу незабвенной Брин Мавр.- А я сейчас работаю в "Харперз Базаар".
      - Я даже не знал, что вы работаете.
      - Да, работаю. Точнее, подрабатываю.
      - И что вы там делаете?
      - Ну... как бы объяснить... Впрочем, вам это хорошо известно. Действительно, мне это было известно. Во всем Нью-Йорке немало таких неопределенного возраста изящных девушек, совсем не бедных, с жемчужными комплектами фирмы "Текла" и набором черных платьев, девушек, которые между посещением занятий в колледже и своим первым замужеством подрабатывают в журналах мод. Они очаровательны, обожают искусство больше любого бизнеса и постоянно фланируют от картинных галерей на Пятьдесят седьмой улице до "увеселительных вечеринок" на Секонд-авеню, где представители высокой богемы дают коктейли в честь знаменитостей.
      Лиз, будучи членом такого общества, занимала в нем довольно приличное положение, но всячески старалась сохранить свою индивидуальность: она была не из тех модных глупышек, заканчивающих свою карьеру именно на этом. Она могла совершенно спокойно общаться и с молодым поколением Уолл-стрита, и с Ньюпортской бандой, и с командой Палм-бича и даже с холостяками, завсегдатаями ночных клубов, -полагавшими, что Пятьдесят седьмая улица - это просто какой-то переулок на пути от Пласа до Сент-Ре-гис.
      Мы поговорили также о наших общих знакомых. Я слишком мало общался с людьми ее круга, но хорошо их знал, поскольку состоял он в основном из моих бывших школьных друзей и из тех профессиональных зомби, с которыми, если ты живешь в Нью-Йорке и временами бываешь в свете, рано или поздно сталкиваешься.
      Когда мы остановились в Спеонке - то ли заправиться водой, то ли еще по какой-то причине, я уже не говорю о том, чтобы прихватить новых пассажиров,я спросил ее, что ей известно о миссис Вииринг.
      - Вряд ли я знаю о ней больше других. Просто на нее все время натыкаешься, вот и все. Она приехала откуда-то с Запада. Кажется, после смерти мужа ей досталось немалое состояние. Наверняка она пытается пробиться в светское общество, разыгрывая из себя безутешную вдову.
      О таких случаях мне тоже было известно, поэтому мы перевели разговор на другие темы, в конце концов договорившись встретиться в субботу вечером в яхт-клубе "Лейдирок", где намечались большие танцы.
      Мы условились, что я приеду как приглашенный миссис Вииринг. В случае же, если она не поедет на танцы, постараюсь как-нибудь выкрутиться. Лиз согласилась, что это прекрасная мысль.
      Затем мы погрузились в изучение наших газет, а поезд тем временем мчался среди зеленых равнин острова, минуя его основное богатство многомиллионные стада белых уток и огромные картофельные поля. Незадолго до прибытия в Истхэмптон мы оба пришли к выводу, что несчастную Пичис Сандоу действительно кто-то намеренно толкнул под ноги слона. Но кто?
      "Северные Дюны" оказался большим деревянным домом, расположенным на вершине дюны к северу от яхт-клуба "Лейдирок", который в свою очередь располагался к северу от Истхэмптона.
      Меня встретил неряшливого вида парень в водительской кепке и плаще. Он сразу же меня признал и заявил, что послан миссис Вииринг за мной. Я влез в почтовый фургон, стоявший среди прочих у железнодорожного пути, помахал Лиз, которая села в аналогичный фургон, откинулся на подушки и в полном молчании миновал красивый сельского типа городок, огромные вязы и серебристый пруд.
      По берегу океана, среди пустынных дюн, между небольших групп камышей, темнеющих на фоне белоснежного песка, возвышались унылые дома. Буйный золотисто-зеленый поток Мейдстона придавал приятный, какой-то упорядоченный вид дороге, бежавшей к северу от городка в сторону Монтока, где располагались большие дома и коттеджи летних резиденций.
      "Северные Дюны" было одним из самых больших и мрачных зданий. Со стороны океана к нему примыкала застекленная веранда, в остальном он ничем не отличался от прочих беленых построек.
      Внутри же он производил более благоприятное впечатление.
      Худощавый дворецкий взял у меня мой чемодан и проводил меня в освещенную солнцем большую комнату, расположенную в южной части дома. Стены ее были затянуты шелком, а из окон открывался прекрасный вид на площадку для игры в гольф и на океан.
      Миссис Вииринг приветствовала меня, поднявшись с кресла у камина.
      - Вы даже не представляете, мистер Сарджент, как я рада, что вы откликнулись на мое приглашение.
      Она сердечно пожала мне руку. Это была солидная интеллигентного вида женщина с копной голубых волос и белым лицом, бесстрастно взиравшая на мир своими маленькими синими глазками. Ей было уже за пятьдесят. Грудь напоминала туго набитый песком мешок, а ясный, отчетливый голос звучал как-то странно.
      - Садитесь сюда. Может, чего-нибудь выпьете? Я могу приказать... впрочем, вы сами можете сделать коктейль по собственному вкусу. Бар вон там. Я только что немного выпила дюбонне. Другое не пью. Перед обедом ведь полезно немного выпить, как вы считаете?
      Она что-то невнятно пробормотала. Я ответил на все ожидаемые вопросы. Сделал себе виски с содовой, а ей налил немного дюбонне со льдом. Затем я опустился в мягкое кресло напротив лее и застыл в ожидании.
      Но миссис Вииринг не торопилась переходить к делу.
      - Альма Эддердейл приезжает на следующей неделе, в понедельник. Вам известно об этом? Я просто обожаю ее. Она остановится в "Морских брызгах". Она ведь ваш старый друг, да? Я, конечно, тоже хочу с чей увидеться и с удовольствием бы пригласила ее к себе, но она предпочитает одиночество, а у меня как назло в этот уикэнд дом полон гостей...- Она одним глотком допила свой дюбонне.- Друзей и знакомых,- добавила она задумчиво, бросив взгляд в окно на площадку для гольфа, залитую солнцем.
      - Интересно...- начал я, надеясь сразу же перейти к делу.
      - Вы не возражаете, если я еще выпью? Да, пожалуй, мне стоит выпить. Мой доктор уверяет, что мне это на пользу. "Перед обедом, Роза, надо выпить чуточку дюбонне, чтобы разогреть кровь".
      Я налил ей в высокий стакан столько этого напитка, что его, по-моему, было вполне достаточно, чтобы довести ее кровь до кипения. Двумя глотками она осушила бокал, и мне сразу же стала ясна одна из ее проблем. Но, как бы то ни было, выпивка, видимо, действительно шла ей на пользу. Ее глаза заблестели, она поставила бокал на стол и произнесла:
      - Обожаю смесь, а вы?
      - Смесь чего, миссис Вииринг?
      У меня было такое ощущение, что мы работаем на разных частотах.
      - Людей. Чего же еще?- Она улыбнулась ослепительной улыбкой, блеснув белоснежными зубами.
      - На этот уикэнд я попыталась собрать вместе интересных людей... не просто известных в обществе, а интересных самих по себе. Среди них Брекстон.
      Она замолчала, давая мне возможность оценить сказанное.
      Это действительно произвело на меня впечатление, точнее, удивило. Мой интерес к современной живописи колеблется где-то между нулевой отметкой и минусом десять. Тем не менее, имея возможность крутиться в нью-йоркских претенциозных кругах, я приобрел некоторые знания и мог без особого труда отличить Мотервел-ла от Стьюмпфига. Брекстон - один из нынешних героев Пятьдесят седьмой улицы. Он выставляется в галереях. Ежегодно журнал "Лайф" совершает со своими читателями прогулку по его студии, получая в ответ на это тонны писем, в которых говорится о том, что стоит ли тратить время на парня, чьи картины не лучше прошлогодних работ маленького Сью, перешедшего тогда всего лишь в четвертый класс. Но Брекстон считается крупным профессионалом, и известие о том, что он гостит у миссис Вииринг, не могло не удивить.
      Но тут все встало на свои места.
      - Его жена Милдред - моя племянница,- заявила миссис Вииринг, тщательно высасывая из кусочков льда последние остатки дюбонне.- Вы не представляете себе, что творилось в нашей семье десять лет тому назад, когда она вышла за него замуж! Я хочу сказать, нам даже в голову не приходило, что он станет знаменитым.
      Я заметил, что такие браки всегда представляют определенный риск.
      - Но как бы то ни было, я ужасно рада, что они гостят у меня. С Брекстоном совсем не скучно, что довольно непривычно. Я обожаю искусство и художников. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Творческие личности не похожи на простых смертных, разве не так?
      "Болтай, болтай, крошка",- подумал я про себя, энергично кивая головой. А может быть, именно из-за Брекстона я и приглашен сюда? Может быть, задумано осуществить с ним какой-нибудь крупный фокус? Я едва сдержал свое нетерпение.
      Миссис Вииринг налила себе очередной бокал дюбонне. С восхищением я заметил, что рука у нее даже не дрогнула.
      Она говорила, не умолкая.
      - Затем здесь гостят Клейпулы. С ними так весело. Знаете, они из Ньюпорта.- Она с удовольствием порассказала всякого об их родном городе, а затем вновь вернулась к своей прежней теме.
      - Брат и сестра, причем удивительно привязанные друг к другу. Согласитесь, такое редко бывает. Оба холостые, хотя каждый из них пользуется большим спросом.
      Эти слова прозвучали, как будто слетели с уст доктора Кинси или, может быть, доктора Фрейда, но я продолжал молча выслушивать разглагольствования миссис Вииринг о том, какая это чудесная пара, как они любят вместе путешествовать и как они оба покровительствуют искусству. Правда, -слушал я ее невнимательно и так и не понял, сколько им лет и каким видам искусства они оказывают покровительство. Затем миссис Вииринг сказала, что все они мне хорошо известны, поэтому она не будет больше утруждать меня информацией о них... тем более, что это не имеет особого значения. Из этих слов я понял, что мои обязанности не будут иметь никакого отношения к гостям.
      Она уже собиралась рассказать мне о своей последней гостье - Мэри Уэстерн Ланг, писательнице, как вдруг комнату почти неслышно пересек дворецкий и что-то неожиданно прошептал ей на ухо. Миссис Вииринг молча кивнула.
      Что бы он ни сказал ей, это, к моему счастью, имело положительный эффект и прекратило ее бессвязный лепет. Она вдруг стала вся деловой, несмотря на то, что значительно выпила и из-под ее светлого грима проглянул алкогольный румянец.
      - Я перейду прямо к делу, мистер Сарджент. Мне нужна помощь. Что касается основной причины, по которой я пригласила вас сюда, я сразу же в общих чертах изложу детали. Я планирую в День труда <Национальный праздник США. Проводится в первый понедельник сентября (здесь и далее примечания переводчика)> устроить прием, и мне бы очень хотелось, чтобы он стал сенсацией в Хэмптоне. Все должно быть со вкусом, это, я надеюсь, вам понятно. Прием должен получить самое широкое освещение в прессе, хотя мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь знал, что я наняла агента по рекламе.
      - Мой гонорар...- робко начал я.
      Даже одиннадцатилетний бойскаут прекрасно понимает, что такие вопросы следует снимать прежде всего.
      - Никаких проблем,- ответила миссис Вииринг деловым тоном.- Составьте мне сегодня вечером записку о том, что вам необходимо для работы, включая, естественно, ваш гонорар. Я удовлетворю все ваши требования.
      Последующие несколько замечаний, излагавшие причины ее обращения ко мне и ее намерения, наполнили мою душу восхищением.
      - Я пригласила вас по одной простой причине - помочь мне организовать прием и его рекламу. Вы будете находиться здесь в качестве гостя, так что, надеюсь, никто не вздумает задавать вам вопросы.- Я был искренне польщен и уверен, что дело здесь не только в моем габардиновом костюме от братьев Брукс.- Никому не рассказывайте о том, чем занимаетесь. Делайте вид, что вы... писатель,- довольно игриво закончила она.
      - Постараюсь сделать все, что в моих силах.
      - Завтра я пройдусь с вами по списку приглашенных. Думаю, с ним все в порядке, но вдруг вам что-то придет в голову. Затем мы с вами обговорим, как лучше всего организовать рекламу. Это очень важно.
      Я вовремя сдержался, чтобы не поинтересоваться почему. Но в моем довольно скользком бизнесе это единственный вопрос, которого следует избегать. В своей деятельности агент по рекламе аналогичен адвокату - тот и другой берутся за дело, совершенно не интересуясь, каково оно. Главное, как бы его протолкнуть. Я понял, что рано или поздно миссис Вииринг сама раскроет свои карты. Если же этого не произойдет, учитывая гонорар, который я собирался запросить, это уже не будет иметь особого значения.
      - Ну а теперь вы, наверное, хотите подняться к себе в комнату. Обедаем мы в восемь тридцать.- После паузы она добавила:
      - Можно вас попросить об одной любезности?
      - Какой, миссис Вииринг?
      - Что бы вы ни увидели и ни услышали, не обращайте внимания... и держите язык за зубами.
      Когда она произносила эти слова, ее довольно глупое лицо приобрело торжественно-официальное выражение. В особенности меня встревожило выражение ее глаз. Похоже было, что она чего-то опасалась. Интересно, чего? Я даже подумал, может быть, она несколько с приветом?
      - Конечно, я никому ничего не скажу, но...
      Она вдруг быстро оглянулась по сторонам, как будто боялась, что нас подслушивают.
      - Ну а теперь, пожалуйста, идите.- Жестом она отпустила меня. В холле раздались шаги. Кто-то шел в нашу сторону.
      Я уже почти дошел до двери гостиной, как миссис Вииринг вдруг опять обратилась ко мне.
      - О, мистер Сарджент,- произнесла она обыденным тоном,- вы не будете возражать, если я вас буду звать Питером?
      - Конечно, не буду...
      - А вы должны называть меня Розой. Эти слова прозвучали как приказ.
      Затем я вышел в холл, едва не столкнувшись с бледной молодой женщиной, которая что-то пробормотала, но я не разобрал, что именно. Она проскользнула в гостиную, а я стал подниматься по лестнице. Служанка подсказала мне, где находится моя комната.
      Я чувствовал себя не в своей тарелке, если не сказать хуже. Я даже подумал: может, лучше забрать свои вещи и укрыться в одной из местных гостиниц, скажем, "Харчевне 1770 года"? Мне не нужна работа, которая не дает возможности отдохнуть, а при складывающихся обстоятельствах отпуск может быть совсем не запланирован. Все-таки миссис Вииринг - странная женщина. Алкоголичка. Как она нервничала, как была встревожена! Но почему?
      Только из любопытства я решил остаться. Это была ужасная ошибка.
      В восемь часов я спустился вниз. Правда, перед этим я принял хорошую ванну, совершил церемониал одевания, во время которого ознакомился со своей прохладной, но хорошо обставленной комнатой (во всех домах, расположенных среди дюн близ океана, царит один и тот же запах плесени), просмотрел корешки книг на прикроватном столике: Агата Кристи, Марканд, великая герцогиня Мари... Я почему-то подумал, что у всех в Истхэмптоне наверняка одни и те же книги. Может быть, только в Саутхэмптоне добавляют еще Нэнси Митфорд и что-нибудь непристойное. Я решил посвятить себя миссис Кристи, вспомнив при этом о мисс Лиз Безземер и о том, что вряд ли встречусь с ней до субботы.
      Все прочие гости кружили по большой комнате, веселой и залитой светом, шторы в которой, в связи с наступлением вечера, были опущены. Внизу собрались все, за исключением нашей хозяйки.
      Женщина, с которой я столкнулся раньше, пришла мне на помощь. Стройная, не старше тридцати лет, с симпатичным, но маловыразительным лицом и в сером, несколько старомодном, не в духе двадцатого века, костюме.
      - Меня зовут Элли Клейпул,- произнесла она с улыбкой, протянув мне руку, которую я пожал.- Мне кажется, мы уже сталкивались с вами.
      - В холле? Да это так. А я - Питер Сарджент.
      - Проходите, я вас познакомлю с остальными. Пока Роза занята.
      И она повела меня по комнате, выполнявшей роль гостиной.
      На чудесном диванчике, рассчитанном на двоих, едва умещалась в одиночестве Мэри Уэстерн Ланг, знаменитая писательница - пухлое, с многочисленными слоями жира создание с персикового цвета кремом, с трудом прикрывавшим ее землистый цвет лица, и волосами под сногсшибательную серебристую блондинку. Из-за того что она была безобразно жирна, алые широкие брюки казались более чудными, чем были на самом деле. На каждой ноге - от лодыжки до ягодицы - я насчитал по четыре складки, как будто на самом деле это было не единое целое, а четыре отдельных части.
      Следующая остановка произошла в другом конце комнаты, где миссис Брекстон, невысокая темноволосая женщина с фаянсово-голубыми глазами, просматривала стопку книг по искусству. На .. мое появление она отреагировала кивком головы.
      Брекстон, исследовавший поднос с напитками, оказался более любезным человеком. Я его сразу же узнал, вспомнив его картины: маленький, сутуловатый сорокалетний мужчина с песочного цвета усами, с веснушчатой лысой башкой, очками в тяжелой оправе и обыкновенными, ничего из себя не представляющими чертами лица, которые хорошо запомнились по некоторым его парадным автопортретам.
      - Чем могу быть полезен?- спросил он, добавляя лед в мартини-шейкер.
      Терпеть не могу избитые фразы, типа: "Не видел вас целую вечность" или "Чем могу быть полезен?", но после холодного приема, оказанного мне его женой, сам он показался мне вновь обретенным братом.
      - Не откажусь от мартини,- произнес я.- Может быть, помочь?
      - Ну что вы. Я это делаю за считанные секунды.
      Когда он манипулировал шейкером, я обратил внимание на его
      длинные руки. Удивительно мощные руки, чего совсем нельзя было сказать ни о чем ином. На ногтях была краска... следы профессии.
      Элли Клейпул представила меня затем своему брату, который спрятался от нас в алькове, в противоположном конце гостиной. Он был очень похож на сестру, только года на два постарше. Симпатичный парень, в твидовом костюме.
      - Рад с вами познакомиться, Сарджент. Вот роюсь у Розы в книгах. У нее есть просто чудесные вещи, жаль, что она сама - можно сказать, неграмотна.
      - А почему бы тебе не позаимствовать их?- с улыбкой спросила Элли, обращаясь к брату.
      - Возможно, я так и сделаю.
      Они украдкой взглянули друг на друга - черта, характерная для замужних пар, но как-то не подходившая для брата и сестры.
      Затем, вооруженные мартини, мы присоединились к писательнице. Все опустились в кресла у камина, за исключением мистера Брекстона, который застыл в дальнем конце комнаты. Даже не бросая взгляд в прошлое, можно с уверенностью сказать, что в тот вечер в атмосфере чувствовалось какое-то ожидание, странная напряженность, как во время затишья перед грозой.
      Я беседовал с Мэри Уэстерн Ланг, сидевшей по правую руку от меня на диванчике. Поинтересовавшись, давно ли она обосновалась в Истхэмптоне, я окинул взглядом всю комнату, одновременно прислушиваясь к другим разговорам. Внешне все казалось нормальным. Клейпулы оживленно спорили с Брекстоном по поводу живописи. Никто не обращал никакого внимания на миссис Брекстон. Все делали вид, что ее просто не замечают. На самом же деле что-то было не так. Скорее всего, на это меня настроил разговор с миссис Вииринг, хотя сейчас я абсолютно уверен, что все равно почувствовал бы это, даже если б она не предупредила меня.
      Мэри Уэстерн Ланг щебетала, не умолкая ни на секунду. Голос у нее был резкий, бабский, но не громкий. Учитывая размеры ее фигуры, можно было ожидать, что голос у нее, как иерихонская труба, а на самом деле, несмотря на резкость, он был достаточно слабым, и, чтобы разобрать то, что она говорит, мне пришлось даже наклониться... Это ей ужасно понравилось, и она кокетничала, как взбалмошная, легкомысленная девчонка.
      - Как пришел Эйзенхауэр, так все изменилось! "Интересно, что изменилось?"- удивленно подумал я, так как не слышал начала ее разговора.
      - Все течет, все изменяется,- глубокомысленно изрек я, надеясь попасть в струю. Так и произошло.
      - Какой вы умница!
      Она посмотрела на меня слегка выпученными глазками. Ее огромное, как у младенца, лицо светилось счастьем и было гладким, как поверхность обратной стороны детского тельца..
      - Вот и я так всегда говорю. Вы впервые в этих краях, да? Я ответил, что в детстве почти всегда проводил здесь лето.
      - Так, значит, вы - старожил!
      Непонятно почему, эта новость доставила ей огромное удовольствие. Она даже постаралась схватить рукой мое левое колено, и я чуть было не вскочил. Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, за исключением определенных ситуаций, конечно. К счастью, похоже, она не смотрела на меня, когда осуществляла свою неуклюжую попытку. Все свое внимание она целомудренно обратила на свои алые коленки или, возможно, на складку между ними.
      Я умудрился после нескольких крайне эксцентричных замечаний оторваться от нее и, пообещав принести ей коктейль, прошел к бару. Когда я наливал разбавленные водой остатки мартини в свой бокал, ко мне неожиданно подошла миссис Брекстон.
      - Сделайте мне тоже один,- произнесла она едва слышно.
      - Да? Ради Бога. Вам сухой?
      - Все равно какой.
      Она бросила взгляд на мужа, сидевшего спиной к нам. Он о чем-то спорил и энергично жестикулировал. Ее лицо ничего не выражало, но я чувствовал, как от нее исходит какой-то холод, как от трупа, когда окоченение уже наступило.
      Я быстро сделал для нее коктейль и еще один для Мэри Уэстерн Ланг. Не сказав даже "спасибо", миссис Брекстон присоединилась к группе, сидевшей у огня. Разговаривала она, насколько я помню, только с мисс Клейпул, совершенно игнорируя при этом мужчин, продолжавших спорить.
      Поскольку примоститься больше было негде, я вынужден был вернуться к обществу мисс Ланг, которая сделала несколько глотков мартини, с удовольствием причмокивая губами, к которым прилип длинный платиновый волос.
      - Я всегда предпочитала только джин,- сказала она, отставив почти нетронутый коктейль.- Я даже помню, как мои старшие братья делали его в ведрах! - И она разразилась смехом при мысли о том, что, какой бы крохой она ни была, она прекрасно помнила времена сухого закона.