- Думаешь, ее изнасиловали?
      - Она одета,- коротко сказал Улофссон.
      - Где тут телефон? - спросил Хольмберг.
      - По-моему, в прихожей,- ответил Улофссон и посмотрел на ее лицо. Несмотря на кровь и порезы, было видно, что нижняя челюсть выдается вперед.
      В прихожей стояли консьержка и соседка.
      - Что там? - спросила консьержка.
      - С фру Йонссон несчастье.
      - Может быть, мне…
      - Нет-нет! Ни к чему не прикасайтесь и в спальню не ходите. Здесь нельзя ничего трогать, ведь предстоит расследование. Вдруг преступник оставил следы, а их легко уничтожить.
      - Преступник?
      - Да, она зверски избита.
      Соседка всхлипнула и прислонилась к косяку.
      - Господи,- простонала она.- Наверно, это он…
      - Кто?
      - Тот парень, которого я видела…
      - Гм,- буркнул Хольмберг, глядя на нетронутые чашки с кофе и сахарницу на кухонном столе.
      Он набрал 90-000.

      Когда санитары уносили Ингу Йонссон, жизнь в ней едва теплилась.
      - Мы попозже заедем в больницу и наведем справки,- сказал Хольмберг.
      - O'key, as you like it

, - отозвался один из санитаров. Он изучал английский в вечерней гимназии.- Договаривайтесь с врачом. Наше дело маленькое - отвезти.
      - Хамлюга, - буркнул Улофссон.
      - Чего?
      - Иди, иди…
      Санитары направились к выходу.
      - Думаешь, это связано с тем? - спросил Хольмберг.- С убийством Фрома и выстрелом в Бенгта?
      - Не знаю, но, похоже, спланировано из рук вон плохо, вернее, не спланировано вообще. И способ другой, и пули нет. Правда, убийца не машина, кто его знает, может, он действовал импульсивно, совсем не так, как задумал. Наверное, не хотел стрелять в доме и потом удирать во все лопатки.
      - Или, может, стрелять было несподручно, вот он с отчаяния и пошел на такое.
      - Вполне возможно. Но откуда ей было знать, чего опасается наш стрелок?
      - Это известно только ему… и ей…
      - Да, но ты же видел кофейные чашки. Две нетронутые чашки.
      Этот хромой малый… Инга Йонссон знала убийцу, так, что ли? Он был ее любовником?
      - И знала ли она в таком случае, что он убийца?
      - А это мысль. Вдруг ей стало известно…
      - Мне обо всем сообщили,- сказал рыжеусый мужчина, поднимавшийся вверх по лестнице. Это был не кто иной, как Эмиль Удин.
      - Привет,- поздоровался Хольмберг.
      - Ну, как она? Очухается?
      Хольмберг рассказал, как они ее нашли, и описал ее состояние.
      - Гм… ага… Паршиво, конечно. Она ведь знала кое-что очень для нас полезное. Эх, надо было все из нее вытянуть потихоньку. Будь я проклят!
      Хольмбергу вдруг стало смешно, и он едва не расхохотался.
      - Она ведь пока жива,- брякнул Улофссон.
      - Верно… Но долго ли она протянет?
      Удин, похоже, заметил, что его держат на расстоянии.
      - Чего не знаю, того не знаю. Но если она все-таки очнется, то сможет рассказать, что ей известно.
      - Что же будем делать?
      - Ты старший, тебе и решать. Что касается нас, мы хотели съездить во фромовскую контору, вот только дождемся ребят из НТО. Они займутся квартирой.
      - А зачем вы туда собираетесь?
      - Просмотрим материалы, которые должны были получить от Инги Йонссон,- заявления соискателей.
      - Что ж, дело нужное. Поезжайте. Кстати, я получил сообщение о краже с оружейного склада. Сигнал поступил откуда-то из Фурулунда - черт его знает, где это.
      - Под Лундом,- сказал Улофссон.
      - Вот как. Под Лундом, значит. На прошлой неделе там была кража.
      - Вспомнил.- перебил Хольмберг.- Я видел этот рапорт.
      - Исчез один пистолет,- продолжал Удин.- Там хранится оружие «хемверна»

. Недосчитались пистолета системы «М-40». Забавное совпаденьице, а?
      - Чертовски забавное.
      - Склад размещен на чердаке старого паровозного депо, а остальную часть здания занимает молодежный клуб. Грабитель влез на крышу, разбил слуховое окно и выдавил защитную пластину, расположенную под стеклом, после чего ему осталось только скользнуть внутрь. Взломаны три шкафа. В одном были гранатометы, в другом - маузеры, а из третьего он забрал «М-40».
      - И боеприпасы тоже там? - спросил Улофссон.
      - Боеприпасов там нет.
      - Теперь я вспомнил,- сказал Хольмберг.- И что же, в этом бывшем депо и сейчас склад оружия, и молодежный клуб? Хорошенькое соседство!
      - Нет, как только обнаружилась кража… кроме «хемверна», ни одна душа про склад не знала… они сразу увезли свое хозяйство.
      - Та-ак,- протянул Хольмберг.- Прямо фантастика, а? Склад оружия и молодежный клуб в старом депо. Ну «хемверн», ну вояки!..
      - Гм. А еще у меня был любопытный разговор с женой Турена,- вставил Удин.
      Неужто он и к ней приставал? - подумал Улофссон.
      - И что же ты узнал?
      - Да так, всего помаленьку. О Турене как человеке. Между прочим, отличная у них такса. Знаете, ее Сарделькой зовут.
      - Конечно, знаем.
      - И, правда, вылитая сарделька…
      Год назад Турены купили щенка - Соне очень понравились его глаза. Большие, карие. Сарделька стала в доме вместо ребенка.
      Все управление знало, до чего Сарделька избаловалась.
      Первые три месяца Турен только и делал, что бранил эту чертову собаку, которую Соня невероятно распустила.
      Но вот однажды ночью Сарделька залаяла. Турен встал и пошел искать собаку: раз не умеешь ночью помалкивать, пеняй на себя - удавлю! Грабителя он успел увидеть только со спины. С тех самых пор Турен перестал поносить и Сардельку, и Сонино чуть ли не материнское отношение к ней.
      - Да высморкайся ты, в конце-то концов! - послышался на лестнице голос Бекмана.
      Курт Линдваль страдал весенним насморком и поминутно шмыгал носом.
      - Я и так все время сморкаюсь…
      - Ага, вот и вы. Принимайтесь за работу,- сказал Хольмберг.- Мы пока смотаем в рекламное бюро.
      - Ладно.
      - Ну а я съезжу в больницу, погляжу, как там Инга Йонссон,- сказал Удин.
 

      В конторе фирмы «Реклама» царило подавленное настроение, и работа, судя по всему, шла вяло.
      Как и накануне, хотя похмельем никто уже не мучился.
      Ларе Бенгтссон, правая рука и заместитель Фрома, взял руководство на себя, во всяком случае, до тех пор, пока юристы не закончат анализ экономического и правового статуса фирмы. В мечтах он уже видел себя владельцем предприятия.
      Бенгтссон был коротко подстрижен, среднего роста - метр семьдесят пять,- носил жилет и модельные туфли. Несмотря на жару, пиджак он не снял.
      В кабинет Фрома он пока не перебрался.
      - Я слышал, вы искали фру Йонссон,- сказал он, едва они вошли.- Не понимаю, куда она могла деться. Ведь эта женщина - воплощенная пунктуальность и надежность. Вы нашли ее?
      - Да,- сухо отозвался Улофссон и сообщил, где и как.
      - Господи боже! - воскликнул Ларе Бенгтссон.- Какой кошмар! Но как же это? Она что, причастна к убийству Эрика?
      Улофссон нахмурил брови.
      - Каким же образом, по-вашему?
      - Вы меня неверно поняли. Я просто подумал, что теперь убийца добрался и до нее.
      - Этого мы не знаем. Тем не менее, все очень странно… Он внимательно посмотрел на Бенгтссона: заурядныи человек лет пятидесяти.
      - Мы пришли поговорить насчет соискателей должности в вашей фирме,- пояснил Хольмберг.
      - Вот как?
      - Я имею в виду должность…
      - …«политика»,- подсказал Улофссон.
      - Совершенно верно. Фирма дала объявление о вакансии и получила несколько предложений. Вы полагаете, что убийцу надо искать среди этих людей?
      - Пока рано делать выводы. Мы только изучаем возможные варианты. Не могли бы вы рассказать, когда фирма дала объявление и сколько человек на него откликнулось? А кроме того, позвольте нам взглянуть на документы соискателей.
      - Разумеется. Объявление мы дали пятнадцатого марта, а документы принимались до первого апреля. Всего получено, если память мне не изменяет, заявлений сорок. Примерно половина из них была тотчас отвергнута, так как соискатели не имели либо соответствующего образования, либо опыта.
      - А кто занимался этим вопросом? - спросил Хольмберг.
      - Во-первых, сам Эрик, а еще я и фру Йонссон. При повторном отсеве меня не было. Я взял на три недели отпуск и вернулся только в прошлый четверг. Но мы с Эриком говорили о том, как идут дела, и он сказал, что пока не принял решения. По его словам, осталось пять претендентов, вот одного из них и надо выбрать. Впрочем, в детали мы не вдавались, обсудили так, вскользь, потому что хотели еще посовещаться насчет окончательного решения. Как раз сегодня… если бы не его смерть…
      - Фру Йонссон участвовала в повторном отсеве?
      - Да, конечно, но только как секретарь.
      - А эти сорок соискателей, что они за люди? - спросил Улофссон.- Я имею в виду, какое у них общественное положение, образование, опыт?
      - Люди разные, но на удивление много выпускников университета. Хотя удивляться тут, наверное, нечему. Народу с университетским образованием становится все больше, а работы - все меньше. Впрочем, количество-то растет, а вот качество подготовки… В общем, из приблизительно сорока соискателей двадцать восемь имеют университетские дипломы. Заметьте, все они недавние выпускники или, во всяком случае, люди, не сумевшие по окончании курса найти работу и не имеющие абсолютно никакого профессионального опыта. Кое-кто занимался рекламой и общественной информацией, но таких единицы.
      - Те пять оставшихся - тоже все выпускники университета?
      - Нет. Эрик говорил, только трое. Остальные располагают опытом работы в рекламе.
      - По какой же специальности надо получить диплом, чтобы годиться для такой работы?
      - Ну, по психологии, по педагогике, по языкам. Главное - сам человек, его честолюбие, умение и желание приноровиться к обстановке.
      - Ага… Вы не покажете нам документы соискателей?
      - Сейчас посмотрю. Наверное, они у Инги в комнате. Так и оказалось. Это была черная кожаная папка- регистр, набитая бумагами.
      - Похоже, тут все систематизировано,- пробормотал Хольмберг.
      Сорок два скоросшивателя - по числу претендентов. Три отсева - три пачки, отделенные друг от друга серо-желтыми листами картона.
      - Можно мне взять эту папку с собой?
      - Н-да…- В голосе Бенгтссона послышалась неуверенность, глаза забегали.
      - Для экономии времени.
      - В общем-то, препятствий я не вижу.
      - Отлично. Спасибо. Если угодно, вот вам расписка.
      - Благодарю. Порядок есть порядок.- Бенгтссон взглянул на расписку.- Я могу вам еще чем-нибудь помочь?
      - Да. Может быть, вам известно, что Инга Йонссон встречалась с молодым человеком?
      - С молодым человеком? - Он покачал головой.- Нет, я не знал. Я никогда не вникал в ее личную жизнь. Так что понятия не имею.
      - Да? И ни разу не видели ее в обществе мужчины?
      - Нет, не видел.
      - Вы случайно не знаете, никто из соискателей не прихрамывает?
      - Прихрамывает?
      - Да. При ходьбе.
      - Нет. Я никого из них не видел. Как я уже говорил, я мало этим занимался. Этот вопрос был целиком и полностью в ведении Эрика.

      Они опросили других сотрудников фирмы, но ничего путного не узнали.
      - Из тех, кого вы видели, никто не хромал? - обратился Улофссон к молодой блондинке, сидевшей у входа, в кабинке с надписью «Справочная».
      - Нет,- ответила девушка, продолжая жевать резинку и почесывать карандашом во взбитой, покрытой лаком прическе.- Говорю вам, я даже не задумывалась над тем, кто тут приходил наниматься. Знаю, были несколько человек, но я к ним не приглядывалась и никого не запомнила. Для меня это просто лица, не больше…
      - Значит, те, кто шел к Фрому, просто шагали себе, не спрашивая, куда им идти?
      - Ясное дело… приходят и спрашивают куда.
      - Но не говорят, по какому вопросу?
      - То-то и оно. Не говорят. Никогда. Скажут: мне, мол, к такому-то. А больше ни словечка.
      - Вы хорошо знали Ингу Йонссон?
      - Ингу? Почти нет, если хотите.
      - Вы что же, даже не разговаривали?
      - Почему? Разговаривали, но не то чтобы очень общались. О чем нам особо говорить-то?
      - Она вам не нравится?
      - Да, если уж на то пошло.- Девица равнодушно пожала плечами.
      - Вы не знаете, с кем из мужчин она встречалась?
      - Нет.
      - И не видели ее в обществе молодого человека?
      - Нет. Но я бы не удивилась… блудливая макака…
      - Что-что?
      - Зря я это сказала…- Она прикусила губу, и брови ее поднялись высоко-высоко, к самым корням волос. Впрочем, расстояние это было от природы невелико.
      - Тут вы, пожалуй, правы,- сказал Улофссон.- Но извольте немного пояснить свои слова.
      - Ну… на праздниках фирмы и на рождество она вечно исчезала с кем-нибудь или кто-то провожал ее домой.
      - Кто же, например?
      - Все время разные.
      - Значит, никто в частности.
      - Да, выходит, так.
      - Ваши сослуживцы назойливы? Она хихикнула.
      - Так как же?
      - Ну… обыкновенно…
      - Значит, и вы…
      - Уж за себя-то я как-нибудь постою. Не сомневаюсь, подумал Хольмберг.
      Чуть ли не поголовно все, кто путался с Ингой Йонссон, не стыдились этого и даже не пробовали утаить.
      Выяснилось, что минимум семеро сослуживцев попользовались ее благосклонностью. Во время праздников.
      - Я бы сказал, она была сговорчивее Аниты,- заметил очкастый художник по фамилии Грюндер.
      - А кто такая Анита? - спросил Хольмберг.
      - Девчонка из «Справочной», здешняя секс-бомба. Быть не может, чтобы вы ее не заметили!
      - Я с ней уже потолковал,- сообщил Улофссон.
      - Так она в прошлое рождество даже на столе плясала, голышом. Этакое секс-шоу для узкого круга.
      И Грюндер живописал, как юная блондинка Анита Ханссон устроила стриптиз, а потом изобразила весьма рискованный танец живота.
      - Не пойму, как ее жених терпит все это.
      - Он тоже был на празднике?
      - Нет, конечно, черт побери. Праздники устраиваются для узкого круга. Без жен и без мужей.
      - А Фром при этом бывал? - полюбопытствовал Хольмберг.
      - Что вы! Ровно в одиннадцать он всегда отчаливал. Не-ет, он…

      Однако о молодом приятеле Инги Йонссон решительно никто не знал.
      Направляясь к выходу, Улофссон не удержался и с любопытством взглянул на Аниту. Что она будет делать: просто посмотрит на него или начнет флиртовать? Может, стоило бы затесаться на ближайшую вечеринку под каким-нибудь служебным предлогом, подумал он.

      На улице было тепло и солнечно. Все вокруг дышало весной.
      Автобусы и машины, пуская сизые облака выхлопных газов, теснили велосипедистов.
      В лавке напротив шла бойкая распродажа обуви.
      Было пятнадцать минут четвертого. Оба они проголодались.
 

      - Видимо, это и есть ключ ко всему,- предположил Улофссон, похлопывая по лежащей на столе папке.
      - Вполне возможно, только работы здесь - ого-го! Хотя все вроде и разложено по полочкам. Но может, все-таки выйдем на человека, который стрелял в Бенгта, - с надеждой сказал Хольмберг. В голосе его слышались стальные нотки.
      - Да… и в Фрома. И с Ингой Йонссон разделался, наверно, тоже он. Не забывай об этом…
      Подали голубцы, и некоторое время оба молча жевали.
      - Интересно, как она там,- сказал Хольмберг.
      - Эмиль знает, наверно. А вот как с Бенттом?..
      - Да…
      - Попадись нам этот гад!..
      Хольмберг кивнул и залпом осушил стакан молока. Кофе решено было выпить в управлении.

      Они чем-то напоминали упряжку лошадей, которые сбились с пути и изо всех сил стараются найти дорогу. Оставшись без руководителя и шефа, они потеряли направление, а шеф был далеко, где-то на грани между жизнью и смертью.
      Их обуревало одно-единственное стремление: выманить преступника из логова.
      Как в охоте на лис.
      Необходимо найти нору.
      А еще они жаждали сделать свое дело.
      Теперь же появился дополнительный стимул, личный.
      Охотник и дичь - полиция и преступник.

      Хольмберг надеялся обнаружить в папке ответ на все свои «почему».
      От нетерпения он даже вздохнул. Ведь надо перелистать ни много ни мало сорок два скоросшивателя с документами.
      Он раздраженно хлопнул ладонью по столу и встал.
      Подошел к окну, выглянул на улицу и достал из кармана сигарету.
      С чего начать?
      С конца?
      Или с начала?
      Как, черт побери, приступить?!
      Он отворил окно и высунулся наружу. Облокотившись о подоконник.
      Если Фром звонит Бенгту насчет кое-каких сведений… Он быстро вернулся к столу, взял карандаш и листок бумаги.
      Сейчас прикинем…
      Что там говорила Сольвейг Флорен?
      Двадцать первого они встречались.
      Интересно, что она за…
      Переспал разок… Фу ты, черт!
      Впрочем, как знать.
      Карандаш сломался.
      - А, черт!
      Он швырнул карандаш в угол и взял другой.
      Двадцать первого. Так и запишем: 21-го.
      Бенгт говорил «на днях»…
      Как это понимать?
      В пределах двух-трех дней?
      - А, ладно… Запишем так: «Объявление 15.3, ответы не позднее 1.4».
      И сразу же начали отсев, да?
      Возможно…
      Между первым и двадцать первым апреля… на днях…
      Скажем, числа пятнадцатого…
      Но…
      Он заглянул в календарь. Пятнадцатого была суббота.
      Тогда четырнадцатого? Или семнадцатого?
      «Разговор Фрома с Бенгтом 17.4(?)»,- записал он.
      Но ведь и Соня сказала «на днях»…
      Должно быть, он говорит так по привычке…
      На днях.
      Черт, что же тем временем произошло?
      Итак, семнадцатое. Видимо, как раз тогда состоялся последний, решающий отсев, после которого осталось всего пять кандидатур. Так, что ли? Может, с них и начать?
      Хотя черт его знает… Лучше предположим, что первый отсев…
      Отсев!
      Он громко фыркнул.
      Ни дать ни взять скот сортируют…
      Первый отсев можно, пожалуй, послать к черту, ведь явно не стоило и…
      Он со вздохом раскрыл папку и приступил к работе: листал, прочитывал, вытаскивал скоросшиватели, просматривал бумаги, копии свидетельств, справки, письма, систематизировал - одно сюда, другое туда.
      Двадцать четыре в одну стопку - первый отсев.
      Тринадцать в другую - второй отсев.
      Пять. Пять последних храбрецов, избранники.
 

      Тем временем Севед Улофссон навел кое-какие справки на Стура-Гробрёдерсгатан. Когда он там появился, сотрудники НТО уже все закончили.
      - Ага, вы еще здесь.
      - Да,- отозвался Курт Линдваль,- но, как видишь, закругляемся.
      Они собирались уходить.
      - Нашли что-нибудь?
      - Да вроде ничего особенного, но все, что, с нашей точки зрения, представляло интерес, мы просмотрели. Похоже, бабенка здорово мещанистая.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Прорва рукоделия. Я в жизни не видал столько барахла. Даже у жены, а это уже кое-что значит. Кружавчики, вышивки, разные там штучки-дрючки - ужас сколько всего. Вязание.
      - Ну и ну…
      Севед пошел обзванивать квартиры и беседовать с жильцами.

      В половине шестого все собрались в кабинете Турена.
      - У нее определенно несколько приятелей,- подытожил Улофссон.- Во всяком случае, такое впечатление сложилось у соседей. Оно и понятно. Одинокая, и вообще… Кстати, отнюдь не уродина… Только вот постоянного кавалера никто не приметил. Кроме соседки по этажу. Она видела того типа, хромого. Он в последнее время туда зачастил.
      - И давно? - спросил Хольмберг.
      - Очевидно, началось это недели три назад, и заходил он к ней по нескольку раз в неделю.
      - Пожалуй, не слишком часто для влюбленных голубков?
      - Пожалуй что нет…
      - Ты уточнил, как он выглядит?
      - Ну, высокий… еще кое-кто из жильцов его видал… довольно высокий и как будто приятной наружности. Но внимательно его никто не разглядывал, и подробного портрета я не получил. Они либо мельком видели его на лестнице, либо сталкивались с ним вечером во дворе. Днем его никто не видал.
      - Понятно. Она ведь днем работала.
      - Это верно, но я хочу сказать: даже по субботам и воскресеньям.
      - Кстати, как ее дела, Эмиль?
      - Врач говорит, состояние довольно критическое, ему, мол, редко доводилось видеть людей, так зверски избитых, будь я проклят. Она без памяти, очень слаба, пульс едва прощупывается. Один глаз ни к черту, и не исключено, что она ослепнет полностью. Если выживет, конечно. Но этого врач пока не знает.
      - Та-ак…
      - Я и насчет Бенгта справлялся: там все по-старому. Лежит без сознания, или, как это называется на медицинской тарабарщине, в коме. Жена и сын неотлучно при нем. Врачи говорят, что вообще-то он давно должен был умереть. И насколько я понимаю, не питают особой надежды, что он выкарабкается.
      Больно уж ты резвый да циничный насчет этого, со злостью подумал Улофссон.
      - Я тут поразмыслил…- начал Удин и замолк.
      - О чем? - спросил Хольмбсрг.
      - Об Инге Йонссон. Нападение на нее не вписывается в картинку.
      - Первое, о чем мы подумали, когда ее нашли.
      - Да, и тем не менее все сходится, если вы понимаете, что я имею в виду.
      - Нет, не понимаем.
      - Фром открывает вакансию - он ведь, как говорится, у себя в конторе царь и бог. Затем у нас есть Бенгт, который дает ему кое-какую информацию, и эта информация в известном смысле послужила толчком ко всему. И наконец, Инга Йонссон, которая опять-таки занималась соискателями. Все вертится вокруг этой должности.
      - Ну и что?
      - А способ? - вставил Улофссон.- Два раза стреляли, а тут - зверское избиение.
      - Вот-вот, два раза стреляли, а тут - зверски избили, как ты совершенно справедливо заметил. Но неужели ты не догадываешься?
      - О чем? - спросил Улофссон.
      - Не мог он в нее стрелять на третьем этаже большого дома, где кругом полным-полно народу и каждый может услышать выстрел. Он бы и по лестнице
      спуститься не успел - мигом бы заметили, а может, даже и схватили.
      - Ну а избиение? Тоже ведь слышно. Она и закричать могла.
      - Почему он ее не задушил? - перебил Хольмберг.- Раз уж решил убить?
      - А я не сказал?
      - Чего не сказал?
      - Что у нее на шее следы удушения?
      - Нет.
      - То-то и оно, будь я проклят. Он думал, что она мертва, понятно? Наверняка думал. Вы ведь видели, сколько там кровищи.
      - Угу. Она просто плавала в крови,- вспомнил Хольмберг.- Похоже, текло и из носа, и изо рта, и из глаз.
      - И из уха,- добавил Удин.
      - Ага, значит, из уха тоже… и из раны на лбу.
      - Совершенно верно. А как твои дела? С документами разобрался? Их ведь там завались, будь я проклят!
      - Да уж. Пока что читаю, но скоро закончу. В общих чертах положение таково…- Он порылся в пачке белых и желтых бумаг и вытащил нужную.- В первый раз отсеялось двадцать четыре соискателя, во второй раз - тринадцать, итого осталось пять. Я, конечно, могу отбарабанить имена, только не вижу смысла, имена особого значения не имеют. Но среди первых двадцати четырех есть несколько человек не из Лунда. Один живет в Эслёве, трое - в Мальме, двое - в Хеслехольме, а два за явления поступили аж из Стокгольма. Остальные шестнадцать- местные, из Лунда. Во второй группе - десять из Лунда, один из Стокгольма, один из Мальме и один из Осбю. Наконец, последняя пятерка: трое из Лунда и двое из Мальме. Стефан Стрём, Эрик Сёдерстрём, Роланд Эрн - все выпускники Лундского университета. Улоф Карлстрём работает в рекламной фирме в Мальме, а Хуго Ольссон, судя по всему, не имеет законченного высшего образования. Фирма «Вессельс»- она находится в Мальме - предоставила ему отпуск для повышения квалификации, так значится в его документах.
      - Ага,- сказал Удин.- Вот что это за птицы. И как же мы за них возьмемся? Ты что будешь делать, Мартин?
      - Я? Что, я один над этим корплю, что ли?
      - Да ладно, ладно, не кипятись…
      - По-моему, начать надо с последней пятерки. Фром звонил Бенгту, скорее всего, числа пятнадцатого прошлого месяца. Значит, интересовался он, надо думать, этими пятью… Но тем не менее вторая группа, из тринадцати человек, тоже заслуживает определенного внимания. Не исключено ведь, что Фром наводил справки о ком-то из них.
      - Верно,- согласился Удин.- Только вот что это за справки?
      - Кто бы знал…- вздохнул Улофссон.
      - У вас в управлении есть какие-нибудь списки
      Проходивших по тем или иным обвинениям?
      - Есть,- отозвался Улофссон.
      - Тогда, может быть, посмотрим, нет ли в них кого из соискателей?
      Улофссон задумался.
      - Поглядеть можно,- наконец сказал он.- Но не лучше ли обратиться к этим спискам уже после того, как мы конкретно установим, от кого пахнет жареным?
      Видишь ли, Бенгт как комиссар знал массу людей, которые не проходят вообще ни по каким протоколам. Главное, он встречался и беседовал с демонстрантами, а тут записывалось далеко не все. Бенгт держал в голове этих университетских любителей пошуметь, и, боюсь, мы только зря время потратим…
      - А у меня вот нет такой уверенности, - вставил Хольмберг.- Хотя, конечно, можно покопаться в протоколах и тогда, когда уже запахнет жареным.
      - Н-да, - сказал Удин.- Звучит разумно. Потому что вам, в сущности, виднее.
      Больше ничего дельного на этот раз сказано не было.
      По дороге домой Хольмберг продолжал размышлять.
      Никакой ясности, сплошной туман. Все-таки что же именно было известно Бенгту? То, что мы услышали от Сони и Сольвейг? Боюсь, Бенгт много чего знал…

      Вечером в полицию явился какой-то мужчина. С находкой. Подстригая свой газон, он наткнулся на пистолет.
      - Смотрю: лежит в траве. Я прямо остолбенел. Пистолет у меня в саду! Откуда - непонятно. Ну, я подумал и решил, что лучше всего отдать его вам… сел в
      машину и вот привез.- Мужчина был в старых, весьма замызганных джинсах, сине-желто-зеленой клетчатой рубахе и облепленных грязью сабо. Выглядел он лет на сорок пять.- В последнее время в городе стояла такая пальба, ну и…
      - А где вы живете? - спросил дежурный.
      - На Скульместаревеген.
      - В районе Мортенс-Фелад?
      - Да…
      - Ясно,- буркнул дежурный и машинально записал адрес.
 

      Наступил вечер. Стемнело.
      Эмиль Удин сидел в своем номере. Чувствовал он себя препаршиво.
      По радио Корнелис Фреесвейк распевал о том, что, дескать, уходя, нельзя ничего брать с собой.
      Удин обливался потом, живот болел.
      - Что же это со мной, черт побери…- простонал он.
      Внезапно нахлынула дурнота, и он едва успел добежать до туалета: его стошнило. Он стоял на коленях перед унитазом, в глазах было черно, дыхание со свистом вырывалось из груди. Самочувствие - хуже некуда.
      Только через несколько минут, хватаясь за стены, он добрел до телефона.
      Попросил администратора вызвать такси. Натянул пиджак и, сделав над собой усилие, дошел до лифта.
      В вестибюле он без сил рухнул на диван.
      Потом «скорая», больница, врачебный осмотр. И диагноз: аппендицит.
      - Господи, помилуй,- простонал он. Конец. Вышел из игры. Чертовски глупо.
      - Аппендицит,- сказал он вслух.- Ужасно кстати, дальше ехать некуда, будь я проклят.
      - С этим всегда так - не думаешь, не гадаешь,- утешил врач.
      - Я уже вчера почувствовал себя плохо.

      Не спится. Жарко. Простыни прямо липкие какие-то.
      Осторожно, чтобы не разбудить Черстин, он откинул одеяло и сел, спустив ноги на пол.
      Все равно жарко.
      Тогда он ощупью добрался до окна и, стараясь производить как можно меньше шума, отворил его.
      Ясная, звездная ночь.
      Он полной грудью вдохнул еще не остывший ночной воздух - никакого облегчения. Взглянул на небо. Звезды- яркие светящиеся точки, небесные огни.
      Мерцают, словно дальние костры. Голубоватые, бледно-желтые, красные, белые. Это что - Большая Медведица?
      Он не мог оторвать глаз от неба. Звезды странно манили к себе.