Стихи 2002-2008

И чтоб слезы, как росы. И охряный восход. И ни звука.
И блаженство смежения век, и отход к долгожданному сну…
 
 
Мой окончен пейзаж. Позабыты волшебная кисть и волшебная скрипка.
Снова ждет повседневность, лихорадка работы, пустой и тупой суеты;
Вновь морока и серость. Но лицо мое все-таки красит улыбка:
Я закончил, дружок. Я-то кончил. Я – КОНЧИЛ! А ты?
 
август 1999г.

Смотри у меня!

 
В тот день, в двенадцатом часу, я был… не важно, где.
Скажу лишь, мысль моя была, простите, о еде.
Так вот, стою себе. Слегка уже живот подводит,
И вдруг (о, верно, верно – вдруг!) ко мне мсье подходит.
 
 
Мсье (как бишь его… забыл; как будто, Леонид)
Меня хватает за камзол и грозно говорит,
Что он, не будь он Леонид, превыше всех мужчин,
Что он Сатир, что он Перун, Осирис и Один!
 
 
Что он достоинством мужским премногих превзошёл,
Что мне exit, поскольку я… сейчас! увижу!! СТВОЛ!!!
Мол, ствол столь крепок и ядрен, что жутко станет мне, –
И зачал лапкой шуровать в свисающей мотне.
 
 
Я улыбнулся уголком породистого рта
И молвил: – Вам пугать меня?.. пропорция не та.
Увы, но, сударь, Ваш, пардон, «чудовищный лингам»
Столь вял и мал и немудрящ, что просто стыд и срам!
 
 
И так, простите, невелик тестикульный комочек,
Что смех и слёзы, сударь мой, и колики до почек.
И коли Вы меня сейчас хотите напугать,
Боюсь, не стоит, сударь мой, гонады извлекать…
 
 
И я умолк. И дивный свет облёк мое чело,
Но это, судари мои, его не проняло.
– «Боюсь!» Ты всё ж сказал: «Боюсь!» – возликовал Сатир
И с превосходством на лице отгарцевал в сортир…
 
 
А я остался… да, друзья, остался при своём:
Неумно ястреба пугать облезлым воробьём!
 

О, мой трепетный друг…

 
* * *
О, мой трепетный друг, покалеченный ласками быта,
Да едва не оскопленный зубцеватым и ржавым ланцетом его,
Геть! За мной! По тропам, большакам и – к зениту:
В Ирий, Офир, Валгаллу из пьяного сна моего.
 
 
В край, где Трезвость и Скуку не видали вовеки,
К Изумрудному Змию на витые рога,
Где из водки студёной хрустальные реки
Разрезают ветчинно-икряные брега.
 
 
Там под каждым кустом маринованный рыжик
И огурчик солёный, и селёдка с лучком.
Там похмельный синдром ведом только из книжек,
А облом «не хватило!» вообще не знаком.
 
 
Там грудастые девы не скупятся на ласки, –
Их горячие чресла так щедры и сладки;
Там влюблённые всюду возлежат без опаски, –
Сеновалы для них и для них цветники.
 
 
Там сварливые жены, обитая в холодных застенках
(Их прескверные рты крепко стянуты грубым дерюжным шнурком),
Сочиняют печальные стансы о погубленных ими мужьях- импотентах
И читают друг дружке: пальцами, глазами, – молчком.
 
 
Там в грозу проливаются с неба потоки пивные с шипеньем,
И варёные раки по крышам молотят клешнями – то лакомый град.
А промытая солодом даль столь чиста, что пред нею замрёшь с изумленьем,
И колени преклонишь, и плачешь… А уж подле, гляди-ка, начался парад!
 
 
Строгим шагом чеканным проходят слоны розоватой окраски,
И шпалеры чертей белоспинных копытами крошат бетон на плацу,
И манерный сиамский котенок, рыцарь ордена аглицкой дамской Подвязки,
Салютует перчаткой тебе, – драчуну, шутнику, наглецу.
 
 
Ты так горд. Ты так прям. Лишь один непокорный вихор на плешине
Рвёт порыв урагана, Повелителя злобного шершней и, кажется, мух.
Но вотще! Он не в силах, не в силах, не в силах нагадить мужчине,
Что сгорает в «Delirium tremens» . Сгорает, сгорает как пух…
 

История К

 
Шумел камыш и ветер в ивах, и перекатами река.
По небу мрачному носились, клубясь, густые облака.
Склонялся к своему исходу и угасал осенний день.
Покоя жаждала природа. Её вся эта поебень
Уже изрядно притомила. Она мечтала о весне,
Как я мечтаю о прекрасном… А впрочем, речь не обо мне.
 
 
Два старичка (ядрёны телом и непосредственны в мечтах),
Решили как-то непотребством унять томление в елдах.
Объектом гнусного разврата, поганых, низменных страстей
Они избрали ту, что молча снесёт напор седых костей.
Седы ли старческие кости? Вопрос ну, право, о хуйне!
Я, между прочим, не биолог. И, кстати, речь не обо мне.
 
 
Бедняжку, бледную от страха, втащили волоком в избу,
Пинками к печи подогнали и привязали за трубу.
Ужасной, прочною верёвкой, – шершавой, толстою пенькой
Её безропотное тело они и крепко и умело стянули опытной рукой.
О, если б я там оказался в тот гнусный миг, в том страшном сне,
Уж я бы с ними разобрался!.. Как жаль, что речь не обо мне.
 
 
Затем, вздыхая похотливо, метнули жребий: кто вперёд,
Кто этой девственной малышке… о, звери!.. Целку раздерёт!
Удачник, словно пёс над дичью, над ней нависнул, гогоча,
Готовый к дикой содомии. И вдруг упал: «Врача, врача!»
Его приятель вероломный, себя почуяв на коне,
Отбросил в сторону больного (как видим, речь не обо мне).
 
 
– Не можешь срать – не мучай жопу! – переиначил он стихи.
– Напрасно я с тобой связался. Тебе не трахнуть и блохи.
Смотри, как я! – И вот ловчила спускает брюки до колен,
Подходит к нежному созданью, неся, как знамя, толстый член,
Прицельно к лону придвигает… И получает кирпичом:
Больной без промаха кидает. Я, как и прежде, – ни при чём.
 
 
Картина жаждет кисти Босха (лишь в крайнем случае – Дали):
Два крепким телом аксакала в застывших позах, средь пыли,
В кривой, заброшенной лачуге, лежат. В их мёртвые глаза
Глядит, привязанная крепко – за печку – юная коза.
А вы, что думали, девица? А я считал, что там свинья.
А вышло – вон как. Кто в ответе? Козе понятно, что не я!
 
Ноябрь 1998 г.

Опустошение

      С. Захаров. Я МЕДЛЕННО ОПУСТОШАЛСЯ В СОН
      ( )

 

* * *

Я медленно опустошался в сон…
Но мне ли в сладком сне искать спасенья?
Его развеют муки вдохновенья.
Другому до рассвета снится Он.
 
 
Пародия:
 
 
…опустошился медленно в бельё,
и сон надвинулся, холодный и бесстрастный;
в нём Он (ещё не истощённый, ё-моё!)
и Я – над вдохновеньем полновластный…
 

Мне-поебать…

      Пародия на «Да всё к ху..м»
      Змей
      ( )
 
....хоть...критикой...засыпте..............
..........до..х.........Я...............
........Мне...........собственно...насрать.....
................................................
...то...наблевать............на...стили.
.......рифму...............смысл..ж......изни......
 

 

* * *

-мне-поеб-бать-что-рифм-что-смысел–
-что-чей-то-блять-хуёв-вый-рец–
-что-жизни-смерти-стиль-пиздец–
-что-кто-писал-а-кто-пописял–
-я-сам-себя-в-пиз-зду-возвысил–
-все-пид-дарас-сы-я-творец!!!
 

Спозаранку

 
Я лежу в постели
Животом к стене.
Бляди надоели,
Пусть и не вполне.
Все друзья – мудилы,
а враги – говно.
В хуе нету силы
И уже давно.
Водка заебала.
Выпит весь коньяк.
И закуски мало.
Да-с, и хуй обмяк!
Плешь не колосится,
Седина в браде,
Хуй висит тряпицей.
Видно, быть беде!
 
 
Бьюсь, как в клетке птица.
Перспективы дрянь…
Ах, зачем не спится
Мне в такую рань?
 
 
– Жаворонок, пой, но
Помни, сладкий мой:
Чтобы спать спокойно,
Нужно быть совой.
 
среда, 29 сентября 2004 г.

Когда я взоры, точно пули…

      Эти стишата уже появлялись на стихире, но показались мне недоделанными и я их удалил. Сейчас, кажется, доделал.

 

* * *

…Когда я взоры, точно пули,
Нацелил в Ваши телеса,
Вы, попунцовели, вздохнули,
Прикрыли лоно и глаза.
 
 
А я, нагой как бог, с улыбкой
Воздыбив грешну плоть в зенит,
Побрёл на Вас, большой и гибкой,
Спеша испить нектар ланит.
Спеша персей познать упругость,
Шелкову сдобность ягодиц
И, прилагая микрогрубость,
Добиться трепета ресниц.
 
 
Побрёл и… В жопу экивоки!
Двусмысленности – к ебеням
В тот миг, когда срамные строки,
Как адский жар палят меня!
 
 
…И самым кончиком мизинца
Коснулся вашего чела,
Сказав: «Замрите! Тут кружится
Не то оса, не то пчела.
Её я прогоню. Уйди же,
Отвратный маленький аспид!
А Вы сударыня, я вижу,
Решили – у меня… свербит?
Напрасно. Я простой прохожий,
Взыскующий, чтоб жала яд
В такой чудесный день погожий
Не отравлял бы всех подряд…»
 
 
Я не просил у Вас прощенья
За этот вызов роковой,
Весь озабочен впечатленьем,
Что произвёл своей игрой.
Но Вы, признательности полны,
На грудь мою упали вдруг
И к берегу, вздымая волны,
Свели. И увлекли на луг.
И там узрел я светлый отблеск,
Что в Ваших плавился очах.
Поставил губ кровавый оттиск
На шее, бюсте и плечах.
Пусть он открыто указует
На кое-чей солдатский нрав,
На дикость, что кой в ком бунтует
(Ужели дикий зверь не прав?),
На кое-чьё мужское хамство,
На кое-чей бесстыжий вид,
Язвительность, непостоянство…
Да чёрт со мною! Бог простит.
 
 
А после с Вами я расстался
И лёгким шагом бегуна
Навстречу вечеру помчался.
Осанну пела мне волна…
Но та пчела, что норовила
На Вашу мякоть посягнуть,
За мной украдкою следила.
Беспечный повторяла путь,
Сзывая родичей кусачих
Претонким писком хоботка.
 
 
Пчелиный рой – не хвост собачий.
И здесь – последняя строка…
 
2003, 2004.

Хоть нарежься, не спастись…

 
Хоть нарежься, не спастись от меланхолии,
И синоптик врёт, паскуда, беззастенчиво.
А в садах к чертям завяли все магнолии,
И плащи надели девушки да женщины.
Прячут бюсты в шарфах, ножки… ножки в сапогах.
И такая в том, зараза, мизантропия,
Что, будь воля мне, хватал бы, раздевал бы, нах!
И лупил бы звонко их по голым попам я.
 

И серп луны, Меркурий-плут и хвост кометы…

 

* * *

…и серп луны, Меркурий-плут
и хвост кометы
меня по-прежнему зовут
в начале лета
туда, где нет пустых обид.
И слов натужных.
В обитель трепетных харит –
от вас, бездушных.
Где Талий облачный чертог,
иначе – граций.
Куда я лишь однажды смог
тайком пробраться.
Где жарким пламенем горит
поэтов атом,
И звезда с звездою говорит
тихим
матом.
 
29 сентября 2004 г.

Благожелательный ответ критику

 
Я вам так скажу, голуба:
– Если я вам не по нраву,
если мой шедевр пиздатый вас ваще не вставил, нет,
то идите на хуй лесом,
хоть налево, хоть направо.
Или просто отсосите – сиречь, сделайте минет.
 
 
Если слог мой, дивный, чудный и идея мировая
неподъёмны вашим чахлым,
плесневеющим мозгам.
То в пизду идите лугом, споро травы раздвигая.
– Вот совет, который я вам
безвозмездно, сука, дам.
 
 
И таких рекомендаций, остроумных невьебенно,
я на каждый акт малейший
мог бы вам вручить сей час
массу; только это будет (признаваясь откровенно)
лишним. Ибо вы, милейший, –
чмо, мудак и пидорас!
 
17 декабря 2004 г.

Пасть (лентяю)

 
Сидишь, как тюркский бай, в лохматой пёстрой кофте,
И руки у тебя по локоть в чистоте.
Те руки, что давно забыли о работе,
Что волокут тебя к критической черте,
За шкирку. Как щенка или – ха-ха! – котёнка.
А время подойдёт, приблизится черта.
 
 
«В пизду, – зеваешь ты, – любая работёнка».
В пизду? Ну, хорошо. Пожалуйте, пизда:
 
 
Пунцовые уста и зубы в пол-аршина,
Распахнута она на ширину ворот,
О, в ней ты сгинешь враз – как хуй, а не мужчина.
Ну, люб тебе такой, приятель, поворот?
 
 
Иль нравится в пизде, что ёжик копошиться?
Ерошить мозг лишь тем, чтоб глубже не упасть?
Пиздато? Заебись? А так легко случится –
Знай: алчет уж тебя сама Вагино-Пасть.
 
 
Бильярды, кофеи и трубки с чёрной черри,
Пивные вечера в дешёвых кабаках…
Да ты, дружок, востёр, себя лелеешь в теле
Холёном, белом – ну, короче, жирном, нах.
 
 
Ты думаешь, что сам себя поишь и кормишь?
Ты веришь, день-другой – и лени нет, как нет?
Да хуй там, милый мой! Судьбу не объегоришь.
ПИЗДА ТЕБЯ РАСТИТ. НА МЯСО. НА ПАШТЕТ.
 
 
Она зассыт таких, как я, трудолюбивых.
Зассыт – в том смысле что сробеет, понял-нет?
А лодырей (эхма, вас бы пороть крапивой!)
Она глотает вмах – на завтрак и в обед.
 
 
Ну, ё! Ну в рот компот! Ведь ты нехилый малый.
Ведь ты способен так ебашить, что пиздец;
Любой пизде пиздец – зубастой, крупной, малой…
Вот и ебашь, мой друг! Понятно? Молодец.
 
Декабрь 2004 г.

О, как же любят поганые фразы…

 

* * *

Как же любят поганые фразы
«быдло» и «эта страна»
типа-дворяне, вполне пидарасы
и просто куски говна.
 

Пророчество идиота (Апокалипсис, хау!)

 
Веками по свету Евреи
Ходят, стопами шурша.
Русских они хитрее,
Негров они хитрее,
Даже китайцев хитрее, –
Только татар – ни шиша.
 
 
Боги Евреев выбрали,
Чтобы к концу времён
Евреи Антихриста выебли,
Плотски Антихриста выебли,
Метафизически выебли, –
В рот и с других сторон.
 
 
А знаете, это так странно,
Так, между прочим, дико:
Зачем им, нехристианам,
И даже – не магометанам,
Спешить за Даджжалем по странам,
С тем, чтобы вставить пику?
 
 
Лишь чтоб поставить пред фактом,
И ста сорока четырьмя
Тыщами выебать в сраку?
(Пред фактом – читайте раком,
подробности: ass_hole/fuck.com).
Минуй, сия чаша, мя!
 
 
Вот же какой я толковый,
Какой эрудит – не охай!
Совсем как сын Иеговы,
Адама, Давида, Иова,
Как круто владею Словом.
Но я не Еврей.
И похуй.
 
11-14 февраля 2005 г.

Я мечтаю паки и паки…

 

* * *

Я мечтаю паки и паки,
наипаче мечтаю прочего,
чтобы звёзды построились в знаки
провозвестия снайперски-точного.
Провозвестия, провозвестия,
возвещающего, возвещающего,
что душа моя, протобестия, –
суть поэта душа величайшего.
Ан чего-то не строятся, пробляди,
Хоть глаза ты до дыр про–
гля–
ди.
 

Просто так

 
…а поэта обидеть, назвав мудаком – велика ли задача? –
он порой говорит языком, что не каждому впору понять,
он по жизни бредёт как в бреду, то размером, то рифмою плача,
вы поймите, он видит и слышит, и любит иначе.
да пошли все в пизду и к хуям; и чего там ещё объяснять…
 

Богохульственное

 

* * *

Кто-то там, на правом фланге,
Возвышается как бог.
Ну а я, всосав полбанки,
Под собой не чую ног.
Я лежу на фланге левом.
Сер и твёрд бетон плаца.
Девы, девы, где вы, где вы?
Поднимите подлеца!
И тогда, в хмельном угаре,
Без роптанья на судьбу.
Я высокой этой твари
Прям по нимбу уебу.
 

Исповедь жаворонка

 
Я давеча парил в потоках тёплых над родным селеньем,
Крыла мои перебирал Зефир, он трели мне из сердца извлекал.
О, как я лёгок был! С каким неодолимым упоеньем
Парил и пел. Парил и пел. И пел! И – изредка – порхал.
 
 
Внизу паслась коза, козлёнок – белый-белый, и коровка.
Её рога как арфа, очи – сливы. Вымя – перси Грации самой.
Она губами нежными травинки обрывала трепетно и ловко,
Копытца ставила легко, вальсируя. Как видно, возвращалася домой.
 
 
И тут… (я вскрикнул бы, но в горле пересохшем только слабый клёкот!)
И тут… из-за избы махнул намётом серый и матёрый Волк!
Бесшумный точно тень. На цыпочках. Клыки – что сабли, с локоть!
И со спины, злодей, к коровке смертоносный свой направил скок.
 
 
Она задумалась, как видно. О поэзии, цветах… Вздыхала томно.
А Волк уж улыбался жаркой пастью. Ус топорщил. Предвкушал обед.
Остановить! Но как? Одно осталось мне – прослыть засранцем вероломным.
Прав Карамзин. «Я сам виновник всех своих злосчастных бед».
 

Волшебная нога Басаева

      (в рамках одноимённого мини-конкурса;
       )

 
Когда светило рдяным задом
К горам Кавказа повернёт,
Чеченец с чёрным автоматом
Из бурки ногу достаёт.
В чувяке мягком та конечность,
Со шпорой острой золотой.
Она длинна, как бесконечность.
И пахнет… полно, не пиздой,
А ваксой жирной, ваксой вязкой –
Из магазина «Военторг».
Чечен нахмурит лоб с повязкой
(и это, право, не восторг), –
Возьмёт кинжал, взглянёт на ногу
И скажет с клёкотом орла:
«Ты заебала мне, ей-богу!» –
И, вскрикнув дико «иншалла!»
Он занесёт булат над членом,
И яростно направит вниз.
И дэв, парящий над чеченом
Услышит стали жуткий свист.
Вонзится острие глубоко,
Свирепым током хлынет кровь, –
И вдруг заголосит высоко
Шамиль: «No war! Make love! Любовь!»
И эхо скатится к Тереку.
А дэв, напившись допьяна
Той крови, повелит абреку:
«No love! No peace! Make war! Война!»
И с хохотом, подобным лаю,
Оставит дэв чеченский стан,
И весть умчит к Шайтан-бабаю
В промозглый лондонский туман, –
О том, что дикий лузер горный
Вновь остроумно наебён,
Кавказ в огне, любовь на порно,
«Спартак» уже не чемпион…
 
 
Тем часом наш чеченец кроткий
С тоскою воет на звезду,
А Путин, скушав двести водки,
В Кремле. Имеет всех в виду.
А я, заканчивая повесть,
Где йок волшебная нога,
Скажу: «Друзья, имейте совесть
Судить не свыше сапога!»
 

Хвалить себя напрасная забава…

 

* * *

Хвалить себя – напрасная забава,
Пустой трезвон, не стоящий труда.
Как это мелко и эгоистично, право!
Бессмыслица. Абсурд и ерунда.
 
 
Иной дурак, бывает, грудь раздует,
Отставит ножку, выпятит живот –
И хамски и бесстыдно затокует,
Какой он гений парадоксов и острот.
 
 
Смешно! Да и, пожалуй, тошнотворно, –
Примерно, как увидеть за едой
В окне бомжа, бездумно и упорно
Дрочащегося с бледною елдой.
 
 
Я не таков. Я с прямотой самокритичной
И несгибаемою, точно коленвал,
Признаюсь: я – не то чтоб бог античный,
Но как мужчина, безусловно, идеал!
 
28 июня 2005 г.

Молодой дровосек на пороге таёжной избушки…

 

* * *

Молодой дровосек на пороге таёжной избушки
Дышит воздухом вольным, сверкает очами,
Хохочет как гром.
Его тело сильно, и его не волнуют прогнозы кукушки.
Днями сосны валил дровосек, но готов и ночами
Махать топором.
 
 
В дровосековых мышцах бушует напалмовый пламень.
В лесорубовых чреслах вздувается трубная медь
И звенит.
Торс – торос у него, голова – циклопический камень.
Зубы – жемчуг, дыхание – вихрь, власы – натуральная камедь,
Глаза – селенит.
 
 
Он закончит сейчас хохотать, он наполнит свой зоб кислородом,
И махорным куреньем укрепит структуру костей,
Что зовутся ребром.
Его гости заждались, и водка. И мясо, что зреет под печевым сводом.
Он моргнёт и в избушку войдёт непоспешно, чтоб гостей
Зарубить топором.
 

Да полно, други, я не болен…

 

* * *

…Не ссыте, други, я не болен!
Я красен, твёрд и прям как медь,
Я до сих пор силён. И волен
Болезнь на пенисе вертеть:
Скрутить заразу в рог бараний,
В улитку, в вервие, в спираль,
В позёмку – ту, что ночью ранней
Свивает на снегу февраль.
 
 
Ведь для меня болезнь – не жупел,
Не страх, не немочь и не враг,
Не зверь, рыкающий из дупел,
А просто так…
Ну, просто как
Смешная глупая безделка,
Воздушный шарик надувной.
Да полно! – разве ж эта целка
Сумеет справиться со мной?
 
 
Напротив! – Я её достану
Как гуттаперчевую блядь
Из коробка. И тотчас стану
В анальный ниппель надувать.
 
 
Она расправит грудь и члены,
Прострётся нимфою нагой…
 
 
Чтоб я неспешно и степенно
Большой бестрепетной рукой
Забрал её, забрал за пряди,
Другой – за стопы ухватил,
И крепкого здоровья ради
На хуй
Нещадно
Накрутил.
 
 
Она (болезнь) бессильно пискнет,
Увидит свой недужный рай
И тихо, мертвенно обвиснет.
Прощай, зараза! Не хворай…
 
5 сентября 2005 г.

Главное отличие пользователя сети интернет от обычного человека

 
…Но главное отличие бесспорно заключается,
Заметьте, не во внешности, а в сфере половой.
Продвинутые юзеры в веб-сайты погружаются
Не глазками, не ручками, да и не головой.
«А чем же? – любознательно нас спросит любознательный, –
Скажите и признайтеся, откройте в тайну дверь!»
А мы ответим: миленький, конечно, обязательно
Расскажем и поведаем, но только не теперь.
Теперь нам сильно некогда, теперь мы озабочены, –
У нас буквально чешется, чтоб не сказать зудит.
Экраны нас влекут к себе мерцающими точками,
Ах, почта электронная! Ах, нежный паразит!
И вот мы погружаемся ритмично, скоро, трепетно,
В Мальстрём инета сладостный, оставив позади
Реальность многоцветную. В устах какой-то лепет, но –
Не люди. Виртуальные
Любовники
Сети.
 
Сентябрь 2005г.

Молебен во избавление от дураков

 
О мой Господь!
Избавь вперёд других напастей
От деятельных и прилежных дураков.
Суха их плоть,
Слова, звучащие из пастей,
Язвят страшней железа и грехов.
Великий Боже, о великий Боже!
Ослобони, прошу, от дурачья
И отврати чудовищные рожи.
И да пребудет с нами власть Твоя.
 
2005 г.

Я Гапон и вы Гапон…

 
Я Гапон и вы Гапон,
Оба провокаторы.
Только Путин – Купидон,
Стрелы – детонаторы.
 
 
Только Путин – молодец,
Нимб над ним стотонный.
Вам пиздец и мне пиздец,
Грёбаным Гапонам.
 
 
Не сотворят больше бед
Сучие Гапоны.
Я поэт и вы поэт,
Оба мудозвоны.
 

Ни уму, ни сердцу, ни залупе…

 

* * *

Ни уму, ни сердцу, ни залупе, –
Входит День, беременный Тоской.
На его вспотевшем сизом крупе
Восседает сумрачный Покой.
У копыта Дня бежит сучонка,
Вся в парше, болячках, колтунах, –
То Печаль, бродяжка-собачонка.
 
 
А Покой привстал на стременах,
Поднял на меня пустые зраки,
Бородой державной зашуршал
И сказал:
– Рождённый в буераке,
Я всю жизнь, как нищенка, дрожал,
Я всю жизнь ебал себя в предсердье,
Я всю жизнь жевал свою елду,
Я всю жизнь лицом являл усердье,
Я лишь в смерти к истине приду.
Ну а ты, подлец, признайся всуе,
Много ли грехов наворовал?
Много ли твой стих любви рисует?
Крут ли твой пиздец – девятый вал?
 
 
С тем Покой неспешно взял поводья,
День под ним всхрапнул и побледнел,
Сиганул в окно, как в Беловодье
И угас. А я? Я обомлел:
Пред кем держать ответ духовный?
Для кого горланить в рупор лжи?
С кем стакан гранёный в час греховный
Соударить, полный бурой ржи?
 
 
Нет покоя. Вечер тонким стеком
Порет небо – точит звёзд руду.
И Печаль, моргая гнойным веком,
Лобызает губ моих пизду.
 
12 октября 2005 г.

Октябрьское эхо

 

* * *

Сквозь кружевные октябрьские тополя
Сквозь ветер, несущий листву сухую,
Воскликну: прекрасна моя земля!
И эхо подхватит: к хую!.. к хую…
 
 
Лицо запрокинув, из-под руки
В небо прозрачно-осеннее глядя,
Крикну: прекрасны мои земляки!
И эхо подхватит: бляди!.. бляди…
 
 
Спрошу у студёной воды пруда:
Зачем возникнул в цепи прерождений
Бездарь такой, как я, и мудак?
И эхо подхватит: гений!.. гений…
 
5 октября 2005 г.

Среди коллег, воображеньем скудных…

 

* * *

Среди коллег, воображеньем скудных,
поодаль боссов, что отчасти неумны, –
оплот фантазий, диких и беспутных, –
сижу молчком, спустив ладонь в штаны.
Ладонь тепла, запястье напряжённо,
играют пальцы, музыкальны и смелы;
 
 
я ж даль пронзаю взглядом отрешённо.
 
 
В объятьях мягкой шаловливой кабалы
звонки сокровища мои. Звонки и тёплы.
Их стержень твёрд, их основание – мячи
(вернее – калачи);
пошевелю в последний раз, и с взглядом сонным воблы
добуду из кармана жёлтые квартирные ключи…
 
20 октября 2005 г

Литературная война