Бейрутские пожарники устанавливают на берегу гарпунную пушку для переброски линя.
Выстрела крохотной пушки не слышно из-за рева моря и ветра. Линь тонкой змейкой вьется в небе. Он взлетает высоко, слишком высоко, сильный ветер перегибает его и относит в сторону – и линь падает метрах в ста от корабля! Если вы слышали на стадионе стон разочарования, когда нападающий упускает стопроцентную возможность поразить ворота, то добавьте к нему причитания женщин и проклятия – и вы поймете, какой шум поднялся на накренившейся палубе «Шампольона».
– Еще не все потеряно, – говорят офицеры. – Сделаем иначе. Линь на берег доставят в шлюпке.
Но на какой шлюпке? Ведь ее невозможно спустить на воду. Действительно, этого сделать нельзя, если речь идет о шлюпке, полной пассажиров; другое дело, если в нее сядут умелые, мужественные матросы. Капитан Бурде решил сделать попытку:
– Кто пойдет добровольцем?
В палубной команде шестьдесят матросов. И все шестьдесят вызываются добровольцами – в этом нет ничего удивительного. Отбирают семерых холостяков. На воду спускают самую маленькую шлюпку, и – о чудо! – она не разбивается о борт судна и удаляется, словно летя на пенистых волнах над рифами. Остальные сопровождают их сочувствующими взглядами:
– Ветер и волны в корму, они доберутся до берега!
За шлюпкой тянется линь, к которому затем привяжут канат.
Люди на пляже готовятся к встрече.
Солдаты, пожарники и ливанские моряки образовали нечто вроде стрелы, уходящей в море.
– Лодку развернуло боком к волне! Перевернуло! Проклятье!
Нет, ничего страшного не произошло. Шлюпка перевернулась, но матросы не упустили линя, и спасатели с берега подхватили его. Контакт установлен. К концу линя, оставшемуся на «Шампольоне», матросы привязывают канат, и тяжелая стальная змея начинает свой неспешный путь к берегу.
Затем все останавливается. Уже двадцать метров стального троса весят много, а вытянуть вручную двести метров – задача невыполнимая. Нужна лебедка, но на пляже нет лебедки. Неужели затея обречена на неудачу? Нет, у одного из военных возникает спасительная мысль:
– Нужен танк. У танка мощности хватит.
Посылают за танком. Который час? Половина одиннадцатого? Сгрудившись на палубе, по которой гуляет ветер и на которую сыплется дождь мелких брызг, пассажиры с беспокойством наблюдают за этими маневрами, которым, кажется, нет конца. Наконец на пляже появляется танк. Пассажиры недоумевают, офицеры объясняют им ситуацию. Танк будет тянуть линь с канатом. Желтый танк ползет по светло-желтому песку пляжа, он лезет на склон дюны, буксует, снова двигается вперед и тянет линь.
Но слишком много рывков. Танк тянет неравномерно – это не лебедка. Опять в небо взмывает змея – линь лопнул. Проклятье! Но пассажирам не до лопнувшего линя. Раздается скрип, треск рвущегося металла – корабль разломился, вернее, начал разламываться надвое. В палубе появилась трещина – прямая глубокая щель. Но разлом еще не велик – около двух метров. Люди в панике. Среди общего замешательства раздается мощный голос из громкоговорителя:
– Всем уйти с кормы и перебраться на нос! Матросам помочь пассажирам! Соблюдайте порядок, никакой опасности нет!
– Электричества на борту не было, капитан Бурде воспользовался батарейным мегафоном, – рассказывал позже один из офицеров. – Паника не возникла только потому, что команда самоотверженно помогала пассажирам. Двести человек сгрудились в обеденном зале. От голода никто не страдал – стюарды принесли холодную еду, но всех мучила жажда: цистерны с пресной водой оказались пробитыми, а ящики с напитками остались в затопленных отсеках. Полураздетые люди дрожали от холода.
Замерзшие, страдающие от жажды люди с тоской смотрели, как в двухстах метрах от них дымились армейские кухни, подогнанные к пляжу, и из машин Красного Креста выгружались груды одеял. Они испытывали танталовы муки и не знали, чем все это кончится. Радист принес капитану Бурде две радиограммы: на помощь «Шампольону» шли британский крейсер «Кения» и французский пароход «Сирия». Что они смогут сделать? Подойти поближе и тоже сесть на мель?
Капитан Бурде сделал в судовом журнале две записи: «Послал на берег вельбот для доставки линя. Новые попытки в тринадцать и пятнадцать тридцать». Шлюпки разбились о рифы, но матросы в спасательных жилетах с большим трудом вернулись на борт, кроме одного – ему раздробило череп о скалу.
Пассажиры не видели двух последних попыток. Подавленные и угрюмые люди молча сидят в обеденном зале. У женщин нет больше сил утешать плачущих детей. На «Шампольоне» едет карлик, клоун цирка, и он принимается развлекать и успокаивать детишек. Нелепое кораблекрушение. И беспомощные спасатели на расстоянии двухсот метров.
Начинает темнеть.
Почему не пошлют шлюпки с берега?
По той же причине, по которой их не посылают с «Шампольона»: рифы. Пассажиры начинают понимать, что судно, терпящее бедствие в открытом море, имеет больше шансов получить помощь, нежели раненый лайнер, лежащий на скалах у берега. «Шампольон» попал в ловушку. Падает ночь, и ледяной ливень разгоняет спасателей с пляжа.
При каждом кораблекрушении люди молятся. На борту «Шампольона» находится священник, отец Леша, сопровождающий пятьдесят паломников в Святую землю. Эти мужчины и женщины проводят часть ночи в молитвах, потом к ним присоединяются другие пассажиры. К утру все засыпают.
Волны вымывают песок из-под корпуса судна, увеличивая опасность полного разлома и опрокидывания «Шампольона». На заре 23 декабря крен корабля достигает пятидесяти градусов. Нарисуйте квадрат, проведите диагональ – ее наклон составляет всего 45 градусов. «Шампольон» не тонет, но его пассажиры находятся в крайне неудобном положении. Не будь опасности, оно стало бы поводом для шуток. В нескольких сотнях метров, в море, виднеются силуэты британского крейсера «Кения» и итальянского буксира. Рифы мешают им подойти ближе. С наступлением дня на пляже снова собирается народ, но что могут предпринять спасатели? Вчера испробовали все, что возможно. На море сильное волнение, ветер крепчает.
– Капитан, пассажиры больше не в силах терпеть, их нервы на пределе. Те, кто умеет плавать, хотят попытать счастья.
С такими словами к капитану обращается отец Леша, пастырь иерусалимских паломников.
– Безумие! – отвечает капитан Бурде. – Волны пятиметровой высоты! Вы когда-нибудь слыхали, чтобы кто-нибудь плавал в такой шторм?
– Со спасательными жилетами.
– Даже с жилетами! А потом взгляните туда, в направлении берега. Видите темное пятно? Это мазут. Я приказал сбросить его в море, чтобы уменьшить опасность пожара. Пловец задохнется там. Вы читали когда-нибудь военные мемуары?
– Две мои племянницы хотят попытать счастья. Они чемпионки по плаванию.
Решительные девушки уже готовы – близнецы Франсуаза и Дениза Ланде. Им по двадцати одному году.
– Капитан, вы не можете нам помешать.
Капитан Бурде пожимает плечами, отдает приказ. Матросы спускают трап, сестры-близнецы скользят вниз и ныряют в бушующее море. Они действительно великолепные пловчихи. Все смотрят, как они плывут, поднимаясь и опускаясь на волнах. Каждый раз, когда они начинают взбираться по склону водяного холма, кажется, что они вот-вот заскользят назад, но нет – сестры переваливают через гребень на другую сторону волны.
– Они достигли пляжа!
– Двести метров за двадцать минут!
Это далеко не олимпийское время, но ведь девушки плыли среди пятиметровых волн! Пример близнецов Ланде заразителен. Но он таит в себе опасность.
– Вы видите, доплыть можно! Я плыву.
За час в море бросилось семьдесят человек – они хотели доплыть до берега. В итоге пятнадцать человек погибли: либо утонули, либо разбились о скалы, либо задохнулись от испарений мазута. И капитан Бурде запретил дальнейшие попытки.
– Борт не покидать. Погода может улучшиться, и нас спасут.
– Когда, капитан? Припасы и вода кончаются. Дети в опасности.
– Я запросил продукты, и их должны доставить на самолетах.
Вскоре в темно-сером небе появляются четыре самолета. Борясь с яростным ветром, они кружат над кораблем, словно чайки, пикируют. Матросы бросаются на палубу, чтобы подобрать мешки. Несмотря на порывы ветра, шесть мешков из семи упали на палубу. В них имеется и вода, но не в бутылках, а в виде блоков льда. Стюарды разбивают их и раздают лед вместе с хлебом, сахаром, шоколадом, консервами.
Сколько времени могут продержаться пассажиры «Шампольона» на потерпевшем крушение судне, продукты на которое доставляются по воздуху? А если лайнер полностью ляжет на бок, развалится и его обессиленные пассажиры очутятся в море? Уже не раз бывало, что потерпевшие кораблекрушение погибали вблизи от суши.
Еще до того, как был замечен огонь (ошибочный) Рас-Бейрута, «Шампольон» сообщил радиограммой о своем прибытии капитану порта. Около пяти часов утра лоцманское судно вышло ему навстречу. Лоцманские суда выходят в море в любую погоду. Это судно принадлежало двум братьям – Радвану и Махмуду Бальпажи. Профессия лоцмана требует мужества. Они причаливали к судам в штормовом море, влезали, как акробаты, по трапу, спущенному с палубы. Такие упражнения были для них обычным делом.
Но они не встретились с «Шампольоном» в назначенном месте, а увидели смертельно раненное судно на рифах. Они не смогли подойти к «Шампольону». Лоцманское судно вернулось в порт.
Весь день 22 декабря 1952 года братья Бальпажи находились на пляже, наблюдая за бесплодными попытками установить висячую переправу между судном и берегом. Когда наступила ночь, президент Ливанской Республики поручил им руководство спасательными работами.
Подобная ответственность может лишить сна. Братья прекрасно представляли себе положение «Шампольона». Было ясно, что для спасения пассажиров необходимо подойти и пристать к судну. Со стороны моря сделать это было невозможно из-за очень сильного крена, а также ветра и волнения, гнавших мощные волны к берегу. Суденышко могло разбиться о сидящий на мели корабль.
– Выход один, – сказал Радван, – надо пристать к нему с подветренной стороны.
– Пройдя над рифами?
– Да.
Решение было принято. Радван надеялся, что ветер за ночь спадет. Но на следующий день, 23 декабря, он стал еще сильнее. Лоцманское судно с бензиновым двигателем отплыло ранним утром, но из-за бури пришлось вернуться, не дойдя до «Шампольона». Во второй раз оно отплыло около одиннадцати часов.
Братья Бальпажи вели судовой журнал, но они не занесли в него подробности. Можно только догадываться, сколько умения и мужества они проявили. Короче говоря, эту маленькую морскую операцию можно назвать шедевром. И этот маневр они повторили не раз. Потом Радвану и Махмуду стал помогать их юный брат Салах на еще одном суденышке с бензиновым двигателем. Я с удовольствием называю имена этих моряков, награжденных затем орденом «За морские заслуги» и, кажется, даже орденом «Почетного легиона».
Один из офицеров «Шампольона» сообщил: «Идет лоцманское судно». Некоторые из пассажиров вскарабкались по палубе, вцепились в поручни и стали смотреть вначале в сторону открытого моря, а затем в сторону берега. На их крики собрались и остальные пассажиры. Все забыли о холоде и ветре. Крохотное суденышко плясало на зеленых волнах, зарывалось носом в воду, снова взлетало вверх. Качка немного уменьшилась, когда «Шампольон» закрыл его от ветра. Оно казалось пассажирам крохотным, но уже через несколько мгновений они с помощью матросов спускались на него. Капитан Бурде молчал и с беспокойством наблюдал за шипящей пеной там, где волны разбивались о рифы. Ливанские лоцманы в тот день показали себя достойными потомками своих финикийских предков. Крохотные суденышки братьев Бальпажи совершили семь рейсов.
Капитан Бурде отказался покинуть свой погибающий корабль. Тогда Радван Бальпажи поднялся по косо стоящей палубе и обратился к нему на прекрасном французском языке, но с истинно восточной пышностью:
– Да поможет вам Бог! Я передаю вам привет от моего отца, которому поклялся привезти вас. Хотите ли вы гибели людей, которые находятся у меня на борту? Их жизнь, как и моя, в ваших руках. Я не повезу их на берег без вас. И я подчинюсь любому вашему решению.
И капитан Бурде последовал за ним...
«ЦЕНТР МИРА»
– Я уехал из Пирея в августе 1923 года, когда мне было семнадцать лет. В кармане у меня лежал билет до Буэнос-Айреса и сто долларов. Из Пирея в Неаполь я добрался на борту торгово-пассажирского судна Ллойда «Триестино», а там пересел на «Томмазо ди Савойя», красавец лайнер водоизмещением 12000 тонн. Пассажиры первого класса могли считать его роскошным. Но у меня был эмигрантский билет, а вы знаете, что это такое, если видели фильм Чарли Чаплина «Иммигрант». Мне было даже хуже, потому что Чаплин в фильме ест за столом, а нам приходилось дважды в день отправляться за едой на камбуз и есть как придется, то стоя, то сидя на палубе, если была хорошая погода. В противном случае мы не покидали так называемой «нижней палубы для пассажиров».
В сущности это был трюм, переоборудованный в дортуар[92]. Никаких иллюминаторов. Только электрический свет, который гасили с десяти вечера до шести утра. Вентиляция с помощью воздушных рукавов, то есть практически никакого свежего воздуха. Запах стоял отвратительный, особенно в плохую погоду, когда эмигранты страдали от морской болезни. Я выдержал этот ужас всего несколько дней. Можно пережить суровые испытания, страдания, но нельзя мириться с отношением, которое низводит вас на уровень скота. Никогда. Всегда можно найти выход, если к нему стремишься. После пребывания в неаполитанском отеле денег у меня оставалось гораздо меньше ста долларов, а нужно было хоть что-то приберечь: неизвестно ведь, что ждало меня в Буэнос-Айресе, я не имел ни жилья, ни работы, ни друзей, ни родственников. Однако я не колебался. Я взял пятидолларовую бумажку и отправился к комиссару: «Не хочу жить в этом свинарнике». Он взял деньги и сказал: «На корме, в круглом помещении главной палубы, лежат бухты спасательных канатов. Если вы можете спать там, я не буду против и велю, чтобы вас оставили в покое». И я спал среди этих канатов. К счастью, в то время их делали из пеньки. Лето стояло хорошее, и я был счастлив...
Любой преуспевший человек охотно рассказывает о своем трудном дебюте. Эти слова принадлежали Аристотелю Онассису, который давал очередное интервью на борту своей роскошной яхты «Кристина».
В 1906 году в Смирне (ныне Измир), оживленном многонациональном порту Малой Азии, проживало семейство зажиточных греческих торговцев (у них было три дочери и один сын). Юный Аристотель блестяще учился в колледже, с легкостью изучил английский, французский, итальянский языки, а также блистал во всех водных видах спорта – плавании, водном поло, парусном и гребном спорте. В четырнадцать лет он получает приглашение в команду ватерполистов Греции, которая должна была принять участие в Олимпийских играх в Антверпене.
– Нет, – заявляет отец, – пострадают его занятия.
Аристотель подчиняется без особых огорчений. А вскоре разворачиваются события, оказавшие решающее влияние на его жизнь: в город входят войска Мустафы Кемаля (Ататюрка). У семьи Онассис реквизируют дом, женщины семейства (элементарная предосторожность) уезжают. Мужчины считают, что рискуют меньше, и действительно, их жизнь вначале относительно нормальна. Юный Онассис, зная, что турецкий генерал, живущий в их доме, любит выпить, начинает тайно поставлять ему спиртное.
– Я представлю тебя полезному человеку, – обещает ему генерал.
Речь идет о вице-консуле США в Смирне, некоем Паркере, которому Аристотель также оказывает несколько мелких услуг. Эти люди помогут ему позже, когда трое дядьев Аристотеля будут повешены; его отец, большой специалист по раздаче бакшиша, спасает себе жизнь и отделывается тюрьмой. Аристотеля ищут, но вице-консул Паркер переодевает его в форму американского матроса и сажает на борт эсминца. Через несколько месяцев семейство собирается в Афинах. Онассиса-отца освободили за выкуп в 25000 долларов. А через некоторое время, в августе 1923 года, Аристотель уезжает из Пирея со ста долларами, эмигрантским билетом до Буэнос-Айреса и родительским благословением.
– В Буэнос-Айресе я делал все. В начале пути нужно браться за все, не упуская ни одной возможности заняться чем-нибудь получше. Чтобы получить разрешение на работу, я подделал паспорт, прибавив себе шесть лет. Я поступил в телефонную компанию «Ривер Плейт».
Первая работа молодого образованного человека, говорящего на четырех языках (вскоре он выучит и испанский), – он паяет телефонные провода в подвальном помещении за 40 долларов в месяц. С американскими инженерами он разговаривает по-английски.
– Нам нужны телефонисты, владеющие английским.
У телефониста зарплата выше. Аристотель узнает, что требуются ночные телефонисты, поскольку аргентинцы считают такую работу слишком утомительной.
– Как платят?
– Вдвое больше.
– Согласен.
Ночной телефонист. Но Аристотель не похож на угрюмого одиночку. Он по-прежнему занимается спортом и состоит в гребном клубе. Он общителен и весел, пользуется симпатией других телефонистов, юношей и девушек, участвует в пикниках. Как-то один из его друзей закуривает сигарету:
– Аргентинский табак не слишком хорош!
В тот же вечер Онассис пишет отцу: «Пришли образцы греческого табака». В Буэнос-Айресе Аристотель Онассис (двадцать три года по поддельному паспорту, а на самом деле семнадцать) работает простым телефонистом. Но, получив образцы табака, отправляется не к мелкому перекупщику-посреднику. Телефонисту легко узнать телефоны крупных аргентинских импортеров. Аристотель выбирает самую респектабельную фирму.
– Я хочу встретиться с коммерческим директором.
– От чьего имени?
Неизвестное имя может оказаться преимуществом, если его произнести с достоинством. Аристотель уже знает о табаке все, по крайней мере он умеет создать впечатление глубоких знаний. Его принимает и выслушивает коммерческий директор Хуан Гаона. Ознакомившись с образцами, он делает заказ на 10000 долларов. Через два месяца прибывают тюки с табаком. Товар принят.
– Я беру лишь обычные комиссионные, – заявляет Онассис. – Пять процентов.
– Чек получите завтра.
Следуют новые заказы. События развиваются быстро – а ведь Аристотель живет в Буэнос-Айресе только пять месяцев. С места телефониста он уходит в 1924 году.
– Сын мой, начиная жизнь, выслушай мое наставление: работай с упорством, трать меньше, чем зарабатываешь, и особенно – не делай долгов. Долги губят юных людей и даже семьи...
Нет, Аристотель Онассис не слышал от отца таких слов, которые скорее произнес бы робкий крестьянин. Упорная работа – его закон, его характерная черта, и он знает, что основа торговли – кредит. Неизвестно, как ему удается занять крупную сумму денег, но в восемнадцать лет (через год после прибытия в Аргентину) Аристотель открывает свою первую табачную фабрику «Онассис и К°». В 1928 году оборот двадцатидвухлетнего бизнесмена превышает два миллиона долларов. Удача. Но не только. Он умеет мгновенно оценить обстановку, увидеть перспективу.
Продолжение карьеры Онассиса известно лучше, чем ее начало, и представляет определенный психологический интерес.
Экономический кризис 1929 года разорил многих крупных бизнесменов в разных странах и деморализовал деловой мир. А двадцатитрехлетний Онассис начинает карьеру судовладельца, купив по цене металлолома шесть судов водоизмещением 10000 тонн каждое у «Канадиен Стимшип Компани», желавшей избавиться от них. Через три года каждое отремонтированное судно приносит ему в год больше, чем он заплатил за все вместе. В 1934 году он решает купить свой первый танкер. Самый крупный танкер того времени перевозит 13000 тонн нефти.
Он строит несколько танкеров такого типа, а в 1945 году собирается построить танкер водоизмещением 28000 тонн.
– Невозможно, – возражают ему инженеры-строители «Битлим стил». – Крупнейший танкер в настоящее время – французский «Эмиль-Миге» водоизмещением 18000 тонн. Увеличивать водоизмещение опасно, судно может развалиться надвое в первый же шторм. 28000 тонн – это слишком много.
– Не верю. Стройте то, что я просил.
Требования клиента всегда стимулируют развитие техники. В момент, когда пишется эта книга (1974 год), Онассис заказал шесть новых танкеров по 420000 тонн водоизмещением каждый. Два из них должны строиться во Франции.
В любой войне люди гибнут, кто-то разоряется, а кое-кто наживается. В начале войны, в 1939 году, Онассис живет в Лондоне, в отеле «Савой». Часть его танкеров стоит в шведских портах, другая часть, под панамским флагом, – в Америке. Известно, что по налоговым соображениям под панамским флагом ходит громадный международный флот. Суда Онассиса в шведских портах застряли на всю войну, а остальные снабжали американцев и приносили доход владельцу. Онассис уехал в США и поселился в Нью-Йорке, часто отправляясь на западное побережье для инспектирования своих судов.
Самыми крупными потребителями жировых веществ всегда были военные, вернее, оружие и военные машины. При каждой мобилизации курс жировых веществ резко подскакивает, и в начале 1943 года поставщики оружия в США платили бешеные деньги за китовый жир.
Деятельность Аристотеля Онассиса в области китовой охоты начиналась весьма скромно – со старого буксира, вооруженного одной гарпунной пушкой. Но миллиардер не отказывается от познания нового, и через несколько месяцев он знает все о китовой охоте и о рынке китового жира и других продуктов переработки этого морского гиганта. Он продает мясо на норковые фермы, костную муку – производителям удобрений, поджелудочную, щитовидную железы и яичники – лабораториям, извлекающим из них гормоны. Директор «Борден Компани» звонит ему по телефону:
– Китовая печень, которую вы нам продаете, нас интересует. Но акулья печень еще лучше, в ней больше витамина А.
– Вы ее получите.
За считанные дни несколько мелких паровых суденышек переоборудованы из китобоев в акулобои – и снова в море! Эти второстепенные занятия не отвлекают Онассиса от его торговых судов и танкеров. После войны он вновь вступает во владение своими блокированными в европейских портах судами. Часть из них разрушена, проржавела и стала бесполезным металлом. Ну и что! Американские военно-морские силы по дешевке продают лишнее, и зачастую это большие суда. Закон запрещает продавать их частным лицам и неамериканским компаниям, но подобная мелочь не смущает потомка финикийцев:
– Я создам компанию, где не буду иметь контрольного пакета акций. Себе возьму сорок девять процентов, а американским гражданам, владельцам контрольного пакета акций, я готов ссудить деньги на их покупку. Закон будет соблюден.
Онассис основывает одну, две, три, четыре компании, и в его деловом мозгу возникает новый замысел: китовый промысел. Война окончена, но китовый жир нужен не только военным. Из него производят не только смазочные вещества, но и глицерин, маргарин, мыло, косметические кремы и продукты, сырье для изготовления красок, лаков и тканей, а субпродукты – мясо, кости, внутренности и железы – продаются в мирное время не хуже, чем в военное.
Теперь речь идет не о переделке на скорую руку старых паровых судов. Создается современное производство с кораблями-заводами для переработки на месте животных, добытых китобоями. Первую флотилию составили семнадцать канадских и британских корветов, служивших во время войны для эскортирования конвоев. Онассис пошел на риск, но риск оправданный, рассчитанный. Он не надеется на случайность, тем более что речь идет о громадном предприятии.
– Известнейший специалист по миграциям крупных млекопитающих – биолог Броклесби, профессор Лос-Анджелесского университета. Пригласите его, он должен работать на нас.
Первый плавучий завод, танкер «Уиттон», куплен в Нью-Йорке за два миллиона долларов. Его реконструкция обошлась в четыре миллиона долларов. Онассис дает ему имя «Олимпик Челленджер».
Китобойная флотилия Онассиса готова к отплытию в Антарктику, но в это время начинается война в Корее. Онассис получает телеграмму от директора федерального банка Западной Германии:
– «Юниливер» заранее покупает всю вашу добычу. За тонну жира платим по сто фунтов стерлингов. Цену гарантируем. Она учитывает рост цен в связи с войной в Корее. Наша гарантия позволит вам заранее подсчитать прибыль.
– Благодарю вас, но я не продаю.
Еще до окончания первой охоты Онассис высылает в Антарктику одно из грузовых судов, чтобы забрать с борта плавучего завода 20000 тонн жира, которые он продает по 170 фунтов стерлингов за тонну.
В том авантюрном романе, каким была жизнь Онассиса, его китобойная эпопея – особая история, своего рода «роман в романе», мало известный широкой публике, но здесь не место распространяться о нем. ООН занималась делом Онассиса, словно делом отдельного государства, когда Перу, Чили и Эквадор обратились к этой международной инстанции с просьбой о помощи, поскольку его китобойный флот орудовал в их территориальных водах. «Олимпик Челленджер» подвергся бомбардировке со стороны перуанской авиации, часть флота Онассиса была задержана в Перу. Онассис заплатил за его освобождение три миллиона долларов. Но страховка покрывала и риск захвата его флота – страховые компании возместили потери.
Могло так случиться, что мне, человеку со слабым здоровьем, довелось бы принять участие в этом грандиозном предприятии. Какой-то продюсер решил сделать фильм по моей книге «Великий час китовой охоты», опубликованной в 1953 году, и пригласил меня принять участие в антарктическом плавании китобойного флота Онассиса. Я был готов к отлету, когда пришла телеграмма: цена на китовый жир в связи с окончанием– корейской войны резко упала, и Онассис отказался от экспедиции. В марте 1956 года он продал свой флот Японии за восемь с половиной миллионов долларов. Я без особого сожаления принял эту весть, поскольку знаю, что меня возмутило бы зрелище избиения синих китов в Антарктике.
Мы несколько удалились от Средиземного моря, а между тем нам пора завершить нашу хронику: ведь с современными событиями нас знакомят газеты, радио, телевидение. В конце нашего путешествия по Средиземному морю в разные века надо подвести краткий итог великой и парадоксальной истории человечества в Средиземноморье.
Средиземноморье было колыбелью самых древних цивилизаций. Мы видели, как критяне, финикийцы, греки бороздили Средиземное море на своих утлых суденышках, и оно словно вливало в них новые силы. Эти народы, а также египтяне, которые не были великими мореплавателями, возвели на его берегах памятники несравненной красоты. Мы видели яростные схватки на Средиземном море, начиная с древних времен до наших дней. Наполеон хотел победить Англию в Египте, Черчилль желал нанести смертельный удар Германии и ее сателлитам путем захвата Дарданелл в 1915 году, а в течение первых двух лет второй мировой войны Средиземное море служило театром крупных военных операций. Весь мир с опасением прислушивается к любому пушечному выстрелу на берегах этого моря.
Мы видели, что это море было ареной невероятных по размаху пиратских операций. Сейчас, когда я заканчиваю эту книгу, весь мир питает надежду, что «нефтяной кризис» ни в коем случае не перерастет в военный конфликт. Но даже если он завершится мирным исходом, западный мир будет потрясен до основания и ему придется пересмотреть многие аспекты своей цивилизации. Средиземное море, в какой-то мере «центр мира» по своему положению, по-прежнему влияет на судьбы всего человечества.
Примечания
1
Атриды – династия, родоначальником которой считается древнегреческий мифологический царь Микен – Атрей, отец героев Троянской войны Агамемнона и Менелая.
2
Гребки – короткие весла, чаще всего с округлыми лопастями.
3
Соломон – царь Израильско-Иудейского царства в 9б5-928 гг. до н.э. в период его наивысшего расцвета. Осуществлял широкое градостроительство, заключая дипломатические союзы, укрепил международное положение государства, способствовал процветанию торговли. Соломону приписывается авторство некоторых библейских книг (Песнь Песней, Экклесиаст, Притчи и др.).
4
«Союз ганзейских городов» – торговый и политический союз северонемецких городов во главе с Любеком, существовавший в XIV-XVI вв.
5
Лоуренс Аравийский (1888-1935) – английский разведчик. По образованию археолог. Вел разведывательную работу в Сирии, Палестине, Аравии, Египте, Пакистане.
6
Диадохи – полководцы Александра Македонского, разделившие после его смерти (323 г. до н. э.) созданную им империю.
7
В итоге Саламинской битвы греческий флот под предводительством афинского стратега Фемистокла наголову разбил и обратил в бегство корабли персидского царя Ксеркса. Персы потеряли 200 кораблей, греки – 40.
8
Хатшепсут – египетская царица в 1525-1503 гг. до н. э. Вела большое храмовое строительство, снарядила экспедицию в Пунт. Ее пасынок – Тутмос III, фараон 1525-1473 гг. до н. э.
9
Арматор – судовладелец, распорядитель груза, экспедитор.