А здесь он успокоился, сюда почти никто не приходит. Но Хепзеба говорит, что если им когда-нибудь придется отсюда уехать и жить среди чужих людей, которые не будут понимать, как он обидчив, тогда, возможно, ему суждено отправиться туда... куда он сказал! - Он кивнул в сторону Фредерика и добавил шепотом: - В сумасшедший дом!
      - Мистер Джонни не сумасшедший!
      - Конечно, нет. Я, по крайней мере, так не считаю. Но ты же видела, что он сделал? - Лицо у него стало беспомощным, он снял очки и протер стекла подолом своей рубашки.
      - Смотри, кто идет, - сказала Кэрри, и он поскорее надел очки на нос.
      К ним, опираясь на руку Хепзебы, шла миссис Готобед. На ней было длинное светло-серое платье, отделанное по подолу розовыми страусовыми перьями. Тонкой, унизанной кольцами рукой она приподнимала юбку впереди, но сзади платье тянулось по земле, и перья цеплялись за солому. Она еще больше похудела с тех пор, как Кэрри ее видела, а лицо ее стало совсем прозрачным: проглядывала каждая косточка, каждая жилочка. Но голос был по-прежнему звонким, как колокольчик:
      - А ты, Фредерик, остался таким же задирой, как и прежде?
      Он подошел к ней. Выражение лица у него стало на удивление робким.
      - Да я только пошутил, тетя Дилис. Это была всего лишь глупая шутка.
      - Глупая - это верно. Ты всегда отличался глупыми шутками, верно, Фредерик? - И она улыбнулась, хотя глаза ее остались холодными как лед, и спросила: - Нравится тебе в армии?
      Одетая в длинное шелковое вечернее платье, она, казалось, вела светскую беседу в гостиной, подумалось Кэрри, а не посреди залитой солнцем поляны.
      - Да, тетя Дилис.
      - А что ты будешь делать, когда кончится война? Вернешься в лавку?
      Тон ее был презрительным. Кэрри заметила, что у Фредерика покраснел затылок.
      - Нет, не вернусь, - ответил он. - Это я твердо решил. Здесь, в нашей долине, скучно, тетя Дилис. Слишком скучно для меня. Я хочу что-нибудь поинтереснее.
      Она оглядела его с ног до головы.
      - Ты понимаешь, что этим очень огорчишь своего отца? - спросила она.
      Фредерик промолчал, и она чуть вздохнула. Потом посмотрела на Кэрри.
      - Ну-с, мисс Изумрудные глазки, нравится тебе моя поляна с сеном?
      Кэрри кивнула головой. Она не сводила глаз с платья миссис Готобед. Светло-серый шелк с розовыми страусовыми перьями. То самое, в котором, по словам ее мужа, она была похожа на королеву. "Я приберегаю его напоследок", - вот что она сказала Кэрри тогда.
      Кэрри почувствовала, будто куда-то проваливается или летит, летит против ветра и поэтому задыхается. Она с усилием подняла глаза - веки, казалось, стали каменными.
      Миссис Готобед улыбалась ей, а глаза ее смотрели с участием, словно она знала, о чем Кэрри думает, и это ей казалось даже забавным.
      - Дурные предчувствия не всегда сбываются, особенно когда их ждешь. Поэтому бояться - пустая трата времени. Помни это! - Негромко рассмеявшись, она снова оперлась на руку Хепзебы, но потом добавила: - И помни кое-что еще. Ты не забыла? То, что я просила тебя передать?
      - Нет, - ответила Кэрри, - не забыла.
      10
      Миссис Готобед умерла в самый разгар июля. К вечеру в лавку пришел Альберт с письмом мистеру Эвансу от Хепзебы.
      - Случилось это еще утром, но некого было послать, пока я не пришел из школы.
      Мистер Эванс стоял за прилавком и читал письмо, а Кэрри с Альбертом следили за ним. Он аккуратно сложил листок бумаги, положил его обратно в конверт и с минуту смотрел куда-то вдаль. Затем подошел к двери лавки и запер ее.
      - В знак уважения к усопшей, - объяснил он сердито, обращаясь к Кэрри, словно она не одобряла его действий. И пошел на кухню сказать тете Лу.
      А Кэрри с Альбертом отправились на гору. Поднимались они молча. Не говоря ни слова, уселись на охапку свежескошенной травы спиной к сухой каменной стене, и вечернее солнце било им в глаза. Кэрри думала о том, что все ее знакомые, все, кого она знала, по-прежнему едят, дышат и ходят, а вот миссис Готобед уснула вечным сном. Капли пота выступили у нее на лбу.
      - Я в первый раз в жизни сталкиваюсь со смертью, - сказала она.
      - Но, к сожалению, не в последний, так что привыкай, - довольно жестко ответил Альберт.
      - Зачем ты так говоришь? - упрекнула его Кэрри. - Да еще таким тоном?
      - Потому что ты начала плакаться. Первое горе в моей жизни, бедная я!
      - Я не это имела в виду.
      - Вот как?
      - Да.
      Обломком ветки Альберт зацепил кусочек земли и приподнял его. Из-под него врассыпную бросились красные муравьи, унося с собой свои торпедообразные личинки. Через несколько секунд они все исчезли в крошечных черных ямках.
      - Поразительно сообща они действуют, - заметил Альберт. - Как ты думаешь, что, по их мнению, произошло?
      - То же самое, что подумал бы ты, если бы с твоего дома сняли крышу, холодным, обиженным тоном ответила Кэрри. - Или если бы на него упала бомба.
      - Тем не менее люди не умеют так быстро реагировать. Не способны на это. Они начали бы рассуждать, думать и удивляться, а тем временем чей-нибудь огромный сапог опустился бы и раздавил дом... И конец... - Он помолчал и смущенно взглянул на Кэрри. - Извини, что я был так груб.
      - Ничего.
      - Нет, не ничего. Я расстроился и выместил все это на тебе. Так не делают.
      - Ничего, - повторила Кэрри.
      - Одним словом, извини.
      Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
      - Она... Она тяжело умирала? - спросила Кэрри.
      - Хепзеба сказала, что это произошло мгновенно. Словно выключили свет.
      - Правда? А что теперь будет с Хепзебой? Неужели ей придется уехать из Долины друидов? Раз она была только в услужении, хочу я сказать, значит, не сможет там остаться. Куда она денется? И что будет с мистером Джонни? Ой, Альберт!
      - Вытри слезы, королева трагедии, - сказал он. - Все будет в порядке. По крайней мере, я в это верю, потому что мне сказала сама миссис Готобед. Она сказала, что будет преступлением, если они останутся без крова, когда она умрет; мистер Джонни человек беспомощный, а Хепзеба все эти годы так хорошо за ней ухаживала. Она оставила завещание, сказала она, согласно которому они оба смогут жить в этом доме столько, сколько хотят. Она не могла оставить им деньги, потому что сама жила на ренту, которая прекращается с ее смертью, но у мистера Джонни есть кое-какая сумма, унаследованная им от родителей, а Хепзеба зарабатывает, разводя птицу, поэтому у них есть на что жить. Миссис Готобед все это как следует продумала. У нее нет близких родственников со стороны мужа, сказала она, о которых надо было бы позаботиться, а с ее собственной стороны - только Эвансы. По-моему, она оставила свои драгоценности - там ничего особенного нет, в основном подделки, - вашей тете Лу, а дом - мистеру Эвансу, но от него ему будет мало толку. Он не сможет продать его или сдать, пока там живет Хепзеба. - Альберт сделал кислое лицо. - Вот он, наверное, взбесится-то, когда узнает об этом, правда? Должно быть, рассчитывает на порядочное наследство. Что ни говори, а он ее брат!
      - Родной брат! Но бывает, что чужие ближе родных, - торжественно провозгласила Кэрри.
      Альберт уставился на нее, и она возбужденно засмеялась.
      - Она велела мне передать это мистеру Эвансу, когда она умрет. Что она сделала то, что сделала, то есть составила завещание не для того, чтобы сделать ему назло, а потому что считала справедливым позаботиться о мистере Джонни и Хепзебе Грин. Тогда я не поняла, о чем она говорила, и решила, что она сумасшедшая.
      Теперь, когда она поняла, поступок миссис Готобед показался ей прекрасным, хотя и грустным. Как ни сильно они поссорились, а все же миссис Готобед в глубине души сохранила привязанность к мистеру Эвансу, и то, что Кэрри предстояло передать, будет тому доказательством.
      - Он так обрадуется! - сказала Кэрри.
      - Сомневаюсь, - скривился Альберт.
      - Нет, обрадуется! - крикнула Кэрри. - Как ты не понимаешь? Он все время беспокоился за нее, даже завидовал Хепзебе, что она ухаживает за ней, а не он сам. Поэтому он будет рад, когда узнает, что она не забыла о нем и постаралась дать ему об этом знать.
      С ума можно было сойти от этого Альберта! Подняв брови, он смотрел на нее во все глаза, словно не верил собственным ушам.
      - Тебе, конечно, этого не понять, - продолжала Кэрри, - потому что у тебя нет ни братьев, ни сестер и ты не можешь разделить наших чувств. А я могу, у меня есть Ник. Если бы мы не разговаривали много лет и он бы умер, то я, скажи мне кто-нибудь, что он по-прежнему меня любил, горевала бы гораздо меньше. Вот и бедный мистер Эванс будет горевать меньше! - Она представила себе, как он сейчас оплакивает покойную сестру, мечтая услышать от нее хоть слово, и как она, Кэрри, утешит его, передав ему послание миссис Готобед. Ей пришло в голову красивое выражение "осушит его слезы", и у нее самой появились на глазах слезы. - Он, наверное, зарыдает от радости, когда я ему это скажу, - заключила она.
      - Что ж, может, ты и права, - неуверенно согласился Альберт. - Только на твоем месте я бы не особенно спешил.
      Но Кэрри не умела ждать. С доброй вестью не тянут. При первой же возможности, когда мистер Эванс в одиночестве сидел в гостиной за едой, а остальные пили чай на кухне, она выложила ему все, что ее просили передать.
      - Мистер Эванс, я должна сказать вам нечто важное, - начала она и заговорила быстро-быстро, чтобы он не остановил ее, сказав: "Убирайся, я занят едой".
      Она передала ему слово в слово то, что сказала миссис Готобед, и затем объяснила, что, по ее мнению, она имела в виду. Выкатив глаза, мистер Эванс молча слушал ее, а поскольку он продолжал молчать, то, завершив свою тираду, она решила, что он просто ее не понял.
      - Она не забыла вас и хотела, чтобы вы об этом знали. Я не сразу сообразила, что она имела в виду, когда сказала, что чужие порой ближе родных, но теперь знаю. Она говорила о Хепзебе и мистере Джонни. Объяснила, что обязана дать им возможность и потом жить в ее доме, потому что им больше некуда деться, ведь мистер Джонни с таким трудом привыкает к людям. И она, конечно, была уверена, что вы не будете возражать. Она, наверное, знала, что, раз, по-вашему, гордиться нужно лишь тем, что достается тяжким трудом, вы не захотите, чтобы она оставила дом вам одному. Она не хотела, чтобы вы подумали, что она вас забыла, или что она злопамятная, или...
      - Так я и знал, - заявил он, вытаращив глаза - вот-вот они вылезут из орбит. - Так я и знал.
      - Конечно, знали, - согласилась Кэрри. - И я бы знала, если бы речь шла о нас с Ником. Даже если бы мы не видели друг друга сто лет, я бы не сомневалась, что он меня любит, ведь я его сестра. Но мне все равно было бы приятно лишний раз узнать, что он помнил обо мне, хотя в то же время я не могла бы не испытывать грусть.
      - Грусть? - удивленно переспросил мистер Эванс. - Грусть? - повторил он, словно это было никогда не слыханное им новое слово.
      - По-хорошему, конечно, - добавила Кэрри.
      Он ничего не сказал. Тишина росла. Кэрри пыталась придумать, как бы ее нарушить.
      - Я хочу сказать, - наконец медленно начала она, - что оглядываться на прошлое всегда немного грустно, даже если помнятся счастливые минуты, ибо прошлого не вернешь. Как, например, если бы Ник умер, я бы вспоминала, что мы делали в этом году. Как мы жили здесь с вами и тетей Лу, ходили в Долину друидов, складывали там сено и слушали Хепзебины истории. Только, конечно, я плохо представляю себе, как Ник умрет...
      Но когда она представила себе, что Ник умер, а она сама осталась одна, без него, глаза ее наполнились слезами. Мистер Эванс встал, лицо его колыхалось перед нею.
      - Хепзеба, Хепзеба! Только и слышу о Хепзебе! Значит, она и до тебя тоже добралась? Околдовала тебя своей ложью и притворством, как и мою бедную сестру?
      И, оттолкнув ее, выбежал из комнаты.
      - Луиза! Луиза! - заревел он, врываясь в кухню.
      Когда он выскочил из-за стола, он опрокинул кувшин с водой. Кэрри попыталась промокнуть образовавшуюся лужу концом скатерти и подложить под нее салфетку, - чтобы вода не испортила полировку, но руки у нее дрожали, и она начала плакать. Все получилось не так, как надо, но почему, она не знала. Мистер Эванс непонятно по какой причине рассердился. Она так старалась объяснить ему...
      - Что ты наделала? - вдруг спросил Ник.
      - Это не я, - всхлипнула она. - Это он. Он опрокинул кувшин.
      - Я не об этом тебя спрашиваю, ты, полоумная идиотка! Послушай, что он говорит. Это ты его надоумила?
      - ...говорил тебе, что будет, а? - кричал он на тетю Лу в кухне. Говорил тебе, что она своего не упустит, но ты меня не слушала! "Мисс Грин это, мисс Грин то!.. Она так добра к бедняжке Дилис!" Добра! Она знала, что делает, эта пригретая на груди змея! А теперь, наверное, радуется, что одержала победу, лишив меня моих законных прав и обретя недурной кров до конца дней своих! Нет, не будет этого, я не позволю. Даже если мне придется таскать ее по всем судам в Англии...
      Ник прикрыл дверь в гостиную.
      - Что ты ему сказала, Кэрри? - полуиспуганно, полувозбужденно прошептал он.
      - Ничего плохого, по-моему. - Она промокнула глаза концом скатерти, но скатерть была мокрая. - Я просто передала ему все то, о чем просила меня миссис Готобед. Я думала, он обрадуется. Может, он бы и обрадовался, если бы я все объяснила как следует. Но я старалась. Я даже сказала ему, какие чувства испытывала бы я сама, если бы на их месте были мы с тобой, если бы мы поссорились и ты бы умер...
      - Ненормальная! - гаркнул на нее Ник. - Ненормальная! Тебя бы надо посадить под замок!
      - Я только пыталась поставить себя на его место, - объяснила Кэрри. Мне было так его жалко!
      - Ты совсем спятила! - убежденно констатировал Ник.
      11
      Мистер Эванс рвал и метал, но гнев его обычно угасал быстро. Ник и Кэрри давно научились довольно точно определять, когда он успокаивается. Они пошли погулять на полчаса, а когда вернулись, он уже сидел в кухне и читал газету. Вид у него был задумчивый, отчего Кэрри снова занервничала, но он сказал только:
      - Я тебе весьма признателен, Кэрри. Чего только не узнаешь из уст несмышленыша!
      Замечание это было малопонятным, но, поскольку оно было высказано добродушным тоном, Кэрри облегченно вздохнула: по крайней мере, на нее он не сердится!
      Но он сердился на Хепзебу, и, думая об этом и в тот вечер, когда она лежала в постели без сна, и во время занятий в школе, Кэрри решила, что должна ее предупредить. Альберт сказал, что мистер Эванс взбесится, когда узнает о завещании, оставленном миссис Готобед. И Альберт оказался прав. Мистер Эванс действительно разозлился, но не на миссис Готобед, а на Хепзебу, потому что она, мол, "лишила его его законных прав". Он кричал, что затаскает ее по судам, что звучало очень грозно. И если он в самом деле причинит Хепзебе неприятности, то виновата будет она, Кэрри, хотя она вовсе не хотела накликать беду, а лишь выполнила данное ей поручение. Но когда она думала об этом, перед ее глазами вставала странная картина: будто бы она, ни о чем не подозревая, снимает крышку с какого-то ящика, а оттуда вылезает что-то черное и бесформенное...
      Весь день ее преследовало это видение, и только занятия кончились, как она уже бежала вдоль железнодорожной линии, и ей казалось, что и здесь за ней гонится черное крылатое существо. Она бежала быстрее и быстрее, боясь оглянуться, но в сердце ее теплилась надежда: как только она добежит до кухни Хепзебы, она будет вне опасности.
      Но мистер Эванс уже побывал там до нее...
      Она сразу это поняла. Хотя с виду ничего вроде не изменилось - на одном конце стола сидел за книгами Альберт, а на другом Хепзеба делала яблочный пирог, тыкая вилкой в тесто, чтобы по краю получилась оборочка, - тем не менее ощущение было такое, словно погас свет. Потемнело в кухне, потухли их лица...
      - У нас сегодня был посетитель, Кэрри, - сказал Альберт. Он сидел с каменным лицом, и она поняла, что он считает ее виноватой...
      - Что удивительного в том, что он захотел прийти и попрощаться с сестрой? - спросила Хепзеба.
      - Он приходил рыться в ее вещах, - возразил Альберт.
      - Он ее ближайший родственник, Альберт, - вздохнула Хепзеба. - Он имеет право здесь распоряжаться.
      - И приказать тебе убираться отсюда? - спросил Альберт ледяным тоном. На это он тоже имеет право?
      - Он предупредил меня за месяц - какие могут быть претензии? - спокойно рассудила Хепзеба. - За это время я, может быть, что-нибудь найду. Думаю, это будет не очень трудно, на фермах не хватает рабочих рук, потому что мужчины ушли на войну. Я готова работать за еду и кров, а силы у меня пока есть. И мистер Джонни тоже может работать. Он умеет управляться с коровами и с овцами, особенно во время ягнения.
      - Но, Альберт, ты же сказал, что они могут жить здесь! - вскричала Кэрри.
      - По-видимому, я ошибся.
      - Но ты мне сказал...
      - А ты передала ему, да?
      - Перестань, Альберт, - остановила его Хепзеба. Она чуть улыбнулась Кэрри. - Завещания не существует, и ничего не поделаешь! Мистер Эванс звонил в банк и ее лондонским адвокатам, и нигде никаких следов. Бедняжка, по всей вероятности, выдавала желаемое за действительное, упокой, господи, ее душу! У нее были добрые намерения, она считала, что завещание составлено, так часто бывает с людьми, которых мучают боли. Винить ее нельзя.
      - Я ее и не виню, - упорствовал Альберт.
      Хепзеба поглядела на них, потом поставила яблочный пирог в духовку, захлопнув дверцу с такой силой, что несколько угольков выпало на решетку. Она подобрала их, поправила огонь и сказала:
      - Даю вам время помириться, пока пирог в духовке. Иначе я с вами поговорю как следует. Нынче у меня терпение кончилось.
      Альберт встал, показав головой на дверь.
      - Пойдем. Делай, что она велит.
      Они вышли из кухни и, миновав холл, поднялись наверх по натертой до блеска лестнице. На площадке одна дверь была полуоткрыта, и Кэрри увидела застеленную шелковым покрывалом кровать и задернутые шелковыми занавесями окна. Спальня миссис Готобед!
      Она замерла, сердце ее стучало.
      - Она там?
      На лице Альберта было написано презрение.
      - Ничего бы с тобой не случилось, если бы и была, но ее там нет. Она внизу, в гробу. Я вовсе не собирался тебе ее показывать.
      Он распахнул дверь настежь. В большой сумрачной комнате пахло розами. На столе стоял большой букет, который отражался, как и она сама, в десятках зеркал. Они покрывали все стены. И когда Альберт открыл дверцы гардероба, чтобы показать ей туалеты миссис Готобед, вся комната превратилась в радугу из красок.
      - Ее платья, - прошептал Альберт. - Все ее платья.
      - Двадцать девять, - сказала Кэрри. - По платью в год, пока был жив ее муж.
      Альберт удивленно замигал, потом пришел в себя и заговорил, еле сдерживаясь от гнева:
      - Твой мистер Эванс! Знаешь, что он сделал? Он поднялся сюда, пересмотрел их все, пересчитал и переписал. А потом сказал Хепзебе, что она будет отвечать, если хоть одно пропадет. Как будто она способна украсть! Хепзеба не сказала, что он еще ей наговорил, но я уверен, именно из-за того, что она молчит, ничего приятного он ей не сказал. А ты как думаешь?
      Кэрри согласно кивнула головой. "Змея, пригретая на груди". Неужели он сказал это Хепзебе прямо в лицо?
      - И лазил здесь по всем ящикам, - добавил Альберт. - Рылся в шкатулке с драгоценностями.
      Шкатулка была тут же на туалетном столе, среди флаконов с серебряными крышками. Блестящий ящичек черного дерева, крышка его была откинута, дно выложено голубым бархатом. Камни сверкали и блестели.
      Альберт нахмурился. Потом выпрямился и замер, тяжело дыша, словно закаляя себя на подвиг. Кэрри смотрела на него во все глаза, но он ничего особенного не совершил, только вытащил из шкатулки ее бархатное дно. Под ним оказалось углубление, в котором лежала нитка жемчуга.
      - Так, - медленно сказал Альберт. - Только случайно, по-моему...
      - Что случайно? - спросила Кэрри, но не успел Альберт ответить, как в дверях показался мистер Джонни.
      - Кулдык-кулдык, кулдык-кулдык... - Он суетливо вбежал в комнату и бросился к ним, просительно заглядывая в их лица. - Кулдык-кулдык... - Он говорил совсем не так, как обычно, когда хотел лишь поддержать разговор. Он старался им что-то сказать.
      Альберт пытливо смотрел на него. Потом сказал настойчиво:
      - Еще раз, мистер Джонни. Постарайтесь сказать как следует.
      Мистер Джонни перестал улыбаться, поджал губы, и лицо его исказилось от напряжения. Он разразился потоком неразборчивых слов.
      Альберт вздохнул.
      Мистер Джонни напряженно следил за его лицом, снова что-то кулдыкнул, потом возбужденно засмеялся, опустил руку в шкатулку с драгоценностями, вынул ее и дотронулся до нагрудного кармана. И, склонив голову набок, выжидательно посмотрел на Альберта, как собака в надежде на лакомый кусочек.
      - Интересно, - пробормотал Альберт.
      - Так делает мистер Эванс! - догадалась Кэрри. - У него плохо пригнана вставная челюсть. Ник говорит, что ему жалко денег заказать новую.
      - Именно! - подхватил Альберт. - Мистер Эванс, когда поднимался сюда, что-то взял из шкатулки. Это вы хотите сказать, мистер Джонни?
      Но мистер Джонни только рассмеялся. Ему уже надоела эта игра. Он обошел комнату, разглядывая себя в зеркалах, гримасничая и ухмыляясь.
      - Он видел, я уверен, как мистер Эванс вынул из шкатулки конверт. Я помню, в ней был конверт, когда миссис Готобед смотрела, идет ли жемчуг к платью. Коричневый конверт. Я точно видел его, он и сейчас у меня перед глазами. Тогда я не обратил особого внимания, мне было ни к чему. И только когда Хепзеба сказала, что завещания нигде нет, мне пришло в голову, что завещание могло быть именно в этом конверте.
      - Но ведь завещания нет, - робко возразила Кэрри. - Мистер Эванс наводил справки у адвоката.
      - В Лондоне, - добавил Альберт, потом снял очки, протер стекла носовым платком и надел очки снова на нос с таким видом, будто чистые стекла помогают ему правильно мыслить. И тихо продолжал, словно разговаривая сам с собой: - Предположим, она обратилась в местную контору с просьбой составить для нее завещание и решила хранить его у себя в доме. Чтобы время от времени просматривать: вдруг захочется что-нибудь изменить старые люди любят это делать. Хепзеба говорит, что знала одну старуху, которая составила, как она сама выражалась, свой "посмертный список". Там она перечислила всех своих родственников и рядом с каждым поставила сумму, которую собиралась оставить, но если кто-нибудь из них надоедал ей еще при жизни, она их просто вычеркивала из списка.
      - Что за нелепая мысль! - возмутилась Кэрри. - Но какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорим? Даже если миссис Готобед и составила завещание, мистер Эванс ни за что бы его не взял. Зачем оно ему?
      - Дай мне силы, господи! - возвел глаза к небу Альберт. - До чего же ты наивная, Кэрри! Если человек умирает, не оставив завещания, то есть не распорядившись своим имуществом, тогда оно переходит к его ближайшим родственникам, в этом случае - к мистеру Эвансу и тете Лу. Им достается дом, драгоценности и платья. А Хепзеба лишается всего, в том числе и права жить в этом доме. Поэтому, чтобы избавиться от Хепзебы, мистеру Эвансу требовалось только одно: утащить завещание и уничтожить его.
      - Но это же нечестно! - вскричала Кэрри.
      - Наконец-то догадалась!
      - Не могу поверить, что он это сделал. Просто не могу поверить.
      Альберт только снисходительно усмехнулся, и она рассердилась.
      - Если ты уверен, что он это сделал, то можно ведь что-то предпринять, мистер Умник! Например, кому-нибудь сказать...
      - Да? - сказал Альберт. - Кто меня послушает? Кто поверит нам, четырнадцатилетнему мальчишке, которому кажется, что он видел в шкатулке конверт, и слабоумному, который не может даже изложить на словах, очевидцем чего ему довелось стать?
      Кэрри была так потрясена тем, что Альберт назвал мистера Джонни слабоумным, что утратила дар речи и только смотрела на него во все глаза. Альберт опустил глаза и покраснел.
      - Какая глупость! - пробормотал он. - Загляни я в шкатулку еще вчера вечером... Нет, если бы даже я и сообразил это сделать, все равно у меня не было никакого права рыться в ее вещах, да еще сразу после смерти! Хепзеба мне бы не разрешила. Она сказала бы, что у меня нет уважения к покойной. - Он глубоко вздохнул и посмотрел на Кэрри. - Хотя все равно рано или поздно я бы посмотрел. Сегодня вечером или завтра. И можно было не спешить, если бы ты не проболталась, после чего этот жуткий тип с ревом явился сюда...
      - Как тебе не стыдно! - ахнула Кэрри.
      - Правильно, стыдно. Но только здесь не приходится говорить о том, что стыдно и что не стыдно. Если я не совсем справедлив по отношению к тебе, извини, но, по правде говоря, это не имеет значения. Важно другое: Хепзебе придется уехать из Долины друидов. Конечно, она храбрится, говорит, что это пустяки, что она найдет другое место. - Он помолчал, а потом добавил почти шепотом: - Я вернулся сегодня из школы раньше времени, и, когда пришел, она плакала.
      - Хепзеба?
      - Она сказала, что это из-за лука. Но я видел по ее лицу, что она плакала по-настоящему. От лука глаза только слезятся.
      - А что, если ей обратиться к мистеру Эвансу? - предположила Кэрри. Попросить, чтобы он разрешил ей остаться в доме, ну, пусть не навсегда, но хотя бы до конца войны? - Этот срок показался ей вечностью.
      - Она очень гордая, - ответил Альберт. - Кроме того, это, наверное, без толку. Вряд ли он согласится.
      - Она может его заколдовать, - сказала Кэрри.
      Альберт улыбнулся, но так грустно, что она еще больше расстроилась. Даже если они снова станут друзьями, все равно в глубине его души она останется виноватой. А может, и Хепзеба винит ее...
      Альберт остался с мистером Джонни, а она пошла на кухню. Хепзеба штопала носки. Она подняла глаза и улыбнулась.
      Кэрри подошла к ней.
      - Хепзеба... - начала она.
      Она не знала, что сказать, но слова оказались ненужными. Хепзеба посмотрела ей в глаза, и Кэрри почувствовала, что тот твердый, болезненный комок, что подступил к самому горлу, исчезает. Ей сразу стало легко, она заплакала, и Хепзеба, отложив носок в сторону, посадила ее на колени, как раньше сажала Ника.
      - Тихо, тихо, мой ягненочек, - сказала она, покачав ее, а когда Кэрри успокоилась, добавила: - Пирог, наверное, уже почти готов. Я сейчас выну его из духовки, мы все сядем вокруг стола, и я расскажу вам какую-нибудь историю.
      И когда пришли Альберт и мистер Джонни, Хепзеба разрезала пирог и рассказала им про большую ярмарку, которая на день святого Михаила ежегодно бывает в той деревне, где она жила еще девочкой, про расписные повозки цыган, про пожирателя огня, про кабинки, где за шесть пенсов могут выдрать зуб, а чтобы пациент не кричал, ему вставляют в рот медную руку, про двухголового теленка и бородатую женщину и, наконец, про прекрасную карамельщицу.
      - Это была красивая, рослая женщина с черными, как ночь, волосами, говорила Хепзеба. - Такой карамели никто не умел делать. Мы исходили слюной, только глядя, как она ее готовит. Она брала большой кусок патоки, вешала его на гвоздь, а потом, поплевав на руки, вытягивала в длинную нить, гладкую, как стекло...
      Мистер Джонни сидел притихший, как всегда, когда она о чем-нибудь рассказывала, следил за ее губами и что-то беззвучно шептал, словно пытаясь ей подражать. Альберт обхватил колени руками и смотрел куда-то вдаль. Нос у него был немного похож на птичий клюв, и в профиль, особенно когда он хмурился или задумывался, он становился похож на молодого ястреба. Кэрри знала, что хотя от голоса Хепзебы он немного успокоился, как и она сама, тем не менее он рассказа не слушает. Прислонившись к коленям Хепзебы, Кэрри следила за Альбертом и старалась угадать, что он замышляет.
      12
      Мистер Эванс и тетя Лу ходили на похороны миссис Готобед. Когда они вернулись, у тети Лу были заплаканные глаза, а мистер Эванс, как ни странно, выглядел почти веселым.
      - Что ж, с этим, по крайней мере, покончено, - объявил он и поднялся наверх снять свой парадный костюм.
      Пока их не было, Кэрри стояла за прилавком. Она впервые осталась в лавке одна и довольно неплохо справилась с работой, за исключением того, что недодала миссис Причард, жене управляющего шахтой, шесть пенсов. Мистер Эванс тотчас послал ее вернуть монету. Какой бы плохой он ни был, на бегу думала Кэрри, по крайней мере, он честный. Предположение Альберта о том, что он украл завещание миссис Готобед, относилось к числу тех, которые Хепзеба называла "выдумками нашего Умника-Разумника".
      Тем не менее мысль об этом не покидала Кэрри. Начались детские каникулы, она проводила много времени в лавке, помогая мистеру Эвансу, наблюдая за ним и размышляя. Он бывал очень грубым, часто впадал в неистовство, но, чтобы сделать то, в чем обвинял его Альберт, он должен был быть человеком нечестным, а такого Кэрри в нем не замечала. Порой он бывал даже щедрым, предоставляя старикам кредит, если к концу недели у них не хватало денег, а один раз послал целый ящик продуктов бесплатно бедной женщине, муж которой умер от воспаления легких.
      - Господь велит нам заботиться о вдовах и сиротах, - сказал он.
      Хепзеба и мистер Джонни, разумеется, не принадлежали к числу вдов и сирот, думала Кэрри, но мистера Эванса, наверное, можно было бы убедить, что господь велит помогать и таким. Будь она на его месте, она обязательно бы им помогла, но теперь она знала, что от подобных мыслей очень мало толку. Она ведь считала, что он будет рад, когда она передаст ему слова миссис Готобед, - она, во всяком случае, была бы рада, - и ошиблась. Он только рассердился и решил, что лишний раз убедился, как был прав, утверждая, что его сестра находится целиком под влиянием Хепзебы. Что Хепзеба околдовала миссис Готобед...
      Неужели мистер Эванс на самом деле считал Хепзебу колдуньей?