Тут большей частью жил он, дни за днями

В довольстве и веселье провождал

И, говорят, гуляя меж ручьями,

Отца и мать нередко навещал,

С их душами беседовал словами

И их ответ отчетливый слыхал,

И вздохи их печали, и живые

Повествованья про дела былые.

И долго, одолев судьбы уроки,

Жил Джирафоне. Но пришла чреда,

Исполнились должайшей жизни сроки,

И он расстался с миром навсегда,

Вручивши Алимене вздох глубокий.

Когда сочлись и для нее года,

Ее в прекрасном месте положили

Близ Джирафоне и в одной могиле.

В пространных землях Прунео остался

С Тиронией. И десять принесла

Она сынов, и всякий красовался

Обычаем, делами без числа;

Когда же каждый браком сочетался

И численность их рода возросла,

Во Фьезоле гражданствуя богато,

Над всем соседством жили таровато.

Скончался Прунео, с слезами боли

Он всей округой был похоронен.

Осталось сыну каждому по доле,

Какой один Атлантом взыскан он,

В благоустройстве и на вольной воле.

Был каждый в равной мере наделен,

И завсегда они все родом целым

Владели тем обширнейшим уделом.

Но Фьезоле узнало разрушенье,

И римлянами все разгромлено;

Отхлынуло тут к Риму населенье,

И только племя Африко одно

Все собралось в разбитом укрепленье,

Что Прунео построено давно.

Все, как могли, получше разместились,

Построили дома и в них укрылись.

И Фьезоле уже не обновлялось,

Когда Флоренцию построил Рим,

И населенье знатное осталось

В плену, не возвратясь к домам своим.

Оно по большей части разбредалось

И расселялось по местам чужим,

Как племя завоеванное, жило

И помощи ни в ком не находило.

Но понемногу гнев угомонился,

С теченьем времени и мир настал.

Народ, опять свободный, воротился

И римлянам о зле не поминал,

И в мощную Флоренцию вселился

Род Африко, пришел меж них и стал,

Радушно принят в местном населенье,

В почете жить, в любви и уваженье.

А чтобы не было и подозренья —

Весь род же был когда-то оскорблен, —

И чтобы дать живые побужденья

Любить страну, где стал любимым он,

Расточены все были уверенья,

Роднились с ними там со всех сторон,

Их как сограждан глубоко любили

И всячески, как было должно, чтили.

Так рос народ, богатство и убранство,

Флоренция мужала и росла,

Царил покой и быта постоянство.

Но — эта грань из многих книг светла —

Уже туда явилось христианство,

Когда орда Тотилы все смела,

До основанья крепости сломила,

Жгла, рушила, народы полонила.

Потом свирепый повелел Тотила

Во Фьезоле всю крепость обновить

И кликнул клич, чтобы туда, как было,

Кто хочет — вновь перебирался жить,

Где Фьезоле прикрытие сулило,

За коим безопасным можно быть,

И клялся вечной потрясать войною

Враждебный мир со всей его страною.

На это, полный гордого презренья,

Род Африке вернуться не желал,

Но перешел опять в свои именья,

На прежний холм, где древле пребывал,

Где каждый уж имел свои строенья,

Воздвигли укрепленья здесь и вал

Защиты ради, коль дойдет до спора,

От фьеэоланцев и от их напора.

И долго это пребыванье длилось.

Но добрый Карл Великий поспешил

Италии на помощь, обновилась

И ожила страна, он защитил

То обновленье. И соединилось

Потомство Африко, и собран был

Совет родов, что здесь в округе жили

Как беглецы. И тут постановили:

С посольством в Рим к ногам отца святого

И короля великого должна

Явиться весть — отчетливое слово:

Их дочь повержена, разорена,

Лежит в пыли, нет гражданам покрова,

Насильственно покинута она,

Жилищ и дел не возвести из праха

И не избыть от фьезоланцев страха.

Но это все подробно в должном месте

Описано — я кратко передам.

Флоренция пред папой в этой вести

Предстала сострадательным очам,

Великий Карл, с победой в поле чести,

Не медля к нашим подошел местам,

Флоренцию воссоздал он из пыли,

Она ж потом к его служила силе.

И вот с другими вместе возвратились

Потомки Африке здесь обитать

И постепенно всюду расселились,

Так обо всех мне и не рассказать.

Но мужи именитые явились

Из них повсюду — их мне не назвать,

Как и других, что были вслед за ними,

Незнаемы собратьями своими.

Так пусть и остается это дело —

Желанной пристани достигнул я,

Куда морями дальними летела,

Влюбленностью пылая, мысль моя.

Мое перо покою захотело,

Свершил я волю, сердца не тая,

Одной, кого ослушаться не смею,

Кого зову владычицей моею.

Итак, труда венчая окончанье,

Тому его хочу я принести,

Кто дал мне мощь, и вспомоществованье,

И слог, и ум стихи мои вести —

Амуру, — лишь ему я в послушанье

Хочу пребыть, как был, в своем пути,

Благодарить посильным приношеньем,

Но предварить особым извиненьем;

Амур-владыка, царственный от века,

Кому с его величьем мощных сил

Всегда послушно сердце человека,

Против кого никто не властен был,

Хоть низкому тяжка твоя опека,

Покамест и его ты не сломил,

Раз пожелав — и тем полней ты властен

Над духом, что высокому причастен, —

Ты тот, кто волен, если пожелаешь,

Великое к свершению привесть!

Ты тот, кто мир иль бой ниспосылаешь

Своим рабам, венец ли или месть!

Ты тот, кто их сердца преображаешь,

Чтобы порой навек к отцу вознесть!

Ты тот, кто в оправданье, в осужденье

Даруешь мощь или уничиженье!

Я — из числа рабов твоих раб верный,

И мне сложить поручено тобой

Повествованье это, и в безмерной

Покорности, как донною одной

Мне внушено, свершил нелицемерно

Я это дело, вдохновлен тобой,

Как разум мой возмог в смиренной части,

Мне данной от твоей высокой власти.

Но я молю, как должно в этом деле

И правильно, мне милость оказать,

Чтоб эту книгу никогда не смели

Невежды те негодные читать,

Что и не захотят, как не хотели,

Тебя в твоем могуществе познать.

Уверен я, что в честь твою писанье

Всегда в них встретит только порицанье.

Оставь ее воспитанным душою,

Кому ты знак на лица положил,

И кротким ангельски перед тобою,

Где ты в сердцах царишь во славе сил:

Для них не будет быль твоя дурною,

Но хвал достойным все, что ты явил.

Прими же их, владыка. Пред тобою,

О нежный, дай мне вечно быть слугою.

«Добро пожаловать, слуга послушный,

Приверженнейший изо всех людей,

Ты, что вложил весь пыл свой прямодушный

В свершенье этой книжечки моей.

В ней то, чего желал я; и радушно

Ее я принимаю; место ей

Даю среди других повествований,

Среди моих великих всех деяний.

И слышал я, и дам я совершенье

Всему, чего ты у меня просил.

Уберегу я книгу от прочтенья

Того, кто никогда мне не служил;

Я не боюсь: их суете — презренье,

Им не умалить мне присущих сил;

Но имя пусть мое в молчанье строгом

Блюдут они. Ты ж оставайся с богом».