Глава 12

Кассиршу звали Патриция Новак. Лет двадцати восьми, как предположил Джордано, последние два или три года в разводе. Двое детей, с которыми Джордано познакомился, когда заехал за ней в дом ее родителей. Двадцать восемь лет, разведенная, с двумя детьми и живет в доме родителей. Добавить, пожалуй, нечего.

Обычная женщина, не красавица, но и не страшненькая. Ростом чуть повыше Джордано, лицо чересчур широкое, талия и бедра тяжеловаты. От этих недостатков она могла избавиться без труда, если б на несколько месяцев заменила в своем рационе углеводы на белки. А вот что прилипло к ней навечно, так это глупое выражение лица. Причем по отдельности — с носом, губами, скулами, подбородком — у нее все было в порядке. Но Джордано знал, что отдельные черты — это не главное. Лицо определяет характер человека. И если женщина выглядит глупой, значит, она и впрямь глупа...

— Отличный обед, Пат, — улыбнулся он ей. — Едва ли я сам смог бы найти такой хороший ресторан.

— Я не знала, нравится ли тебе итальянская кухня.

— Да с ней не может сравниться никакая другая!

— Все говорят, что это лучший итальянский ресторан.

«Значит, эти все — сумасшедшие», — подумал Джордано. Макароны переварены до неприличия, а соус... Его мать поставила бы на стол бутылку кетчупа, если бы ей предложили попотчевать семью таким соусом. С другой стороны, всем известно, что неаполитанцы не могут даже толком вскипятить воду. Ресторан-то назывался «Дыхание Неаполя». Выходило, что на семьдесят процентов Неаполь дышал горчицей.

Он открыл для нее дверцу автомобиля, помог ей сесть, обошел автомобиль и скользнул за руль, подумав: интересно, сколько раз в жизни ей открывали дверцу автомобиля. «Прекрати! — одернул он себя. — Ты должен не просто провести с ней вечер, но привязать ее к себе на неделю, потому что она работает в нужном тебе месте и знает ответы на вопросы, которые ты еще даже не сформулировал. И если уж ты собираешься целую неделю долбить этот кусок мяса, тебе необходимо максимально расположить ее к себе. Соблазнить ее скорее всего не проблема, сложнее соблазнить себя, а для этого первым делом надо перестать жалеть эту крошку».

Джордано завел двигатель, но не притронулся к ручке переключения скоростей.

— Знаешь, Пат, я вот думаю насчет кино.

— Я с удовольствием, Джордан.

Джордан Льюис — так представился он Патриции. С вымышленными именами у него была проблема: он их все забывал. А вот сочетание Джордан Льюис как-то прижилось: в прошлом он часто им пользовался и наконец запомнил.

— Я тут заглянул в газету, посмотрел, где что идет. Выбор небогатый.

— В каждом городе Джерси три кинотеатра, так что по всему штату идут три фильма.

— Это называется блок-показ. — Он решил, что вправе показать свою эрудицию, поскольку сказал ей, что работает рекламным агентом для нескольких радиостанций. — Но дело в том, Пат, что фильмы эти мне в общем-то не показались. Один я бы посмотрел, его показывают в открытом кинотеатре, но, честно говоря, не люблю я смотреть кино, сидя в автомобиле.

— Полностью с тобой согласна.

— Экран впереди, а звук доносится сбоку. Как-то все нереально. Да еще эти чокнутые подростки, которых в таких местах полным-полно.

— Ты абсолютно прав.

Он повернулся к Патриции и застенчиво посмотрел на нее.

— Знаешь, Пат, кино для меня уже не праздник. Мне приходится бывать в кинотеатрах три-четыре раза в неделю.

— Не может быть!

— А что еще делать в незнакомом городе, где ты никого не знаешь? Для меня кинотеатр ассоциируется с одиночеством.

— Как я тебя понимаю! Все равно что сидеть один на один с телевизором...

— Именно так.

Джордано тронул автомобиль с места и медленно поехал вперед; обе руки его лежали на руле.

— Чего я бы хотел, действительно хотел, так это поговорить с кем-нибудь. Мне это так редко удается...

— Но ты же постоянно встречаешься с разными людьми, Джордан.

— Встречаться-то встречаюсь, а вот со многими ли можно поговорить? По-настоящему поговорить. Расслабиться, сказать то, что думаешь.

— Ты прав. Ведь в банк приходит много людей, и я чувствую, что ты имеешь в виду. У меня та же проблема.

«Неплохая она девочка, — подумал Джордано. — Очень неплохая. Просто засунули ее в клетку, вот она там и сидит. С ней можно будет поладить».

Он остановил автомобиль на красный сигнал светофора и повернулся к Пат.

— Есть у меня одно желание, только боюсь тебе сказать.

— Какое?

— Ну...

— Мне ты можешь сказать все, что хочешь.

— Я это чувствую. Чувствую, что ты меня поймешь. Но как-то... Знаешь, я хочу, чтобы мы поехали ко мне, посидели, поговорили, получше узнали друг друга. Но я боюсь, ты подумаешь...

— Но я тебя понимаю!

— Правда? — Красный свет сменился зеленым. Автомобиль набрал скорость, и Джордано, не отрывая глаз от дороги, продолжил: — Жизнь у меня одинокая. Каждый день новый город. Я не пью, но, может, нам купить бутылку хорошего вина? Мой отец всегда говорил, что одно дело — напиваться и совсем другое — пить вино.

— Мудрый человек!..

— А какое вино нам подавали в ресторане? Я пил его раньше, но названия не запомнил.

— "Кьянти".

— Совершенно верно. Мы можем купить бутылку и поехать ко мне. Я понимаю, что ты можешь подумать, но не люблю я шумные вечеринки и ночные клубы, тушуюсь в присутствии незнакомых людей. Слушай, если тебе это не подходит, так и скажи, я больше об этом и не упомяну.

Он посмотрел на нее и удивился, как изменилось ее лицо. Оно сияло.

А потом ее рука сжала его руку.

— Многие мужчины, если девушка соглашается на такое, воспринимают это однозначно. Но ты совсем другой, я это вижу. Я думаю... да. Я тоже не люблю ходить в кино, Джордан. Я совсем как ты, и не надо рассказывать мне об одиночестве. Да, я поеду к тебе. С удовольствием.

Когда Мердок свернул на автостоянку у мотеля, Симмонз уже ждал его. Открыв дверцу, он сел рядом с водителем. Сделав широкий круг по стоянке, Мердок вновь вырулил на шоссе.

— Как успехи? — спросил он Симмонза.

— Две штуки. И всего за пятьдесят баксов. Братья по духу должны держаться вместе. Он не наварил на мне ни цента.

— У меня тот же результат, только заплатил я в три раза дороже. Больше, чем в три раза. Девяносто за «ругер» и семьдесят пять за «смит-и-вессон».

— Калибр?

— "Ругер" — сорок пятого. Старый, но надежный. «Эс-и-ве» — тридцать восьмого, из такого же убили охранника.

— У меня оба тридцать восьмых, но один заряжен патронами «магнум», какие, насколько я помню, достались кассирше.

— Ей могло оторвать руку.

— Без руки мог остаться и тот, кто стрелял. У «магнума» отдача дай бог.

— Уж это ты знаешь. — Они закурили. Мердок, глубоко затянувшись, выпустил струю дыма. — Они поймут, что револьверы не те.

— Конечно. Для того и делается баллистическая экспертиза. Но они знают, что профессионал второй раз одно и то же оружие не использует, однако марку револьвера или пистолета не меняет. Полковник называет это фактологичностью.

— И что это должно означать?

— Что ты должен носить бюстгальтер, если хочешь, чтобы люди принимали тебя за женщину.

— Держу пари, так и написано в толковом словаре. Слово в слово.

— Только словарь этот называется «За пределами английского языка».

— Я всегда говорю: научишь ниггера читать, так он и не знает, где остановиться.

— Святая правда! Ирландцам, знаешь ли, с этим проще. Еще не встречал ни одного, кто умел бы читать.

— А что тут удивительного, ты не хуже меня знаешь, как сложно научиться ходить в обуви. Тебе бы послушать, что я только сегодня говорил о ниггерах! И я просто обязан рассказать тебе три-четыре истории, которыми поделились со мной.

— Считай, что мы квиты. Я сегодня пару часов соглашался с тем, что хонки — самое чудовищное создание всевышнего.

— А кто такие хонки?

— Ирландцы.

— Будь я проклят, никогда не слышал такого слова! Откуда оно взялось?

— Понятия не имею.

— Да уж, голь на выдумки хитра. — Мердок притормозил. — Аптека. Ты позвонишь Кроссу или я?

— Давай я. Все равно мне звонить жене.

— Зачем?

— Я звоню ей каждый вечер. Узнать, как она там, и сказать, что у меня все в порядке.

— Понятно, — кивнул Мердок.

Он остановил пикап, подождал, пока Симмонз войдет в аптеку, посмотрел на окурок и выбросил его в окно.

— А вот мне звонить некому, — произнес Мердок вслух.

«Некому, — думал он. — Вот так набрать номер, поговорить. Некому». Не то, чтобы у него часто возникало такое желание. Но все-таки. «И почему Симмонз упомянул об этом? Хочется позвонить жене, так звони, чего говорить-то? Или он хотел подколоть меня? Ерунда все это, — вздохнул Мердок. — Только начни о чем-то задумываться, так сразу сойдешь с ума». Он взглянул на два бумажных пакета на полу с двумя револьверами в каждом, и при мысли о том, откуда они взялись, тяжелые раздумья смыло, словно волной. Мердок расхохотался.

«Это та же азартная игра, — думал Мэнсо. — И здесь наиглавнейший фактор — умение выждать. Быстро и вовремя — так формулировали этот тезис в армии. Сделать, что требуется, надо быстро. Но прежде нужно дождаться благоприятного момента».

Мэнсо лежал на спине под черным «линкольном» Альберта Платта. Лежал уже больше часа. Сначала он сидел у изгороди, дожидаясь, пока служитель будет ставить очередной автомобиль. Когда же юноша сел за руль и поехал в дальний конец стоянки, Мэнсо отошел на три шага, бросился к ограде, схватился руками за скрученную в цилиндр майку и сделал над изгородью сальто. Мягко приземлившись на носочки, он двумя секундами позже уже спрятался за автомобилем, засунув майку за пояс.

Еще через несколько минут он нашел машину Платта. Номер и модель он уже знал — сестра полковника умела добывать информацию. Двери не заперты, ключ в замке зажигания. Мэнсо решил было спрятаться у заднего сиденья, но тут же отказался от этой мысли. Вместо этого, опять же дождавшись, пока служитель отвлечется, он нырнул в кабину, чтобы дернуть за рычаг, открывающий капот. Когда же служитель по каким-то делам отправился к входу в ресторан, Мэнсо поднял капот и отсоединил проводок, идущий к распределителю зажигания.

Затем забрался под автомобиль и до сих пор лежал там, готовый в любую секунду перейти к активным действиям. Мысленно он прошелся по всем этапам намеченного плана и не нашел подводных камней. Недостаток заключался лишь в его ограниченной подвижности. Не так-то просто быстро выбраться из-под автомобиля. Однако он полагал, что особо спешить ему не придется.

Мэнсо напрягся при звуке шагов. Служитель! Он уже узнавал юношу по походке. Тот открыл дверцу «линкольна» и сел за руль. Корпус автомобиля чуть качнуло. Юноша повернул ключ в замке зажигания, сработал стартер. «Хорошенькое будет дело, — подумал Мэнсо, — если я отсоединил не тот проводок и этот чертов автомобиль все-таки двинется с места. Он же меня просто переедет пополам. Впрочем, если я не могу отличить нужный проводок от ненужного, то другого и не заслуживаю».

Двигатель, однако, не завелся. Юноша терзал и терзал стартер, но искра в цилиндры не попадала. «Остановись, — мысленно приказал Мэнсо. — А не то посадишь аккумулятор. Выметайся из машины, недоумок!»

Дверца открылась, юноша вылез из кабины и ушел. Мэнсо выждал несколько секунд, затем начал выбираться из-под машины со стороны сиденья пассажира. Присев за колесом, он увидел, что юноша возвращается с Бадди Райсом. Тот явно злился. Юноша пытался что-то объяснить, а Райс сердито отчитывал его за то, что он, должно быть, еще не научился заводить мотор и залил этот чертов карбюратор. А пора бы научиться, потому что неучей мистер Платт увольняет сразу.

Райс сел за руль, повернул ключ зажигания.

— Видите, мистер Райс? Стартер работает, а искра не проходит. Я подумал...

— Карбюратор не залит, — Райс дернул рычаг, открывающий капот, и выскользнул из машины. — Иди сюда! Поднимал капот? И не вешай мне лапшу на уши. Если поднимал, я это узнаю. Это большой автомобиль, хороший автомобиль, а мальчишки любят копаться в чужих автомобилях. Своих-то нет. Поднимал капот?

— Мистер Райс, клянусь своей матерью...

— Спички есть? На вот, возьми. Зажги и держи. Держи так, чтобы пламя не дрожало, черт побери. Я же ничего не вижу!

Нож Мэнсо уже держал в левой руке. Из отличной немецкой стали, без рукоятки. Вроде бы для рукопашного боя больше подходили ножи с рукояткой, но Мэнсо нравился именно такой, потому что спрятать его не составляло труда, можно было прилепить к руке или положить в ботинок. Нож он перехватил правой рукой, левую поднял на уровень лица, выставив вперед локоть. Двигался Мэнсо быстро и бесшумно, по широкой дуге, которая вывела его им за спину.

— Посмотри сюда, дерьмо вонючее! Видишь этот проводок? Ты тут ковырялся и оборвал его.

— Я клянусь, клянусь матерью...

— Да пошёл ты со своей матерью!

Больше Райс не произнес ни слова. Мэнсо ударил юношу ладонью по шее, в последнюю секунду чуть смягчив удар, и мгновенно этой же рукой зажал рот Райсу. Другая рука с ножом уже двигалась к цели. Мэнсо вспомнил часового в Лаосе, вспомнил других людей, которые умерли, не проронив ни звука. Воспоминания ожили перед его мысленным взором, когда нож аккуратно вошел в тело Бадди Райса между шеей и ключицей, перерезая артерию и рассекая нервные узлы.

Так же быстро Мэнсо выхватил лезвие, вытер нож о пиджак Райса, одновременно опуская его на землю. На юношу он даже не посмотрел. Знал, что тот жив, но придет в себя минимум через десять минут. Мэнсо закрепил нож на руке, развернулся и побежал. Достав из-за пояса майку, он тем же манером преодолел изгородь, пересек лужайку, по подъездной дорожке выбежал на улицу, добрался до «плимута», завел мотор и медленно тронулся с места, подавив желание вдавить в пол педаль газа.

Платт обнаружил Бадди Райса через шесть минут после его смерти. К тому времени Мэнсо проехал уже десять кварталов.

Глава 13

Ден поднялся наверх с небольшой деревянной салатницей. В ней плавали в шоколадном соусе два шарика мороженого, присыпанные шоколадом и орешками и украшенные зефиром. Полковник посмотрел на салатницу, скорчив гримасу.

— Святой Боже! Неужели ты будешь это есть?

— Это пломбир в шоколадном соусе, сэр.

— Да, я понимаю. А сверху взбитые сливки? Я удивлен, что у Элен нашлись все необходимые составляющие.

— Это зефир, сэр. Не думаю, что нашлись бы. По дороге сюда я заехал в магазин, а потом поставил все в морозилку. — Ден положил в рот ложку мороженого, улыбнулся, словно извиняясь. — Я сладкоежка, сэр.

— Просто чудо, что ты не толстеешь.

— Я этим не злоупотребляю, сэр. И потом я очень много двигаюсь. Но вечером просто не могу без сладкого. Все равно как те, которые не ложатся спать, не пропустив стаканчика.

Полковник покачал головой.

— Я вот не ел ничего такого уже добрых тридцать лет.

— Хотите мороженого? Я мигом все устрою.

— Не надо, Френк.

— Я в этом дока, сэр. Управлюсь вмиг, а вы пока еще раз просмотрите мои эскизы.

— Столько мне не съесть. Если только четверть, твоей порции...

— Четверть так четверть. Я сейчас.

Полковник покачал головой, затем хохотнул.

Склонился над эскизом. У Дена действительно был острый глаз, так что эскиз этот достаточно точно воспроизводил чертеж архитектора, проектировавшего здание Торгового банка в Нью-Корнуолле. Зазвонил телефон. Полковник взял трубку.

Мэнсо. Полковник слушал внимательно, отвечал односложно. Положив трубку, он вновь посмотрел на эскиз, но не смог сосредоточиться. Он думал о жизни и смерти, преступлении и наказании, о бесконечной череде вечных загадок.

Библия лежала на столе. Большой том в потертом кожаном переплете с пятнами от воды. Хватало пятен и на страницах. В семье Кросса этой Библией пользовались больше сотни лет. Держа ее в руках, он вспомнил, как еще мальчиком обратил внимание на дату на титульном листе. «БОСТОН: MDCCCLVII. 1857». Когда он впервые раскрыл ее, книга казалась ему очень старой. Теперь ему было практически столько же лет, сколько ей тогда.

Исход[7], двадцать первая глава.

"Кто ударит человека, так что он умрет, да будет предан смерти.

Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его, то Я назначу у тебя место, куда убежать убийце.

А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть...

А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб".

Полковник положил руки на стол и поднял глаза к потолку. Он услышал шаги Дена на лестнице, услышал, как тот переступил порог, но продолжал смотреть в потолок, поэтому Ден после короткого колебания ретировался в коридор.

А Кросс перешел от Ветхого завета к Новому, от Отца к Сыну. Евангелие от Матфея, глава 5, стихи 38-39: «Вы слышали, что сказано: „Око за око, и зуб за зуб“. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Ветхий завет и Новый, Отец и Сын. Нет ли здесь противоречия?

«Сын умер молодым, — думал полковник. — Молодые — они другие, все видят иначе, видят, каким должно быть то или другое. Возможно, — думал он, — мысль эту кто-то сочтет за святотатство, но если бы Сын прожил дольше, Его глаза и Его душа старели бы вместе с Ним и Он становился бы все больше похожим на Отца. Он противился бы злу, Он бы требовал око за око».

Кросс оттолкнулся от стола и кашлянул, показывая Дену, что тот может войти. Мороженое привело его в восторг. Нет, разумеется, каждый день он есть его не собирался. Но раз в тридцать лет... почему бы нет? Иногда надо устраивать себе праздник.

— Звонил Мэнсо, — сообщил полковник Дену. — Телохранитель мертв.

— Райс?

— Бартон Райс или Бадди Райс, как его ни называй. Поджигатель, убийца, телохранитель и шофер. Эдуард говорит, что сложностей не возникло.

— Это хорошие новости, сэр.

— Да, — кивнул Кросс. — Хорошие. А теперь займемся твоими эскизами, Френк.

— О Господи! О, Джорди, о, Господи, я никогда не думала...

— Я тоже, Пат. Так уж получилось.

— Я бы не хотела, чтобы ты подумал, будто я...

— Не говори глупостей.

— Ты же знаешь, женщина в разводе, некоторые думают...

— Не говори глупостей.

— Они считают, раз женщина сходила замуж...

— Пат. — Он положил руку ей на плечо, потом его рука медленно двинулась вниз. «Очень уж она полная, — думал Джордано, — это не по мне, но кожа такая нежная, гладкая». — Пат, так уж получилось. Просто и естественно, и я этому очень рад. Мы оба — одинокие люди, Пат. Мы нуждались друг в друге, мы нашли друг друга, и нам было хорошо.

— О-о-о!..

— Тебе тоже было хорошо, не так ли, крошка?

— Очень хорошо! Теперь даже стыдно, что мне было так хорошо.

— Стыдиться тут нечего. Ты нормальная женщина. Все естественно, Пат. Патриция.

— Мне никогда не нравилось это имя.

— Ты про Патрицию?

— Да. Очень уж высокомерно оно звучит.

— А каково расти с именем Джордан?

— Отличное имя, в нем чувствуется характер, сила, достоинство. Имя что надо.

— Характер и достоинство не такие уж плюсы, если ты сам костлявый недомерок.

— А что плохого в костлявости. — Она коснулась его игрунчика. — Мне бы такое телосложение.

— Перестань. Эта штучка тебе ни к чему...

Когда он первый раз поцеловал ее, она поначалу вся напряглась, а потом приникла к нему, крепко обняла, и ее язык нырнул в его рот. Джордано лег на нее, и полные бедра Пат разошлись, приглашая его войти. Он и вошел в ее огненную пещеру. Глаза женщины закрылись, зубы сжались, и через несколько мгновений она уже сладко постанывала от оргазма.

Джордано двигался медленно, не торопясь, и Патриция еще дважды поднялась на вершину блаженства, прежде чем он почувствовал, что пришел и его черед. Крепко прижавшись к ее груди, он кончил, вскрикнув: «Да, да, сейчас, сейчас, да!»

По пути домой Патриция сказала, что с ним она почувствовала себя богиней.

— Раньше такого никогда не было. О Джордан!..

Выглядела она милашкой. «Видать, ей прописали хорошее лекарство», — подумал он. И дело тут не в сексе, иначе каждый мог бы считать себя мистером Америка. Причина крылась в романтичности. Уважительное обхождение, чувства, заботливость, благодаря им и раскрылась ее женственность.

— На следующем перекрестке направо. Как мне не хочется ехать домой. В этот дом! С радостью осталась бы с тобой на ночь. Ой, да что я такое говорю!.. Словно какая-то шлюха.

— Только не ты. Только не моя Патриция.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Оно звучит так, словно я королева.

— Я... тебе понравилось?

— Господи, да. Я не должна так говорить...

— И не говори.

— Сейчас направо, потом налево.

— Я знаю.

Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза. Для него наступил тяжелый момент, потому что предстояло изменить привычный порядок. Обычно он старался остудить чувства женщины, подготовить ее к тому, чтобы она не изумлялась, если он ей больше не позвонит. А Патриции, если бы они встретились случайно, он бы больше и не позвонил. Сомнений тут быть не могло. В постели она особого впечатления не производила. Страсти, конечно, хватало с избытком, а вот мастерством она похвастать не могла. Впрочем, он знал, что со временем она прибавит и в мастерстве, да только он потеряет к ней всяческий интерес. Ее семейная жизнь сексуальным разнообразием не отличалась, он полагал, что вскорости она расскажет ему об этом; после развода она раз пять-шесть встречалась с мужчинами, безо всякой любви, а потому не получала и удовлетворения.

Мужчины глупы, думал он. Они читают книги, учатся каким-то приемам, изучают схему эрогенных зон, словно штурманы, прокладывающие курс корабля. Они думают, что главное — возбудить женщину, разжечь, а затем запрыгивать на нее. Это долгий путь, далеко не всегда приводящий к цели.

Но нужно-то другое: пробудить в женщине любовь к себе. Не поцелуями или ласками, а словами, интонациями, выражением лица.

Как только они влюбляются, считай, ты на коне. Влюбившись, она сами возбуждаются, разжигают себя.

Вот и ее дом. Джордано притормозил, Патриция шевельнулась, открыла глаза. Он нежно поцеловал ее в губы.

— До завтра...

Во время

Этот темно-бордовый шелковый халат Платт заказал в Италии. С монограммой AJP. Второго имени у Платта не было, но что это за монограмма АР? То ли информационное агентство, то ли торговая компания, магазины которой разбросаны по всей Америке[8].

Платт затянул пояс, сунул ноги в шлепанцы, повернулся и сверху вниз посмотрел на Марлен. Глаза закрыты, дыхание ровное, как во сне, но он прекрасно знал, что жена не спит. Она всегда притворялась спящей после выполнения своих супружеских обязанностей. До их выполнения, если у него возникало желание, он всегда мог разбудить ее, шлепнув по заднице: раз жена, значит, должна. А потом, сходив в ванную, чтобы смыть его сперму, уже по пути к кровати она словно впадала в коматозное состояние. Лишь бы не общаться с ним.

Обычно его это не волновало, он засыпал до ее возвращения из ванной. А вот сегодня и в другие редкие вечера, когда он не мог заснуть, просто бесило.

Он все еще смотрел на нее. Наклонился, сдернул простыню. Пробежался взглядом по очертаниям ее спины и ягодиц, прикрытых ночной рубашкой. Марлен не шевельнулась. Платт вновь накрыл ее простыней.

Даже во сне или в имитации сна чувствовалась порода. Густые черные волосы, белая кожа, классические черты лица. Именно эта породистость побудила его жениться на ней вскоре после смерти Лобстера, когда дела у него шли особенно хорошо и он решил обзавестись хорошим домом и достойной хозяйкой. Именно ее породистость мешала ему дать ей хорошего пинка под круглый задок и вышвырнуть вон. И эта же породистость заставляла его ненавидеть деть жену. Она не имела права так держаться, черт побери! Она же никто, какая-то Марлен Пивник с Ошен-Паркуэй, а какой, к черту, породистости можно набраться на Ошен-Паркуэй?

Платт вновь посмотрел на жену.

— Доброго тебе сна, сучка, — пробормотал он и оставил ее одну.

В халате и шлепанцах спустился вниз, вышел из дома, обогнул угол. И тут же ему в лицо ударил луч мощного фонаря.

— Отведи фонарь. Это я.

— Извините, мистер Платт. Не признал.

— Не за что тебе извиняться, парень. Это твоя работа — быть начеку.

Он двинулся дальше, даже не посмотрев, кто из четверки ночных охранников наткнулся на него. Ему нравилось, что дом и поместье охраняются круглосуточно. Лонгостини, который первым завел такой порядок, терпеть не мог присутствия охранников. Говорил, будто они как бы подчеркивают, что он постоянно живет под дамокловым мечом. «А ведь все живут под таким мечом», — думал Платт. Без единого исключения. Если ты что-то из себя представляешь, если ты чего-то добился, будь любезен принять определенные меры предосторожности. Охранники так охранники. Он воображал себя президентом с собственной, хотя и небольшой, секретной службой.

Платт направился к тому месту, где несколько часов назад сняли прямоугольник дерна, чтобы затем положить его обратно. Ни могильного камня, ни гроба — ничего. Только тело Бадди Райса, забросанное землей. Брошенное на съедение червям. Да и зачем мертвому могильные камни и гробы?..

Когда убивают твоего человека, ты не вызываешь полицию, не звонишь в газеты. Ты тайком хоронишь его, пока тело еще не успело остыть.

Платт покачал головой, вспоминая события вечера. Этот глупый мальчишка не мог замочить Бадди, никак не мог. Этот кретин клялся, что Бадди оглушил его, чему Платт поверить не мог, да и ножа поблизости не нашли. Бадди же убили ножом, а ножи ходить не умеют.

И началась вся эта суета. Сначала ему пришлось искать машину, чтобы развезти по домам девок. Потому-то ему и пришлось трахать Марлен. А ведь он намеревался позабавиться сразу с двумя блондинками, потому что Кохлер уже вышел в тираж, думал только о смерти, и толку от него было не больше, чем от дивана. К тому же он едва не умер, увидев убитого Бадди. Короче, Платт отправил домой и Кохлера, а затем вызвал машину с двумя крепкими парнями, чтобы отвезти Бадди в поместье и упрятать его в землю до того, как в это дело сунется полиция. Платт достал из кармана сигару, развернул, засунул целлофан обратно в карман, щелкнул зажигалкой и раскурил сигару. Дерн положен так аккуратно, что не сразу и найдешь место, где его снимали. Если уходишь, то уходишь навсегда, и нечего требовать, чтобы о тебе вспоминали. Сколько лет пробыл с ним Бадди? Много, и десять последних он был его личным телохранителем. Но едва могилу, закопали, к Платту подошел один из парней. В глазах его светилась надежда.

— Мистер Платт, Бадди был моим другом, но вам нужен человек, чтобы водить автомобиль и все такое.

— Ты хороший водитель?

— И механик, мистер Платт. Я починил «линкольн» на стоянке у ресторана. Управился меньше чем за три минуты.

— Ты Глисон, так?

— Лестер Глисон, мистер Платт.

— У тебя кто-нибудь есть? Жена, дети, постоянная подружка?

— Нет, сэр.

— Мать, отец, тетушка, которую ты должен навещать каждую третью среду?

— Никого у меня нет.

— Бадди Глисон.

— Лестер, мистер Платт. Или Лес, иди...

— Бадди Глисон. Так?

— Да, сэр, мистер Платт. Бадди.

— Комната на первом этаже. Из вещей Бадди возьми те, что приглянутся, остальные выброси. Сегодня ночуешь здесь.

— Да, сэр.

Десять лет Бадди Райс был рядом, и вот сколько времени потребовалось, чтобы найти ему замену. Этот Глисон, этот Бадди Глисон... Справится ли он? Выяснить это не составит труда. Возможно, он ездит слишком быстро. Эта ошибка свойственна многим. Стараются показать, какие они классные водители, и едут быстрее, чем тебе того хочется. А может, он не так уж ловко управляется с пистолетом либо не сумеет держать язык за зубами в компании шлюх или деловых партнеров. Вот с этим у Бадди, другого Бадди, все было в порядке. Он знал, когда надо молчать, и неплохо смотрелся в костюме. Во всяком случае, не напоминал гориллу.

Кто же его убил? Платт этого не знал да особо и не хотел узнать. Может, и Глисон. Если хотел получить работу Бадди. Тогда оно и к лучшему. Работал-то профессионал. Вывести из строя мотор, чтобы отвлечь внимание Бадди, а потом прирезать его. Бадди и сам отлично владел ножом, так что зарезать его мог только мастер своего дела.

Или надо искать женщину, предположил Платт. Возможно, причина в этом. Так или иначе Бадди наступил кому-то на мозоль, и этот кто-то или сам пришил Бадди, или кого-то нанял. Но убрали Бадди так, чтобы удалось обойтись без вмешательства полиции. Платт решил, что за это убийцу можно только поблагодарить.