Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Как изучить английский язык самостоятельно. Нестандартные приемы самообучения.

ModernLib.Net / Бодров Николай / Как изучить английский язык самостоятельно. Нестандартные приемы самообучения. - Чтение (стр. 2)
Автор: Бодров Николай
Жанр:

 

 


И напротив, если удастся предельно собранно работать над текстом, поначалу вылущивая из него лишь отдельные зернышки смысла, то мы решим главную на этом этапе задачу: постепенно выявим и определим русские значения некоторых (сперва хотя бы некоторых) иностранных слов. Не зря говорят: «Внимание — это ворота памяти». И поистине прав был мудрец, заметивший: «Герой тот, кто непоколебимо сосредоточен». Собрать, предельно сосредоточить мысли в необходимый момент на необходимой информации и удерживать их в таком состоянии (guantumsatis —столько, сколько потребуется —лат.) —это труднейшая, но, как мы видим на примере Морозова, осуществимая задача. Читатель может возразить, что Морозову-то в его одиночной камере не так сложно было сосредоточиться на работе с текстом. Нам же в сегодняшней напряженной и суетливой жизни намного труднее. В некоторой степени читатель будет прав. Во всяком случае, когда я взялся читать-изучать иноязычный текст по-морозовски, одна из главных проблем, которую мне пришлось преодолеть с изрядным напряжением и волевых, и других своих, в общем-то не слишком выдающихся, качеств, состояла как раз в том, чтобы хоть на час-другой забыть обо всем, уединиться, отрешиться, поселить в своей душе этакую почти первозданную тишину и умиротворенность и тогда уже углубиться в щекотливый процесс распутывания неподатливого клубка из чужеродных слов и грамматических конструкций.
      Да, Морозову не надо было производить такую «хирургическую» операцию по удалению из своей души излишнего балласта посторонних мыслей, звуков и соблазнов. Но и не будем все же забывать, что он пребывал отнюдь не в санатории, а каменный мешок одиночной камеры плюс абсолютная неизвестность своей дальнейшей участи, надо думать, не так уж сильно располагали к творческой, интеллектуальной работе.
      Но он же смог! Вероятно, ему удалось абстрагироваться от тяжелейших условий тюремного существования, избавиться от своей первоначальной внутренней тревожности, ведущей к нервному и психическому кризису, а в итоге и к гибели, чего, кстати, не удалось избежать очень многим его товарищам по заключению. Как говорил еще Марк Аврелий: «Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». Именно так, очевидно, и поступил Морозов, сумевший в результате глубокой внутренней переоценки ценностей преодолеть зависимость от жестких, убийственных обстоятельств внешней среды и целиком отдаться своей внутренней жизни, миру конструктивных грез — погрузиться в стихию познания.
      Характерно, что, приступая к изучению очередного иностранного языка, он сразу, без раскачки, брал максимальный темп и шел уже в этом темпе до победного конца. Возможно, что максимализм этот как в языках, так и в научных занятиях проистекал от незыблемой уверенности на глубинном, каком-то даже физиологическом уровне в его истинности, в его наивысшей эффективности, оттого, что Морозов уже испытал недавно на собственном организме необыкновенные возможности экстремальных напряжений и нагрузок (когда победил смертельные болезни именно такими максималистскими, запредельными методами). И, осознав их всесилие, решил теперь использовать это и в интеллектуальном труде. И не ошибся. Впрочем, на первый взгляд может создаться впечатление, что, занимаясь по 12 часов в сутки, Морозов гнался исключительно за количеством читаемых текстов, при этом не очень заботясь о качестве их усвоения. Действительно, скорость и соответственно количество поглощаемого материала у него были огромны, но ведь читал-то он не ради чистого слайдинга — скольжения взглядом по строчкам и страницам без всякого понимания смысла текста (хотя это тоже, как считают современные лингвисты, небесполезное занятие на начальном этапе изучения языка), — читал каждую книгу три или хотя бы два раза подряд. Значит, он извлекал из нее необходимое для себя в данный момент количество информации, ко торое постепенно, но довольно быстро переходило в качество, то есть в знание. Срабатывал универсальный закон перехода количества в качество.
      Однако и у Морозова этот закон срабатывал не сразу на 100 %. Как мы помним, он указывает в своих воспоминаниях, что, читая роман во второй раз, он уже понимал содержание его «ясно во всех главных деталях». Но ведь даже главные детали — это еще далеко не все содержание. Правда, известно, что обычно в среднем тексте содержится лишь 20–25 % полезной, то есть необходимой для передачи основного смысла, информации, остальное — подробности и повторы уже сказанного. Но, с другой стороны, также известно, что именно подробности отражают душу произведения, придают ему неповторимый колорит, ведь не зря говорят, что в подробностях — бог жизни. Поэтому читать роман и не понимать, не улавливать подробностей — занятие не самое приятное. Решиться на него может человек лишь с очень твердой и конкретной целью: читать пока не для души, а только для головы, то есть ради познания, ради изучения. Морозову же сильно помогала при этом его «скорострельность»: он даже первое, самое тяжелое, чтение книги проскакивал стремительно, на одном дыхании, просто не успевая, наверное, сильно расстроиться по поводу почти непонятого содержания.
      Но какой же урок из этого можем извлечь мы? Ведь для большинства из нас благотворная реализация закона перехода количества в качество в его штурмовом, морозовском, варианте, к сожалению, недоступна. Из крайне недостаточного количества проработанного нами материала (текстов) никак не может родиться новое качество. Напротив, чаще всего происходят огорчительные откаты наших скромных познаний назад, поскольку старая, более или менее усвоенная информация забывается быстрее, чем успевает поступить новая. Но где же нам взять столько усердия и прилежания, а главное, столько времени, ну хотя бы половину, хотя бы треть того, что посвящал изучению языков Морозов?
      Вот и этот вопрос, пожалуй один из самих горячих для наших дней. Я тоже не сразу смог решить в тот период, когда загорелся идеей изучить иностранный язык «по Морозову». Но постепенно, раздумывая и над своей жизнью, и над опытом людей, уже решивших для себя данную проблему, я начал понимать и, более того, стал наконец использовать некоторые «тайные пружины» человеческой психологии, позволившие и мне со временем стать несколько другим человеком — как в отношении работоспособности, так и вообще образа жизни. Мне удалось сделать свою жизнь, во всяком случае ее учебно-познавательную половину, в чем-то более продуктивной и рациональной и в результате осуществить за относительно короткий срок то, о чем раньше не мог даже мечтать, точнее, мечтать-то мечтал, но не видел реальных способов исполнения своей мечты. Но обо всем этом речь пойдет еще впереди, так как столь животрепещущий для нас вопрос должен быть рассмотрен отдельно и обстоятельно. Сейчас же хочу лишь заметить, что наши как физические, так и интеллектуальные ресурсы еще далеко не исчерпаны даже в нынешнее сверхнасыщенное и уплотненное время. Чтобы эти ресурсы выявить и заставить работать на себя — я здесь имею в виду только сферу самообучения иностранным языкам, — надо, во-первых, очень сильно этого захотеть, во-вторых, научиться иногда смотреть на себя и на свою жизнь отстранение, как бы со стороны, сопоставляя ее с жизнью других, желательно творческих и неординарных личностей, и, в-третьих, не помешает воспользоваться — для начала и хотя бы отчасти — теми психологическими и техническими приемами и принципами, которые будут изложены в последующих главах. Впрочем, извиняюсь за это небольшое отступление от основной темы. Вернемся же опять к нашему «счастливейшему из узников», как я называю Николая Морозова, и к его системе самообучения.
      В своих воспоминаниях Морозов довольно скупо излагает собственные подходы к изучению языков — помимо уже приведенного здесь отрывка во всем его двухтомнике имеется еще лишь два-три небольших высказывания на эту тему. Но эта его скупость вполне оправданна и понятна, т. к. изучение языков было для него хотя и бурным, но кратковременным и далеко не самым важным событием в его тюремном существовании, если учесть всю его последующую гигантскую научную работу. По этому нам теперь и приходится кое о чем лишь догадываться, кое-что даже прочитывать между строк. Но в общем и целом картина вырисовывается вполне ясная.
      Что же еще интересного и полезного мы можем подметить в методе Морозова? Читатель, конечно, обратил внимание в приведенном отрывке на то, что первые свои иноязычные романы Морозов читал вслух вполголоса. Может показаться, что он делал это только ради вслушивания в звучание непривычных иностранных слов и звуков для отработки какого-никакого произношения. Однако и здесь Морозов оказался мудрее и дальновиднее, его опыт и интуиция подсказали ему правильный путь. Дело в том, что в психологии давно известно такое понятие, как «синестезия», обозначающее комплексное восприятие информации с помощью различных органов чувств. Доказано, что чем больше органов чувств участвует в восприятии какой-либо информации, тем лучше и быстрее она усваивается и закрепляется. Если мы, к примеру, смотрим на цветок, дотрагиваемся до его лепестков и ощущаем (слышим) его аромат, то все эти три чувства (зрение, осязание и обоняние) способствуют созданию в голове конкретного и живого образа цветка. То же самое происходит и при работе с текстами, только здесь основные органы чувств, участвующие в восприятии, — зрение и слух, хотя для лучшего проникновения в суть читаемого желательно подключать путем воображения и остальные органы чувств.
      Когда мы в детстве учимся читать на родном языке, мы чаще всего читаем вслух, как бы взвешивая и ощупывая каждый звук и каждое слово. Но когда же дело доходит до изучения иностранного языка, мы стараемся читать иноязычные тексты уже в основном про себя, наверное, полагая, что к своим 10–12 годам мы уже стали очень взрослыми и потому читать вслух нам как-то несолидно. И все-таки, как лишний раз подтверждает опыт того же Морозова, читать вслух при изучении языка очень полезно в любом возрасте — во всяком случае на начальных этапах изучения. Ведь информация при этом поступает в мозг сразу через два канала — через глаза и уши — и потому запечатлевается там как бы стереоскопично, в объеме, а значит, и более надежно. Впоследствии у кого-то уже на второй-третьей книге, у кого-то — на третьей-четвертой (здесь все индивидуально) чтение вслух можно прекратить, так как оно уже выполнило свою полезную функцию и теперь может стать лишь помехой для возрастающей скорости чтения.
      Нередко мы слышим жалобы, да и сами к ним охотно присоединяемся, на чудовищно сложную для русского языка и уха английскую фонетику. У людей, приступающих к изучению английского, уже заранее наготове комплекс предубеждений перед предстоящими фонетическими вывертами-ухищрениями с «кашей во рту». Считается, что английский можно изучать только с преподавателем или, по крайней мере, с аудио- и прочей техникой. Однако и здесь блестящий и убедительный опыт Морозова призывает нас поверить в собственные силы даже в таком утонченном занятии, как самостоятельное усвоение и отработка английского произношения из сухой теории, как говорится, exlibris(из книги — лат.).Вспомним его слова: «Еще легче научился я затем таким же способом английскому языку и даже настолько удовлетворительно усвоил (посредством придуманных мной звуковых аналогий) произношение незнакомых мне чисто английских звуков, указанное у Больца значками, что когда потом попал в Англию, то меня там все хорошо понимали и мне понадобилось лишь отшлифовать свой говор».
      Вот ведь как! Ведь можно же, значит! Причем можно не только самому овладеть произношением, но можно, оказывается, и как бы «вдруг» заговорить на языке, на котором до этого ты только читал, то есть не имел никакого практического разговорного опыта. Заговорить, наверное, не слишком бегло и не с идеальным выговором, но это уже, что называется, дело наживное. Да, все это так. Но не будем и забывать одну «маленькую» деталь: Морозов за десятки лет тюремной жизни и затем на свободе прочитал, как он сам указывает, сотни томов художественной и специальной литературы на английском и других языках, создав тем самым гигантскую базу, мощнейший плацдарм для перехода к новому состоянию: от пассивного читателя к активному «говорителю», собеседнику. Выйти на эту новую, более высокую орбиту ему оказалось совсем нетрудно, но это, повторяю, стало возможным лишь при наличии великолепно подготовленных стартовых позиций. Для нас же, с нашими куда более скромными объемами чтения иноязычной литературы, этот морозовский путь плавного, мягкого вхождения в живую речь, казалось бы, заказан. Однако не будем спешить с выводами, не будем лишать себя надежды, памятуя, что языки — сфера очень многоплановая и разноуровневая, богатая не только скрытыми каверзами, но и неожиданными приятными сюрпризами. Конкретно же на этом вопросе — как нам все-таки более или менее гармонично переходить от чтения к живой речи — я остановлюсь специально, да и вообще по всем следующим темам этой книги будет проходить — напрямую или косвенно — важнейший для нас вопрос: как быстрее и лучше научиться включаться в иноязычную речь, как от восприятия информации переходить к ее воспроизведению.
      Теперь пришло время рассказать читателю о моем собственном опыте использования морозовской системы. Как я уже упоминал, после моего неожиданного знакомства с этой своеобразной системой я решил тут же стать ее активным последователем. Я достал довольно толстый английский роман и приступил к чтению. Роман я намеренно взял такой («Робинзон Крузо», Д. Дефо), который я раньше читал как минимум раза три по-русски и знал его содержание почти как свою биографию. Тем самым я хотел немного облегчить себе задачу.
      Итак, со словарем на столе, но по-морозовски почти им не пользуясь, с одним энтузиазмом наперевес я бросился в атаку — покорять практически незнакомый мне язык (в моем арсенале на тот момент было не более двух-трех сотен английских слов и самое поверхностное представление о грамматике еще из старых школьных запасов). Но, как пишут в тех старых романах — «увы и ах»! — должен сразу признаться: победных реляций «с поля боя» не последовало. Моего энтузиазма хватило на… 9-10 страниц, дальше — смысловой мрак и полный тупик. Я перестал даже примерно улавливать развитие сюжета по тексту. Настроение, помню, хоть и не очень сильно, но испортилось. Такого неожиданного неуспеха в самом начале своего самостоятельного лингвистического пути — и это на гребне-то увлечения мо-розовской системой — я не ожидал. Что ж, утешиться можно было, пожалуй, лишь известной всем истиной: "You must spoil be foreyouspin "(«Первый блин комом») и смириться с фактом, что и мой случай не стал исключением из этой невеселой закономерности.
      Но что же мне теперь было делать? Похоронить свою надежду, полностью отказавшись от столь многообещающего, хотя и не самого простого метода? Я уже был близок к этому — ну, не биться же головой о стену. Напоследок, как бы прощаясь со своей мечтой, решил еще раз перечитать те страницы воспоминаний Морозова, которые совсем недавно вызывали у меня такой прилив оптимизма и уверенности в самостоятельном и сверхскором изучении английского. Неудивительно, что теперь они мне стали казаться уже довольно субъективными и даже чуть ли не вымышленными (заработала, очевидно, типично обывательская психология: если у меня это не получается, значит, это неправильно, и вообще этого не может быть). Однако вера в дела и идеи героического узника, в чем-то даже моего кумира, а также не совсем еще угасший наступательный запал, наверно, и спасли от крайности — я не отказался от метода Морозова напрочь как от любопытного, но непригодного для себя лингвистического казуса. Справившись со своим разочарованием, я стал искать причину неудачи и вскоре понял, что таковых даже как минимум три. Первая: у меня не было в активе, как у Морозова, знания французского и латыни. Вторая: я физически не имел возможности заниматься по 12 часов в сутки. И третья: мои способности, в том числе память, вероятно, тоже оставляли желать лучшего.
      Поразмыслив над этими своими слабостями, я решил пойти на компромисс: взять из морозовской системы те элементы, которые я мог бы реально использовать. И как в дальнейшем показала жизнь, я принял тогда верное решение — если крепость нельзя взять лобовой атакой и с первой попытки, то это еще не значит, что полководец бездарный, а крепость неприступна.
      Перечитав морозовские страницы, я особо обратил внимание на строки, где автор с каким-то поразительно-вдохновляющим, просто завораживающим оптимизмом говорит о своей системе и в то же время с нескрываемым сожалением — о молодежи, которую «заставляют изучать языки зубристикой слов и целых больших грамматик, а не этим простым, легким и занимательным процессом прямого и чрезвычайно интересного чтения!».
      Вот тебе раз! Оказывается то, чего я не выдержал и от чего уже почти хотел отказаться, было «очень простым, легким и занимательным процессом»! Ну, нельзя после таких слов оставаться равнодушным к изучению иностранного языка в моро-зовском варианте. Так и хочется тут же засучить рукава и вновь сесть за книгу. А если опять не пойдет так, как хотелось бы, значит, надо, что-то изменить, как-то приспособиться, но в целом следовать духу и основным принципам системы.
      И еще один утешительный для себя вывод я сделал из вышеприведенного абзаца: ведь если Морозов откровенно жалеет молодежь, которая не изучает языки «простым и легким» способом, то, значит, он… более или менее трезво оценивая способности людей к языкам, так же как и свои собственные, считает, что данный метод действительно не является сколько-нибудь сложным и не требует, например, исключительной памяти. Внимания? Да. Чем больше, тем лучше. Волевых усилий? Да. Особенно поначалу. И следовательно, любой человек — и не только в тюрьме, но, конечно, и на воле — может воспользоваться этим методом.
      И вот я вновь пошел на штурм якобы неприступных бастионов — английский роман был опять открыт на 9-й странице, там, где я «поплыл» в первый раз. Но теперь я шел в бой не с голыми руками — наготове держал пару хороших словарей и хотя нечасто, но периодически их использовал. На этот раз дело пошло. При всем том повторяю, что я и теперь старался понимать содержание, опираясь больше на догадку по контексту, чем на подглядывание в словари. Таким путем я при первом чтении уловил содержание романа, как и Морозов, довольно смутно (точнее говоря, смог лишь очень приблизительно «расшифровать» английский текст хорошо знакомого мне сюжета), со второго раза — чуть лучше, с третьего — еще лучше. Но "The best is oftentimes the enemy of the good"(«Лучшее часто враг хорошего»). Мне хотелось большего. Хотелось свой первый английский роман в подлиннике понять на все 100 %, что, конечно, было с моей стороны более чем наивно. Это неуемное стремление к идеалу опять едва не погубило мое начинание. Когда я прочел роман в четвертый раз и увидел, что до полного — буквального — понимания текста мне еще далеко, настроение вновь упало ниже нулевой отметки. Я опять забалансировал на грани срыва. Однако на этот раз я быстрее смог взять себя в руки, сообразив, что ведь, в сущности, иначе-то и быть не могло, так как английскую грамматику я знал еще более чем смутно, а речевые обороты и идиоматические выражения были для меня и вовсе темным лесом. И все-таки при всех еще моих слабостях и недостатках первая moralvictory(моральная победа) была одержана.
      Далее я прочел таким же образом, то есть по нескольку раз подряд и с упрямством и въедливостью, мне до этого не свойственными, целый список произведений на английском: рассказы, сказки, приключенческие и детективные романы. Так, постепенно (а это заняло у меня времени, естественно, в несколько раз больше, чем аналогичное по объему чтение у Морозова, — 5–6 месяцев, так как я мог посвящать английскому не 12 часов, а лишь 3–4 часа в сутки, что для меня тогда тоже было неплохо) я не только значительно увеличил свой словарный запас и познания в грамматике, но и вывел для себя некоторые полезные методические закономерности, которые приоткрыли мне глаза на процесс обучения языку и очень помогли в дальнейшем.
      Благодаря применению морозовского метода, хотя и в моем, немного облегченном, варианте, я уже на собственном опыте увидел, что информация усваивается быстрее и надежнее не путем топтания на месте или медленного продвижения вперед, необходимого якобы для осмысления материала, а путем относительно быстрого продвижения (например, безоглядного про-читывания нескольких страниц или глав, даже если их содержание еще далеко не стало понятным), затем возвращения на исходный рубеж и опять интенсивного пробега по уже чуть-чуть знакомой «местности» и вновь возвращения к началу и вновь наступления. При этом процесс познания идет как бы по спирали, и каждый новый виток поднимает нас на более высокий уровень. Психологически этот эффект можно объяснить так: наш мозг даже при ускоренном восприятии информации успевает «схватить» и частично обработать эту информацию на глубинном уровне, нами почти не осознаваемом. Нам при этом кажется, что мы вообще ничего не успели понять и запомнить. Но вот при последующих повторениях выясняется, что с каждым разом текст становится для нас все доступнее и понятнее, а читать его все легче. И еще: при таких постоянных рывках вперед и возвращениях назад мы все время и как бы невольно вступаем в конфликт, входим в противоречие с новым, незнакомым материалом, так как еще не чувствуем себя достаточно подкованными в старом. Это ощущение противоречия поначалу, с непривычки, довольно неприятно и действует угнетающе, но при некоторой настойчивости, и я бы даже сказал чувстве здорового цинизма к собственным негативным эмоциям, вполне преодолимо, тем более если мы хорошо осознаем всю пользу такого процесса. А польза-то здесь налицо, потому что с каждым новым возвращением назад (звучит немного странно, но, по сути, очень точно: возвращение действительно получается как бы «новым» — ведь известно, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды) мы несколько по-иному, по-новому видим материал (текст). При втором-третьем прочтении текста в таком «джоггинговом» режиме он поворачивается к нам своими новыми гранями, и мы начинаем различать в нем незамеченные (или непонятые) ранее штрихи и детали. Резюмируя данный прием, я бы образно охарактеризовал его суть почти в виде афоризма: «Лучше плохо бежать, чем хорошо ползти».
      Из системы Морозова я сделал для себя и другой полезный вывод: необходимо хоть немного познакомиться с латынью, ведь латинский язык — это фундамент и прародитель большинства европейских языков. И так же как, скажем, музыканту необходимо знать как минимум несколько десятков музыкальных терминов на итальянском языке (андантэ, адажио, скерцо и др.), так же и нам, изучающим иностранные языки, не мешает иметь некоторое представление об одном из самых древних и мудрых языков — о латыни. Иногда латинский называют мертвым языком. Я бы назвал его, наоборот, вечнозеленым. Да и может ли быть мертвым язык, которым продолжают пользоваться? Ведь на нем и сейчас говорят в католическом мире, и не только в Ватикане. И главное — это язык науки, литературы, язык традиций. Да и вообще, ежели из многих современных европейских языков убрать всю их латинскую основу (корни, окончания, целые слова и выражения), то что останется от их богатого лексикона?
      Итак, что же я сделал для своего приобщения к латыни, хотя] и довольно поверхностного? Я достал самый краткий учебник латинского языка и опять-таки по-морозовски бегло его проштудировал, даже не столько проштудировал, сколько просто просмотрел, хотя и с пристрастием. Я не стал разбирать выдержки из речей Цезаря, Петрония и Саллюстия, приведенные в учебнике, не стал вникать в тонкости грамматики. Зато обратил внимание на красоту и музыкальность латыни, но больше всего — на ее общность с русским, точнее говоря, на степень ее воздействия на русский язык. Оказалось (для меня, во всяком случае это было небольшое, но важное открытие), что в русском языке латинских — по происхождению — слов достаточно много — гораздо больше, чем я подозревал, и многие из них хорошо узнаваемы как таковые, при некотором минимальном навыке, разумеется.
      Русский язык, сформировавшийся много веков спустя после распада Римской империи, впитал в себя соки прекрасной латыни через посредство западноевропейских языков. И даже уже в наше время «золотая», как ее называют, латынь, словно свет давно угасшей звезды, освещает наш родной язык, обеспечивая ему духовное родство с некогда великой и просвещенной античной цивилизацией да и внешне придавая ему дополнительную величавость, напевность, пожалуй, даже определенную изысканность и эстетичность. Когда-то один старинный русский литератор (В. К. Тредиаковский. Прим. автора) образно заметил: «Французский язык течет как река. Латинский льется как тонкий пламень». Недурно сказано, не правда ли?
      Для того чтобы немного прочувствовать аромат и музыку латыни, совсем не обязательно заканчивать классическую гимназию или самостоятельно заучивать сотни и тысячи латинских слов. Для начала достаточно лишь научиться в русском языке распознавать слова латинского по их характерным корневым частям или окончаниям (вот, например, типичные латинские окончания (существительных): ум (ем), ус (юс), р, т, а (я), и (я), н, ее), а также по их мягкости и благозвучию — даже для не слишком искушенного уха. Слова эти часто и являются той «палочкой-выручалочкой», той общедоступной международной языковой прослойкой, которая облегчает нам понимание основных европейских языков. Наугад, для примера, приведу всего несколько обрусевших латинских слов, коих общее число в нашем родном языке несметно, и это еще без учета специальной медицинской, биологической, юридической и прочей научной лексики, нашпигованной латинскими терминами, как южное ночное небо — звездами. Вот они, эти наши родные русские латинские слова: аквариум, максимум, минимум, гладиолус, радиус, корпус, полюс, профессор, доктор, лектор, оратор, мажор, минор, лабиринт, момент, континент, проспект, корона, фортуна, астрономия, аудитория, лекция, грация, церемония, премия, вулкан, орден, прогресс, процесс и так далее.
      Постепенно и непринужденно приобщиться к латыни лучше всего можно, пожалуй, через разнообразные латинские поговорки и афоризмы. Их можно легко найти в энциклопедиях, в соответствующих сборниках и, конечно, в произведениях русских классиков (Л. Толстого, И. Тургенева и др.). Именно так я тогда и поступил: стал впитывать латынь (то же самое могу сказать и о другом великом античном языке — древнегреческом) через лаконичные образцы ее изящных и мудрых духовных перлов. Это занятие мне впоследствии так понравилось, что я как-то незаметно составил собственный довольно обширный словарь греко-латинских крылатых выражений и отдельных слов. И с тех пор этот мой личный «золотой запас» античной словесности не только играет в моей жизни роль лингвистического помощника, посредника, но наряду с некоторыми любимыми шедеврами искусства и литературы (нашего времени) выполняет даже и практически-житейскую функцию: в трудные минуты жизни помогает успокоиться, вспомнить о вечных ценностях, о преходящести всех горестей и тревог, ну а в хорошие минуты добавляет к мироощущению немного высокой радости и свежих красок. И за это тоже спасибо древним, но процветающим языкам. Как, 1 кстати, и современным — но об этом речь впереди.
      Подытоживая рассказ о незаурядной системе изучения языков Н. А. Морозова, отмечу еще раз основной ее стержень или рычаг, применение которого (но применение творческое, без слепого подражания) является залогом успеха при использовании всей системы. Сам Морозов сказал о ней очень просто и, пожалуй, упрощенно (чисто психологически его можно понять — ведь любая задача или проблема, успешно нами решенная, кажется нам в итоге совсем простой): «А система моя заключается в следующем. Сейчас же после краткого обзора грамматики читать как можно больше иностранных романов». Но мы-то знаем, что на самом деле за этой внешней простотой скрывалась немалая волевая и интеллектуально-духовная работа. Начиная читать сразу «настоящие», неадаптированные произведения, Морозов намеренно и отважно шел на обострение, на конфронтацию с незнакомым и еще практически недоступным для понимания текстом и при этом — вот она, изюминка или, если угодно, главный «секрет» его системы — он не смущался тем, что поначалу мог получить нулевой или почти нулевой результат. Он понимал, конечно, что под этим «нулем», как корешки под растрескивающимся асфальтом, зрели уже будущие роскошные плоды его языковых познаний. Ведь этот «нуль» был не чем иным, как уже некоторым результатом, хотя еще и скрытым, невидимым, промежуточным.
      Многие же из нас изучают иностранный язык, к сожалению, по ложному принципу: «Всё или ничего». Не получив быстрого и впечатляющего результата, мы или прекращаем дальнейшие усилия, теряя всякий энтузиазм, или ищем какие-то новомодные курсы и методы, полагаясь в основном уже не на свои, а на чьи-то посторонние (если не сказать — потусторонние) силы и способности. По аналогичному поводу еще А. Эйнштейн метко заметил: «Я очень хорошо понимаю, почему многие любят колоть дрова: тут сразу виден результат». При изучении языка очень важно не гнаться за моментальным результатом, и даже временный неуспех, каким бы обескураживающим он не был, воспринимать спокойно и с пониманием того, что дело все-таки движется, результат подспудно вызревает и может проявиться уже вскоре, причем либо быстро и скачкообразно — при усиленных занятиях (как у Морозова), либо более медленно и плавно (как у тех, кто не может столь бурно форсировать обучение).
      В конце этой главы хочу заметить, что, хотя метод Морозова и был достаточно успешно мной реализован, все же рекомендовать этот довольно трудный и психологически тяжелый способ в чистом его виде всем без исключения я бы не рискнул. Да и вообще говоря, как бы ни был хорош и эффективен какой-либо метод или прием, он никогда не сможет удовлетворить абсолютно всех, так как у каждого из нас свои характер, темперамент, склад ума, свои привычки. Поэтому я и предлагаю дальше в этой книге целый набор как своеобразных творческих приемов, так и несложных вспомогательных «технических хитростей», среди которых любой желающий, вероятно, сможет найти что-то подходящее и для себя. Все эти приемы и способы в той или иной степени применял и я сам — зачастую параллельно с методом Морозова, — когда и поскольку надо было как-то компенсировать свой извечный недостаток времени и языковых способностей.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13