Глеб Бобров
      Чужие Фермопилы
      Всякий раз, сталкиваясь с белым листом, с самым началом своего повествования, стоишь перед одной и той же дилеммой. Писать всю правду - от и до, или кой чего опустить? Не красоты словца ради, а дабы не искушать...
      Не моя вина, да и никакая не заслуга, что выпал мне этот азиатский жребий. Но пред выбором: описать подробно, так, чтоб понял тот, единственный, для кого пишу - прочувствовал, до хруста в костяшках, до рези в глазах, или оставить на полутоне, без надрыва и без шокирующих подробностей - всегда теряюсь. Не из-за жажды дешевой популярности - меня кроме своих, родных и ветеранов вот уж десять лет никто не читает. И не от страха остаться непонятым - после Чечни сам уже ничего в этом мире разобрать не могу... только ради истины - дабы не канули в Лету лица, мысли и поступки.
      В этот раз изменю своим принципам - не смолчу. Отстою, до последней, и расскажу именно так, как все это случилась. История о стоимости... О цене за право чувствовать себя человеком.
      Не самая добрая история... Как говорили в старом цирке: женщин и детей - просим отвернуться!
      x x x
      Через пару месяцев после прибытия в Файзабадский полк - в середине января 1983 г., встав с подъемом, я понял, что заболел. Мутило, крутило, кружилась голова. На зарядку не пошел и выполз с оставшимися молодыми и нарядом на уборку территории. Собирая бычки и мусор в ладошку, как-то не так нагнулся, и меня чем-то белым стошнило прямо на выбеленные известкой камни ограждения палатки. Деды "обрыганной" территории первого-второго взводов вначале отвязались, потом въехали и позвали каптера Мамедова.
      Мамед подошел, глянул на мою кислющую морду, небрежно приподнял большим пальцем левой руки бровь и, выдержав достойную аксакала паузу, веско сказал:
      - Пашель на х... отсюда... Бэгом - в санчасть!
      Процедуру осмотра белков глаз я уже знал и, безрадостно матерясь про себя, поплелся в лазарет. Там тоже - особо не церемонились. Выдали пробирку, потом капнули в мочу йодом и безошибочно поставили диагноз - гепатит. То бишь - свободен, Федя, отлетался. Вали, родной, в карантин, и хари оттуда не кажи... до самого вертолета!
      Палатки санчасти в 83-м находились еще на старом месте - на окраине палаточного городка, между саперами и полигоном. Там же, на самом отшибе, одиноко стоял и карантин.
      Захожу. Темно. Палатка без внутренней обшивки - одна резина. Полов нет. На голой земле стоят три железные койки. На двух горой свалены старые обоссанные матрасы. Отлично! Январь - он же в Афгане теплый, бля... не Сибирь. Единственное, что порадовало, так это отсутствие людей. Когда ты молодой, какой - душара! чем народу меньше, тем жизнь - краше.
      Тут зашевелилась одна из коек и сиплый заспанный голос прогундосил:
      - Привет, чувак, заходи...
      Познакомились. Пацан - Толик с пятой мотострелковой. Мой призыв - брат сопливый. По Термезскому карантину - не помню. И не земляк, но зато с желтухой. Уже свой, блин, в доску. Да и впрямь, радуйся, что тут не "черпак" и не "дед", а то бы уже трассером мельтешил! Да и вдвоем - не в одиночку, по госпиталям шариться. Кто ж рад неизвестности, все боимся...
      Выбрал три самых не вонючих матраса. Два обычных под низ, третий, полуторный, укрываться. Не раздеваясь, в бушлате и сапогах лег, укрылся. Уснул. В обед пришел санитар - принес еду. Поели. Опять уснул... и началась - житуха.
      x x x
      Кормили, как положено, три раза. Вопросов - никаких. Пока перевал закрыт - отдыхаем. Приходили ребята с роты. Принесли сигарет. По-моему, даже завидовали: кто-то прошелся по поводу того, что, мол, все пашут, а эта жопа - шлангует.
      Из всех видимых неприятностей только паскудный вкус родного "Памира". Оказывается, болезнь Боткина как-то интересно влияет на рецепторы, и если еда кажется нормальной, то курить - просто невозможно!
      А так - лафа! С Толяном все, что могли, "перетерли" за пару дней. Остальное время спал. С ума сойти, по двадцать часов в сутки! На всю службу вперед хотел отоспаться. Да куда уж там...
      Когда дрыхнуть уж не было сил, в ночной полудреме стали посещать меня воспоминания и мысли. Например, о несправедливости жизни...
      Понятно - банально. Но для 18-летнего парня, все базовые ценности которого крутились вокруг танцев, крепких кулаков и незакомплексованных телок, бесспорно - прогресс. Это сейчас, когда я уже привык к несправедливости мира (вот только никак не сживусь с подобным ощущением), все понятно. Тогда же - иначе: "Ну, вот, за что? Надо было угораздить в Афганистан попасть, так еще и желтуху зацепил вместо здрасьте, урод!".
      Вспоминал покойного отца. С детства он приучал меня к здоровому образу жизни (сейчас бы увидел, как сто грамм сигареткой закусывать надо, прибил бы на хрен!). Каждое утро, как ритуал, мы с ним физзарядку делали. Раз поспорили, что вытянув в воздух ногу я простою на другой больше пяти минут. Что там за пари было, уже забылось, помню, что в конце разревелся и проиграл.
      Только начал ныть, как он говорит: "Не скули - терпи, солдат!"
      Да... Вот он был настоящий солдат. Без фантиков. Ветеран войны. От и До. С января сорок второго по самый сорок пятый, да плюс вся Японская кампания в составе шестой гвардейской танковой. По 1954-й служил - до инвалидности. Офицер запаса. Одиннадцать боевых медалей и два ордена "Красной Звезды". Так послужил Родине, что всего на пятьдесят с небольшим здоровья хватило.
      В тот же день вечером пошли гулять, и услышал я потрясший мою детскую душу рассказ о его тезке - царе Леониде и его воинах.
      Отец был историком. Когда, позже, я пойду по его стопам, узнаю, что все как всегда было не совсем так. Не столь честно и благородно. Тогда же рассказанный и интерпретированный отцом миф меня буквально очаровал. Он как-то незаметно, но очень интересно расставил акценты, видимо, предчувствовал, что не долго ему воспитывать сына.
      Его версия была проста: в античную Грецию вторглись персы и, чтобы дать возможность своим собраться с силами, царь Леонид с тремястами мечами вышел навстречу армии врага. Перекрыл узкий проход в горах и держался четверо суток, сдерживая орду. Потом нашелся предатель. Персы вышли в тыл к спартанцам, и те с боем отступили. В этом сражении царь Леонид погиб. Уйти с поля славы спартанцы не могли и решили дать последнюю битву. Встали кругом вокруг тела своего Царя и выстроили из щитов "черепаху". Персы не решились ради чьего-то упорства терять людей и тупо расстреляли греков из луков. Все погибли. Царь персов Ксеркс восхитился мужеством греков и приказал похоронить их со всеми воинскими почестями. Спартанцы пали в битве, но победили в войне - боевой дух персов был сломлен.
      Античная драма - битва при Фермопилах: великий герой, самоотверженные соратники, сильный и благородный противник.
      Я, помню, спросил: "А в чем мужество? Почему не кинулись в атаку - не зарубили еще с десяток?" Отец ответил кратко: "Мужество было - стоять..." Вот так вот - стоять. Пусть безнадежно и до смерти, но стоять.
      Отец тоже свое отстоял - два с лишним года умирал. Не знаю, какие долги он сжигал на этой земле. Такая смерть - любые спишет...
      Я ж тем временем валяюсь, как свинья в навозе. Принюхались, правда, уже и матрасы нам не так озонируют, да и портянки, если сапог сутками не снимать, не досаждают. Тут и вертолеты через перевал пробились - поехали...
      x x x
      Прилетели в Кундуз. С пересылки сразу, своим ходом, быстренько в медсанбат, а там, еще быстрей, в карантинную палатку. Как зашел, сразу понял - кончилась лафа, да и вообще жизнь...
      Пять дедов, десять-пятнадцать остальных и мы, духи - человек под тридцать. Начало веселое. Тем не менее, обошлось относительно спокойно, понятно - пахали, что тузики на даче. Впервые близко познакомился с голубой мечтой советского подростка: славными представителями ВДВ. Но тогда, в Кундузе, десантура как-то себя не особо проявила, так - совсем вяло. Ну построили пару раз ночью, ну зарядили кому-то в рожу. Делов... Надо ли было за этим в Кундуз ехать?
      Пообжились за пару недель. Работ мало, только за углем ходим, да печки топим. Деды задирают, но в меру. Из лечения только одна порция порошка сладенькой глюкозки в день, да если кто пожалуется, дадут таблетку но-шпы или аллохола. Вот интересно, а что нельзя было все это в полку давать?
      Два раза меня осмотрел доктор. По прибытии и перед отправкой. Подавил, потискал под ребром и буркнул под нос: "Свободен!". Оба раза! Хорошо... жить, значит, буду...
      Первый раз услышал в Кундузском медсанбате байку о том, что вшей у нас разводят специально. Якобы, они нужны для нужд медицины. А я, между прочим, совершенно точно знаю, откуда эта сказочка пошла... С третьей палатки!
      Рядом с первой, нашей, стояла вторая, совершенно пустая - только деревянный пол и железный двухъярусник. Дальше последняя, третья. Сестра-близнец второй. И вот в ней, в третьей, почему-то всегда висело, вероятно - сушилось, солдатское белье. Видимо, из прачечной. Но на улице ноль-плюс пять. Вот оно так и сохло - неделями. И по нему, по этому белью, ходили БТРы. Строем! нет - колоннами! как на парадах. Такого количества вшей в одном месте нигде больше увидеть было невозможно. Да еще таких крупных! Это же все-таки не головная, а бельевая вошь. Мы ее потом у молодых вычисляли по характерному блеску яиц на изнанках швов белья и одежды - так эту тварь практически не видно. Но это уже после лета 83-го, а до того... дембеля на построениях перед отправкой мудя чесали. Вот откуда у этой страшилки ноги растут... А то рассказывали: "Завернешь вошь в кусок теста, испечешь и съешь - наутро с глаз желтизна сойдет!" Или, еще лучше: "На секретных заводах вывели такую породу вшей, что за день вражеского солдата досуха высасывают, а плодятся, как атомные мыши!"
      Две недели нас лечили, а потом отправили лечиться "по-настоящему". В Фергану. Летели все вместе, в одном самолете, и "лимоны" и раненые. Деды насобирали чарза, вместе с ранеными натыкивали его под гипсы и повязки думали шмонать будут. Какой там! Кому мы нужны... не дембельская партия.
      Одним словом, доехали до Ферганы уже ночью, но зато - очень весело! Жаль только города я так и не увидел. Говорили - красивый, старинный...
      x x x
      Вот он Союз, тихо и спокойно. Почти как дома. С утра до вечера по госпитальной радиоточке "Учкудук" и "Миллион алых роз". Кормят как в детсадовской столовой, спим на простынях, ходим в пижамах, халатах и... тапочках. Можно подойти в столовку и спокойно взять в любое время чай. Сладкий. Незапланированный. Иногда, если остается, то и хлеб, просто фантастика.
      Деды, типа, умерли. Спать можно днем, можно ночью. Никто не строит. Старослужащие есть, но им не до нас. Идет бойкая торговля вывезенным планом. Местные ходоки всех подряд хватают в коридорах и на улице за халаты: "Чарз есть?" В глазах надежда и нездоровый блеск.
      Еще все помешаны на теме "позвонить домой". Городской телефон в отделении отсутствует, выход за пределы инфекционки - запрещен. Руководство обещает выделить день для звонков с центральной управы госпиталя. За десять дней нашего пребывания в Фергане так ничего и не решилось.
      Вроде как сошелся с Толиком. Оказался неплохим парнишкой. Правда, себе на уме. Пока валялись в карантине и "летали" в Кундузе, как-то сами по себе выживали. А в Союзе, после всех перетасовок, остались вдвоем: с одного батальона и оба духи.
      Толян относился к той категории людей, с которыми дружить не сильно получается. Они сами по себе. Совместное мероприятие (стащить жратвы у дедов) - вопросов нет, сговорились, стырили, заглотали быстренько и до следующей операции. Привет - привет, как дела - нормально, будь здоров - и ты не кашляй, все.
      И все равно - вдвоем, уже вроде команда. Сам он парень не шибко большой. Ростом почти с меня, но значительно тоньше в кости и легче. Не спортсмен, но дать в репу при случае смог бы. Прямой, плечистый, курносый, на темно-русой голове ясно видны зарождающиеся лобные залысины. Одно ухо, левое, как дуля. Говорил, что борьбой занимался. Но как-то без энтузиазма, ничего особенно не рассказывал. Видно чуть-чуть потренировался, пока ухом ковер не пропахал.
      Вот так и слонялись мы с ним десять дней, то сигарет где-то стрельнем, то перекусить стырим (недаром молодых в армии зачастую "желудками" кличут, сколько ни загрузи в пузо, все равно жрать хочется - просто булимия какая-то). Одни мысли и разговоры о том, как в Файзабад, да и вообще, в ДРА не возвращаться. Чем бы еще заболеть, или куда-нибудь пристроиться. Не вышло. Здесь - местные санитары, даже молодые, даже самые опущенные чмыри, как собаки бешеные. С ними не то, что поговорить, что тут и как, - подходить страшно. Дрожат, за место держатся. Чуть не угодил начальству, не стукнул, не лизнул как следует - опаньки, и ты уже "за речкой".
      Вот, думаю, как жизнь интересно складывается. Сейчас без отвращения не могу тот прифронтовой народец вспоминать, а сам когда-то страстно желал к этой славной когорте жополизов и ссученных лакеев пристегнуться. Но, даже без самооправданий понятно - мы-то пару месяцев всего там пробыли, не пообтерлись, не вжились.
      Да и не повязал нас тогда еще Афган по полной... Это уже потом, через год, я стану свидетелем того, как взрослые мужики, размазывая сопли по лицу, плакали и просили оставить их в тифозном бараке - лишь бы в Союз не отправляли. Там с концами. Назад не пустят.
      Но это будет позже и в другой истории... а нам на десятый день объявляют отправку. В реабилитационный центр Азадбаш. Формировочная дивизия под Ташкентом. Деды так приуныли, что и нам стало не по себе. Рассказывали жуткие истории про свирепую дедовщину, беспредел десантуры и бабаев, и просто невыносимые уставные заморочки. Так выходило, что в одном месте слились воедино образцово-показательная учебка "Остер", бардак Термеза и пыточный зиндан Ферганского эмира.
      Сейчас смешно, но вся эта нелепица оказалось чистой правдой.
      x x x
      Прилетели в Ташкент, вошли в зал аэропорта. Вокруг гражданские. Много местных, но и славян хватает. Цыгане толпой сидят на полу. Вокруг ползают чумазые дети, там же лежат продукты - даже газета не подстелена. Все едят руками.
      Есть порог, переступив через который ты - чмо. Здесь мы увидели толпы гражданских чмырей. На любом большом вокзале есть на что взглянуть, но это республиканский столичный аэропорт.... Много бомжей (тогда их "бичами" называли). Слишком много. На нас смотрят, как на своих. Скалятся тремя гнилыми клыками... Что-то говорят, смеются, выпить приглашают. Понятно, мы тоже для штатских - все чмыри.
      Встали толпой, озираемся. Офицеров нет, как по команде все пропали более важные дела. Подошел патруль. Офицер, трое солдат. Десантники. Что, как... Подошел второй патруль - махра (мотострелки, которые пехота). Разговор, типа - кончить всех уродов (нас, то бишь) на месте или сдать в окружную гауптвахту. Появились наши гипократы в погонах. Через пятнадцать минут уже ехали.
      Прибыли. Вот он - Азадбаш. В моей памяти сейчас название этого узбекского поселка четко ассоциируется с иными звучными названиями других населенных пунктов - Аушвиц, Треблинка, Майданек. Тогда - иначе...
      Таких огромных воинских частей я вообще в глаза не видывал. В этой дивизии, наверное, весь наш полк на одном плацу уместился бы. Двухэтажные кирпичные казармы. Вообще, все здания - каменные! Площадь перед лазаретом больше полкового палаточного городка. Круто.
      Начали распределять по подразделениям. Тут уже местные суетятся. Пошли страшилки. В первой и четвертой ротах - сразу вешайтесь, десантура... в седьмую тоже не идите - чурки сами повесят. А куда идти-то, мы ведь не выбираем!
      Тут, слава тебе Господи, случилось самое настоящее чудо. Слышу: "Есть с Донбасса?!" Поворачиваю башку. Стоит какой-то сержантик, а рядом с ним - с ума сойти можно - Дима Кушнир! Краснолучанин, вместе несколько лет по одному рингу чижиками скакали. Маленький, крепенький - эдакий бультерьерчик. Такой же, как и до армии - котяра самодовольная! Стоит, руки в карманы, выпятил место, где у нормальных людей брюхо растет и с наглющим выражением рассматривает вновь прибывших. Вверх торчит, добирая хозяину роста, несломимый никакими жизненными ветрами русый хаер на прямой пробор. Ору, что дурной: "Димка". Подлетели, обнялись.
      Поговорить не успели. Дима что-то кивнул сержанту, тот схватил мои документы и к писарю. Я не стал ждать, пока Толик соизволит вспомнить о себе, хватаю его бумаги и всучиваю их сержанту. Тот давай упираться:
      - С Донбасса?
      - Да, - говорю, - с самого...
      Сержант ушел, через минуту от столов комсостава крик: Бобров, Семин?!
      Подходим. Нам суют по какой-то бумажке (тогда про себя отметил, что они очень уж похожи на билеты в нашу городскую баню), и говорят - шестая рота!
      Пошли вместе с сержантами. Новый дом, вроде как.
      x x x
      Как оказалось, первый взвод шестой роты был "блатной". Замкомвзвода, сам дончанин, набирал (посылая гонцов к прибывающим партиям) в свой взвод только "донбасских". Землячество жило в общем расположении, но отдельно от иных взводов. В маленькой казарме на сорок коек. В подразделении не было ни чурбанов, ни десантуры. Тихо и спокойно. Начали обживаться.
      Порядки - конечно, не Остер, но после полка - не возрадуешься. Койки заправляются по "нитке", и потом кант одеяла отбивается с помощью бляхи и табурета. В результате идеальный ряд ощетинившихся острыми углами матрасов. Укладка свернутой в сахарную голову подушки, вообще - самостоятельный жанр искусства. Уборка тоже - далеко не ремесло. Оценивают замкомвзвода во главе со старшиной и дежурным по роте. Демократично - все выставляют оценки. Кто по общим результатам занял последнее место - убирает территорию. Всю территорию - вокруг корпуса казармы. Если у кого-то в тумбочке что-то неуставное, то лучше сразу в бега, легче отделаешься.
      Все меркнет перед ПХД в пятницу (парко-хозяйственный день). Все койки со всех казарм выносятся на улицу. В помещение вносится мешок пустых бутылок, которые тут же, в отдельном углу, бьются прямо на полу. Каждый молодой хватает несколько кусков стекла, становится раком на две выделенные ему половицы и, соскребая верхнюю стружку вместе с мастикой, начинает двигаться от одной стены к противоположной. Когда полы выскоблены, их тщательно натирают мастикой с помощью круглой щетки, надеваемой на ногу. Потом приносят "машку" - квадратный деревянный помост с набитыми на дно сапожными щетками и блинами от штанги, для общего веса. У "маши" есть две т-образные тяги - спереди и сзади. Четверо бойцов этой "машкой" сначала просто натирают полы - до лакового блеска, а потом еще так хитро протягивают через половицы на счет, чтобы на полу получился "шахматный рисунок". Выбиванием матрасов, чисткой туалетов и мойкой окон занимаются другие, не "половые" команды. ПХД начинается с подъемом и заканчивается к отбою.
      Еще надо и за собой следить. Мы практически все приехали в рванье: где деды хорошее отобрали, где износилось, где сопрело в госпитальных каптерках. Всех переодели. Поскольку оборот людей в дивизии огромный, то и снабжали ее - соответственно. Мне достались "партизанские" галифе и гимнастерка, по-заводскому залатанный, но зато совершенно новый бушлат, и брезентовый ремень. Если по поводу формы времен второй мировой народ с меня и ржал, то деды-земляки ремень заприметили сразу и предупредили, чтобы берег: "Вернешься, пригодится". Действительно, ничего лучше брезентового ремня на операцию взять нельзя - кожаный растягивается, про "деревянный" даже говорить ничего не буду.
      Дома, во взводе, мы были под защитой. Попасть "под раздачу" можно было только при приеме пищи. Дивизия огромная, людей немеряно. Ели в три смены. В столовую заходили без бушлатов - раздевались на улице, на передней линейке перед корпусом роты. Оставляли по одному дежурному со взвода. Тут и начиналось. То какому-нибудь чучмеку (орава точно таких же стоит поодаль) бушлат чужой понравился, то пьяненький десантничек "грушу" себе ищет, то ретивый сержант чужого подразделения (опять же - всегда ВДВешник) норовит тебя "припахать". В столовой тоже случалось. Кто будет относить пустые тарелки со всего стола? Понятно. Только дошел с горой посуды до раздачи, а там в окне своя гора. Дежурный посудомой орет - заноси вовнутрь. Как занес так и попал. Пока за тобой не придут свои, будешь помогать наряду. А там работы - восемь ванн, и неминуемый дед-бабаюка свирепо бельмами зыркает - не пошлангуешь!
      Но все это слабый отблеск заката в иллюминаторе падающего авиалайнера. За блестящей кожурой образцово-показательной дивизии жили свои черви. То, что везде называлось дедовщиной, блекло в жестоком мире Азадбаша. Я безмерно благодарен Диме Кушниру, и буду помнить о том, что он для меня сделал, до конца своей жизни. Тридцать дней из сорока я прожил в оазисе, посреди безжалостной пустыни. И, самое главное, многое узнал о выживании.
      Все, что говорили о первой и четвертой ротах - правда. Седьмая отдельная тема...
      Обычно во всем винят офицеров. Мне кажется, что тут особый случай. Азадбаш - это огромная пересылка всего Туркестанского военного округа. В округе 40-я армия - одна из многих. Да, было много людей из ОКСВА - вина специфического климата, все же в Афгане желтухой болели намного чаще, чем в округе. Кроме того, не все гепатитчики округа попадали в дивизию, многие ехали в отпуск. Афганцам отпусков не полагалось. Вот представьте себе, со всей Средней Азии, со всего Афгана едут люди после болезни. Служат, если это можно назвать службой, сорок дней, а потом едут по своим гарнизонам. Офицеры - точно такие же желтушники. Какая тут может быть дисциплина - все варяги! Да и недосуг было "кадетам" горбатится в чужой части - своя ждет. Пришел утром на три минуты - глянул на сержантов, все ли на месте, да и ушел... до следующего утра.
      Сказать, чтобы не боролись - еще как боролись: от десяти до пятнадцати открытых судебных процессов по дивизии в месяц. Сроки такие, что закачаешься. Как на разводе зачитают, кому сколько дали, так вой стоит - в городе слышно.
      Но и вершилось такое, что на уши не натянешь. То наряд обдолбился и обожрался местной чашмы, а потом прибил дежурного по штабу (чтобы спрятать тело, они засунули его в топку котельной - до половины корпуса... и уснули); то десантура отрабатывала "калабаху", да не подрассчитала - перебили шейные позвонки своему же - молодому из ВДВ (а их, своих, кстати, они всегда лупили особо жестоко); то какой-то урюк, избивая, перебил пацану сапогом половой член; то довели до самоубийства сразу двоих (бойцы перекинули веревку через забор, завязали по петле и вместе спрыгнули - по разные стороны); ну а об истории о том, как один терпел-терпел, а потом пошел и сдал всех с потрохами особистам, я вообще подробно рассказывать не хочу (последней каплей послужил дедовской спектакль, где будущего стукача принудили отсосать у бродячего кобеля).
      Самой страшной считалась "отправная" седьмая рота. Если остальные формировались по убытию реабилитантов, то отправляли народ именно с седьмой. Там творилось вообще нечто неописуемое. По слухам, в ней даже десантнички "отхватывали" по полной программе.
      Слухи подтвердились сразу и полностью, как только меня, Толика и еще с два десятка порозовевших кабанчиков перевели в "отправную".
      x x x
      К отправке мы заделались настоящими старожилами Азадбаша. Все земляки и Димка, и сержант-дончанин давно разъехались по своим частям. Землячество тут же развалилось, и буквально через пару дней взвод переформировали. Мы пошли в общие казармы, а отдельную "палату" тут же заняло другое землячество. Правильно... чуреки!
      Ко мне на пару дней приезжала двоюродная сестра Валентина (они с матерью тогда еще жили в г. Байсун Узбекской ССР). Подкормила и братца, и Толика. Спасибо тебе, сестренка!
      Еды все равно не хватало, хотя кормили, по армейским меркам, весьма неплохо. Была, к слову, в Азадбаше и своя "фишка" - полдник. По времени, как раз посередине между завтраком и обедом, батальоны по очереди выстраивались на плацу и на длинных столах появлялись молочные бидоны и подносы с кружками. Всем наливали по 250 мл какой-то местной разновидности кефира. Если спросите, какой он, отвечу однозначно - самый вкусный во всем мире!
      Один раз у нас был просто праздник - будучи в наряде по кухне попали на работу в пекарню. И здоровенный амбал, вольнонаемный узбек, дал нам с Толяном по буханке горячего хлеба. И даже более того, разрешил остаться в маленькой клуне, чтобы его там съесть. Понимал, значит... Интересно, почему в молодости они совсем другие? Такие, как в седьмой "отправной"...
      x x x
      Все же хранил меня кто-то все эти годы...
      В первый же день перевода вновь прибывшие познакомились с процедурой окончания переклички перед отбоем. Все гениальное просто. Хотите порезвиться в "седьмой" - да вопросов нет! В роте человек - хорошо за двести, выбирай, не хочу! По окончании все деды и особо заслуженные (то есть все, вне зависимости от срока службы урюки) выстроились по обе стороны от входа. Команда отбой, и орава из сотни молодых ломится в двери сквозь строй свистящих блях и ремней.
      "Балду свою бестолковую подставил, кровь потекла - п...ц тебе! Значит, сучара желторотая, не умеешь ты жизнь свою спасать и ставишь все боевое подразделение под удар противника. Тебя же, гандона, потом под душманским огнем придется с поля боя на руках выносить! А ты думал?! Всем в Афган идти, не только тебе, мудак безмозглый! Твои деды нам спасибо скажут за учебу твою, русский пидарас! После отбоя - к замкомвзводу, на дополнительные занятия. Пока - бегом, марш!"
      Вот так вот... Тонкостей этих правил мы еще не знали. У меня дырка посреди головы небольшая, но кровь не останавливается. У Толяна - бровь. Надо было ему, братишке, не борьбой, а боксом заниматься - пообвыкся бы. Пока ждали отбоя, осмотрелись. Огромная казарма, бесконечные ряды коек. Сразу видно: несколько землячеств и десантура - отдельными островами. Самое большое и жестокое - узбеки. Самое безбашенное - азербайджанцы и северный Кавказ (потом уж узнали). В роте взводов не три, как положено, а штук восемь, да в каждом - по тридцать с лишком бойцов. Все разных призывов и везде свои "приколы". Посмотрели, поняли - не отбоя ждем, смерти. Спрашиваю Толяна:
      - Что делать будем?
      - Ждем...
      Оказался чертяка прав. Мы еще на разводе слышали шушуканье о каком-то Рустаме. Волновался народ больно. Нам, молодняку, ваши старческие волнения до жопы! Чем вам, твари, хуже, тем вы нас, выживальщиков, меньше трогаете. Отбой. Только в койки прыгнули, слышим команду:
      - Э... собаки битые... Ко мне!
      Подходим. Пять плоских харь.
      Одна разевает пасть:
      - Чайник чашмы - сюда, пулей.
      Стоим, мнемся. Где брать чайник, положим, понятно. А деньги? Для нас, духов, вопрос не решаемый, в принципе!
      Тут подлетает перепуганный на всю голову младший сержант ВДВ, хватает нас за загривки и начинает выталкивать с прохода меж коек и при этом придушенно шипит:
      - Бегом, бля! Не слышали, что Мирза сказал!
      Побежали. Пацан вэдевешник, Славик. Мой призыв - осенник 82-го. Сибиряк из Красноярска. С нами в одном взводе. В Афгане еще не был - прибыл прямо по окончании учебки. Зато в "седьмой" уже полтора суток. Это по нему видно напухшая щека (потом выяснилось - сломано два коренных зуба), терпит, но прихрамывает (получил сапогом в голень - смачная гематома). За чашмой уже ходил (да ладно - все ходили, не в одной "отправной" деды бормотуху глушат). Деньги у него.
      Про таких в армии говорили: "Парень, вроде, неплохой - только ссытся и глухой!" Настоящий русский мальчишка - светло-русый, круглолицый, коренастый, щеки с румянцем до бровей, но неулыбчивый и одна проблема - он из тех, правильных, что везут и все терпят. Принял условия игры и тянется по ним, как срака по щебню. А его тем временем имеют по полной. И при этом с места давай учить, старший товарищ хренов.
      - Что вы стояли, дрочили, жить надоело?
      - Да ладно... расслабься! - Толика попустило. Славик не отступает:
      - Щас на патруль нарвемся - всех расслабят!
      Толяна перемкнуло, аж встал, бедный:
      - Чуваки! Все просто, бля! Нас вяжут, "губа" - вертолет - отмучались!
      Тут даже Славик заулыбался.
      - Ты че, братан, вообще дурак, или тебе бляхой мозг зацепили? Какая на х... "губа"?! - Ну действительно, что-то Толик пересмотрелся мультиков в роте. Если и было в Азадбаше место хуже "седьмой", то это именно она, будь неладна, - гарнизонная гауптвахта.
      - А кто этот чурбан? - начал просыпаться мой здравый смысл.
      - Мирза, страшный человек! - начал Славик. - Он зам старшины роты и, вообще, не из нашего взвода. То они сегодня сами пересрали, из-за Рустама, вот он и хапнул первых попавшихся!
      - Нас что ли?
      - И вас, и меня...
      Из рассказа Славы выяснилось, что Мирза - предводитель местных урюков, кантовался в "седьмой" роте второй месяц. Сам из Самарканда. Часто приезжают родственники. С бакшишами. Вот и оттягивается плоскомордый. Зверюга редкая, бьет страшно, а по нему не скажешь - типичное чмо, и на вид - доходяга. Месяц назад, по рассказам, бил одного молодого так, что, по образному выражению нашего гида, "сломал писюн". Парня госпитализировали. Дело как-то само собой замялось. Нашего друга не любит, да и Славик его панически боится (я его понимаю!). Говорит, что Мирзе не нравится его имя. И тут он добавил:
      - Того, кому он яйца разбил, тоже, говорят, очень не любил, звали Максим...
      - Потому и не любит, раз боишься!
      Славик посмотрел на меня и ответил:
      - Ты не умничай, я на тебя посмотрю!
      x x x
      На следующий день, в пятницу утром, в роте появился Рустам. Это мой хранитель его прислал! Сейчас я это понимаю...
      Более колоритного персонажа, более отмороженного на всю контуженую башню коня я и за последующие годы никогда уже не встречу.
      История его жизни напоминает какой-то неправдоподобный авантюрный роман. Родитель у него был таджик, а матушка - азербайджанка. Внешне эдакий пахлаван. Очень высокий и весом - за сто. Лицо - просто страшное. Все в шрамах, рубцах, да плюс рябой. Весь такой кряжистый, широкий. Руки длинные, почти до колен, и очень большие ладони. При всем этом весь какой-то жилистый. Но обычно жилистыми кажутся люди худые, сухие, а Рустам нет широченная грудь, широченная талия, мощные ноги. Если постараться образно описать - оживший карагач. Смуглый и безжалостный. По-восточному, по-настоящему...