Скорее всего он напоролся на каких-нибудь шальных, блуждающих фрицев или же на аковцев. В первую минуту он решил было преследовать и настичь их, но, взглянув на часы, удержался. Солнце уже спустилось к горизонту, быстро темнело, а обнаружить в густом лесу с наступлением сумерек мелкую группу или одиночного противника чрезвычайно трудно, практически невозможно. Он возвращался опушкой к Шиловичам, обдумывал происшедшее и мысленно ругал себя. Прослушать их приближение он не мог. Значит, они подошли туда раньше, услышав его шаги, затаились, и он их вовремя не обнаружил. "Кулема!.. Пижон!.. Скотина безрогая!.."
      9. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
      ЗАПИСКА ПО "ВЧ"
      "Срочно! Полякову На ?...... от 13.08.44 г.
      1. Длина рабочей волны передатчика, разыскиваемого по делу "Неман", соответствует одному из диапазонов аковской радиосвязи. К тому же в начале второго перехвата повторяются три одинаковых цифровых сочетания, которые, возможно, расшифровываются как "999" или "555". Наличие этих знаков перед текстом при радиосвязи АК(овцев) с лондонской централью соответственно означает: "оперативный" или "в собственные руки главнокомандующего". 2. Шиловичский лесной массив находится в 140 километрах к западу от места первого выхода рации в эфир, перемещение передатчика соответствует направлению движения остаточных групп немцев, пытающихся лесами пробраться к линии фронта. Сообщите, учтены ли Вами эти обстоятельства при проведении розыскных мероприятий. О ходе розыска докладывайте каждые сутки. Устинов".
      ЗАПИСКА ПО "ВЧ" "Москва, Устинову На ?...... от 14.08.44 г.
      Обстоятельства, на которые Вы обращаете наше внимание, нами ранее уже учтены, и все органы контрразведки фронта по обеим версиям ориентированы. Поляков".
      10. АЛЕХИН ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ
      С майором, начальником Лидского отдела госбезопасности, у меня были свои, особые отношения. Собственно, по закону, без официального в каждом случае запроса, он не имел права сообщать мне какие-либо сведения. Однако мы не раз помогали ему, и не только машиной и бензином, с чем у них было совсем худо; в свою очередь, он старался всячески идти нам навстречу. Я намеревался при содействии майора хоть что-нибудь узнать о ряде людей, в том числе о Павловском и Свириде. И еще мне хотелось посмотреть следственные дела лиц, арестованных в последние дни и недели в той части района, где находился Шиловичский лес, а может, и побеседовать кое с кем из них. Как назло, в этот поздний час в кабинете, кроме самого майора, находилось еще его начальство: незнакомый мне подполковник из Барановичей. Я представился и был вынужден в двух словах упомянуть, что интересуюсь Шиловичами и Каменкой. Услышав это, подполковник поднялся и, расхаживая по кабинету, произнес целую речь. Смысл ее состоял в том, что Шиловичский массив занозой сидит на территории области и что у них нет сил и возможностей очистить, или, как он выразился, "обезвредить", его. Это дело армии, но, мол, нас это ничуть не волнует, поскольку коммуникации фронта проходят в стороне, что же касается жизни района, безопасности местных жителей и властей, то нам, мол, нет до них никакого дела. Вот так всегда. Армия считает нас органами госбезопасности, а органы считают нас армией. Он говорил громко и с пафосом, словно выступал на трибуне. Я попал как кур в ощип. Он обращался ко мне так, будто я был, по крайней мере, командующим армией и при желании мне ничего не стоило выделить потребные силы (как я прикинул, не менее трех тысяч человек), чтобы "обезвредить" Шиловичский лес. Я бы многое мог ему сказать, но противоречить в таких ситуациях пустая трата времени. К тому же мне смертельно хотелось спать. Он вещал, а я сидел перед ним на табурете, делая вид, что внимательно слушаю, и даже согласно кивал головой; в одном же месте, заметив улыбку на лице майора, я тоже как дурак улыбнулся. Более всего я боялся, что забудусь хоть на мгновение, усну и свалюсь. Наконец он умолк и, сопровождаемый майором, отправился отдыхать. Я спускался за ними по лестнице, лихорадочно измышляя предлог, чтобы отозвать майора в сторону и переговорить. Внизу, извинясь перед начальством, он заскочил в кабинет, где сидел дежурный - румяный усатый капитан с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Я вошел следом и, прикрыв за собой дверь, без обиняков сказал, что мне надо чуть позже позвонить начальству по "ВЧ". - Откроешь ему кабинет, - вешая ключ на доску, приказал майор дежурному. - И не в службу, а в дружбу, - мгновенно продолжал я, - разреши посмотреть следственные дела. - Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде, - оборачиваясь, не без ехидства заметил майор и велел дежурному: Передай Сенчиле, пусть покажет... Только карателей и пособников!.. Ты извини - начальство. - Кивнув в сторону двери, он торопливо сунул мне руку. - Заскакивай завтра. "Только карателей и пособников!.." И за это спасибо... На большее я и не рассчитывал. - Минутку. - Удерживая его ладонь, я бесцеремонно загородил дорогу. Ты на Каменских хуторах горбуна Станислава Свирида знаешь? Чернявый такой... нервный. - Не знаю, - выдернув руку и обходя меня, сказал майор. - И фамилия не встречалась. - А Павловского? - Какого? Один сидит у нас. - Это старший. - Сам удивляясь своей настырноеT, я у самого выхода ухватил майора сзади за рукав. - А сын? - У него два сына. - Открыв дверь, майор проворно ступил через порог и уже из коридора повторил: - Заскакивай завтра... Немного погодя я сидел в чьем-то пустом прокуренном кабинете и при тусклом свете керосиновой лампы просматривал следственные дела на бывших старост, полицаев и других пособников немцев. В протоколах значились весьма стереотипные вопросы и почти одними и теми же словами фиксировались ответы подследственных. Большинство из них было арестовано еще несколько недель назад. Ничего для нас интересного. Совершенно. "... Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы выдали немцам семью партизана Иосифа Тышкевича?.." "... Перечислите, кто еще, кроме вас, участвовал в массовых расстрелах советских военнопленных в Кашарах в августе 1941 года?" "... При обыске у вас обнаружены золотые вещи: кольца, монеты, бывшие в употреблении зубные коронки. Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах они к вам попали?" Понятно, они боролись за жизнь, отказывались, отпирались. Тоже довольно однообразно, одинаково. Их уличали свидетельскими показаниями, очными ставками, документами. Каратели, убийцы, мародеры - но какое отношение они могли иметь к разыскиваемой нами рации и вообще к шпионажу? Зачем они нам? Зачем я трачу на них время? А вдруг?.. Это "А вдруг?" всегда подбадривает при поисках, порождает надежду и энергию. Но я клевал носом и еле соображал. Чтобы не заснуть, я попытался петь - меня хватило на полтора или два куплета. Дело Павловского-старшего выглядело точно так же, как и другие: сероватая папка, постановление об аресте, протоколы допросов и далее неподшитые рабочие документы. Он был арестован как фольксдойче, за измену Родине, однако что он совершил криминального, кроме подписания фолькслиста и попытки уйти с немцами, я так и не понял. И не только я. За протоколами следовала бумажка с замечанием начальства: "т. Зайцев. Не вскрыта практическая предательская деятельность П. Необходимо выявить и задокументировать". Задавался между прочим Павловскому и вопрос о сыновьях, на что он ответил: "Мои сыновья, Казимир и Николай, действительно служили у немцев на территории Польши в строительных организациях, в каких именно - я не знаю. Никакие подробности их службы у немцев мне не известны". Вот так. В строительных организациях. А Свирид уверял, что в полиции. На ответственной должности. Собственно, полицаи и другие пособники нас мало интересовали. Однако меня занимало, что делал Казимир Павловский и двое с ним в день радиосеанса вблизи Шиловичского леса? Как он оказался там? И почему все трое экипированы одинаково, в наше якобы офицерское обмундирование? Для того чтобы лазать по лесам, это не нужно, более того - опасно. Впрочем, я допускал, что относительно их вида, деталей внешности Свирид с перепугу мог и напутать. Минут десять спустя, сидя у аппарата "ВЧ" в кабинете начальника отдела, я ждал, пока меня соединят с подполковником Поляковым. Я звонил, чтобы доложить о ходе розыска и в тайной надежде, что в Управлении уже получен текст расшифровки или, может, какие-нибудь новые сведения о передатчике с позывными КАО и о разыскиваемых. Такая надежда в тебе всегда. И вовсе не от иждивенчества. Сколь бы успешно ни шли дела, никогда не забываешь, что группа не одинока, что на тебя работают, и не только в Управлении. Кто-кто, а Поляков не упустит проследить, чтобы делалось все возможное повсюду, в том числе и в Москве. Наконец в трубке послышался негромкий, чуть картавый голос подполковника, и я весьма отчетливо представил его себе - невысокого, с выпуклым шишкастым лбом и чуть оттопыренными ушами, в гимнастерке с измятыми полевыми погонами, сидевшей на нем свободно, мешковато. Я представил, как, слушая меня, он, сидя боком в кресле, станет делать пометки на листе бумаги и при этом по привычке будет время от времени тихонько пошмыгивать носом как-то по-детски и вроде обиженно. Я стал докладывать о ходе розыска, рассказал о следах у родника и о том, как обстреляли Таманцева, о разговорах с Васюковым и Свиридом. Во всем этом не было ничего значительного, но он слушал меня не перебивая, только изредка поддакивал, уточнял, и я уже понял - ничего нового у них нет. - Что делал Павловский и двое с ним в день радиосеанса вблизи Шиловичского леса - это вопрос... - когда я умолк, произнес он. - Как оказался там?.. Значит, так... Павловский Казимир, или Казимеж... Георгиевич, тысяча девятьсот семнадцатого или восемнадцатого года рождения, уроженец города Минска (неточно), по документам предположительно белорус или поляк... Да-а, негусто... Проверим по всем материалам розыска... Теперь, Павел Васильевич, относительно текста... Генерал только что разговаривал с Москвой. Дешифровки еще нет. И наши бьются пока без результата. Но я надеюсь, что завтра или послезавтра текст будет. А пока дожимайте лес!..
      11. В ЛЕСУ У РОДНИКА
      Хижняк разбудил их затемно - наскоро позавтракав, они до солнца уже были в лесу. Все вокруг еще спало предрассветным сном. Они шли узенькой дорогой, оставляя темные полосы следов на серебристо-белой от росы траве. Таманцев недовольно оглядывался. Впрочем, день обещал быть жарким: сойдет роса, и полосы-следы исчезнут. А пока воздух прохладен и полон пахучей свежести шагать бы вот так налегке и шагать... Андрею мучительно хотелось заговорить. Ведь вскоре придется разойтись и провести весь день в одиночестве. Но говорить можно лишь о деле (а что ему сказать?), да и то шепотом. "Лес шума не любит", - не раз замечал Алехин. Спустя полчаса Андрей вывел их к роднику. По ту сторону коряг на темной болотной земле, под кустом, как и вчера, отчетливо виднелись отпечатки сапог. Балансируя на длинной изогнутой коряжине, Таманцев и Алехин присели на корточки и рассматривали следы. Вытянув из кармана нитку с разноцветными узелками, Таманцев промерил длину отпечатка, длину и ширину подметки и каблука. Затем, послюнив палец, приложил его к следу: земля почти не липла. Еще около минуты он разглядывал отпечатки и трогал их, осторожно касаясь краев сильными пальцами. - Немецкий офицерский сапог. Массового пошива, - выпрямляясь, наконец промолвил он. - Размер соответствует нашему сорок второму. Малоношеные, можно сказать, новые. Индивидуальные дефекты износа еще не выражены. След сравнительно свежий, давностью не более суток. Отпечаток случайный: тот, кто пил, оступился или же соскользнул с коряги и наследил. Это человек высокого роста: сто семьдесят пять - сто восемьдесят сантиметров. - В-в лесу к-кто-то есть, - не выдержав, прошептал Андрей (после контузии он заикался, особенно в минуты волнения). - Тонкое жизненное наблюдение! - фыркнул Таманцев и, помедля, продолжал: - Возможно, он был не один. Трава следов не хранит, а здесь они наверняка ступали по корягам. И если бы один не наследил, то ничего бы и не осталось. - Р-родник не с-слышен и с д-дороги не виден, - обращаясь к Алехину, прошептал Андрей; ему очень хотелось, чтобы обнаруженные им следы оказались результативными и пригодились при розыске. - С-следовательно, з-зайти сюда могли т-только люди, з-знающие лес или б-бывавшие здесь. - А также тот, у кого есть карта, - мгновенно добавил Таманцев. Родник наверняка обозначен. К огорчению Андрея, он оказался прав. Несколько минут они втроем лазили в мокрой густой траве, осматривали кусты и деревья вокруг родника. - Мартышкин труд! - сплюнул Таманцев, с неприязнью разглядывая следы. - Вот вам еще фактик! Который тоже ничего не дает и не объясняет. Нужен текст! - убежденно сказал он. - А без текста будем торкаться, как слепые щенята! - Текст должны сообщить сегодня или завтра, - сказал Алехин. - Текст будет! - заверил он. - А пока мы должны отыскать место выхода и установить, кто позавчера был в этом лесу. - "Должны!.. Обязаны!.." - усмехнулся Таманцев. - Следы-то мы, может, и соберем, а вот людей... Кто они?.. - указывая на отпечатки, спросил он. - Агенты-парашютисты?.. Отнюдь! За три года я не видел ни одного обутого в новенькие немецкие армейские сапоги. Может, это аковцы?.. Или немцы? А может, просто дезертиры?.. - Д-дезертиры с р-рацией?.. - запротестовал Андрей. - А кто сказал, что у них есть рация?! - ни к кому не обращаясь, холодно осведомился Таманцев. - Лично мне этот след ничего не говорит. Это отпечаток немецкого сапога. Всего-навсего! И не более!..
      12. ТАМАНЦЕВ
      Жизнь - чертовски капризная штука. Изредка она улыбается, но чаще поворачивается задом и показывает свой характер. Как ни странно, в этот день она нам улыбнулась. Около часа мы осматривали лес в окрестностях родника. В одном месте, на дороге, Паша разглядел неясные следы сапог. В траве на глинистой влажной земле удалось различить шесть оттисков подошв. Они оказались идентичными с обнаруженными у родника и той же давности. И здесь и там были следы одного и того же человека. Очевидно, напившись, он прошел в сторону Каменки или к смолокурне; так мы предположили, посмотрев по карте. Не исключено, что это был один из тех, кто вчера меня там обстрелял. Но здесь-то он, по-видимому, был один. Судя по дорожке следов, он шел деловым шагом, со скоростью пять-шесть километров в час. Паша решил проследовать в направлении его движения до опушки или даже до Каменки. Расставаясь, я ему еще раз сказал, что нужен текст дешифровки, он поморщился, но промолчал. Блинов и я отправились на свои участки. Мы разошлись, не подозревая, что несколько часов спустя жизнь улыбнется нам, и как - в тридцать два зуба! Даже не знаю, что меня дернуло свернуть на ту глухую тропинку. Трудно сказать, что в таких случаях срабатывает - интуиция или верхнее чутье*. Тропка была как тропка, заросшая травой, и я все время усиленно смотрел себе под ноги. Как и вчера, немецкая противопехотная - --------------------------------------* Верхнее чутье (охотничье) - способность собаки улавливать запахи по воздуху, а не по следу. мина с взрывателем нажимного или натяжного действия более всего волновала мой организм. Удивительно, как в высокой густой траве я ее заметил. Нет, не мину, а обыкновенную ромашку с недавно обломанной головкой, поникшей на стебельке сантиметрах в тридцати над землей. На ходу задев, повредить ее, наверно, мог и зверь, но я все же свернул туда, тем более что различил в кустах слабый просвет. Не сделал и десяти шагов - поляна. Начал ее осматривать и увидел под орешником примятую траву - квадрат размером с плащ-палатку. Я весь напрягся - наверно, такие ощущения бывают у собаки, когда она делает стойку. Я стал обыскивать все последовательно, обшаривать, разводя траву и ветви руками, и минут через двадцать в стороне, за кустами, отыскал огурец - свеженький! Причем надкушенный. Я отрезал кусочек, пожевал и тут же выплюнул - горький. Поэтому его и выбросили. Да здравствуют горькие огурцы! Да здравствуют следы и улики! Скинув сапоги и брюки, чтобы не зазеленить, и сунув пистолеты за ремень гимнастерки, я разбил поляну на сектора и за два с лишним часа пядь за пядью обползал на четвереньках ее всю и кусты под деревьями, по краям. Я растер колени, а левое умудрился ободрать, однако попотел не зря. В высокой густой траве за кромкой поляны я обнаружил второй огурец, тоже надкушенный и, как я тут же убедился, горький, а за кустом, вблизи примятости, обгорелую спичку - свеженькую! - и едва заметные в траве остатки рассыпавшегося пепла. Это взволновало меня более всего. Следов костра поблизости не было, очевидно, от спички прикуривали или что-либо поджигали. Может, уничтожали листки шифровального блокнота?.. Пепла оказалось с гулькин нос, однако я все же смог определить, что он - увы! - не от бумаги, а табачный: от папиросы или сигареты. Дорого бы я сейчас дал за тот самый окурок. Хотя все вокруг было осмотрено, я принялся снова обыскивать поляну...
      13. ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ БЛИНОВ
      Впереди, за кустарником, он увидел ветхие крыши двух каких-то строеньиц, длинный тонкий журавль и понял, что перед ним один из хуторов и что вышел он к опушке леса раньше, чем следовало. Жажда томила его, он направился к хутору, решив напиться, а затем на час вернуться в лес. Он пробирался кустарником, когда неожиданно там, у строений, хрипло надрываясь, залаяла собака, и сквозь ветви почти одновременно Андрей разглядел старую хату, а чуть правее и дальше, метрах в двухстах от себя, увидел двух военных, подходивших к хутору с противоположной стороны. Он их наблюдал несколько мгновений, успел заметить вещмешок за плечами у одного, и тут же угол хаты скрыл их. Андрей заторопился, забирая несколько вправо, чтобы, не обнаруживая себя, оказаться с другой стороны хаты, где уже слышались голоса, кто-то дважды прикрикнул на собаку, но она не умолкая лаяла и заглушала слова. Ориентируясь по замшелой крыше и высокому журавлю, он продвинулся еще и остановился. Подойти ближе не решился - могла учуять собака - и стал выглядывать место для наблюдения. Он выбрал корявый дуб с толстым стволом и густой развесистой кроной. Высокие кусты вплотную подступали к дереву, окружая его внизу, как цыплята наседку. Подобравшись орешником к дубу, Андрей без шума вскарабкался на дерево и прильнул к одному из просветов в листве. Военные, скинув гимнастерки и одинаковые выцветшие синие майки, обливались водой у колодца, перед хатой. Судя по обмундированию, это были офицеры, но в каких званиях, Андрей издалека разглядеть не мог. Он поискал глазами вещмешок, но не нашел, наверно, его занесли в хату. Тут же Андрей увидел хозяина - щупловатого невзрачного мужчину, босого, в темно-серых штанах и рубахе без ремня. С крынкой в руке он появился из погреба и, проходя по двору в хату, прикрикнул на собаку, что, впрочем, не оказало на нее никакого действия. Старший из офицеров был среднего роста, лет, наверно, сорока, плотно сложенный мужчина с вытянутым носом на приметном, совершенно круглом лице и несколько коротковатыми ногами. Младший - юноша, немного выше ростом, худощавый, на вид лет двадцати, со светлыми, зачесанными назад волосами. Они с заметным удовольствием плескали водой в лицо, терли шею, плечи, о чем-то негромко разговаривая, - ни одного слова Андрей не разобрал. Собака - рослая кудластая псина, посаженная на цепь у конуры, возле амбарчика, - время от времени лаяла, но уже без прежней злобы, а так, по обязанности. Еще раз появился хозяин, прошел в сарай и вскоре вернулся, неся миску с яйцами. Офицеры вслед за ним ушли в хату, и Андрей принялся рассматривать хутор. Приземистая захудалая хата с полусгнившей драночной крышей, низковатой дверью и тремя небольшими окошками на фасадной стороне. Рядом находились: погреб с просевшей погребицей, бревенчатый амбарчик, сарай с покосившимися воротами, а за ним - десяток низкорослых яблонь. И постройки, и ограда изрядно потемнели от старости, крыши сквозили дырами; все выглядело запустело и неприглядно. Справа метрах в трехстах за деревьями виднелся еще хутор, оттуда вроде и появились офицеры. "Кто они?.. Зачем пришли?.. Какие отношения у них с хозяином?.." размышлял Андрей; во внешности офицеров, в их поведении не было, пожалуй, ничего, что могло бы внести ясность в эти вопросы. Прошло добрых полчаса, из хаты никто не выходил, и он по-прежнему сидел на дереве. От соседнего хутора доносилось негромкое пение заунывно-жалостный девичий голос: {Ты ж мая, ты ж мая пирапелка...} Жажда мучала его, руки и ноги совершенно онемели. Желая переменить положение, он переступил ногой, гнилой сук обломился, и Андрей чуть не сверзился - едва успел ухватиться одеревеневшей, дрожавшей от долгого напряжения рукою за ветвь над головой. Он тотчас замер, но собака услышала треск и залилась хриплым яростным лаем. Она не умолкала и рвалась на цепи в том направлении, где на дереве сидел Андрей, даже когда вышел хозяин. Он сказал ей что-то, однако она продолжала лаять и рваться. Только тут Андрей сообразил, что ветер тянет от него к хате, что собака почуяла чужого и теперь не успокоится. Не хватало еще, чтобы его обнаружили! Он увидел, как хозяин нагнулся у конуры, возможно, собираясь отомкнуть цепь. Андрей буквально свалился с дерева и бросился к опушке в сторону Шиловичей...
      14. ТАМАНЦЕВ
      Я потратил еще около часа, пытаясь найти окурок, однако безуспешно. Я мог определенно сказать, что не так давно, судя по всему позавчера днем, здесь побывали два или три человека, сидели, курили и закусывали. Причем это стреляные воробьи и весьма осторожные. На месте пребывания они не оставили ни клочка бумаги, ни окурка, ни следов пищи. Оказавшиеся несъедобными огурцы заброшены далеко, за край поляны, а обгорелая спичка сунута в густой мох за кустом - обнаружить их без тщательного обыскивания практически невозможно. Такая предусмотрительность укрепила меня в мысли, что те, кто был здесь, старались не наследить, и более того - зародила надежду, что я наткнулся на место выхода рации в эфир. Хотя от этой поляны до треугольника ошибок*, определенного при пеленгации слежечными станциями, было не меньше километра. По обыкновению, я попытался смоделировать действия этих людей и "развернул" рацию, предположив, что передатчик находился там, где примята трава. Скинув опять сапоги, я облазил деревья на краю поляны к западу и северо-западу от этого места, с особым вниманием осматривая ветви от нижних до самой вершины, но при всем старании никаких следов забрасывания антенны так и не нашел. А если мои предположения ошибочны и у тех, кто позавчера побывал здесь, не было с собой никакой рации? Я стоял босой посреди поляны, побуждая свои извилины к усиленной мозговой деятельности. Я понимал, что из огурцов, спички и примятости на траве шубы еще не сошьешь. Пока что все это - фактики в мире Галактики! А она велика и бесконечна... В раздумье я остановил взгляд на двух высоких орешинах и дубке шагах в пятнадцати от примятости. На них я не лазил - не выдержали бы, да и росли они в стороне от "раскинутой" мною антенны. Не без труда пригибая, я стал по очереди осматривать их и на второй орешине на высоте метров четырех в углублении развилки двух верхних ветвей увидел то, что искал: повреждение коры, свежий след - как пропилено - забрасывали проволочную антенну с грузиком, а потом стягивали. В таком огромном глухом массиве силами всего лишь трех человек обнаружить на вторые сутки место выхода рации в эфир - все равно что углядеть иголку в стоге сена. Или выиграть сто тысяч по лотерейному билету. Мысленно я себе аплодировал; от радости мне хотелось хлопать себя по ляжкам и кричать: "Я самый великий!" Эмоции эмоциями, а дело делом. Достав один из манков, я приладился и, подражая голосу самки рябчика, засвистел: - --------------------------------------* Треугольник ошибок - треугольник, образуемый синхронно точками пересечения слежечных пеленгов на искомый передатчик. - Ти-уу-ти... Ти-уу-ти... Ти-уу-ти... Выждав с полминуты, повторил зов, и тут же в отдалении послышались ответные клики самца: - Тии-тии-тиу-ти... Тии-тии-тиу-ти... Наши условные сигналы означали примерно: "Желательно ваше присутствие", "Иду" - приняв мой зов, капитан уже двигался ко мне через лес. Судя по звуку, он находился от меня примерно в километре. Пока он шел, я продолжал поиски. Под кустами при выходе на тропу я разглядел на земле крупинки махорки и толченого перца - присыпали следы и снова отметил осторожность и предусмотрительность побывавших здесь людей. Я ползал на четвереньках в лопушистой траве, выбирая крупинки; время от времени я подавал манком сигналы, чтобы капитан мог на ходу уточнять направление движения. Раньше Паши, к моему удовольствию, появились настоящие рябчики: старый и два молодых петушка, ладные, с красивыми пепельно-серыми хвостами. Перелетая с дерева на дерево, они достигли края поляны и, обнаружив человека, мгновенно исчезли. Паша даже не пытался скрыть свою радость. Не говоря ни слова, я показал ему примятость, спичку и огурцы, а затем пригнул орешину; он увидел пропил на коре и не удержался - обнял меня. Такое за ним не водилось, и я это оценил. - Ну а дальше? - шепотом осведомился я. Мы обшарили все вокруг, облазили кусты и все тропинки в радиусе не менее пятисот метров, однако ничего больше не нашли. Словно те, кто вел передачу, не ступали затем по земле, а поднялись в воздух или вообще растворились. Теоретически якобы невозможно не наследить, но это только теоретически... Я знал, что сегодня же к ночи в Москве станет известно, что в таком-то лесном массиве, большом и непроходимом (это отметят непременно), мы отыскали место выхода рации в эфир, и в сообщении, должно быть, упомянут и мою фамилию. Это, разумеется, приятно, ну а дальше?.. По существу, имелось с десяток вопросов, на которые мы должны были бы теперь ответить. Однако на три из них, пожалуй, основные, мы не могли бы сказать ничего определенного; откуда пришли и каким путем ушли те, кто вел передачу? сколько здесь было человек (два или три?) и, главное, кто они? откуда и кто мог их видеть на подступах к лесу? Усталые и голодные, мы молча возвращались под вечер к Шиловичам. Мы были чисты перед начальством и перед Москвой - как ангелы. Но проку пока что от этого - шиш да кумыш!
      15. ПРИДЕТСЯ ИХ УСТАНАВЛИВАТЬ...
      Не доходя до Шиловичей, Андрей свернул от опушки влево, где над рощицей поднимался легкий дымок. Вскоре сквозь кустарник он различил укромную полянку, почерневший котел над костром и дюжую фигуру Хижняка с поварешкой в руке. На траве возле костра стояли наготове чистые алюминиевые миски. Ни Алехина, ни Таманцева еще не было, и Андрея это весьма огорчило. Уходя от хутора, он спешил сюда, чтобы сообщить об офицерах, а дальше, как он надеялся, все делалось бы по усмотрению Алехина или Таманцева. Сам Андрей при всем желании не мог определить, в какой степени эти офицеры представляют интерес и следует ли ими заниматься. Однако Алехин и Таманцев еще не вернулись, и получалось нескладно. Взяв в машине бинокль, Андрей вышел кустами к всполью и улегся под орешиной. Прямо перед ним широкой полосою расстилалось несеяное поле, вправо было видно шоссе, слева - опушка леса. По шоссе время от времени проезжали машины, груженные боеприпасами, ящиками и мешками с продуктами. Тупорылый тягач медленно буксировал громоздкое артиллерийское орудие; потом со стороны Лиды на северо-запад потянулся стрелковый полк. Лежа под кустом, Андрей в бинокль разглядывал двигавшихся по шоссе солдат. В полном боевом снаряжении, обвешанные автоматами, малыми саперными лопатками, поясными сумками и с вещмешками за спиной, они шагали рота за ротой, колоннами по четыре, мерно и неторопливо. Где-то они будут через неделю?.. За Мариамполем, у Шауляя или, может, под Сувалками?.. Андрею вспомнился родной гвардейский полк, в котором он провоевал около года и где знал чуть ли не всех офицеров, многих сержантов, солдат; вспомнились бойцы его, Андрея, взвода. Где они сейчас?.. "Теперь бы идти да идти... На Запад!.. А здесь?.. Ищи да собирай окурки..." Тоскливая грусть овладела Андреем. Последняя повозка полкового обоза скрылась за поворотом, и шоссе на время опустело, а Андрей в печальном оцепенении все лежал, опустив бинокль и устремив глаза вдаль... Он очнулся, заслышав на поляне голоса Алехина и Таманцева, и оглянулся. Таманцев подходил к костру быстрой упругой походкой так легко и бодро, словно весь день отсыпался где-то неподалеку и, только что проснувшись, поспешал к ужину. Андрей подумал, что Таманцев сейчас или после ужина будет еще обязательно не менее получаса тренироваться в силовом задержании, в "качании маятника", в различных прыжках, финтах и перебежках, будет до третьего пота вырабатывать суплес*, и Андрей с особой силой ощутил свою неполноценность. Надо было подняться и подойти. Высвобождая занемевшую руку, Андрей перевалился на бок и при этом невольно повел взглядом влево. По полю от леса к шоссе, шагах в двухстах от Андрея, шли двое. Андрей машинально поднес бинокль к глазам и замер от неожиданности, а в следующий миг отодвинулся за орешину: это были те самые офицеры, которых он видел час назад на хуторе у опушки леса. Причем - он заметил это сразу - вещмешка у них не было! - Т-товарищ к-капитан, сюда! - оборотясь, взволнованно позвал Андрей. - Б-быстрее! Алехин подошел и, взяв протянутый ему бинокль, стал за кустом возле Андрея; тотчас здесь же оказался Таманцев. Офицеры со сложенными плащ-палатками в руках шли по полю, о чем-то переговариваясь. Андрей торопливо рассказывал, как увидел их на хуторе, как залаяла собака и он был вынужден ретироваться. Трижды он упомянул о вещмешке. - Кто же подходит к собаке с подветренной стороны?! Кулема!.. сплюнул Таманцев. - Выйдут к шоссе и будут голосовать за развитие автотранспорта, - предположил он, переступая между орешинами и осторожно отклоняя ветвь рукой. В это мгновение шедший справа коренастый капитан обернул свое круглое лицо в сторону деревни, и Алехин в бинокль, а Таманцев своими дальнозоркими глазами смогли его разглядеть. - Я его, кажется, видел в Лиде, - проговорил Алехин неуверенно. - Ввек бы их не видеть! - с чувством сказал Таманцев. - Я жрать хочу, понимаете, жрать! А теперь придется их устанавливать! - --------------------------------------* Суплес - гибкость тела. Вырабатывается специальными тренировочными упражнениями, способствующими увеличению подвижности позвоночника и эластичности межпозвоночных хрящевых дисков, всего суставно-связочного аппарата и мышечной системы. Он был прав. Алехин молча смотрел в бинокль. Офицеры находились уже метрах в пятидесяти от шоссе. - Чего думать-то?! - раздувая ноздри, нетерпеливо и с недовольством воскликнул Таманцев. - Надо ехать за ними! Выйдя к шоссе, офицеры перепрыгнули кювет и стали на ближней к разведчикам обочине, судя по всему, намереваясь остановить попутную машину.