- У меня есть предложение, - сказал Апаков, командир красногвардейцев трамвайного парка. - Пошлем в разведку бронированный трамвай.
      - Ну зачем же бронированный? - улыбнулся Штернберг. - Хлеб от пули не загораживают.
      Все согласились. Задумались. В распахнутую форточку влился бой часов на Спасской башне.
      - Хотел бы я знать, что придумывает теперь там, в Кремле, этот кровавый полковник Рябцев? - высказал вслух свои мысли Штернберг.
      Между тем полковник Рябцев, поднявшись на Никольскую башню, смотрел на ночную Москву.
      - Полюбуйтесь, как забавно. Большевики включили в своих районах электричество, и теперь нам прекрасно видно, где мы, где они, - говорил Рябцеву поручик Ровный.
      Полковник долго и хмуро смотрел на освещенные районы, занятые красными. Кремль и прилегающие к нему площади и улицы казались темным островом среди светлого моря белокаменной Москвы. На этот темный островок с карканьем слеталось потревоженное светом воронье.
      У Лукаши голова разболелась от зловещего крика горластых черных птиц.
      - Вы не утеряли связи с заводскими родственниками? - неожиданно спросил Лукашу полковник Рябцев и, не дожидаясь ответа, сказал: Необходимо разведать Замоскворечье. Надо точно узнать, какие резервы у большевиков. Откуда они черпают силы? На что еще способны? Отправляйтесь, и немедленно!
      - Слушаюсь, - сказал Лукаша, поежившись.
      Полковник направился вниз вслед за вестовым.
      - Что нового у противника? - спросил он поручика Ровного, войдя в кабинет.
      - На Ярославский вокзал прибыли красногвардейцы из Иванова под командованием Фрунзе. На Казанский - рабочие отряды из Голутвина и Коломны. По слухам, Ленин выслал в помощь москвичам эшелон матросов. Бои на Пресне умолкли. Большевики соблюдают перемирие. Из Замоскворечья через Крымский мост прошел трамвай с хлебом для булочных.
      - Узнать, проследить, не разведка ли? А где же фронтовые войска? Казаки?
      - Фронтовики прибывают! - радостно доложил Ровный. - Рота пулеметчиков выгружается на вокзале беспрепятственно, не считая наскоков большевистских агитаторов.
      - Отсечь от всякой агитации! Немедленно офицерский отряд Рында-Бельского туда!
      - А если ему придется с боем? Нарушим перемирие.
      - К черту перемирие, если фронтовики уже здесь! - топнул ногой Рябцев.
      ...Когда отряд Рында-Бельского, сняв погоны, кокарды и нацепив для маскировки красные ленточки на штыки, беглым шагом, прижимаясь к домам, направился в район вокзала, на пути его встретился трамвай. Рында-Бельский так удивился, что даже приостановил движение отряда.
      Давно уже не видели трамваев господа офицеры. А тут едет себе, вагоновожатый позванивает, трамвайщики поврежденные пути восстанавливают, оборванные провода исправляют, рабочие вносят в булочную корзины с хлебом.
      Как всегда, к трамваю на "колбасе" прицепились уличные мальчишки, соскучившиеся по бесплатному катанью. Распоряжается хлебным снабжением какой-то интеллигент благотворительного вида, в очках.
      Офицеры поклянчили у него свежего хлебца и, получив по мягкой французской булочке, вонзили в них зубы.
      - Пошли, пошли, господа! - поторопил офицеров Рында-Бельский. Ему показался подозрителен интеллигентный благотворитель с записной книжечкой в руках. И он задержался, решив выяснить, что интендант в нее записывает.
      - Вам тоже булочку? - спросил "благотворитель" и словно нарочно подставил Рында-Бельскому лист с графой, где были отметки о выдаче продуктов с названием булочных.
      Корзины с хлебом таскал приземистый широкоплечий старик. "Ба! Да это тот самый дед, которого так лихо отделали юнкера за избиение внучонка. А вон и внук верхом на "колбасе".
      - Эй, знакомый! - поманил мальчишку Рында-Бельский. - Посмирнел твой дед после юнкерской науки?
      - Посмирнел! - подмигнул мальчишка. - Вместо синяков и шишек дает булочки да пышки.
      - Ну то-то! - погрозил Ивану Васильевичу Кучкову Рында-Бельский и, успокоенный, повел свой отряд к Бородинскому мосту, где маячили красногвардейские патрули.
      Офицеры, подходя к мосту и готовясь к стычке, стали прятать недоеденные булочки в карманы.
      - Отставить! - тихо скомандовал Рында-Бельский. - По-прежнему жевать. Идти непринужденно. Обманем.
      - К Добрынину скорей! - приказал профессор Штернберг, передавая Андрейке записку. - Надо предупредить об этих прохвостах. Обезвредить их.
      Андрейка рванулся было, но неожиданно нос к носу столкнулся с Вячиком-мячиком.
      - Арбуз, наше вам с кисточкой! Ты что, знаком с Рында-Бельским?
      - Как видишь! - ответил Андрейка, видя, что вслед за Вячиком-мячиком подходят скауты и юнкера.
      - Значит, ты не за красных? А мы думали, не разведчик ли? Мы, скауты, давно следим за вашим трамваем.
      - На нем хлеб развозят, а я даром прокатываюсь и даром пропитываюсь. Что ни открошится, все мое, когда таскать булочки помогаю. У хлебца да не наесться.
      - А нам можно покататься?
      - Пожалуйста! - разрешил Штернберг, слышавший этот разговор. - Только с условием помогать нам!
      - С удовольствием! - раздувая ноздри от вкусного запаха свежих булочек, улыбнулся Вячик-мячик и впрыгнул на площадку.
      Скауты последовали за ним, и трамвай тронулся в путь.
      Юнкера проводили скаутов, поехавших кататься на трамвае у корзинок со свежими булочками, завистливыми взглядами.
      Андрейка с независимым видом прошел мимо юнкеров, засунув руки в карманы.
      Словоохотливый Вячик-мячик, познакомившись с профессором, быстро выболтал ему, кто он, что он. Похвалился родством с поручиком Ровным и знакомством с Рында-Бельским.
      Когда Вячик посетовал на неудачу скаутов с разведкой Замоскворечья, профессор сказал:
      - Я вам помогу, господин гимназист, проникнуть в штаб замоскворецких большевиков без всяких переодеваний. Хотите?
      - Ну конечно! - обрадовался Вячик-мячик.
      - Я пошлю вас с требованием, сколько еще нужно выпечь хлеба для булочных, и вы передадите его руководителям замоскворецких большевиков, в ведении которых находится самая большая пекарня города.
      Штернберг быстро набросал несколько слов на обороте своей визитной карточки и передал ее вместе с листками из блокнота Вячику-мячику.
      - Профессор астрономии Павел Карлович Штернберг! - воскликнул Вячик, взглянув на визитную карточку. - Я бывал у вас на экскурсии в Московской обсерватории!
      - Очень приятно. А теперь побывайте в штабе красных. У меня там свой человек. Запомните: ее зовут Люся. Обратитесь к ней от моего имени. Она вам во всем посодействует.
      Вячик-мячик, польщенный таким знакомством, обрадованный такой удачей, поспешил в Замоскворечье. Вот удача так удача! Скауты будут тяжелые корзины с булками таскать. А он один за всех отличится!
      Визитная карточка профессора действительно оказалась волшебным пропуском. Предъявляя ее патрулям, Вячик-мячик вскоре добрался до штаба замоскворецкой Красной гвардии и очутился перед девушкой, в которой признал организатора Союза рабочей молодежи "Третий Интернационал".
      "Значит, наш тайный агент в стане большевиков?!" - Вячик-мячик чуть не подпрыгнул от такой догадки и протянул Люсе визитную карточку профессора, на обороте которой профессор шифром сообщил, что белые ведут перегруппировку сил с целью захвата вокзалов.
      Гимназиста он просил придержать у себя.
      Люся, прочитав написанное, улыбнулась и предложила:
      - Садитесь и помогите мне принимать донесения и записывать.
      У Вячика даже дыхание перехватило от удивительной удачи. То-то удивится его двоюродный братец, поручик Ровный, когда он явится к нему с такими ценными сведениями!
      ФИЛЬКИН ФОРТЕЛЬ
      Получив приказание полковника, Лукаша и не подумал выполнять его сам. Зачем рисковать собой, когда можно использовать Фильку? Пусть пробежится к родне в Замоскворечье. И Лукаша побежал отыскивать Фильку.
      Рыжик как сквозь землю провалился. Тетки дома тоже не оказалось. Она воевала у входа в подвалы дворца с юнкерами, сторожившими загнанных туда солдат, уцелевших от торопливой расправы. Воевала тетка не из-за солдат. Она требовала отдать ей нечаянно попавшего в подвал Фильку.
      - Филенька! Фильчик, отзовись! Где ты? Жив ли ты? - вопрошала тетка.
      Но Филька не откликался на призывы тетки. Он не хотел расставаться с арсенальцами, прильнув к чуть живому от побоев юнкеров Берзину.
      Отыскав тетку, Лукаша именем Рябцева распорядился найти и привести к нему брата. Юнкера выволокли из подвала упирающегося Фильку.
      Лукаша отвел Фильку в сторону и объяснил, что он должен выполнить поручение полковника, высмотреть, что делается у красных в Замоскворечье, разведать все точно и не соврать.
      - Без всяких фортелей, Филька! Не то отец шкуру спустит, - пригрозил Лукаша младшему брату и дал ему щелчок в лоб для острастки.
      - Сведения принесешь лично мне. Я буду тебя ждать в квартире полковника. Если отлучусь, подожди, - напутствовал он брата.
      "Чего проще? Узнаю все у мальчишек", - решил Филька и стал пробираться переулками, дворами, лазейками мимо красногвардейских застав в Замоскворечье.
      В районе Швивой горки громыхали по мостовой пушки. Их везли кони. За пушками бежали мальчишки. Артиллеристы въехали в ограду ближайшей церкви, распрягли коней и пустили их пастись среди кладбищенской травы.
      Мальчишки облепили церковную ограду. Им не терпелось увидеть, как палят из пушек. Филька тоже ни разу не видел, как стреляют пушки. Но артиллеристы не торопились. Одни зашли в церковь, сняли папахи и крестились. Другие влезли на колокольню посмотреть на Кремль.
      - Дяденьки, стрельните! Дяденьки, стрельните! - просили мальчишки, и в их хор вливался голос Фильки.
      Усатый артиллерист приметил Фильку и спросил:
      - А ты откуда взялся такой рыжий-красный?
      - А из Кремля.
      - Давно ли?
      - Сейчас, дяденька. Меня братик послал, чтобы я все видел, развидел.
      - Ишь ты какой! А что же твой братик сам не пошел посмотреть?
      - А он при должности. Ему никак нельзя отойти от полковника Рябцева. Он ему кофей подает.
      - Ой, врешь! Ой, вихры потяну за враки! Ну и сказочник ты, брат! Ростом мал, а враньем велик!
      - Да не вру я, дяденька! Вот землю съесть! Хоть разок стрельните, мне бежать надо.
      - Если не врешь, стрельнем, - пообещал солдат. - А ну скажи, где полковникова квартира? Только не шути, я там бывал, знаю. - И солдат повел Фильку на колокольню.
      Кремль с колокольни был отлично виден. И дворцы, и церкви, и мощеный двор - прямо как на ладони.
      - А ну-ка укажи, где же та квартира.
      Филька прищурился, приложил к глазу кулак, присмотрелся и определил:
      - Вон в том углу. У полковника Рябцева в кабинете одно окно туда, другое - сюда. Вон, дяденька, стоит коляска у подъезда, парой запряженная. А над подъездом на третьем этаже квартира полковничья. А у братика комната без окон, во-он за тем углом. Отсюда не видать. Ну пальните теперь, дяденька?
      - Вижу, не врешь. Стрельну... Вот как нарушится перемирие, сразу и пальну.
      - Скорей бы! - вздохнул Филька.
      ...Перемирие было нарушено белыми ночами. Обманув охрану Бородинского моста, офицеры набросились на красногвардейцев и перекололи их штыками. На вокзал они прорвались без выстрела. Быстро оцепили перрон, оттеснили пассажиров в залы и, обезоружив солдат, заняли все входы и выходы.
      Железнодорожников они заставили принимать поезда под дулами пистолетов.
      К каждому телеграфисту, дежурному, диспетчеру было приставлено по два офицера.
      Главная, разведывательная, рота, составленная из наиболее надежных солдат-ударников, беспрепятственно высадилась и мерным шагом проследовала в расположение белых, таща за собой пулеметы.
      - Поздравляю с первой ласточкой, - доложил Рябцеву поручик Ровный.
      - А где же весь батальон?
      - Сейчас прибудет. Вокзал в наших руках, путь свободен. Рында-Бельский по поводу успеха уже атаковал вокзальный буфет. Молодец!
      - Вот если бы так же успешно этот молодец атаковал не бутылочные батареи, а пушечные! - сказал полковник, вспомнив неудачный налет Рында-Бельского на артбригаду.
      Поручик Ровный сел за телефон и, когда дозвонился до дежурного по вокзалу, побледнел.
      - Батальон пулеметчиков перехвачен! - тихо доложил он.
      - Кем перехвачен?
      - Варенцовой.
      - Отрядом Варенцовой? Не слышал про такой отряд. Большевичка она известная, но отрядами не командует. Пропагандой занимается.
      - Она их на товарной перехватила, - слушая сбивчивый рассказ дежурного, передавал Ровный. - Вышла на перрон и сказала: "Сынки! Я ваша мать, ткачиха ивановская. Сперва меня убейте, потом поезжайте убивать ваших братьев, рабочих". Среди солдат были ивановцы. Они узнали ее и высыпали к ней из вагонов. А затем последовали за ней в распоряжение Военно-революционного комитета.
      Рябцев выслушал, затем приказал, отчеканивая слова:
      - Негодяя Рында-Бельского, прозевавшего наш батальон, расстрелять на месте там же, в буфете. Всеми наличными силами ударить навстречу прибывающим войскам, включая прорвавшуюся роту пулеметчиков. Баррикаду на Остоженке снести любой ценой. Жизнь и смерть нашего дела зависят от этого. Вы понимаете, поручик Ровный?
      МОСКОВСКИЙ ГАВРОШ
      Утро было холодное, промозглое. С неба то сочился дождь, то сыпала снежная крупа. Северный ветер пронизывал шинели солдат и ветхие пиджаки красногвардейцев. Расслабленные затишьем, они зябко дремали во дворах, в подъездах, на баррикаде, прислонившись к тюкам ваты. Смена выходить на улицу не торопилась. Один солдат Сидор поднялся и позвал с собой Андрейку.
      На баррикаде лежали поверх тюков винтовки, солдаты и красногвардейцы дремали рядом. А при некоторых винтовках и хозяев не было, видно, ушли погреться.
      Завидев Сидора и Андрейку, солдаты и красногвардейцы попросили:
      - Покарауль, дядя Сидор. Мы живо, только чайком погреемся, - и, оставив громоздкие винтовки на баррикаде, устремились к битком набитой чайной.
      Убедившись, что у белых тишина, солдат Сидор согласно кивал на просьбы знакомых и незнакомых. На баррикаде вскоре остались они вдвоем с Андрейкой: самый старый и самый юный солдат Красной гвардии.
      Андрейка гордо расхаживал вдоль баррикады, охраняя доверенное им оружие. Сидор подремывал.
      Набежала снежная туча, осыпав баррикаду белой крупой, и вдруг, словно гонимые северным ветром, из всех переулков посыпались юнкера. Они летели, овеваемые поземкой, бесшумно, будто бестелесные духи.
      Андрейка, увидев их, пальнул из ближайшей винтовки. Затем из второй, из третьей. Стрелял он не целясь, ничего не видя, оглушенный своей пальбой. Но солдат Сидор вел прицельный беглый огонь. Его пули косили бегущих юнкеров.
      Баррикада ожила. Услышав стрельбу, из чайной Бахтина, как пчелы из рассерженного улья, выскакивали солдаты и красногвардейцы. Бежавшие юнкера запнулись, встреченные плотным огнем.
      Андрейка заплясал от радости и уронил чью-то винтовку с бруствера на мостовую по другую сторону баррикады. Недолго думая Андрейка перемахнул через бруствер, поднял винтовку и... упал от сильного толчка в спину.
      - Мальчишку убили! - услышал он словно издалека чей-то крик.
      - Вот они! - крикнул Добрынин, увидев перед собой юнкеров. - Сами в руки даются! Бей их, ребята! - И перемахнул через баррикаду.
      Красноармейцы и солдаты не отставали от Добрынина. Юнкера, не ожидавшие такого яростного отпора, попятились, побежали.
      В Петю Добрынина вселился какой-то воинский дух. Забыв о ноющей ране в плече, о саднящей боли в голове, он побежал вперед, размахивая винтовкой, в которой уже не было патронов, по пятам отступающих юнкеров. Красногвардейцы не отставали от своего бесстрашного командира, и таким образом они прорвались к сумрачному зданию штаба округа. Дорогу к нему преграждала высокая поленница дров, за которой попрятались юнкера.
      - За мной, в обход! - крикнул Добрынин.
      Его боевым азартом невольно залюбовался фон Таксис, с горечью наблюдавший бегство юнкеров.
      - А ведь хорош! - пробормотал он, прицеливаясь в Добрынина.
      - Давай, давай, окружай, ребята! Чтобы ни один контра не ушел! подзадоривал Петр красногвардейцев.
      Рассчитав, что в суматошной стрельбе его выстрел пройдет незамеченным, поручик рискнул послать пулю в грудь своего соперника. Если бы он не знал Добрынина, то, пожалуй, воздержался бы.
      Пробитый пулей навылет, Петр застыл на мгновение, словно удивленный, и рухнул на землю.
      Фон Таксис бежал, полз, затаивался в мусорных ямах и после унизительного бегства все же выбрался к тетушкиному особняку. Фон Таксису не терпелось сообщить Глаше о смерти ее красного генерала:
      Поручик нашел девушку в ее комнатке на мансарде. Она задумчиво смотрела в окно и даже не заметила, что он вошел. Проследив за ее взглядом, поручик заметил внизу перевязочный походный пункт и спросил негромко:
      - Ну и что вас там привлекает? Скучное это дело - перевязывать стонущих раненых.
      - А то привлекает, что девушки помогают своим товарищам, которые бьются за свободу, а я сижу тут в золоченой клетке.
      - Вот как? - вспыхнул фон Таксис. - Да они бы вас к себе не подпустили! Вы для них чужая.
      - Не совсем, - сказала Глаша. - Вон та девушка меня бы рекомендовала... Люся самая главная по работе среди женской молодежи.
      Фон Таксиса словно пронзило. Та самая! Красивая, колючая, не побоявшаяся назвать их расстрельщиками. Интеллигентка, переметнувшаяся к красным. Ну вот и встретились на узкой тропиночке.
      - Глаша, принесите воды. Мне что-то нехорошо, - попросил он.
      Привстав на цыпочки, поручик открыл форточку и стал прицеливаться, выбирая, куда лучше - в висок или в сердце. И тут вбежала Глаша с тяжелым хрустальным графином и граненым стаканом на подносе.
      - Как вам не стыдно! Там же раненые, девушки!
      Поручик стал протирать оптический прицел изнанкой лайковой перчатки. Глаша кинулась к окну и заколотила графином по стеклу. Посыпались осколки.
      И тут фон Таксис обрушил на голову Глаши удар приклада.
      Оттолкнув мертвую девушку, фон Таксис бросился бежать. Скорей к своим. В штаб военного округа. Затеряться там среди офицеров.
      Садами, дворами, пролазами в заборах поручик пробирался к штабу. И, возможно, ему удалось бы избежать возмездия. Но он соблазнился еще одной целью. По осажденному штабу из окна высокого жилого дома метко бил бомбомет. Офицеров штаба не спасали ни высокие поленницы дров, ни каменный забор. Что ни разрыв - чья-то офицерская смерть.
      Лицо бомбометчика, озаряемое вспышками выстрелов, заворожило фон Таксиса. Забыв осторожность, он торопливо стал выбирать позицию.
      - Ты ранен? Тебе помочь, солдатик? - над фон Таксисом склонился старый слесарь-водопроводчик.
      - Отодвинь-ка вот эти железки. Я его сейчас! - поручик стал тщательно целиться в бомбометчика.
      Он не успел нажать на спуск, он услышал зловещий голос:
      - Умри сам, убийца!
      От страшного удара раскололся череп... Но поручик успел увидеть свою смерть - старика рабочего с обломком водопроводной трубы в руке.
      КОГДА ЗАГОВОРИЛИ ПУШКИ
      Полковник Рябцев решил применить артиллерию. Он вызвал к себе командира казачьей батареи, стоявшей в Кремле, и, склонившись над картой Москвы, уточнял с ним план действий. Было решено вывести пушки на Остоженку, прямой наводкой разрушить баррикады и очистить путь к вокзалу.
      Это была последняя возможность соединиться с прибывающими с фронта казаками и солдатами, еще не перешедшими на сторону красных.
      - Пока большевики не применили тяжелой артиллерии, мы опередим их - и дело с концом! - напутствовал командира батареи Рябцев.
      И вдруг кабинет вздрогнул, донесся короткий звон колокола со Спасской башни и смолк. Рыжий сеттер, любимец полковника, соскочив с кресла, забился под диван.
      - Что это значит? - Рябцев взглянул в окно: над Спасской башней таяло темное облачко.
      - По-моему, пристрелочный, - сказал артиллерийский офицер.
      - Откуда? Выясните. И подавите немедленно своей батареей, - приказал Рябцев.
      ...Снаряд, угодивший в Спасскую башню, прилетел со Швивой горки. Филька видел, как его заправили в ствол артиллеристы под восторженные вопли мальчишек.
      Когда появились раненые красногвардейцы и солдаты и сказали, что взять Кремль без пушек нельзя: за каждым зубцом - юнкер, на каждой башне пулемет, "кровью истечем, а не возьмем", артиллеристы наконец решились "пощупать" гнезда юнкеров.
      - Попугаем их, братцы? - спросил Туляков. - Рыжий не врет, - потрепал он Фильку по пламенным вихрам. - Что Рябцев живет в Кремле, и я знаю. А вот в какой квартире, сейчас уточним.
      Туляков влез на колокольню, откуда хорошо был виден Кремль, и указал артиллеристам цель. Артиллеристы стали доворачивать одну из пушек, наводить ее, поднимая ствол на квартиру Рябцева.
      Затем заряжающий отвел замок, как дверцу печки, подносчик подал ему снаряд - тяжеленный, с острой мордочкой, чуть маслянистый. Заряжающий загнал его в ствол, и снаряд охотно вошел, причмокнув. За ним дослали медную блестящую гильзу с порохом. Дверца защелкнулась.
      - Товсь! - крикнул Туляков весело. - По белым чертям, святой Кремль захватившим...
      Бородатый наводчик перекрестился.
      - Огонь! - скомандовал Туляков.
      Его команда совпала со звоном часов на Спасской башне: "Бам!" Башня окуталась дымом, и часы, жалобно загудев, умолкли.
      Мальчишки от восторга взвизгнули. Филька подскочил. А Туляков почесал маковку и сказал:
      - Кончилась царская музыка!
      Второй снаряд разорвался у подъезда, отбросив пролетку с лошадьми.
      - Нас берут в вилку, господин полковник, - определил офицер-артиллерист.
      Рябцев не спеша, поигрывая мускулами лица, стал собирать в портфель бумаги, адъютанты быстро скатали карту, рассыпая разноцветные карандаши. И, не подбирая их, направились к черному ходу, куда уже поспешил артиллерийский офицер.
      Лукашу вынесло следом с верхней одеждой полковника и кофейником. Под грохот разрывов все спустились во внутренний двор, и полковник негромко приказал:
      - В Александровское училище. Оттуда удобней руководить боем. Мой командный пункт будет там. Собаку! - топнул он на вестового.
      И Лукаша побежал за сеттером, вспомнив, что при первых же разрывах снарядов тот забился под диван. Влетев в кабинет, он стал доставать собаку из-под дивана половой щеткой. Сеттер упирался, огрызался. Лукаша вспотел, изнемог. Наконец, отодвинув тяжеленный диван, он взял упрямого пса на руки.
      - Ну слава богу! - сказал он.
      И в этот момент Лукашу ослепила молния, он услышал гром. Лицо его обожгло болью. Он хотел крикнуть и не смог. В горле бурлило, язык холодел. Впотьмах Лукаша стал шарить одной рукой выход. Съехав на животе вниз по перилам, скользким и липким от его крови, он наконец вышел из здания. Но и на улице не было света.
      - Брось собаку, идиот! У тебя же глаза выбиты! - выругал его полковник.
      "Как же я жить буду?" - ужаснулся Лукаша и повалился без чувств, выпустив из рук невредимого сеттера.
      ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
      Остановившись перевести дух у храма Христа Спасителя, Вячик-мячик стал свидетелем меткости стрельбы красной артиллерии. Она била отовсюду и громче всех с Воробьевых гор. Над крышей штаба военного округа вдруг возник черно-красный смерч, и в его вихре с грохотом исчезла украшающая его башенка. Это было так страшно, что Вячик-мячик упал от страха. Даже когда он добрался к своим в Александровское училище, перед его глазами все еще стоял этот огненно-черный смерч, а в ушах гудело эхо взрыва.
      В вестибюле Вячик встретил своего двоюродного брата поручика Ровного. Тот был какой-то растерянный, невнимательный. А Вячик сыпал ему скороговоркой:
      - Я был в самом штабе красных! Там главным Штернберг. Знаменитый профессор астрономии. Не было прицелов, поставил к пушкам профессора математики Гопиуса. Не было снарядов, доставили с мызы Раево. Не было винтовок, нашли в эшелоне на путях сорок тысяч. Раздают всем солдатам и рабочим. Отряды красногвардейцев едут из всех подмосковных городов. Из Тулы оружейники. Из Иванова ткачи. Ждут балтийских моряков из Петрограда.
      - Ты что здесь разводишь панику, гимназист? - схватил его за шиворот какой-то перебинтованный офицер с сумасшедшими глазами. - Ты агент большевиков? Подосланный?
      - Я скаут! Я говорю только правду. Я был в самом штабе красных. Я все узнал... Если вы сдадитесь, вам сохранят жизнь. Это сказал профессор астрономии Штернберг...
      - Значит, по-твоему, наша песенка спета?! Изрублю каждого, кто так думает! - офицер сорвал с лица бинты, и Вячик угадал в нем Рында-Бельского, неузнаваемо обезображенного.
      - Я не вру! Будет обстрел! Будет...
      Только успел выкрикнуть Вячик эти слова, как раздался страшный грохот и на головы всех посыпалась штукатурка. Рында-Бельский скрылся в меловой пыли, как дьявол в преисподнюю. Но ненадолго. Вячик получил от него такую трепку, из которой не вышел бы живым, не трахни в угол дома еще один снаряд. Осколки высадили окна вестибюля, и все повалились на пол.
      Запомнилось Вячику, как в зал вошел очень бледный полковник Рябцев и сказал:
      - Приказываю пробиваться в Кремль.
      - Поздно! Юнкера уже выходят из его ворот с поднятыми руками. Без вашего приказа! - ехидно крикнул Рында-Бельский. - Но я красным не сдамся! - И, выхватив пистолет из кобуры, Рында-Бельский выстрелил в себя.
      - Это конец! Если такие, как он, вот так умирают, - сказал Рябцев.
      ...Стеша очнулась только через несколько дней в чужой комнате, на чьей-то постели. Оглядевшись, она поняла, что находится у кого-то из соседей. Но почему она очутилась здесь? Где хозяева квартиры? Недолго раздумывая, Стеша вышла из чужой квартиры и поспешила домой.
      Их жилье было на запоре. Растерянная, вышла Стеша на улицу и увидела старушку нищенку, которой не раз подавала копеечку. Старушка, завидев ее, подошла, вынула из сумки кусок хлеба и протянула его Стеше, сказав:
      - Покушай, сиротка, спаси тебя Христос!
      - Какая же я сиротка? У меня папа. У меня мама.
      Старушка заплакала и сквозь слезы тихо сказала:
      - На Новодевичьем кладбище твоя мама! Под кремлевской стеной твой папа!
      Стеша не помнит, как очутилась она на Новодевичьем кладбище. Здесь было столько свежих могил, что среди них не нашла она материнскую. Кого-то еще хоронили. Слышалось унылое пение попов и плач родственников. Ни одного знакомого лица. Хоронили все больше людей в военном - юнкеров и офицеров.
      И вдруг Стеша увидела Фильку. Шел он заплаканный.
      - Мы Глашу похоронили, - проговорил он, всхлипывая. - Вон там, под деревьями, она будет лежать...
      - А где наши, не знаешь? - шепотом, словно боясь разбудить мертвых, спросила Стеша.
      - На Красной площади, - проговорил, отирая слезы, Филька.
      - Андрея не встречал?
      - Нет. Пойдем на Красную площадь. Туда все ребята побежали. Наверно, и Арбуз там.
      Над Красной площадью проносились осенние тучи. В их разрывы изредка проглядывало солнце, освещая стену Кремля, под которой резко выделялась черная земля, забросанная еловыми ветками и грудами венков.
      Люди шли и шли мимо, снимая шапки, кланяясь, крестясь. Неподвижно стояли на посту солдаты и красногвардейцы. К ним подошли Стеша и Филька, робея, чтобы спросить, не похоронен ли здесь отец Стеши.
      И вдруг один из солдат с перевязанной рукой, стоявший на посту, закричал:
      - Дочка! Стеша!
      Это был отец Стеши. Она прильнула к нему, а он зашептал:
      - Не плачь! Не будем слез лить. Мы отомстим им за всех. За нашу маму. За всех погибших.
      Сдерживая слезы, Стеша спросила, не встречал ли он Арбуза.
      Отец пожал плечами, а какой-то солдат с забинтованной головой, на которой едва держалась папаха, сказал с широкой улыбкой:
      - Не убили его! Прострелили здорово, гады, когда он за баррикады прыгнул за упавшей винтовкой. Хотел я ему помочь, а меня тоже в лоб железный воробей клюнул. Ухватил я мальчишку в охапку - и в госпиталь. Доктора ко мне. А я им приказываю: моя рана подождет, у мальчишки крови меньше. Давайте его штопайте. Это защитник баррикады. Герой! Перед всем народом за него отвечать будете.
      - Да где ж сейчас-то Андрей? - прервала солдата Стеша.
      - Заштопали доктора приятеля моего, Арбуза. Все раны крепко залатали. Ну он вскоре очнулся и спросил меня: "Как там дела, дядя Сидор". - "Наша берет!" - сказал я. Он успокоился и заснул. Ищите его в госпитале.
      Филька и Стеша отыскали указанный солдатом госпиталь, но Арбуза там не было. Там лежал с забинтованной головой командир полка Померанцев, который сказал:
      - Знал я такого паренька по прозвищу Арбуз. Его раны были хорошо штопаны, забинтованы, но уж очень бойкий был мальчишка. Когда он спал, вбежали красногвардейцы с завода Михельсона. Андрей проснулся, когда михельсоновцы закричали: "Ура! Наша взяла! Юнкера сдались! Кремль освобожден!"
      Мальчишка, забыв про свои раны, вскочил с кровати и тоже стал кричать "ура!". Швы на ранах разошлись, и от потери крови он умер.
      Фильке и Стеше не поверилось, что человек мог умереть от радости.
      Они спросили медицинских сестер, как была фамилия умершего мальчика. Сестры ответили, что его фамилия была Андреев.
      - Это не Арбуз! - сказал Филька. - Их фамилия Павловы. Я знаю. Наши дедушки, бабушки из одной деревни.
      И Филька и Стеша побежали искать Арбуза.
      Но они так и не нашли Андрейку. Историю про мальчика - героя баррикады рассказывали многие, и все по-разному. И называли разные имена. Одни говорили, что его звали Павликом, другие - Андрейкой. Девушки из Союза рабочей молодежи "Третий Интернационал", сами побывавшие под огнем белогвардейцев на баррикадах, говорили, что руководитель их отряда Люся звала этого мальчика с голубыми глазами Васильком. А ребята из кузнечного цеха утверждали, что его звали Арбузом.
      Наверно, их много было, геройских мальчишек. И много их погибло, помогая отцам и братьям отстоять Советскую власть.
      Одного из таких героев увидел во время похорон жертв Октябрьских боев в Москве Джон Рид, американский журналист, написавший потом книгу под названием "10 дней, которые потрясли мир" о том, как победила Великая Октябрьская социалистическая революция.