Великий час океанов (№6) - Полярные моря

Но проект Де-Лонга оказался не столь реалистичным, как показалось директору «Нью-Йорк геральд». Сейчас трудно понять, как Де-Лонг, опытный капитан и умелый делец, решился на столь сомнительное предприятие. Быть может, его ослепил блеск славы. Короче говоря, против его ожиданий теплое течение не доходило до острова Врангеля. В начале сентября «Жаннетта» вмерзла во льды и начала дрейф вместе с ними.

Несмотря на крепость, судно не выдержало суровых испытаний. Еще до полного замерзания льды здорово потрепали «Жаннетту», основательно расшатав судовой корпус и вызвав многочисленные течи.

В носовой части образовалась пробоина, через которую в трюм ежечасно поступало около 15 кубометров забортной воды. Под умелым руководством главного механика Мелвилла матросы, по колено стоя в ледяной воде, две недели непрерывно трудились в носовом трюме, заделывая с помощью досок и законопачивая смесью ветоши, жира и гипса отверстие в корпусе судна; остальная часть команды ни днем, ни ночью не отходила от помп. Судно было на время спасено, но вокруг до самого горизонта простирались сплошные льды.

Де-Лонг ежедневно определял местоположение судна и отметил, что вмерзшая во льды «Жаннетта» дрейфует к западу. Она обогнула с севера Землю Врангеля, которая оказалась только небольшим островом. Де-Лонг надеялся, что летом льды растают и позволят продолжить путь к северу, но судно так и осталось в ледовой тюрьме.

Наконец, после второй зимовки, 10 июня 1881 года, льды растрескались, и образовался канал шириной 30 метров. Де-Лонг скомандовал: «К машинам!» Не успели Мелвилл и его люди спуститься в машинное отделение, как льды пришли в движение и громадные льдины стали напирать на «Жаннетту», которая тут же накренилась на правый борт. Затем судно приподнялось и затрещало. Один из механиков сообщил, что правый борт, по-видимому, разломан. Де-Лонг приказал спустить на лед нарты, собак и половину съестных припасов.

Когда крен «Жаннетты» стал опасным, он велел выгрузить остальные припасы и документы. В час ночи (было светло, поскольку уже наступил полярный день) судно легло на бок. 12 июня в четыре часа утра оно исчезло под водой и льды сомкнулись над ним.

Де-Лонг определил место гибели судна. Экспедиция находилась примерно в 800 километрах к северо-востоку от устья Лены.

– Именно там имеются поселения. Подготовимся к походу и отправимся в направлении Лены.

На льду лежала гора провизии и снаряжения. В распоряжении экспедиции было пять саней, четыре шлюпки, двадцать две собаки. 18 июня потерпевшие кораблекрушение отправились в путь.

Им часто встречались трещины и торосы. Скорость движения временами едва достигала 10 километров в сутки. Собаки не справлялись, и нарты приходилось тащить людям. Их утешала мысль, что они «идут к югу». Но через неделю Де-Лонг установил, что они находятся на 52 километра севернее точки старта: они-то шли к югу, а льды с еще большей скоростью относили их к северу. Капитан имел мужество умолчать о своем печальном открытии. К счастью, в последующие дни дрейф льдов замедлился и стали часто встречаться полыньи.

10 июля люди увидели сушу. Де-Лонг назвал остров именем Беннетта. 28 июля высадились на берег, и Де-Лонг после астрономических наблюдений установил, что проделана примерно лишь седьмая часть пути до устья Лены, а более половины припасов уже как не бывало. К югу от острова Беннетта между льдами стали встречаться большие разводья.

12 сентября начался последний этап пути.

– Дальше мы поплывем, – решил Де-Лонг. – Я отправлюсь с тринадцатью людьми на одной шлюпке, Мелвилл и еще девять матросов возьмут вельбот, а лейтенант Чипп с восемью матросами – маленькую шлюпку.

Они отошли от острова Семеновский – впереди лежала свободная ото льдов вода. Но ветер посвежел, началось волнение на море – буря разметала шлюпки в разные стороны.

Мелвилл и его люди, высадившись в устье Лены, встретили якутов, которые сообщили им, что километрах в двухстах к югу имеется большое поселение, и помогли добраться туда. Там Мелвилл и его матросы оправились после тягот своего путешествия. 29 октября Мелвиллу сообщили, что только что до поселения добрались два крайне изможденных человека. Оба сильно истощены и почти потеряли зрение от блеска снега. Это оказались Ниндеманн и Норос – два матроса из группы Де-Лонга. Они поведали о своих приключениях.

После бури шлюпка села на мель далеко от берега, и пришлось носить провизию и снаряжение до суши. Де-Лонг сверился с довольно неточной картой.

– Думаю, что устье Лены недалеко. Надо идти к югу.

Тонкий слой льда скрывал месиво вязкой грязи. Часто встречались рытвины, болота, водные потоки. Трое матросов сильно обморозились и через несколько дней отказались двигаться дальше.

– Мы умоляли их не поддаваться усталости, – рассказывал Ниндеманн. – Я смастерил для Эриксена костыли, а затем волокушу. 21 сентября у нас осталось провизии на два дня, но нам удалось подстрелить оленя. Затем пришлось съесть собак. Последнюю убили 3 октября. Через несколько суток все были так измождены, что Де-Лонг отправил меня с Норосом вперед, чтобы мы нашли людей и прислали помощь.

Северная Сибирь – район вечной мерзлоты. Наступил октябрь, пошел снег, и задули ледяные ветры. Путники спасались от холода, зарываясь в снег. Провизия кончилась, и они несколько дней питались горячим отваром из кожи, отрезанной от сапог. 22 октября они заметили три юрты. Жилье было покинуто, но им посчастливилось найти несколько рыбешек – настоящее пиршество.

– Наутро появился якут. Он был приветлив, но не понимал ни слова. Он доставил нас к кочевью своего племени, где мы увидели сотни оленей. У них было много провизии, чтобы спасти наших несчастных друзей. Но нас никто не понимал. Через некоторое время появился какой-то русский. Он не знал ни английского, ни немецкого, но понял слова «капитан» и «Жаннетта». Он-то нас и доставил сюда. Вчера мы весь день отсыпались, не в силах сделать что-либо другое.

Третья шлюпка, которой командовал лейтенант Чипп, исчезла вместе со всеми людьми, и о ней больше никто никогда не слыхал.

– Надо сейчас же отправить группу на помощь Де-Лонгу, – сказал Мелвилл.

Выражение «сейчас же» в те времена в Северной Сибири звучало бессмыслицей. Мелвиллу удалось отправиться в путь только 10 ноября вместе с местными жителями, предоставившими собачьи упряжки. Они направились на север и 14 ноября достигли места, где высадился Де-Лонг. Здесь были найдены судовые журналы, некоторые инструменты, но самого Де-Лонга и его товарищей отыскать не удалось.

– Наши компаньоны были так истощены, – говорили Ниндеманн и Норос, – что, наверное, никакой надежды на их спасение не осталось.

Мелвилл не считал, что полностью выполнил свой долг. Он добрался с оставшимися в живых людьми до Якутска. С помощью русского правительства участники экспедиции были отправлены в США. Мелвилл оставил при себе лишь двоих – Ниндеманна и Бартлетта. 26 февраля 1882 года они снова отправились на север. 23 марта на берегу Лены обнаружили следы костра, треножник и ружье. Потом увидели торчащую из-под снега руку. То было тело капитана Де-Лонга. Под треножником они раскопали два ящика с судовыми документами «Жаннетты», затем дневник Де-Лонга. Тела остальных членов группы лежали рядом со стоянкой.

Летом 1881 года на поиски «Жаннетты» ушло несколько судов. На борту одного из них находился репортер «Дейли телеграф» Гилберт. Дневник Де-Лонга попал к нему в руки и был опубликован сначала в Англии, затем в США. Это один из самых драматических документов в истории полярных исследований. Де-Лонг умер последним и имел мужество вести журнал до самого конца.

«17 октября. 127-й день (после гибели „Жаннетты“). Алексей умирает… К закату Алексей скончался от истощения. Прикрыли его флагом.

18 октября. 128-й день. Покойный, мягкий день, падает снег. После полудня похоронили Алексея. Мы отнесли его на речной лед и прикрыли ледяными плитами.

19 октября. 129-й день. Разрезали палатку, чтобы сделать обувь. Доктор отправился вперед – отыскать место для нового привала, но в темноте сбился с пути.

20 октября. 130-й день. Ясно, солнечно, но очень холодно. Ли и Каак погибают.

21 октября. 131-й день. Около полуночи обнаружили, что Каак, лежавший между мною и доктором, скончался. Около полудня скончался Ли.

22 октября. 132-й день. Мы слишком слабы и не можем снести тела Ли и Каака на лед. Я с доктором и Коллином отнесли трупы за угол, так что их не видно.

23 октября. 133-й день. Все очень слабы. Спали или лежали целый день. До наступления сумерек собрали немного дров. У нас нет обуви, ноги болят.

24 октября. 134-й день. Тяжелая ночь.

25 октября. 135-й день.

26 октября. 136-й день.

27 октября. 137-й день. Иверсен свалился с ног.

28 октября. 138-й день. Иверсен скончался рано утром.

29 октября. 139-й день. Ночью скончался Дреслер.

30 октября. 140-й день. Ночью скончались Бойд и Гертц. Умирает Коллинс». На этом записи обрываются.

В 1884 году молодой сотрудник Бергенского музея океанографии внимательно читал газету «Моргенбладет», в которой была опубликована статья о находке на льдах у юго-западного побережья Гренландии (около 45° западной долготы) некоторых вещей участников экспедиции «Жаннетты». Молодой ученый был высок, атлетически сложен, голубоглаз. Время от времени он оставлял чтение и подходил к громадной карте полярных районов, висящей на стене кабинета. Автор статьи, норвежский метеоролог Хенрик Мон, писал, что никто не мог установить, каким путем обломки «Жаннетты», погибшей в районе Новосибирских островов, попали на гренландское побережье.

Молодого красавца викинга с льняными волосами звали Фритьоф Нансен; ему недавно исполнилось двадцать три года. Он работал в музее натуралистом. За два года до этого он ходил на китобойце в водах Шпицбергена и Гренландии, приобретая отнюдь не книжные знания в зоологии. После долгих размышлений над маршрутом обломков «Жаннетты» он сделал следующий вывод: если соединить точку гибели и точку находки прямой, то она пройдет вблизи полюса.

– Я тогда подумал, – говорил он позже Норденшельду, с которым его связывала крепкая дружба, – что вместо борьбы с непроходимыми льдами в попытке достичь полюса надо вести себя умнее и совершить дрейф по пути обломков «Жаннетты».

Так возникла идея. На ее доработку ушло несколько лет. Нансен понимал, что с ним будут считаться и окажут ему помощь только тогда, когда он завоюет репутацию серьезного полярного исследователя.

– Чтобы заставить говорить о себе, я решил пересечь Гренландию по ледовому покрову острова. Пересечь на лыжах в составе хорошо тренированной группы.

Кроме Норденшельда, которому подобный переход не удался, все знатоки полярных районов отнеслись к затее отрицательно, поскольку двумя годами ранее молодой американец Роберт Пири не смог этого сделать, а еще раньше драматически закончилась немецкая экспедиция. Нансен непоколебимо продолжал подготовку к походу.

Он изготовил пять нарт длиной 2,9 метра и шириной 0,5 метра. Нарты были очень прочными, и каждые весили не более 14 килограммов. Они оказались настолько совершенными, что сорок восемь лет спустя (в 1936 году) Поль-Эмиль Виктор использовал для первого перехода по Гренландии с запада на восток ту же модель с незначительными изменениями. Многие исследователи долгое время пользовались «кухней Нансена» как для приготовления пищи, так и для получения питьевой воды из снега или льда. Нансен также разработал конструкции палаток, спальных мешков, одежды и лыж. Сам он превосходно ходил на лыжах. Отличными лыжниками были и сопровождавшие его три норвежца и два лапландца.

В мае 1888 года экспедиция погрузилась на норвежское промысловое судно «Язон». Поход начался от Умивика на восточном побережье Гренландии. Другое судно должно было забрать их в Годхавне на западном побережье после пересечения покровного ледника. Бури задержали «Язона». Кроме того, подходы к восточному побережью очень трудны, и лыжникам удалось попасть в Умивик лишь 10 августа. Наконец 15 августа начался многодневный лыжный переход. Вначале им с 600 килограммами багажа пришлось совершить крутой тысячеметровый подъем на ледник. Трещины, неровности льда и яростный ветер затрудняли движение на лыжах. Гренландское плато постепенно повышалось – 4–5 сентября экспедиция достигла высоты 2720 метров над уровнем моря. Столбик ртути в термометре опустился до 18° мороза.

– Если мы будем двигаться так и дальше, то опоздаем в Годхавн, и судно уйдет.

Лапландцы считали, что до западного побережья им добраться не удастся.

– Дойдем, – заявил Нансен. – Надо взять в союзники ветер. Совершим путешествие по льду под парусами.

Нарты были связаны попарно, а полотнища палаток сыграли роль парусов. «Суда», подгоняемые сильным восточным ветром, бодро понеслись по льду. Хотя курс выдерживать было нелегко, такой вид «навигации» понравился исследователям.

«Нас словно подгоняло метлой, – писал Нансен, – и нарты часто перепрыгивали с одного гребня на другой. Близилась ночь, но полная луна давала достаточно света, и мы успевали отвернуть от самых опасных трещин. Мои глаза наблюдали странный спектакль: два черных „судна“ неслись по белому снегу позади меня под квадратными парусами, напоминая драккары викингов. И диск луны над ними… По земле бежали параллельные трещины, в лунном свете они казались темно-синими».

Нансен со своими спутниками прошел по покровному льду 600 километров и вышел на западное побережье, но судно в Норвегию уже ушло: они опоздали на несколько дней.

– Ну что ж, – спокойно сказал Нансен, – проведем зиму среди эскимосов. Заодно займемся изучением их языка.

Позже Нансен приобрел заслуженную всемирную славу. Уже в молодые годы он не ленился расширять свои знания и очень любил Арктику. «Я ощущал льды как нечто вечное и беспредельное. Меня покоряли безмолвие, звездные ночи, глубочайшие тайны природы, жизни, вечного бега Вселенной и ее неизбежной смерти». Наверное поэтому Нансена всегда восхищали произведения Ибсена.

Нансен вернулся в 1889 году в Норвегию уже широко известным полярным исследователем. Ему едва исполнилось двадцать восемь лет, а он уже завоевал авторитет ученого: он первым пересек Гренландию, опубликовал заметки о метеорологии и структуре Гренландского плато, а еще до этого стал доктором зоологии. Молодой исследователь решил, что настало время выдвинуть идею покорения полюса, используя дрейф полярных льдов.

Но его идея встретила холодный прием. Прошло четыре года, пока началась реализация предложения. Нансен встречался с норвежскими учеными, провел пресс-конференцию в Королевском географическом обществе в Лондоне. Мнения разделились, но в конце концов Норвегия поддержала молодого исследователя. Правительство выделило две трети фондов для организации экспедиции, а остальные деньги собрали по подписке. Первым подписчиком был король Оскар. Русский исследователь Северной Сибири барон Эдуард Толль организовал на Новосибирских островах склады с продовольствием. Судно, на котором Нансен собирался пуститься в путешествие, должно было коренным образом отличаться от «Жаннетты».

– Зачем сопротивляться давлению льдов? Они должны выталкивать судно вверх.

Чертежи «Фрама» («Вперед!») выполнил норвежский инженер-судостроитель Колин Арчер по указаниям Нансена. Судно имело форму разрезанного в продольном направлении яйца. У бортов была двойная толщина (70–80 см), изнутри они были обиты фетром и пробкой. «Фрам» был коротким и широким – 39 на 11 метров; винт быстро извлекался из воды с помощью лебедки. Сенсационное нововведение – на судне установили динамо-машину, которая могла работать либо совместно с паровой машиной, либо с ветряком с целью получения электроэнергии для освещения. На «Фрам» погрузили запасы продовольствия на пять лет и нарты. В плавание отправилось тринадцать норвежцев. Капитану Отто Свердрупу, одному из спутников Нансена по гренландскому переходу, было тридцать девять лет. В состав экспедиции входили также врач, электрик, часовщик и гарпунер.

«Фрам» отплыл из Вардё (к северу от Варангер-фьорда) 24 июня 1893 года и двинулся вдоль северных берегов Европы и Азии. Собак взяли в становище Хабарове в проливе Югорский Шар. 25 сентября «Фрам» был зажат льдами к северу от Новосибирских островов – на 78°50 северной широты и 134° восточной долготы. Дрейф начался.

– Нам следует быть готовыми к двум или трем годам полной изоляции от мира, – сказал Нансен своим спутникам.

Подняли винт. Разобрали и законсервировали машину. Как и многие его предшественники, Нансен разработал программу борьбы с полярной скукой – от ведения научных исследований до выпуска еженедельника «Фрамсия». Полярник рассчитал верно: «Фрам» благодаря форме своего корпуса легко выдерживал давление льдов. Направление дрейфа менялось в зависимости от ветра, но в общем льды и корабль неуклонно дрейфовали в северо-западном направлении.

Нансена восхищало такое неподвижное плавание: «Не знаю ничего лучше, чем арктическая ночь. Но почему здесь нет ни единого живого существа, способного оценить эту красоту? Передо мной приоткрывается завеса над тайной – тут раскинулась земля обетованная, где красота неразрывно переплетена со смертью… Полярная ночь не угнетает и не подавляет меня; напротив, похоже, что зимовка омолаживает меня». Шли месяцы, и Нансен стал считать дрейф «невероятно медленным». Тон записей в дневнике меняется – это не угнетенность, а нетерпение: «Мечтаю вернуться к жизни. Временами бездействие гнетет. Существование выглядит столь же мрачным, как и полярная ночь снаружи; ни один луч солнца не пронизывает ее, все было в прошлом и будет в далеком, очень далеком завтра. Чувствую, что должен вырваться из этого застоя, преодолеть инерцию, найти выход для энергии. Почему ничего не происходит? Хоть бы ураган разметал льды и поднял волну, как в чистом море!» Конечно, своих мыслей Нансен товарищам не сообщал.

В конце 1894 – начале 1895 года дрейф замедлился, то и дело меняя направление. К концу февраля стало ясно, что «Фрам», который достиг 84° северной широты, все больше относит к западу. И тут Нансена, более чем когда-либо, охватило желание «найти выход своей энергии». Вначале он сообщил только Свердрупу о своем проекте покинуть «Фрам» и отправиться по льдам к Северному полюсу в одиночку или с одним товарищем. После недолгого размышления Свердруп одобрил проект, и команда была поставлена в известность.

– Мы находимся примерно в шестистах шестидесяти километрах от полюса, – сказал Нансен. – Я отправляюсь к полюсу с лейтенантом Иохансеном. Мы захватим с собой нарты, собак, два каяка и запас продовольствия на двести суток. Командование «Фрамом» возлагаю на капитана Свердрупа.

Один из членов экспедиции спросил, что Нансен собирается делать после достижения полюса.

– Собственными силами доберусь до Шпицбергена или до Земли Франца-Иосифа. По моим расчетам, мы с Иохансеном должны дойти до полюса за сорок-пятьдесят суток, а затем отправимся в направлении суши. За это время дрейфующие льды будут увлекать «Фрам» на запад или северо-запад, то есть к чистому морю, по пути обломков «Жаннетты». Не будь у меня полной уверенности в успехе предприятия, я никогда бы не принял подобного решения.

Нансен и Иохансен отправились в путь 14 марта, взяв с собой двадцать восемь собак, трое нарт, два каяка и провизии на сто дней (для собак только на 30 дней). Вначале продвижение было легким, затем гладкий лед сменился торосами; острые кромки громадных льдин часто опрокидывали нарты, надрезали кожу каяков. «До самого горизонта простирался подлинный ледяной хаос». Мороз был так силен, что одежда смерзлась и стала походить на доспехи; оледенелые рукава ранили запястья путешественников. На двадцать пятые сутки Нансен и Иохансен достигли 86°14 северной широты. До них в более высоких широтах не бывал никто. Позади осталась треть пути. Мужество Нансена не имело границ, но он реалистично оценил ситуацию.

– Запасов продовольствия на обратный поход не хватит. А может, они кончатся и во время путешествия к полюсу. Нужна более подготовленная экспедиция. Придется возвращаться и идти на Землю Франца-Иосифа.

Возвращение всегда труднее, особенно если цель не достигнута. Нансен и Иохансен шли до Земли Франца-Иосифа целых четыре месяца – с 8 апреля по 6 августа. Они съели собак, убили тюленя и несколько раз едва не стали добычей белых медведей. 11 июля Нансен сделал в личном дневнике следующую запись: «Никаких следов суши ни в одном направлении. Сердце холодеет от вида льдов, представляющих собой непроходимое скопление торосов, тупиков, завалов и льдин, громоздящихся друг на друга; кажется, что замерз сам прибой. Иногда думаешь, где взять крылья, чтобы перелететь через этот ледовый лабиринт».

Через несколько суток льды кончаются. Перед ними лежит чистое море, а на горизонте – суша. «Наконец чудо произошло! Появилась земля, в существование которой мы перестали верить». На каяках путешественники доплыли до островов.

Архипелаг Франца-Иосифа эдемом не назовешь. Нансен и Иохансен выбрались на один из северо-восточных островов – пустынный клочок земли почти без всякой растительности. Ни одного живого существа. Дни становились все короче и холоднее: близилась зима.

Перво-наперво полярники сложили из камней хижину. Зимовка в ней оказалась очень тяжелой. После того как были съедены две последние собаки, пришлось охотиться на медведей, моржей. Иохансен был метким стрелком. «Кухня Нансена» давала немного тепла, а жировая лампа – чуть-чуть света. Лица обитателей хижины постепенно покрывались слоем жира и копоти. С наступлением весны они снова отправились в путь.

17 июня 1896 года они услышали лай собак. Нансен пошел на разведку и неожиданно наткнулся на следы собак, а затем и обуви. Вскоре он увидел и того, кто оставил эти следы – чудесная встреча! Это был английский полярный исследователь Джексон, с которым Нансен беседовал незадолго до своего отплытия. Джексон руководил экспедицией, которая занималась исследованием Земли Франца-Иосифа и уже почти год жила в довольно комфортабельном доме. Менее чем в 150 километрах от места, где Нансен с Иохансеном провели столь трудную зимовку!

27 июня «Уиндворд», судно доставлявшее припасы Джексону, забрало двух отдохнувших на станции норвежцев. 13 августа «Уиндворд» сделал остановку в Вардё, откуда путешественники отправили телеграммы своим семьям. В Хаммерфесте Нансена ждала жена. Город был украшен флагами.

– Что известно о «Фраме»? – спросил Нансен.

Известий о судне не было, и это омрачало радость встречи.

20 августа на борту яхты сэра Роберта Баден-Поуэлла Нансену вручили депешу, подписанную Отто Свердрупом: целехонький «Фрам», освободился ото льдов к северо-западу от Шпицбергена, не потеряв ни одного человека, и направился в Тромсё. 21 августа Нансен под крики «ура» взошел на палубу своего судна…

В Осло полярников ждал восторженный прием. Вся мировая пресса писала о подвиге. «Мы выполнили свой долг», – отвечал Нансен. Он доказал справедливость своей теории приполярных течений и внес громадный научный вклад в дело исследования полярных областей – таково мнение нынешних специалистов.

Фритьофу Нансену исполнилось тридцать пять лет. «Человек может познать себя лишь в безмолвии одиночества», – писал он. Его последующая общественная жизнь доказала, что опыт полярника во многом способствовал его моральному становлению и, более того, наделил непобедимым моральным превосходством во многих делах.

Его деятельность на благо человека была отмечена Нобелевской премией мира за 1922 год. Нансен умер в 1930 году в возрасте шестидесяти девяти лет, отдыхая в кресле в саду возле своего небольшого домика в окрестностях Осло.

Вспоминаю о том волнении, которое охватило меня, когда газеты запестрели заголовками: «Остатки экспедиции Андре найдены через тридцать три года после гибели ее участников… Дневник воздухоплавателя воссоздает драматические события – проявлены фотографии, сделанные исследователями». Шло лето 1930 года. С фотографий улыбался Андре, застывший в церемонной позе вместе со своим товарищем, словно их снимал светский фотограф на балу или свадьбе.

В связи с сенсационной находкой газеты в общих чертах напоминали об экспедиции Андре – о его идее добраться до Северного полюса на воздушном шаре, об энтузиастах и скептиках, о трудной подготовке, о старте под гром оваций, о молчании, драматическом молчании вскоре после старта к полюсу.

Швед Соломон Август Андре не относился к тем людям, которых легко охарактеризовать из нашего далека. Идея достижения Северного полюса на воздушном шаре (которую одни считали разумной, а другие абсолютно лишенной здравого смысла) либо возникла у самого Андре, либо была подсказана его другом Норденшельдом. Это не суть важно.

В 1894 году Соломон Андре выглядел высоким худощавым человеком, обладающим недюжинной физической силой. У него было энергичное, открытое лицо. Он работал конструктором-чертежником на механическом заводе в Стокгольме, а затем стал начальником отдела техники патентного бюро. Его обуревали две страсти – воздухоплавание и полярные районы. «Андре вызывал немедленную симпатию, – писал географ Шарль Рабо, – и, несомненно, относился к выдающимся личностям. Я встретился с ним в 1882 году на Шпицбергене, когда он работал в составе шведской группы во время Первого Международного полярного года. Всю вторую половину дня он донимал меня расспросами о полетах воздушных шаров во время осады Парижа, которые поддерживали почтовую связь столицы с другими областями страны. Хотя я ему повторял, что в 1870 году был учеником Нантского лицея, он не унимался, пытаясь вытянуть из меня все, что я об этом знал».

По-видимому, Андре просто заворожила эта идея. Он рассылал по разным адресам предложения о постройке воздушного шара для полета на полюс и в конце концов договорился с французским инженером Анри Лашамбром. После составления сметы стало ясно: надо добыть 130 тысяч крон. Химик Альфред Нобель, изобретатель динамита и основатель премии, носящей его имя, предоставил 65 тысяч крон, король Оскар – 30 тысяч, а остаток внес барон Оскар Диксон, который в свое время помог деньгами Норденшельду. Андре решил взять с собой доктора Экхольма и Нильса Стриндберга, в чьи обязанности входили картографические и фотографические работы.

Наполненный газом шар выглядел величественно: диаметр его – 20,5 метра. Парижане приходили поглазеть на него на Марсовом поле, где его выставили под условным названием «Северный полюс». В газетах приводились подробности: «Сетка, с помощью которой крепится гондола, имеет 19 тысяч ячей; внутри гондолы размещена „спальня“; „кухня“ подвешена в десяти метрах ниже, чтобы избежать риска воспламенения; приготовление пищи контролируется с помощью нескольких зеркал».

Готовясь к путешествию на воздушном шаре, Андре разработал парусную систему для управления полетом. На шаре установили гайдропы – тяжелые тросы, свисающие с гондолы. Когда они волочились по земле, шар становился более легким; когда шар взмывал вверх, их масса не давала ему подниматься слишком высоко – таким образом поддерживалась постоянная высота полета. Кроме того, гайдропы, если они волочились по земле, замедляли движение шара и позволяли использовать паруса – отклонять направление движения шара от направления ветра.

Предполагалось, что полет будет проходить на высоте 150 метров, которую обеспечат гайдропы. Незаходящее полярное солнце над горизонтом позволит сохранить постоянную температуру и давление газа в оболочке шара, то есть его подъемную силу.

Шар, который назвали «Орел», был отправлен на один из островов архипелага Шпицберген, где останавливались и собирались многие китобойные и другие промысловые суда. Там «Орел» подготовили к полету и наполнили газом. Шел июнь 1896 года. Оставалось дождаться попутного ветра, но его все не было и не было. 14 августа освободившийся от ледового плена «Фрам» прибыл на остров без Нансена, который, как нам известно, отправился на полюс пешком. Андре долго выяснял у капитана Свердрупа режим полярных ветров и после беседы решил, что время для начала полета упущено.

– Экспедиция откладывается на год…

30 мая 1897 года «Свенсксунд» вновь доставил «Орла» на тот же остров. Шар снова наполнили газом и стали ждать нужного ветра. Один из спутников Андре, Эркхольм, отказался от участия в экспедиции. Его заменил инженер Кнут Френкель.

Южный ветер задул 11 июля. Погода стояла сумрачная, по небу неслись низкие облака. Капитаны китобойцев спрашивали Андре, когда он собирается отлетать. Он, казалось, колебался. Воздухоплаватель уже давно заносил в дневник размышления по поводу своей затеи. В дневнике есть странная запись: «Опасно? Может быть. Но что я стою?»

Наконец он отдал приказ. Моряки помогли прикрепить гондолу к шару и загрузить мешки с балластом. Ритуальная формула «Отпускай разом!» не изменилась до сих пор – гонки на воздушных шарах популярны и в наши дни. Ножи полоснули по удерживающим шар тросам. «Орел» поднялся вверх под приветственные крики моряков «Свенсксунда» и всех промысловых судов, стоявших на якоре в бухте Вирго.

Гайдропы прочертили на воде бухты пенные следы. Но вдруг шар, достигнув стометровой отметки, начал терять высоту. Моряки бросились к шлюпкам. Гондола «Орла» чиркнула по воде. Но тут же шар перестал опускаться, взмыл кверху и полетел к северу. Ложная тревога!

Следует напомнить: в ту эпоху, и даже позже, было трудно обеспечить вертикальную устойчивость воздушного шара, особенно в момент старта. Информация об этом происшествии неточна. Даже неизвестно, сбросил или нет Андре балласт. Возможно, сбросил. Было также отмечено, что гайдропы застряли среди валунов побережья и оборвались. Быть может, в этом кроется разгадка дальнейших несчастий. Радио не было. Новости Андре собирался сообщать с помощью почтовых голубей (их было тридцать шесть), а также буев, сбрасываемых с шара.