Вскоре там начал расти тростник трепещущий, целой

Рощей. А только созрел, – лишь год исполнился, – тайну

Выдал он жителям сел; колеблемый ласковым ветром,

Молвит зарытую речь, обличая Мидасовы уши.

Деревом станешь моим, – говорит, – принадлежностью будешь

Вечно, лавр, волос ты моих, и кифар и колчанов.

Будешь латинских вождей украшеньем, лишь радостный голос

Грянет триумф, и узрит Капитолий процессии празднеств.

Дейфоб мощнооружный! Сын крови Тевкра высокой!

Трои. Первый тогда от Гектора, волею рока,

Пал ты, Протесилай!

Нет, не таков Ахилл, от которого лжешь, что рожден ты,

К Приаму был, врагу; умолявшего – права и чести

Он устыдился, он выдал бескровное Гектора тело

Для погребения мне и меня отпустил в мое царство.

Стал он виновник того, что народы фракийские тоже,

Перенеся на юнцов недозрелых любовное чувство,

Краткую жизни весну и первины цветов обрывают.

О блаженные слишком, – когда б свое счастие знали, —

Жители сел! Сама, вдалеке от военных усобиц,

Им изливает земля справедливая легкую пищу.

…О роскошь, богатств расточитель,

Ты, никогда и нигде недовольная скудным обедом,

Ты, обходящий моря и сушу в поисках пищи,

Голод надменный и ты, о слава пиров изобильных, —

Ныне узнаете ль вы, как мало для жизни потребно

И до чего природа скромна! Не целит здесь болящих

Вакх благородный, что был при неведомом консуле разлит,

Пьют не из чаш золотых, не из мурры, – поток первозданный

Жизнь им вернул.

Без Вакха и Цереры и в Венере жару нет…

Место там есть, где другой Скорпион изгибает двойною

Руки свои, хвостом и кривым двухсторонним объятьем.

Внял молящей Нептун и все, что в них смертного было

Отнял, взамен даровав могущество им и почтенье

Он одновременно им обновил и наружность и имя:

Богом он стал Палемоном, а мать – Левкотеей богиней.

Молвила мне, – а теперь будь Вирбием – дважды рожденным!

Можете вы достичь до Италии, в пристань проникнуть,

Но окружить не придется стенами город вам данный,

Прежде чем голод жестокий и мщенье за наше убийство

Вас не принудит столы зубами грызть, пожирая.

Скилла тут справа, а там беспокойная слева Харибда.

Скилла пришла и до пояса в глубь погрузилась затона, —

Но неожиданно зрит, что чудовища некие мерзко

Лают вкруг лона ее. Не поверив сначала, что стали

Частью ее самое, бежит, отгоняет, страшится.

Наглых зияющих морд, – но в бегстве с собою влечет их.

Лишь молодая жена сгорела от ядов колхидских,

Воспламененный дворец лишь оба увидели моря,

Кровью детей заливается меч нечестивый и мчится

Худо отметившая мать, от оружья спасаясь Ясона.

Вот, на Титановых мчась драконах, вступает Медея

В крепость Паллады…

Тело тут Титий свое подставлял растерзанью, на девять

Пашен растянут он был…

…А ты не захватывал, Тантал,

Капли воды; к тебе наклонясь, отстранялися ветви.

Вертится там Иксион за собой, от себя убегая.

Принял колдунью Эгей – в одном осудимый деяньи;

Мало, что принял ее, – съединился с ней узами брака.

И Плейоны я внук, который по воздуху речи

Воли разносит отца; а сам Юпитер отец мне.

И не пыталась она говорить, а когда б попыталась, —

Голосу путь был закрыт. Уж камень охватывал гордо

И затвердело лицо; изваяньем сидела бескровным.

Сам был и камень не бел: ее мысли его потемнили.

Молвила: «Ночь! Наперсница тайн, что с луной золотою

Свету преемствуешь дня! Вы, звезды! Геката с главою

Троичной, ты, что ко мне сообщницей дела приходишь

Мне помогать! Искусство волшбы и заклятия магов!

Ты, о Земля, что магам даешь трав знанье могучих».

Воск, растопившись, потек; – и голыми машет руками.

Юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух.

Приняты были уста, повторявшие имя отцово,

Морем лазурным, с тех пор от него получившим названье.

Плачет, и все из ствола источаются теплые капли.

Слезы те – слава ее. Корой источенная мирра

Имя хранит госпожи, и века про нее не забудут.

Ты же, о дерево, ты, покрывшее ныне ветвями

Горестный прах одного, как вскоре двоих ты покроешь,

Знаки убийства храни, твои пусть темны и скорбны

Ягоды будут вовек – двоедушной погибели память!

Медлить нельзя: разорвать смертоносную тщится рубаху,

Но, отдираясь сама, отдирает и кожу. Ужасно

Молвить! То к телу она прилипает, – сорвать невозможно! —

То изъязвленную плоть обнажает и мощные кости.