Полицейские в патрульном автомобиле инстинктивно держались настороже.
      Где тот, кто стрелял? Прячется, подкарауливает их?
      Конечно, у страха глаза велики, но они ничего не могли с собой поделать.
      - Не слыхал, как там с розыском стрелявшего? - спросил Франссон.
      - Нет,- отозвался Русен.
      - Поскорей бы уж схватили этого психа. Он теперь за баб принялся. По трупу в день - черт побери, ни в какие ворота не лезет.
      - Да,- согласился Русен.- Прямо мороз по коже дерет. Убийства у нас и раньше случались. Но теперь пахнет вроде как систематическим массовым истреблением. Раньше не так было.
      - Что значит «не так»?
      - Ну, тогда ведь как было: разные там психи-студенты колошматили друг друга и все такое. А тут - Убийство с размахом, на высоком профессиональном
      уровне. Черт, стрелять в комиссара полиции. Каково, а? Это тебе не шутки.
      Городской парк утопал в темноте, и соборные башни черными силуэтами рисовались на ночном небе. Пахло свежей листвой.
      - Что это? - вздрогнул Франссон.
      - Где?
      - Там… в кустах…
      Русен включил прожектор, и луч света скользнул вя заросли.
      - Кошка…- медленно выдохнул Русен.- А кусты - это магнолии.

      Ночь обнимала и баюкала город.
      Только прохлады она не принесла.
      Все вокруг трепетало жизнью, весной, зеленой свежестью.
      Но и что-то мрачное, тревожное витало в воздухе.
      Убийца.
      На площади Мортенсторг возле Художественной галереи стоял какой-то пьяный студент, его рвало.
      Патрульная машина ехала по Норра-Фелад.
      На Троллебергсвеген запоздалые гуляки срывали таблички с названиями улиц.
      А патрульная машина между тем курсировала вдоль монастыря.
      А вдруг тот пьяный или эти незадачливые гуляки- убийцы?..
 

      У себя в кабинете Хольмберг грузно опустился на стул возле письменного стола и закурил.
      В сердцах схватил список соискателей.
      Аппендицит!
      Ну и ладно, сами справимся.
      Утром они с Улофссоном решили взяться за перечень вдвоем. Севед займется теми двадцатью четырьмя, которые отсеялись сразу, а Мартин - пятью оставшимися.
      Но сначала они позвонили в больницу и спросили, в каком состоянии Турен и Инга Йонссон.
      Бенгт по-прежнему не приходил в сознание, ничего нового, никаких изменений, все тот же бесконечный сон…
      Инга Йонссон тоже без сознания. За ночь ей стало хуже, приближался кризис. Ждать, видимо, осталось считанные часы. Она слабела буквально на глазах, жизнь, каазалось, вот-вот угаснет.
      Удин также был в больнице, его недавно прооперировали.
      А накануне вечером им принесли пистолет.
      Его нашел один из обитателей улицы Скульместареве-ген. Подстригал газон у себя в саду и нашел. Пистолет был системы «М-40».
      - Та-ак,- сказал Хольмберг.- Может, тем и объясняется, что Ингу Ионссон преступник избил, а не застрелил…' Очевидно, пистолет он выбросил еще во вторник вечером… Ведь не специально же приехал туда опять, чтоб бросить оружие. Скорей всего, он сделал это сразу. Взгляни-ка на карту.
      Чтобы попасть с Судденс-вег в центр Лунда, можно проехать и по Скульместаревеген.
      Оружие передали в НТО, и там сейчас выясняли, этот ли самый пистолет является орудием убийства.
      Хольмберг, просмотрев утренние газеты, торопливо записал, что скончалась еще одна жертва дорожной катастрофы: женщина лет тридцати умерла вечером в четверг. Остальные четверо по-прежнему находились между жизнью и смертью. Об этом сообщала маленькая заметка в разделе городской хроники.
      Как и договорились, оба начали работать над списком и в первую очередь решили разыскать тех, кто проживает в Лунде.
      Была пятница. Улофссон выглянул в окно: утро стояло солнечное, полное птичьего гомона.
      - Пропади все пропадом. Ведь титанический труд. Ну Да ладно, лишь бы не зря пахать!

      В кабинете у Хольмберга собрались трое: сам Хольм-берг, Улофссон и НП.
      - Так вот,- начал Хольмберг.- Мы с Севедом приступили к изучению списка соискателей. Как ты думаешь, Можно нам взять кого-нибудь в помощь, скажем, из
      отдела общих вопросов? Удин свалился с аппендицитом, Так что нам нужен еще один человек. Пусть потолкует с теми, кто живет не в Лунде, а мы с Севедом провентилируем здешних.
      - Может, Вестерберг? - предложил НП.- Я ему скажу.
      Ларс Вестерберг был первый ассистент уголовной полиции.
      - Отлично - сказал Хольмберг.- Пока дело обстоит так: я побеседовал с Хуго Ольссоном, который занимается рекламой и информацией у Вессельса в Мальме. По его
      словам, он не обольщается насчет того, что получит работу здесь, в Лунде. Ему тридцать семь, закончил он какой-то курс рекламы по переписке. Сейчас работает на
      полставки, потому что проходит переподготовку в университете. Документы он выслал, в сущности, наобум, прочитав объявление, и очень удивился, когда Инга Йонссон позвонила ему и спросила, в какой день он сможет зайти для личной беседы с Фромом. Он утверждает, что разговор с Фромом состоялся не то двадцатого, не то двадцать первого апреля. Короче говоря, у Вессельса он занимается рекламой и информацией, а также изучает сбыт в универмаге. Но у себя в отделе он не самая важная персона. В общем, он разговаривал с Фромом, тот обещал известить его о своем решении, да так и замолчал. Может, не успел, как знать? Как бы там ни было, Ольссон вовсе не надеялся получить работу. Просто отправил документы на собственный страх и риск, и у него сложилось впечатление, что Фром пришлет письменный отказ. Он почти, что думать забыл об этом, а после прочитал в газете о смерти Фрома, вот и все. Это сообщение его потрясло: ведь виделся со стариком, разговаривал… Парень, похоже, не больно энергичный. Немножко мямля, судя по голосу. Ну а в свете того, что нам известно о Фроме, можно сказать, что Ольссон едва ли стал бы для фирмы приобретением и едва ли удовлетворял тем требованиям, которые Фром предъявлял к людям. В общем, малый не подарок.
      - А как твое впечатление?
      - Я же говорю.
      - Да-да,- перебил Улофссон.- Но он способен на такое?
      - Трудно сказать…- Хольмберг склонил голову на бок и уставился прямо перед собой.- Судя по голосу, нет. Я спрашивал, где он был первого мая и вечером во
      вторник. Первого он с женой и ребенком ездил в Копенгаген, так он сказал. А вечером во вторник был дома. То же и позавчера, когда избили Ингу Йонссон: сидел дома и готовился к зачету. Попрошу полицию из Мальме провентилировать, но, по-моему, с этим парнем все ясно. Еще я встретился с Улофом Карлстрёмом. Этому сорок восемь лет. Думаю, им тоже незачем особо заниматься. Скажу, конечно, ребятам из Мальме, чтобы приглядели за ним на всякий случай. Он послал заявление, так как хотел попытать счастья. И тоже был приглашен на беседу с Фромом, но сам отказался и вышел из игры. Решил, что ему и на старом месте неплохо… Он сочиняет рекламные тексты, платят за это весьма недурно. Ему просто хотелось проверить себя, посмотреть, выдержит ли он конкуренцию, сумеет ли соперничать с молодыми. Все вышло, как он и ожидал. Выдержал. Солидный мужик. Первого мая он был с семейством на празднике в Лимхамне, а во вторник состоялось собрание фирмы, где он служит. Вечером в среду он ходил в театр. Тоже чистенький, ясное дело. Среди последней пятерки есть еще двое не из Лунда. Потом я связался с парнями из Осбю и из Мальме, они оба принадлежат ко второму отсеву. Тот, что живет в Осбю, двадцать пятого получил письменный отказ, и документы ему должны были вернуть почтой, так было сказано в письме. Он художник по рекламе и считает, что для той работы у него неподходящий послужной список. Первого мая он был в Хеслехольме на футболе, а во вторник вечером сам выступал в футбольном матче. Вечером в среду он смотрел футбол по телевизору… Видать, чуть ли не спит в обнимку с футбольным мячом… Насчет него я тоже запросил проверку в обычном порядке… Но, по-моему, и тут все ясно. Хотя любопытно, каким образом он уже успел получить ответ… Впрочем, может быть, это не имеет значения. Скорей всего, ответ получили самые неподходящие. Тот из тринадцати, который живет в Мальме, работает в книжном магазине. Зачем он-то послал заявление? Он был в Стокгольме на курсах усовершенствования. Начались они во вторник, а вечером первого мая он сел в ночной поезд. Я навел справки в гостинице, где он останавливался. По их словам, он приехал туда утром во вторник около девяти. Гостиница «Сентраль». На Васагатан. Еще у нас был один стокголь-мец. Этот уже десять дней торчит в Торремолиносе, как мне сказали. Таким образом, он в отпуске… а значит, тоже отпадает. Вот все, что я узнал. А как у тебя, Севед? - У меня трое из Мальме, один из Эслёва, двое из Стокгольма и двое из Хеслехольма. Пока я проверил тех, что в столице, и пару из Хеслехольма. Стокгольмцы охотились сразу за несколькими зайцами, и фирма в Лунде была одной из приблизительно пятнадцати, куда они разослали заявления. Один из них недавно получил работу в отделе сбыта Торгового банка, другой пока на мели. В Лунде оба, по их словам, не бывали. Из фромовской фирмы им сообщили, что окончательный ответ пришлют позже. Теперь двое из Хеслехольма… один работал журналистом где-то на севере Сконе, ему пятьдесят два года, второй - дипломированный художник по рекламе, работает в архитектурном бюро. Короче говоря, эти, видимо, тоже чистенькие. Журналист - его фамилия Ханссон - вообще ни разу в Лунде не бывал, а художник, тот два года назад был тут на карнавале, и все. Говорит, чертовски здорово повеселился. Я попросил Грате из хеслехольмской уголовки проверить их для порядка. Вот, у меня пока все.
      - Значит, у тебя остались парень из Мальме и этот, из Эслёва, да?
      - Да. Хорошо бы, Вестерберг ими занялся,- сказал Улофссон.
      НП кивнул.
      - Кроме того, мы с Севедом решили сперва закруглиться с иногородними, а потом взяться за лундцев. Начнем с тех троих, оставшихся от пятерки, и двинемся в обратном порядке. В первую очередь это Стрём, Сёдерстрём и Эрн. А Вестерберг закончит с теми двумя и присоединится к нам, только возьмется за список с другого конца. То есть за лундцев из первого отсева… их, по-моему, шестнадцать человек. Ну а потом встретимся на середине…
      - О'кей,- одобрил НП.- Я пришлю к тебе Вестерберга. Введи его в курс дела. И надо же было Удину так влипнуть… Может, послать ему цветы?..
 

      Прежде всего они навестили Эрика Сёдерстрёма. Он не хромал.

      Документы Эрика Сёдерстрёма гласили: родился 12 сентября 1944 года в Шёвде. Первого февраля 1971 года закончил университет по специальности «Общественные науки».
      Проживает один в двухкомнатной квартире на Адельга-тан.

      Нет, он не хромал.
      Только левая рука безжизненно висела вдоль тела: в пятнадцать лет он попал на мопеде в аварию.
      Жил Эрик Сёдерстрём в белом двухэтажном доме.
      У двери никакого звонка.
      Они дважды постучали, прежде чем он открыл.
      - Да? Вы ко мне?
      Это был высокий блондин с резкими чертами лица. Временами он слегка шепелявил.
      Рубашка в красно-зеленую клетку расстегнута, коричневые вельветовые джинсы вытерты на коленях.
      В руке он держал книгу.
      - Эрик Сёдерстрём? - спросил Хольмберг.
      - Да, это я. Что вам угодно?
      - Мы из полиции. Хотели бы задать вам несколько вопросов.
      - А что случилось?
      - Это касается убийства директора Фрома, покушения на убийство комиссара Турена и покушения на убийство или, вернее, избиения фру Инги Йонссон.
      - Вот как. Но я-то тут при чем? Что вам от меня нужно?
      - Мы должны опросить всех, кто откликнулся на объявление о вакансии в фирме директора Фрома. Вы ведь один из соискателей?
      - Да… И что дальше?
      - Как я уже сказал, мы опрашиваем всех. Всех, кто в ответ на объявление в газете послал документы. Таков порядок,- сухо добавил Хольмберг, немножко привирая.
      - Понятно,- задумчиво отозвался Сёдерстрём.- Что ж, заходите.
      Помещение было низкое, стены выкрашены в зеленый цвет. Зеленая краска так била в глаза, что Хольмберг с Улофссоном едва не зажмурились. Этакая зеленая волна- ни дать ни взять угодили на восторженную встречу с центристами.
      Комната просторная - метров двадцать, ковра на полу нет.
      У окна - письменный стол, по двум стенам - полки: книги, журналы, газеты, безделушки, небольшой стереопроигрыватель, транзистор, какие-то папки, три банки пива, непочатая бутылка водки, несколько стаканов из небьющегося стекла, немецкая каска, мельхиоровое ведерко для шампанского (похоже, где-то украденное), подставка для трубок и свернутая в рулон афиша.
      Книг не очень много.
      Кроме этого, в комнате был еще низкий журнальный стол и два плетеных кресла.
      Дверь на кухню была приоткрыта; в соседней комнате виднелась неубранная постель.
      - Садитесь, пожалуйста,- пригласил Сёдерстрём.
      Скрипнули плетеные кресла.
      - Итак,- начал Хольмберг, кладя ногу на ногу,- ты, стало быть, претендовал на эту должность в «Рекламе», да?..
      Сёдерстрём кивнул.
      - Полагаю, ты получил приглашение лично побеседовать с директором Фромом.
      - Да, получил.
      В голосе слышалось раздумье и осторожность.
      - Значит, вы виделись?
      - Да.- Он сидел на краешке письменного стола и пытался закурить. Прижал бедром спичечный коробок и чиркнул спичкой.- Я получил письмо,- сказал он, выпустив колечко дыма,- некоторое время назад… Оно у меня где-то здесь…
      Он выдвинул ящик, нашел письмо и протянул его Хольмбергу.
      А/О «Реклама», Фром/секретариат п/я 221 01 Лунд Лунд, 17 апреля 1972 г. Кандидату философии Эрику Сёдерстрёму Адельгатан, 70, 223 50 Лунд
      Получив Ваши документы, касающиеся зачисления к нам на вакантную должность, благодарим Вас за проявленную заинтересованность.
      Мы были бы Вам очень обязаны, если бы 20 апреля с. г. Вы смогли явиться для личной беседы относительно возможного зачисления в штат нашей фирмы.
      В надежде, что этому ничто не помешает, приглашаем Вас к 14.30. В противном случае просим Вас известить секретариат, с тем чтобы согласовать иную дату встречи.
      С уважением
      Инга Йонссон (подпись).
      - Расскажи-ка нам, как все было. О чем вы беседовали?
      - Я пришел туда в половине третьего, и меня проводили к Фрому. Он предложил мне стул, достал мои документы и сказал, что бумаги у меня в полном порядке. Поэтому он хотел бы познакомиться со мной поближе и просит рассказать о себе. Я рассказал, откуда я родом, где и сколько лет учился. Потом он спросил, почему я претендую именно на эту должность. Я объяснил, что, мол, кончил университет и ищу, чем бы заняться. Он спросил, пробовал ли я устроиться в других местах. Да, говорю, пробовал. И сколько же раз? - поинтересовался он. Я сказал. Тогда он спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я ответил, что летом работал в Мальме, в отделе рекламы одной из газет.
      - Какой именно? - спросил Улофссон.
      - «Арбетет». Тогда он начал допытываться, что я там делал, и я сказал, дескать, готовил макеты объявлений и был посредником между заказчиками и типографией. Ну и
      подбрасывал кое-какие идейки. В характеристике из газеты так и написано. Очень-очень интересно, сказал Фром, ведь ему как раз и нужен человек с подобным опытом работы. Потом он достал справку из «Эурупаресур» и спросил, чем я занимался там. «Эурупаресур» - это бюро путешествий в Мальме, я там работал однажды летом и еще семестр в прошлом году. Ну, я рассказал и об этом, как в документах написано: мол, составлял объявления для ежедневных газет и каталоги, которые рассылались населению по почте. Он опять спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я сказал, что… реклама не такая уж глупая штука. Кто-то ведь должен этим зараба тывать на жизнь, работа не хуже всякой другой. Ну, еще потолковали обо мне. Потом он вдруг спросил, каковы мои политические взгляды. Я объяснил, что политика меня мало трогает, что я центрист, а он только пробормотал «вот как». Тем все и кончилось. Короче, просидел я там в общей сложности минут сорок пять, а потом ушел. Так и не понял, какое он составил мнение насчет меня и возьмет ли на работу. Он только говорил, что даст знать. Пока, мол, нельзя сказать ничего определенного. Решать будет все руководство фирмы, приблизительно в мае. Вот, собственно, и все.
      Он говорил монотонно и оставлял впечатление человека весьма вялого.
      - Ты не виделся с Ингой Йонссон? - спросил Хольмберг.
      - Почему? Виделся. Она провела меня к Фрому и попрощалась, когда я уходил. А что?
      - Да так,- ответил Хольмберг.- А позже ты с ними не контактировал?
      - Нет. Теперь, видимо, и подавно не буду, раз он умер. Скорей всего, устроюсь куда-нибудь еще, если выйдет, - вздохнул Сёдерстрём.
      - Трудно найти работу?
      - Да уж не легко. Сидишь в долгах за обучение,
      работы нет, как хочешь, так и своди концы с концами.
      - И как же?
      Парень махнул рукой.
      - Ты-то как обходишься?
      - Я? Учусь. Опять учусь. Буду учиться, пока не найду работу. Конечно, долг с каждым семестром растет… но, господи, надо ведь на что-то жить.
      - И большой у тебя долг?
      - Долг… тысяч двадцать пять - двадцать шесть, а может, двадцать восемь. Пока. С каждым семестром он увеличивается на четыре тысячи. Мне предлагали пенсию… из-за руки. Только я отказался. Хочу все же попробовать, ведь живем один раз, как-то ни к чему сидеть всю эту единственную жизнь на пособии. Но если ничего не выйдет, придется просить пенсию… Хотя чертовски обидно идти на пенсию в таком возрасте, будто
      белая ворона…
      - Понимаю. А где ты был первого мая?
      - Когда убили Фрома? Вы считаете, что я мог его убить? Что я это сделал? Но с какой стати? У меня же нет никаких причин…- Он даже повысил голос.
      - Так, где же ты был?
      - Дома. Дома у родителей, в Шёвде. И во вторник я тоже был там… когда стреляли в вашего комиссара. Я вернулся в Лунд только вчера вечером.
      - Ага. Что ж, позвоним и спросим у твоих родителей.
      - Пожалуйста.- Он равнодушно пожал плечами.- Пожалуйста, звоните. Только зачем мне в кого-то стрелять… ничего от этого не изменится… а общество и подавно.
      - Какой у твоих родителей телефон? Он назвал.
      - Звоните после пяти, они оба работают.
      - Гм…
      - Думаете, кто-то застрелил Фрома, потому что не получил работу? - спросил Эрик Сёдерстрём.
      - Думаем не думаем… Мы ведем следствие.
      - Но зачем ему было стрелять еще и в сотрудника полиции?
      Хольмберг не ответил, только чуть скривился.
      - Ведь вы, наверно, установили какую-то связь между Фромом и комиссаром?
      Хольмберг молча дернул плечом.
      - Да-да, понимаю. Я слишком любопытен. Улофссон взглянул на него.
      - Вы считаете, кто-то мог решиться на убийство из-за того, что не получил работу?
      Сёдерстрём выдержал его взгляд.
      - Считаю ли, нет ли… вы же сами намекнули на это. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что этот вывод прямо-таки напрашивается. Правда, никто не убивает людей только оттого, что не получил работы… Конечно, если не дошел до полного отчаяния и не решил отомстить или что-нибудь в этом роде. Но тогда, значит, это долгая история, верно? Работа… безработных-то тысячи… Если б каждому вздумалось стрелять в работодателей, которые не хотят или не могут дать ему место, давно бы не осталось ни одного работодателя, а тем самым и работы.
      Голос по-прежнему монотонный, бубнящий.
      - Сам-то я,- продолжал он,- собирался стать учителем, но после первого же семестра понял, какая там конкуренция. В первую очередь среди гуманитариев.
      Вообще-то можно удивляться, зачем нашего брата несет учиться, в особенности если подумать о долгах. В нашей стране нет ни малейших шансов доказать, что ты чего-то
      стоишь… по крайней мере мне так кажется. Учеба - лишняя обуза. Диплом - ерунда, ничего не значащая. Ерунда, сплошная ерунда. Можно, конечно, зарегистрироваться на бирже труда и уповать на хоть какую-нибудь хреновую работенку. Но пособия по безработице тебе не видать как своих ушей - ты же нигде не работал и не был уволен. Ты вроде и не безработный, если тебя не уволили. Раз ты никогда не работал, ты не безработный… бред какой-то…
      - Ты зарегистрировался на бирже?
      - Да. Зарегистрировался. Недели три назад. Но пока мне ничего не предлагали. Тамошняя бабенка сочувственно посмотрела на меня, на мою руку и сказала, что
      сообщит, как только подвернется что-нибудь подходящее… Подходящее, а? Смешно! - Голоса он по-прежнему не повышал.
      - И что же ты будешь делать?
      - Может, удастся все-таки заняться рекламой, дело хорошее и интересное. Еще я подумывал насчет журналистики, но тут, видно, как среди учителей, - невпротык. А
      практикой в этой области я похвастаться не могу. Потом есть еще библиотечный институт. Прошлой осенью открылся, в Буросе. Планируется ежегодно выпускать около четырехсот библиотекарей, а простой подсчет показывает, что работу смогут найти максимум сто. Карлссон вон говорит, он-де лично считает, что работу найдут даже меньше ста выпускников. Но кому, какое дело до того, что считает этот Карлссон. Не найдут так не найдут.
      Этот Карлссон, подумал Улофссон. Эрик Сёдерстрём слез со стола, где сидел все это время, и подошел к книжной полке.
      - Хотите пива?
      - Нет, благодарю,- сказал Хольмберг. Улофссон отрицательно покачал головой.
      Сёдерстрём взял банку, зажал ее коленями и сорвал кольцо. Пиво выплеснулось на пол.
      - Взять хотя бы девчонку, соседку по площадке.- Он махнул банкой в сторону двери.- Кандидат философии, прослушала полный курс по истории, скандинавским
      языкам и истории литературы. Эва Янссон ее зовут, ей двадцать девять лет. Вот уже четыре года, как окончила университет. Два отличия, а в общей сложности восемь
      аттестатов. В пединститут ее не взяли. И приличное место она черта с два нашла! Поработала временно преподавателем, а потом - все, шабаш! Летом вкалывала судомойкой в кафе «Лупдия». Потом получила место секретаря в одной конторе, но тамошний шеф распускал руки, и она ушла. Где она после этого только не работала - и в Мальме, в туристическом бюро, и уборщицей в общежитиях Студенческой федерации, но там упразднили эту должность… Временно поступила в городскую библиотеку, прошлой зимой два с половиной месяца разносила газеты. Отец у нее умер, мать на пенсии. Последние
      полгода она не может вообще найти никакой работы, вот и устроилась в Мальме в порноклуб. Зарабатывает пятьсот- шестьсот \крон за вечер и напивается каждый раз, как вернется оттуда. Кроме того, снимается в порнофильмах…
      - Гм… Ты хорошо ее знаешь?
      - Да. Мы были помолвлены, еще месяц назад. Но она до сих пор изредка заходит ко мне, как вернется оттуда… заходит поболтать. Всего-то несколько месяцев минуло, а вид у нее - кошмар! Раньше красивая была, холеная, а теперь…- Он умолк.
      - Почему же так вышло? Почему вы расторгли помолвку?
      - Не выдержали,- сказал Сёдерстрём, глядя в стену.- Не выдержали до конца этой свистопляски. Без работы, денег едва хватает на квартиру и на еду.
      Последние полгода был сущий ад.
      - Но как же с этим быть? С безработицей? - спросил Хольмберг, просто чтобы не молчать.
      - Не знаю. Безработица бьет по всем, не только по выпускникам университетов… но какого черта… государство выкладывает массу денег, чтоб люди учились, ссуды им предоставляет, а потом? Когда ты выучился, когда стал специалистом? Никому твои знания и умения не требуются. У меня вот нету в характере беззастенчивой настырности, а она ох как нужна… и связей тоже нету. В нашем обществе, будь оно проклято, преуспевают одни только нахальные карьеристы да те, кто умеет ловчить, пробиваться всеми правдами и неправдами… порядочным людям здесь места нет… вот вам и все благоденствие. Черт побери, я не требую, чтоб мне преподнесли работу на блюдечке, но неужели нельзя по справедливости?

      Светило солнце и воздух дышал весной, когда в три часа дня они вышли от Сёдерстрёма.
      Вообще-то они не собирались застревать у него так надолго, но он их заинтересовал, и поговорили они с ним с удовольствием.
      Правда, его пессимизм и покорность подействовали на обоих угнетающе, и они долго молчали. Только когда машина свернула на Бископсгатан, Улофссон проговорил:
      - Черт. Досталось парню.
      - Да. Любопытно, что из него, в конце концов, выйдет.
      - Еще бы не любопытно! Но он никого не убивал, это уж точно.
      - Согласен. Только все равно надо позвонить и проверить, был он у родителей или нет.
      - Да, для порядка.
 

      Оставив машину у тротуара, они вошли в «Кальмаргор-ден» - общежитие кальмарского землячества на Бископсгатан.
      Они искали Роланда Эрна.
      Дома его не оказалось.
      - Никто не отвечает,- подытожил Улофссон и еще раз нажал на звонок.- Что будем делать?
      - Позвони соседу. Как его там?.. И. Свенссон. И. Свенссон, наверное, знает, где он.
      Она знала. Потому что звали И. Свенссона Ингрид и был он большеглазой брюнеткой в красной юбке, белом спортивном джемпере и в тапочках.
      - Он пошел в «Домус»

за продуктами,- сообщила она.
      - Ты не знаешь, когда он вернется?
      - Должно быть, скоро. Он ушел час назад, значит, вот-вот вернется. Я была в кухне, когда он уходил, и он еще спросил, не надо ли мне чего купить, и добавил, что скоро придет.
      - Тогда имеет смысл подождать. Кстати, он не хромает?
      - Хромает? - Она удивилась.- Нет, а что?
      - Да так.
      Он вернулся через четверть часа. Крупный здоровяк, волосы пепельные, немного сутуловат, ходит чуть вразвалку.
      В одной руке у него была пластиковая сумка, в другой - сигарета.
      Он удивленно воззрился на пришельцев.
      - Вы ко мне?
      - К вам. А как вы догадались? - спросил Улофссон.
      - Да уж догадался. Вы с таким любопытством на меня посмотрели.
      - Значит, ты и есть Роланд Эрн,- сказал Хольмберг.
      - Совершенно верно. А в чем дело?
      - Может, пройдем в твою комнату, потолкуем? Мы из полиции.
      - Из полиции?.. Разумеется, проходите. Дверь не заперта. Я только пихну еду в холодильник и сразу вернусь.
      Они вошли в комнату и стали ждать.
      Хольмберг взглянул на часы: полчетвертого.
      С улицы доносился шум автомобилей, стекла дрожали.
      Комната Роланда Эрна была одной из восьми тысяч студенческих комнат в Лунде. Безликая стандартная мебель, на столе - пишущая машинка с заправленным в Нее листом бумаги.
      Улофссон уселся в вытертое кресло, которое шаталось, грозя вот-вот развалиться.
      Пахло застоявшимся табачным дымом: хозяин курил трубку. Пепельница до краев наполнена пеплом, даже на стол просыпалось.
      Над кроватью висела карта-схема Лунда и какой-то эротический плакат. На полу возле кровати стояла спортивная сумка, от нее разило потом.
      На письменном столе и книжной полке беспорядочные горы книг и бумаги.
      В углу, рядом с мусорной корзиной,- одиннадцать пустых бутылок из-под красного вина и пара ботинок.
      Через спинку кресла перекинуты синие териленовые брюки, а с лампочки под потолком свешивались колготки.
      Казалось, в комнате всего несколько часов назад была попойка. На самом же деле пьянствовали, конечно, накануне.
      Громко тикал будильник: без двадцати четыре.
      Хольмберг встрепенулся и посмотрел на свои часы.
      - Какого дьявола…
      Часы показывали тридцать пять четвертого.
      - Парень ведь собирался только пихнуть еду в холодильник, верно?
      Он открыл дверь в коридор. Закрывал он ее или нет, когда вошел? Хольмберг направился в кухню.
      На столе красовалась пластиковая сумка, а на стуле сидела Ингрид Свенссон и ела бутерброд с сыром.
      - Где Эрн?
      - Роланд? Он поставил сумку и ушел. Разве он не у себя?
      Хольмберг резко повернулся и почти бегом устремился в комнату.
      - Идем скорей! - крикнул он Улофссону.
      - А в чем дело?
      Улофссон вскочил на ноги, едва не опрокинув кресло.
      - Он смылся.
      - Смылся?
      - Да. В кухне его нет. Не иначе как слинял.
 

      Они быстро спустились по лестнице, и вышли на улицу.
      - Удрал,- сказал Хольмберг.
      - Что ж это значит, черт побери? - пробормотал Улофссон себе под нос.
      - Что кое с кем не все в порядке.
      - Да… похоже на то. Думаешь, это он?
      - Черт его знает. Поймаем - тогда и выясним,
      Они снова поднялись наверх. И застали Ингрид Свенссон по-прежнему в кухне.
      - Что тебе известно о Роланде Эрне? - спросил Хольм берг.
      - В каком смысле? - Девушка удивленно посмотрела на него.
      - Нам нужно было с ним потолковать, но, как видишь, он слинял. Ты не знаешь почему?
      Она встала:
      - Понятия не имею. Раз он не хочет с вами говорить- это его личное дело, я тут совершенно ни при чем.