- Не могу я равнодушно наблюдать такой цирк. А ну, Вася, сымай валенки!
      - Почему это сымай? У меня ревматизм, а погода - снизу сырость, сверху морось.
      - Потому и сымай! Не то оскользнусь...
      - А-а, - догадался Васька и с улыбкой стащил с себя валенки, приняв в залог сапоги Кучкова.
      Переобувшись, Иван Васильевич сунул за голенища пару гранат, "одолженных" у солдат. Затем тихо, мягко, не оскользаясь, поднялся по лестнице, прошел по сырой железной крыше и очутился как раз над юнкерами. Они весело постреливали с балкона по солдатам, не чуя беды.
      Кучков прилег, осмотрелся, бросил одну за другой гранаты вниз. Треск, взрывы, солдатское "ура!". И железные ворота складов под ударами прикладов поддаются.
      Немало юнкеров осталось на месте после рукопашной. Только те и уцелели, кого резвые ноги вынесли. Страшен рассерженный солдат со штыком.
      Кучков не торопясь слез по пожарной лестнице, снял валенки и сказал подбежавшему Андрейке:
      - Снеси, Арбуз, Ваське, скажи спасибо да возьми мои сапоги. Я пока перекурю, притомился малость.
      Андрейка с трудом дотащил Сизову валенки, набитые пачками папирос, подарок от солдат, уже охранявших интендантские склады.
      Васька обрадовался, увидев в целости и невредимости свои валенки, и с блаженной улыбкой стал доставать из них папиросы.
      Из подъезда Пятой школы прапорщиков вдруг стали выбегать офицеры и курсанты, будущие "прапора" во всеоружии.
      Андрейка вздрогнул, узнав среди них одного из тех расстрельщиков, что явились когда-то к Люсе.
      - Беги, Арбуз, упреди наших! - шепнул Васька Андрейке и закричал: Эй, на постах! Поберегись!
      Когда офицер, ловко орудуя саблей, заставил продавца семечек замолчать и "прапора" бросились к штабу красных, их встретила дружная стрельба красногвардейцев.
      - Нашумел, скотина! - выругался поручик, пнув мертвого Ваську ногой.
      ...Узнав о потере интендантских складов, Рябцев взорвался.
      - Трусы! Мальчишки! Спасовали перед шайкой солдат! Немедленно отбить склады! Иначе каждого десятого расстреляю! - пригрозил юнкерам раздраженный полковник.
      Операция по захвату Москвы, так тщательно им подготовленная и так блестяще начавшаяся, вдруг стала осложняться какими-то нелепыми случайностями.
      И вдруг опять новость: замоскворецкие красногвардейцы захватили баррикаду, прикрывающую подступы к штабу округа! Теперь, прежде чем атаковать интендантские склады, придется очистить эту баррикаду. Какими силами она захвачена? Не побежали бы опять юнкера!
      Поручик Ровный предложил произвести разведку Замоскворечья силами скаутов, которые жаждут отличиться. А тем временем организовать мощный бросок к Брянскому вокзалу. По сведениям железнодорожников, эшелоны верных Временному правительству фронтовиков уже на подходе к товарной станции.
      - Казаки не пойдут в конном строю на баррикаду. Собственных лошадей пожалеют, - зло усмехнулся Рябцев. - Придется юнкерам расчистить им путь. - И приказал спешно вызвать юнкеров из Алексеевского военного училища.
      С предложением поручика Ровного Рябцев согласился. Определив задание разведки Замоскворечья, он приказал скаутам для маскировки одеться под уличных мальчишек. Ровный поцеловал двоюродного брата Вячика, вызвавшегося быть проводником разведчиков-скаутов, и, пожелав ему ни пуха ни пера, принялся звонить в Алексеевское военное училище.
      И тут Лукаша подслушал такой телефонный разговор, что и пересказать страшно.
      В ответ на требование выслать две роты юнкеров Ровному было сказано:
      - Никак невозможно!
      - Что за чепуха! Кто говорит со мной?
      - Солдат Туляков!
      - Какой еще солдат? Дайте трубку кому-нибудь повыше!
      - Те, что были повыше, уже пониже...
      После этих слов на лбу поручика выступили капельки пота. Он положил трубку и долго молчал, не зная, как такое доложить Рябцеву.
      Что же произошло в Алексеевском военном училище? Почему воинственные юнкера, страстно желающие расправиться с революционным народом, не явились на призыв его, Рябцева?
      А ларчик открывался просто.
      ПОД СВИСТ МАЛЬЧИШЕК
      Среди кадет, учившихся в Лефортовских корпусах, где помещалось и Алексеевское юнкерское училище, пожалуй, один лишь Котик не клял и не ругал большевиков. Ни имениями, ни поместьями его родители не владели. Отец его жил на военное жалование и после гибели на фронте оставил в наследство лишь офицерскую пенсию да набор орденов и медалей, которыми награждались его предки за службу в российской армии чуть ли не со времен Петра Первого.
      Эти семейные реликвии приобрел у вдовы известный собиратель русских военных орденов и медалей полковник Синеусов, преподаватель истории. Он занимал обширную квартиру на третьем этаже одного из зданий кадетских корпусов. Не вмешиваясь в политику, старик заботился только об одном: как: бы сохранить свою драгоценную коллекцию в бурях революции.
      Котик помогал Синеусову протирать замшей и раскладывать на бархатные подушечки вновь приобретенные реликвии, когда к старинным стенам корпусов с грохотом подкатили пушки.
      Под восторженный гомон и свист уличных мальчишек ездовые отпрягли и увели в укрытия коней, наводчики и заряжающие установили пушки дулами на здания корпусов и, усевшись на лафетах, принялись грызть семечки.
      Командование выслало к артиллеристам полковника Синеусова как самого старого и почтенного офицера.
      - Откуда пожаловали, служивые? По чьему приказу? Зачем навели пушки на здания, в которых учатся дети? - спросил полковник Синеусов, обнажив седую голову.
      - Из мастерских тяжелой артиллерии мы, - ответили ему. - По приказу народа явились. Оберечь Москву от кадетских да юнкерских детских шалостей!
      - Под дулами пушек желаете принудить наше командование соблюдать нейтралитет, насколько я понял?
      - Так точно! - ответил за всех артиллеристов веселый молодцеватый наводчик, подкрутив пшеничные усы. - Передайте вашим петушкам, чтобы сидели тихо, пока эта обедня не кончилась, - кивнул он в сторону Кремля, откуда доносилась стрельба. - Не то... - И наводчик озорно подмигнул, кивнув на пушки.
      Строевые офицеры и юнкера возмутились солдатским ультиматумом. Многие требовали растворить ворота - и в штыки. Переколоть дерзких артиллеристов, и дело с концом!
      Более осторожные удерживали нетерпеливых. Мастяжартовцы в отместку за своих товарищей разнесут корпуса, у них пушек много...
      Решили, не ввязываясь в драку, проскользнуть под носом беспечно грызущих семечки артиллеристов, сесть в автомобили и дать полный ход. Не успеют артиллеристы довернуть пушки, как юнкерские штыки будут уже в распоряжении Рябцева.
      Строевые офицеры подготовили две роты, машины, шоферов, разработали маршруты прорыва. Каждой машине - свой путь, чтобы не случилось затора, если одну подобьют. Договорились: вырвавшись из ворот, разворачиваться в ближайшие улицы и переулки, скрываясь за поворотами от артиллерийского огня.
      Офицеров эта операция увлекала своей лихостью. Хотелось так обмануть "товарищей", чтобы было потом о чем рассказать.
      Решено было пустить в качестве пробного шара один грузовик будто бы за продовольствием.
      И вот в кузов автомобиля погружены бочки, ящики, корзины якобы для овощей. А в них пулеметы, накрытые рогожами и мешками, а в середине навалом юнкера с винтовками и гранатами. Рядом с шофером сел усатый каптенармус.
      Все готово. Внезапно растворены железные ворота, и грузовик выкатывается под дула пушек.
      - За продуктами, братцы! - машет бумажками каптенармус. - За картошкой, капустой и молочком также. Голодные дети плачут!
      Артиллеристы, переглянувшись, пропустили.
      Радуясь, что обманули простаков, юнкера помчались, не тронув прицепившихся к грузовику мальчишек. Один сам сорвался, но не убился. Запрыгал на одной ноге и показал язык. Шофер и каптенармус рассмеялись. Если бы они знали! Если бы они знали, что язык показал им один из бойких продавцов газет, старый приятель Арбуза. Если бы они знали это, они бы не смеялись.
      Мальчишки прицепились к грузовику прокатиться. Но, перевесившись через борт, чтобы лучше держаться, увидели под промасленным брезентом офицерские хромовые сапоги, и все со шпорами. Увидев такое, они отцепились, шлепнулись и помчались, кто прихрамывая, кто вприпрыжку, к своим на батареи.
      - Дяденьки! - закричали они. - В грузовике юнкеров навалом!
      Артиллеристы хотели пальнуть вдогонку, да поздно. Рассерженные, они бросились копать канаву перед воротами, чтобы ни одного грузовика больше не выпустить. Вскоре перед воротами будто земля разверзлась. Красногвардейцы потребовали от командования юнкеров сдать оружие и подчиниться Военно-революционному комитету. А для острастки ахнули из пушки. Юнкера в ответ открыли стрельбу. Красногвардейцы в долгу не остались. И пошла такая пальба, что полковник Синеусов за голову схватился. И, спасая свою драгоценную коллекцию, первым вывесил из окна квартиры белую простыню.
      Напрасно ждал Рябцев юнкеров из Алексеевского: кроме грузовика с кучкой лихачей, никто оттуда не явился.
      Поручик Ровный попытался выяснить точней, что случилось в Лефортове, и даже пригрозил телефонисту строгим наказанием. Но в ответ на его угрозы нахальный солдат послал его так далеко вместе с Рябцевым, что у поручика Ровного духу не хватило повторить адрес.
      В этот неприятный момент и явился улыбающийся, самодовольный Руднев.
      - Смею доложить, - сказал он, потирая руки, - по гражданской линии дела идут отлично. Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников, руководимый меньшевиками, предъявил ультиматум Ленину, угрожая всеобщей забастовкой, если он не прекратит своего безумства и не вернет власть Временному правительству. Комитет общественной безопасности рассылает обращение ко всем гражданам России, осуждающее действия большевиков. Вселенский собор православных церквей обратился ко всем верующим солдатам, объявив восстание большевиков сатанинским делом. А какие у вас успехи, полковник?
      Рябцев чуть не послал к черту городского голову.
      - Бои идут к концу, - ответил за него поручик Ровный. Красногвардейцы несут громадные потери. За один день боев на Остоженке-Пречистенке они потеряли убитыми двести с лишним человек.
      - Это ужасно...
      - Для них, конечно. Но и юнкера устали. Нужна краткая передышка.
      - Да? - Лицо Руднева вытянулось.
      - Кстати, пусть священнослужители пойдут депутацией в Московский Совет, - сказал Рябцев. - В облачении, с хоругвями, с иконами, как полагается. Увещевать смириться, не проливать понапрасну кровь невинных ради своей гордыни и прочее и прочее... И идти депутации духовенства нужно немедленно.
      - Тактический прием? - поинтересовался Руднев.
      - И весьма необходимый! Если большевики будут сражаться так же яростно, мы останемся без юнкеров.
      Руднев удалился в некоторой растерянности, пообещав организовать выступление духовенства. Рябцев усмехнулся ему вслед.
      - Пока святые отцы будут шествовать от Думы к Московскому Совету и обратно, мы снимем роты юнкеров, нужные нам для захвата вокзалов.
      - Великолепный ход! - восхитился поручик Ровный.
      - Возвращайтесь на Остоженку, взяв эти роты. Жду вашего звонка с Брянского вокзала!
      Ровный щелкнул каблуками, показав, что готов выполнить приказ.
      СНАЙПЕР ЗА ШТОРОЙ
      Делегация духовенства произвела должное впечатление Когда из дверей Думы вышли архиереи и митрополиты в золотых и серебряных ризах, игумены и настоятели монастырей в черных монашеских одеяниях и торжественно последовали вверх по Тверской, охраняемые высоко поднятыми крестами и хоругвями, не только юнкера осеняли себя крестным знамением, но и некоторые красногвардейцы, защищавшие подступы к Московскому Совету.
      Озорной Федя предложил было пальнуть из пушки холостым, посмотреть, как "христово воинство" рясы задерет Но, схлопотав от отца затрещину, тоже перекрестился по его примеру.
      Рында-Бельский расхохотался, узнав от Ровного секрет шествия духовенства.
      - Поповско-большевистские переговоры! Вот так здорово придумано!
      Подкрутив свои золотистые усики, он отправился поднимать в бой Пятую школу прапорщиков. Как только юнкера начнут движение по Остоженке и Пречистенке, он поднимет "прапоров" и ударит с тыла.
      - Если я с "прапорами" захвачу интендантские склады раньше вас, мне ящик шампанского. Идет?!
      Ровный пообещал любимцу Рябцева не только ящик шампанского, а все, что тот пожелает: поручик Ровный был уверен в успехе.
      Однако, приложив к глазам бинокль, Ровный увидел длинные штыки красногвардейских берданок, нацеленных на удирающих юнкеров. Впереди красногвардейцев бежал молодой красивый парень. В упоении боя он, вдохновенно размахивая винтовкой, играючи колотил прикладом по спинам сутулившихся в бегстве офицеров.
      Поручик Ровный почувствовал такую досаду, что, не дав отдышаться прибывшей с Тверской роте "прапоров", сам повел ее на выручку оплошавших юнкеров.
      Бегущих юнкеров удалось остановить, и вместе со свежим пополнением они пошли отбивать баррикаду.
      Добрынин, командовавший красногвардейцами, вовремя повернул своих разгорячившихся бойцов и рассредоточил их в парадных и подъездах.
      - Закрепимся на баррикадах! Очистим от контры особняки! Иначе дело не пойдет, ребята! - командовал он.
      ...За этим боем из особняка фон Таксиса наблюдало две пары глаз испуганные Глаши и зло-внимательные поручика. Приоткрыв гардину, поручик фон Таксис следил за действиями сторон, не торопясь принять участие в схватке. Наблюдая из своей комнаты за улицей, Глаша видела убитых, раненых, которые ползли, оставляя кровавые следы, и вся сжималась от ужаса при мысли: "А если и Петю вот так?"
      Грохот прикладов в двери парадного отвлек Глашу от тревожных мыслей, и она побежала узнать, где швейцар и почему такая стукотня. Швейцар, видимо, сбежал, и Глаша отперла двери, чтобы их не сломали.
      Перед Глашей стоял Петр. Он был без фуражки. На его лбу запеклась кровь.
      - Офицеры у вас есть? Контры прячутся? - спросил Глашу Добрынин.
      - У нас никого такого нет, - пролепетала Глаша.
      - Ну смотри! Ты ответишь в случае чего.
      Глаша не поняла, в случае чего же она ответит, и быстро закрыла двери за удалившимися Добрыниным и его товарищами.
      - Так, оказывается, твой любезный - предводитель красной банды? прозвучал за ее спиной свистящий голос фон Таксиса. Он вошел, ехидно усмехаясь.
      - Петя Добрынин за народ. За народ! Понимаете? - вступилась Глаша.
      - Значит, он один из тех, кто из последних хотят стать первыми! Нас в рабы, а сами в господа! Ну мы с ними расправимся!
      - Вы ему не грозитесь. Юнкера ваши бегут. Прогнали их с баррикады. Смотрите, - Глаша приоткрыла гардину.
      Но фон Таксис не пожелал смотреть и удалился.
      Очистить особняки от белогвардейских снайперов Петр Добрынин не успел. Началась контратака юнкеров на захваченную красногвардейцами баррикаду. Притаившиеся в домах офицеры открыли огонь по красногвардейцам из форточек и слуховых окон.
      Обозленные юнкера, подстегиваемые офицерами, перемахивали через заборы, обегали баррикаду проходными дворами, заходя с тыла. Отомстить за постыдное бегство, разделаться с "зарвавшимися" красногвардейцами было для них делом чести.
      - Отходи, ребята! Окружают! Лепись в подъезды, залегай в подворотнях! - скомандовал Добрынин.
      Поручик фон Таксис не стал вести огня из фамильного особняка. Он предпочел выбрать позицию в соседнем особняке Сакс-Воротынских. Когда он появился перед барышнями с винтовкой в руках, они были несколько шокированы и не сразу поняли, чего он хочет.
      - Спустить шторы! Сдвинуть поплотней! Придерживайте, чтобы не колебались! - Поручик распоряжался барышнями, как горничными.
      И они, смущенные и растерянные, слушались. Да и позвать им было некого. Вся прислуга попряталась в подвалы, как только началась стрельба.
      - Где у вас форточки?
      Барышни сказали, что вместо форточек у них в доме открываются окна, образуя для вентиляции щели.
      - Прекрасная позиция!
      Пристроившись получше, фон Таксис повел прицельную стрельбу по защитникам баррикады. Барышни Сакс-Воротынские придерживали шторы, маскируя его.
      Так же вероломно действовали и другие притаившиеся в особняках офицеры.
      СЫНОК КУЗНЕЧНОГО ЦЕХА
      Поручик Ровный, посматривая в бинокль, торжествовал. Наступал момент, удобный для броска к вокзалам. Он уже хотел отдать команду "броневики, вперед!", но... Но со стороны Хамовников вдруг появились нагруженные фабричные грузовики, а с них повалили на мостовую какие-то тюки. Улица мгновенно была перегорожена новой баррикадой.
      Кому пришла догадка построить подобную баррикаду, история неясная, но это была отличная выдумка. Тюки ваты набросали в грузовики со склада ближайшей текстильной фабрики. Помогая взрослым, мальчишки кричали:
      - Вату ни одна пуля не пробивает! Мы пробовали!
      Быстро, сноровисто, уютно устроились красногвардейцы за ватной баррикадой. Выросшая словно по волшебству, баррикада быстро обжилась. Со всех сторон к ней стекались солдаты, укрывшиеся во дворах и подъездах от юнкерской расправы, и уцелевшие красногвардейцы Добрынина.
      Петр Добрынин стал организовывать защиту баррикады от нажима юнкеров. Он старался наладить стрельбу залпами, притащив сохраненный в запасе ящик патронов. Увы! Патроны подходили только к трехлинейкам, которых оказалось на баррикаде очень мало. А шумные берданки, французские, австрийские, бельгийские, японские и итальянские винтовки замолчали. Юнкера приближались, поигрывая штыками, почти не неся потерь. Оставалась надежда на гранаты и рукопашную.
      И вдруг позади притихнувших бойцов раздался звонкий мальчишеский голос:
      - А вот патроны! Кому патроны? Даю австрийские! Даю бельгийские! Берданские кому? Дарма отдаю, недорого беру! Разок стрельнуть прошу!
      - Гляди, ребята, да это же Арбуз! - обрадовались михельсоновцы.
      - Вовремя появился сынок кузнечного цеха!
      - Ой, ловок!
      - Наш пострел везде поспел!
      Красногвардейцы, получив необходимые патроны, открыли беглую стрельбу. "Здорово пригодились накопленные патроны!" - радовался Андрейка и, расхрабрившись, попросил стрельнуть.
      - Стрельни разок, - согласился кто-то из михельсоновцев.
      Андрейка приложился, стараясь точно смотреть в прорезь прицела, взял на мушку офицера в заломленной фуражке и плавно нажал на спуск. Выстрела не последовало. Патроны, заложенные в винтовку, кончились.
      Кончились патроны!
      - У-р-ра! - юнкера, сверкая штыками, хромовыми сапогами, приблизились к баррикаде.
      - Ур-ра! - словно эхо, отозвалось где-то позади за баррикадой, и над головой Андрейки замелькали шинели.
      Откуда ни возьмись, набежали какие-то солдаты и, сбив юнкеров штыками и прикладами, погнали их по улице.
      - Ишь мамин сынок, скалился, как волк, а закричал, как заяц, - отирая штык, ощерился бородатый солдат.
      - На вот, робя, принимай, что собрали... Там еще набросано!
      Красногвардейцы тоже участвовали в этой атаке и возвращались вместе с солдатами, таща отбитое оружие.
      - Да вы чьи? - спросил Добрынин солдат, угощавших махоркой рабочих.
      - Мы-то? Саратовские! - сказал бородатый солдат и закашлялся.
      - Кто ж вас послал нам на помощь?
      - А никто... Сами малость подмогли.
      - Дядя Сидор, это ты? - угадал своего друга Андрейка. - Ты ж уехал, дядя Сидор?
      - А мы проездом домой мимоходом к вам завернули.
      - С Павелецкого на Брянский? Это же не по пути!
      - Подумаешь, велик крюк. Слышим, юнкера солдат бьют. Когда своих бьют, как тут не помочь! Нам здесь удобней с офицерьками-юнкерьками расправиться, когда они в куче. Рассеются по имениям, вылавливай их потом.
      - Так вы же говорили, управляйтесь, мол, со своими буржуями сами.
      - Чудак-человек! Чего там считаться? Ваши буржуи, наши помещики пущай будут общие! Заодно давай их пощелкаем!
      - Ну и хитрый ты, дядя Сидор!
      - А без хитрости нам нельзя...
      Притаившиеся в особняках офицеры снова начали стрельбу.
      Старый солдат приложился к карабину, щелкнул выстрел, и какой-то юнкер или офицер шумно покатился с крыши.
      Вскоре подоспели солдаты 193-го полка, управившиеся с Пятой школой прапорщиков.
      Продвижение юнкеров приостановилось. Броневики - надежда Рябцева, прячась в воротах, отфыркивались.
      Священнослужители умоляли председателя Московского Совета прекратить кровопролитие. Преосвященный Макарий, митрополит Владимирский и Суздальский, повалился перед ним на колени.
      Смущенный Ногин поднял с колен старца.
      - Не мы начали кровопролитие, не нам его и кончать. Пусть юнкера прекратят смертоубийство и сложат оружие. Мы тут же прекратим стрельбу.
      - И даруете всем жизнь? - спросил преосвященный Макарий.
      - Повинную голову меч не сечет, - сказал Ногин.
      - Я передам ваши добрые слова!
      Депутация духовенства заторопилась к выходу.
      Красногвардейцы обеспечили охрану обратного шествия священников, но, как только те скрылись за поворотом Тверской, бросились в атаку на зазевавшихся юнкеров, с налету захватили гостиницу "Националь", взяв под прицел здание Думы.
      Со стороны Никитских ворот донесся грохот канонады.
      - Слыхали? Это наши пушки бьют! - убежденно сказал один из защитников ватной баррикады.
      ПОЕДИНОК
      Первый снаряд, посланный артиллеристами, угодил в колокольню церкви и разметал белогвардейское пулеметное гнездо. Раненый колокол отозвался на офицерскую гибель похоронным звоном.
      Красногвардейцы Красной Пресни, приободренные говором трехдюймовок, готовились к атаке.
      Перескочив какой-то каменный забор и очутившись во дворе богатого особняка, окруженного конюшнями и службами, Василий Боронин заметил за выступом стены притаившегося офицера.
      - Сам бог привел нам свидеться, ваше благородие! - узнав в офицере Морозова, окликнул его Боронин.
      Морозов обернулся, присев на корточки, быстро взял Василия на прицел, щелкнул затвором, но... обойма была пуста.
      - Не судьба мне быть убитым от вашей руки, господин поручик!
      - Это ты, Боронин? - выпрямляясь, растерянно спросил Морозов. - Разве я тебя не убил тогда?
      Василий снял фуражку, и офицер увидел шрам, пробороздивший голову Боронина.
      - Ваше тавро, ваше благородие.
      - Стреляй... с-скотина! Чего медлишь?
      - Может, курнуть желаете перед смертью? - Василий левой рукой стал доставать кисет из кармана.
      Неожиданно офицер сделал стремительный выпад, но солдат вовремя отскочил от штыка.
      - Не по-честному опять. Эх вы, дворянство! - усмехнулся Василий и приготовился к штыковому бою.
      У солдата и офицера винтовки были одинаковые - тульские, штыки трехгранные. И школа штыкового боя одна - русская. И силы фехтовальщиков были равны: офицер был лучше кормлен, солдат больше зол.
      Выпад, еще выпад. Лязг штыков. Шумное дыхание.
      - Нет, ваше благородие, вничью не выйдет! - крикнул солдат, схватив за штык винтовку офицера, потянул ее на себя. Штык, поранив левую ладонь, мягко вошел в предплечье. Преодолев боль, Василий, развернув правое плечо, с силой дослал трехгранный в офицерскую грудь.
      Офицер Морозов, негромко охнув, отвалился. Солдат Боронин, поискав среди истоптанного снега пласт почище, приложил снег к своей ране, чтобы остановить кровь.
      - Добей, Василий! - прохрипел Морозов, сплевывая кровь. Черная повязка слетела с его глаза и обнажила темную глазную впадину, страшную, как у черепа мертвеца.
      - Раненых не добиваем! Поквитались, и хватит. Кровь за кровь. Штык не выдергивайте, ваше благородие. Изойдете кровью. Может, еще выживете. Оставляю шанс!
      Василий Боронин ушел, опираясь на винтовку, пошатываясь. Офицер проводил его ненавидящим взглядом.
      Веселое время наступило для мальчишек - продавцов газет: им больше не приходилось собирать за них пятачки - газеты раздавались бесплатно всем, кто пожелает. И мальчишки распоряжались ими с великой щедростью. "Известия Московского Совета", "Социал-демократ" теперь выходили в Замоскворечье, а все остальные, буржуйские, закрылись. Не хотели их печатать рабочие.
      Выкрикивая новости, бесстрашные мальчишки ухитрялись под обстрелом перебегать мосты и раздавали газеты солдатам, красногвардейцам там, где они сражались. Мальчишек всюду встречали с радостью и делились с ними кто солдатским сухарем, кто офицерской галетой, у походных кухонь угощали их горячими щами и кашей. И ребята старались. Не из-за харчей, конечно! Вот и Стеша прибежала на Пресню со свежей пачкой "Социал-демократа" и, раздавая газеты раненым красногвардейцам, встретила среди них своего отца.
      - Ой, папка, на тебе лица нет! - закричала Стеша, увидев его. - Ты ранен?
      - Есть немного, - улыбнулся отец.
      К Василию Боронину подбежали девушки из "Третьего Интернационала", стали неумело перевязывать.
      - Легче, спокойней, не волнуйтесь! - говорил им Василий. - А ведь заколол я его, - обернулся он к Стеше. - Офицера того... Угадал он меня по своей метке. - И отец указал на свой шрам.
      - Вам надо бы в госпиталь! - перевязав раненого, сказала одна из девушек.
      - Пустяки, царапина... Как там наши?
      - Пошли вперед.
      - Здорово их Морозов прижал пулеметами. Пулеметное гнездо было ликвидировано артиллерией. На колокольне Морозов, спасся.
      Василий Боронин подозвал Стешу и наказал ей:
      - Беги, дочка, домой. Скажи маме - пусть не волнуется, я жив-здоров. Наша берет. Вскорости управимся, и я к вам насовсем вернусь!
      И Стеша, раздав газеты, помчалась в Замоскворечье.
      Зная все переулки-закоулки, добраться окольными путями до дома Стеше не стоило труда. Бежала Стеша по родному Замоскворечью вприпрыжку, тихо напевая: "Наша берет, скоро папа придет. Наша берет, скоро папа придет!" Бежала и вдруг заметила, что невдалеке от нее топают начищенные до блеска ботиночки. Взглянула и удивилась: бегут какие-то мальчишки-оборванцы. Одеты в отрепье, а щеки румяные. И ботинки новенькие. Чудно! Пригляделась Стеша и узнала среди ряженых нескольких гимназистов, не раз покупавших у нее газеты.
      - Чего это вы так вырядились? Ну прямо огородные чучела! рассмеялась Стеша.
      - Вот как дам в нос за "огородные чучела"! - оскорбился какой-то гимназист.
      Не дожидаясь исполнения угрозы, Стеша первая дала ему хорошего тумака. Гимназисты в драку. И тут Стеша закричала на всю улицу пронзительным голосом продавщицы газет:
      - Наших бьют!
      Вспоминая, как ловко замоскворецкие мальчишки переловили гимназистов-шпионов, какой у них был глупый и растерянный вид, когда вел их в штаб, срамя на все лады, Гриша Чайник, Стеша, посмеиваясь, спешила домой, где ее с нетерпением ждала мать.
      - Мамочка, мамочка, послушай хорошие новости, родненькая моя! затормошила она мать, лежавшую в постели.
      Но не протянулись к ней слабые мамины руки, не приоткрылись ее глаза.
      Прикоснувшись губами к материнским щекам холоднее льда, Стеша вскрикнула и потеряла сознание.
      ВО ВРАЖЬЕМ СТАНЕ
      По возвращении делегации духовенства Руднев передал полковнику Рябцеву ультиматум большевиков: они прекратят боевые действия, если противная сторона сложит оружие.
      - Предложите им перемирие, - сказал Рябцев.
      - Вы хотите дать им передышку? Красные же совсем выдохлись! удивился Руднев.
      - Зачем лишнее кровопролитие? Все решат полевые войска, которые на подходе.
      - Тогда не лучше ли полная непреклонность? Ведь мы одолеваем!
      "Мы околеваем!" - чуть не вырвалось у Рябцева, который получил сведения о больших потерях юнкеров, не сумевших пробиться по Остоженке и Пречистенке к вокзалам, о ликвидации восстания Пятой школы прапорщиков, об успешных действиях красных на Пресне. Словом, обстановка складывалась угрожающая. Кроме того, на помощь московским красногвардейцам спешили отряды из подмосковных городов. Между тем фронтовые войска, верные Временному правительству, задерживались. Нужна была передышка. Все его расчеты летели в тартарары. Сдержав себя, полковник Рябцев сказал как можно мягче:
      - Будем человечны прежде всего. Надо пожалеть раненых, которые валяются без медицинской помощи. Надо прибрать тела павших. Учесть страдания мирного населения от затянувшихся боев. Скажите это большевикам. Призовите их во имя человеколюбия придержать боевой пыл. Мне как руководителю военных действий неудобно проявлять мирную инициативу. Вам ясно?!
      - Хорошо. Мы попытаемся убедить большевиков от имени думского комитета и духовенства, - проговорил несколько обескураженный Руднев.
      Лукаша слушал этот разговор, набивая для полковника папиросы душистым табаком, и усмехался про себя. Он знал, для чего нужно было полковнику перемирие. Знал и помалкивал.
      ...Весть о перемирии возмутила замоскворецких красногвардейцев.
      - Опять обманут нас беляки! Когда они нас били, перемирия не просили! Когда наша берет, давай погоди, дай мне с силой собраться! - негодовал Иван Васильевич Кучков.
      - Враги сыграли на нашем человеколюбии, - пояснил профессор Штернберг командирам Красной гвардии Замоскворечья. - Этот гуманизм нам может дорого обойтись. Но перемирие объявлено, и надо его соблюдать.
      - В нашем штабе мало информированы о положении дел. Поскольку центр окружен, лишен телефонной связи с районами и сообщается только через курьеров, товарищам кажется, будто перемирие нам на пользу, - говорила Люся, принесшая из Московского Совета весть о перемирии.
      - Вот давайте и организуем глубинную разведку, - предложил Штернберг. - Посмотрим, куда противник стягивает силы, как готовится использовать перемирие.
      - Могут сгодиться хлебные повозки, - сказал Кучков. - Развезем людям хлебца и посмотрим, что и где.
      - Это нужно сделать обязательно и независимо от разведки, - ответил Штернберг. - Женщины, старики, дети по вине взбунтовавшихся юнкеров действительно терпят бедствие. Но пока мы мобилизуем повозки, да пока они поедут, да пока вернутся. А белые в это время...