Глава 5

Когда Джордано открыл туристическое агентство в Финиксе, друзья убеждали его сменить фамилию. «Ты же знаешь, Лу, — говорил ему один из них, — что у нас думают про итальянцев. Я вот занимаюсь строительством. Средний американец это может понять. Но кто захочет иметь дело с туристическим агентством, хозяин которого Джордано?»

«Тот, кто захочет побывать в Риме», — резонно ответил Джордано.

«Туристическое агентство Джордано» заняло три великолепно обставленные комнаты в одном из лучших зданий в деловом центре Финикса, сам Джордано поселился в пентхаузе в Уэнтуорт-Армс, и все знали, что его годовой доход никак не меньше пятидесяти тысяч. Разумеется, в действительности все обстояло иначе. Обилием клиентов агентство похвастаться не могло, главным образом потому, что Джордано сам много путешествовал и уделял бизнесу минимум времени. Впрочем, прибыли как раз хватало на жалованье двум девушкам, что работали у него. В его бухгалтерской книге, в которую он заглядывал, когда подходил срок уплаты подоходного налога, значилось, что за прошлый год прибыль составила двадцать одну тысячу долларов. На самом деле год он закончил с незначительными убытками, которые, впрочем, не слишком его волновали.

В тридцать один год Джордано оставался худым как палка. Его каштановые волосы не вились, как у многих итальянцев, кожа плотно обтягивала угловатое лицо. В армию он пришел слабаком, весящим всего лишь девяносто семь фунтов. По нему можно было изучать скелет человека. Собственно, он и пошел в армию, чтобы хоть немного поправиться и подкачаться. Поначалу он прибавил несколько фунтов, и то мясо, что наросло на его костях, быстро превратилось в железные мышцы. Однако внешне Джордано по-прежнему выглядел дистрофиком. В Лаосе он подхватил малярию и перед демобилизацией вновь превратился в ходячий скелет. Вдобавок у него еще резко ухудшилось зрение. Так что на гражданку он вернулся не просто козявкой, но козявкой в очках.

И люди покупались на его внешность. Тоненькие ножки, узенькая грудка, ручки, как у школьницы, на носу очки с толстыми, стеклами — на супермена он явно не тянул. И когда полковник послал их в Филадельфию на операцию «Приманка для ростовщика», именно Джордано сыграл роль болезненного бухгалтера, заваленного грудой больничных счетов. Он занял у ростовщика две тысячи баксов, чтобы получше разобраться во взаимоотношениях последнего с клиентами.

В той операции они не совсем точно рассчитали время. До того, как они успели подготовиться к завершающему удару, ростовщик послал к Джордано вышибал. Тот пришел домой и обнаружил в гостиной двух крепких парней. Джордано пытался играть свою роль до конца, верещал, умолял, обещал расплатиться, но на этот раз вышибалы получили приказ не только попугать, но задать должнику хорошую трепку. Рассудком Джордано понимал, что дергаться незачем, перед ним профессионалы, которые перетруждаться не будут, дело кончится несколькими тумаками, но, когда они надвинулись на него, рефлексы сработали автоматически. Одного он впечатал в стену, второму нанес удар ребром ладони по адамову яблоку. Потом Джордано стоял над ними и ругал себя последними словами, потому что из-за него вся операция оказалась под угрозой. Если бы вышибалы вернулись к своему боссу и доложили, что этот хилый бухгалтер на самом деле настоящий головорез, ситуация могла выйти из-под контроля.

Поэтому Джордано ребром ладони переломил вышибалам шеи. Убедившись, что они мертвы, позвонил Мердоку и Френку Дену. Те приехали на грузовике с двумя сундуками, в которых и вынесли трупы. Сундуки они отправили в Сиэтл. Потом Джордано несколько недель просматривал газеты, но про вышибал так и не написали.

Дурил Джордано и женщин, которые жалели его, думая, что рядом с ним они в полной безопасности. В итоге он изумлял их не меньше, чем изумил громил в Филадельфии. Джордано обставлял все так, будто, ложась с ним в постель, женщины совершали благое дело, помогая сирому и убогому. Потом же они изнемогали от страсти и к утру по уши влюблялись в Джордано, но второй раз он не встречался ни с одной. Для него это было делом принципа. Джордано говорил друзьям, что всю жизнь ищет женщину, с которой ему хотелось бы провести вторую ночь, но пока безрезультатно.

Однако прекращать поиски он не собирался. Во вторник вечером, когда зазвонил телефон, он выяснял, не станет ли такой женщиной шестифутовая блондинка-шведка, каждая грудь которой весила не меньше, чем весь Джордано. Звонок раздался в самый неподходящий момент, поэтому Джордано просто сбросил трубку с рычага и вернулся к прерванному занятию. На место он трубку так и не положил, так что с телеграммой полковника ознакомился лишь на следующее утро в своем туристическом агентстве.

— Возьмите мне билет на дневной рейс до Нью-Йорка, — распорядился он, вызвав в кабинет одну из девушек. — Туда и обратно, обратно с открытой датой. Позвоните в «Юнайтед», но перед тем как подтвердить заказ, узнайте, какой они показывают фильм. Потом свяжитесь с отелем «Плаза» в Нью-Йорке или с «Пьером», если в «Плазе» не окажется свободных номеров. Скажите, что номер нужен только на одну ночь.

Паковать вещи необходимости не было. Собранный чемодан всегда стоял у Джордано в кабинете. Два костюма, рубашки, носки, нижнее белье, туалетные принадлежности. А также пара метательных ножей, моток очень тонкой и прочной стальной проволоки, малокалиберный автоматический пистолет.

Девушка вновь заглянула в кабинет.

— Лу, вы полетите первым классом или туристическим? Вроде бы вы об этом не упоминали.

— Первым, — ответил он. — Они дают нам скидку.

Глава 6

Когда во вторник вечером Мердок добрался до своей комнаты в пансионе, он уже не мог отличить телеграмму от самолета. В Миннеаполисе он работал в бригаде грузчиков, и в этот день они перевозили семью с третьего этажа дома на Горацио-стрит на четвертый этаж на Ван-Дуйзена. Одна лестница стоила другой, а семья очень дорожила кабинетным роялем на колесиках. К тому времени, как переезд закончился, Мердок мог думать лишь о холодном пиве. Полдюжины бутылок «Хэмма» подвигли его на что-нибудь покрепче. Проснувшись, он вспомнил, что вроде бы с кем-то подрался, смотался из бара, когда хозяин вызвал копов, забрел в другой бар, где его хорошо знали, кажется, добавил еще и решил, что пора домой. Что было дальше, Мердок не имел ни малейшего понятия, но разлепил глаза он в собственной постели. Наверное, добрался до пансиона на автопилоте.

Перекинув ноги через край кровати, Мердок сел, стараясь припомнить, обещал он боссу прийти на работу или нет. Правда, особого значения это не имело, так как проку в этот день от него бы не было, однако если его все-таки ждали, то назавтра могли и уволить. А может, и не уволили бы. Подобного рода компании брали на работу всех, кто подворачивался под руку, едва ли рассчитывая при этом на ответственность своих работников. Бена Мердока это вполне устраивало, ответственность не входила в число его достоинств.

Рыжий, весь в веснушках, он с детства отличался задиристостью и, не раздумывая, пускал в ход кулаки. Рос он в Теннесси, его неоднократно выгоняли из школы, а в девятнадцать ему пришлось удрать в Чикаго, потому что Бен и одна девица по-разному истолковали одно и то же событие. Бен полагал, что она этого хотела, хотя и отговаривала его. Девица же заявляла, что Бен ее изнасиловал. Когда она отправилась в полицию, Бен украл автомобиль и укатил на север.

Кража сошла ему с рук, но месяц спустя Мердока арестовали за распитие алкогольных напитков в неположенном месте. Пил он посреди Стейт-стрит, а бутылку добыл, разбив витрину. Судья дал ему срок условно.

В тюрьме он успел побывать дважды, получив десять и двадцать дней, оба раза за пьянку и дебош. Вскоре после второй отсидки он вновь украл автомобиль и разбил его. Другой судья предложил ему на выбор тюрьму или армию. Бен выбрал армию, рассудив, что оттуда удрать легче.

В армии он прослужил пятнадцать лет. Как это ни странно, солдат из него получился отличный. Его назначили командиром отделения, он стал инструктором по стрельбе. Кто-то сказал ему, что в воздушно-десантных войсках платят в два раза больше. Он ответил, что ни за какие деньги не согласится прыгать с парашютом. А потом один из дружков Бена поделился с ним мыслями о том, что в ВДВ служба самая тяжелая и набирают туда только черных, потому что белому человеку это не под силу. Бен обдумывал его слова весь день и всю ночь, а утром попросил перевести его в ВДВ.

В части специального назначения Мердок записался, как только началось их формирование. Восемь раз его производили в капралы и восемь раз разжаловали в рядовые, но из армии не выгоняли. Он там прижился, армия стала ему родным домом. Бен полагал, что в конце концов его убьют, но пока этого не случилось, хотел оставаться в армии.

А потом в разведке он допустил ошибку, попав на мушку снайперу. Ошибся и снайпер, поскольку обе его пули попали в левую руку Мердока, не зацепив ничего другого. После того, как его подлатали, Бен спросил, когда он сможет вернуться в свою часть. Ему ответили, что после таких ранений — с одним штифтом в плече и с другим в локте — пути его и армии разошлись.

Бену заявили, что он герой, ему положена пенсия, и он должен радоваться, что все так вышло. Но он не радовался. Мердок клял снайпера за то, что тот не смог его убить, если уж попал. Потому что теперь из-за пары каких-то стальных штифтов, о которых он вспоминал лишь в дождливую погоду, его выбросили из дома, в котором он счастливо прожил пятнадцать лет.

Бен поднялся с кровати, подошел к раковине, прополоскал рот, повернулся, чтобы взять полотенце, и тут увидел лежащую у двери телеграмму. Что в ней написано, он знал, не читая. Но все же развернул телеграмму и увидел знакомые слова: «ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ ТВОЯ МАТЬ УМЕРЛА ПАПА». Полковнику не нравился этот текст, но Мердок настоял на нем. Если он кого и ненавидел на этом свете, так это свою мать. И телеграмма всякий раз грела ему душу.

Бен вывернул карманы. Одна пятидолларовая купюра, две по доллару. На комоде горсть мелочи. Он достал нож и приподнял линолеум в углу. Подъемные лежали на месте — пять сотенных и две десятки. Эти деньги он не трогал никогда, как бы ни хотелось ему выпить, каких бы долгов он ни наделал. Тратил он их, лишь получая телеграмму полковника. Для того и берег.

По коридору Мердок прошел в ванную, принял душ, вернулся в свою комнату, надел лучший костюм. Отполировал башмаки полотенцем.

Все вещи он оставил в комнате. Хозяйка могла сохранить их или выбросить. Его устраивал любой вариант. Бен возвращался домой, к парням, которые не могли забыть армию. Безногому Кроссу, Эдди, Френку, костлявому итальяшке и капитану-ниггеру. Видит Бог, там он повеселится всласть.

Глава 7

Полковник терпеливо дожидался, пока Элен Тремонт нальет каждому кофе и расставит тарелочки с печеньем. Мужчины сидели за овальным дубовым столом. Как только Элен вышла из комнаты, Кросс наклонился вперед.

— Альберт Платт. Родился четвертого сентября тысяча девятьсот двадцать первого года в Бруклине. Рос в Браунсвилле. В тридцать шестом осужден за кражу автомобиля. Шесть месяцев провел в исправительной колонии Четуорта. С тридцать восьмого по сорок первый его арестовывали пять раз. По различным обвинениям. От разбоя до изнасилования. Всякий раз доказать его вину не удавалось. В сорок втором призван в армию. В том же году уволен, как опозоривший честь военнослужащего. В сорок четвертом арестован за вооруженный грабеж. Опять обвинения сняты за недоказанностью. В сорок шестом очередной арест по подозрению в убийстве. Свидетели отказались давать показания. Сорок восьмой год, вновь арест, обвинение в убийстве. Свидетель исчез, обвинения сняты.

Полковник отпил кофе.

— После сорок восьмого ни одного ареста. До этого времени Платт ограничивал свою деятельность Бруклином и Лонг-Айлендом. В сорок восьмом он перебирается через реку, в Нью-Джерси. Налаживает связи с группой местных рэкетиров, в том числе с Филипом Лонгостини, известным в узких кругах как Фил Лобстер. Лонгостини платили дань несколько ресторанов и ночных клубов в округе Берген, две компании по сбору мусора, корпорация, изготавливающая торговые автоматы, местные прачечные и химчистки. Он контролировал букмекеров и ростовщиков в северной части Нью-Джерси, а также местные отделения трех профсоюзов. К пятьдесят второму году Платт стал у Лонгостини главным сборщиком долгов. Действовал он аккуратно, полиции ни разу не удалось получить ордер на его арест, но Платт приложил руку по меньшей мере к двенадцати убийствам. Или убивал сам, или убивали по его приказу. — Полковник сложил пальцы домиком и долго смотрел на них. — Где-то я прочитал, будто все мы должны радоваться, когда преступники начинают заниматься легальным бизнесом, вроде бы это свидетельство того, что они встают на путь истинный. Глупое суждение! В результате легальное предприятие начинает работать по преступным законам. Опять же я читал, что преступник рано или поздно понесет наказание и плохо кончит. Для Филипа Лонгостини плохой конец наступил в июле шестьдесят четвертого в его поместье в Энгвуд-Клиффз. Он умер во сне в возрасте семидесяти трех лет, оставив наследство, оцениваемое в... Впрочем, это всего лишь догадки, не так ли?

Взгляд полковника обежал стол, по очереди останавливаясь на Мердоке, Дене, Симмонзе, Джордано и Мэнсо.

— Эдуард!

— Да, сэр?

— Фотографии.

Мэнсо передал Кроссу большой конверт из плотной бумаги.

Полковник достал из него полдюжины фотографий размером восемь на одиннадцать дюймов.

— Эдуард сделал их в Лас-Вегасе. Альберт Платт присутствует на каждой. На этой фотографии обратите внимание на мужчину справа от Платта. Эдуард?

— Бадди Райс. Шофер и телохранитель Платта.

— Ты говорил, он постоянно носит с собой оружие.

— "Кольт" сорок пятого калибра[3]. В наплечной кобуре. Хорошо владеет ножом.

— Ты все это узнал в Лас-Вегасе? — спросил Ден.

— Задал пару-тройку вопросов.

— Он тебя не вычислил?

— Думаю, нет. Однажды мы оказались за одним столом. Но он больше смотрел на свою девицу да на кости, которые ложились не так, как ему хотелось бы. Нет, на меня он внимания не обратил.

Полковник подождал, пока фотографии обойдут стол и вернутся к нему. Собрав их, он уложил снимки в конверт, потом допил кофе и поставил на блюдечко пустую чашку.

— С главным героем вы познакомились. Теперь вам надо кое-что записать. — Кросс подождал, пока все пятеро вооружатся ручками и блокнотами. — Платт не сумел возглавить всю империю Лонгостини. Как вы понимаете, в газетах об этом не писали, но моя сестра умеет найти то, что нужно. Необходимые подробности она почерпнула в материалах нескольких расследований, проведенных комиссиями сената. Если принять всю преступную деятельность в округе Берген и на прилегающей территории за единицу, то одна треть контролируется Платтом. Весьма высока прибыль и от его легальных предприятий. Живет он в поместье площадью в четыре акра к югу от Тенафли. Территория обнесена забором и патрулируется вооруженными охранниками. По слухам, многие из его исчезнувших деловых партнеров покоятся в лесу на территории поместья. Помимо слухов, есть и более осязаемые свидетельства его деятельности. Платт расширил масштаб своих операций. Он не стал разбрасываться, как Лонгостини. К примеру, полностью отошел от игорного бизнеса, вероятно, получив взамен контроль над ростовщиками. А где-то в шестьдесят шестом заинтересовался банками. Именно тогда Платт подмял под себя Торгово-промышленный банк Пассэика.

— С его-то криминальным прошлым?

— Банк он контролирует через подставных лиц. Президент банка — Джером Гегнер, законопослушный гражданин, даже не заподозренный в каких-либо правонарушениях. Одно время Гегнер работал менеджером в ночном клубе «Тридцать — Тридцать», что в Патерсоне. Потом вице-президентом и главным бухгалтером корпорации по производству торговых автоматов «Харко аутометик вендинг, инк.». И клуб, и корпорация ранее принадлежали Филипу Лонгостини. В совете директоров Торгово-промышленного банка есть еще несколько доверенных лиц Платта. Один из них слишком молод для директора банка. Его фамилия Силвертри. Правда, он женат на племяннице Альберта Платта.

Полковник помолчал, чтобы остальные успели все записать. Некоторые, он это знал, записывали все слово в слово. Ден или Симмонз. А Мердок, наоборот, писал мало, предпочитая полагаться на свою память.

— Мне показалось странным, что Платт остановил свой выбор на финансах и банковском деле, — продолжил полковник. — Когда Эдди обратил на него мое внимание, я подумал, что Платт скорее всего организует и финансирует ограбления банков. Мне и в голову не приходило, что преступникам может понадобиться собственный банк. Однако потом я узнал много интересного. Выяснилось, что действия Платта вполне укладываются в общую тенденцию, характерную для организованной преступности. В шестидесятые годы такие, как Платт начали подыскивать небольшие банки, едва державшиеся на плаву, купить которые не составляло труда. Сейчас мы знаем наверняка, что несколько банков перешло под контроль мафии в чикагском регионе, один — на Лонг-Айленде, а если подсчитать, сколько их по всей стране, то получится внушительная цифра. Банки эти выполняют очень важные функции. Во-первых, обеспечивают идеальное прикрытие для денежных потоков, имеющих место в криминальных предприятиях. Они также позволяют легализировать деятельность ростовщиков. Допустим, бизнесмен хочет занять крупную сумму. Скажем, сто тысяч долларов. В свой обычный банк он обратиться не может. Там, зная ситуацию, кредита ему не дадут. Тогда он идет к Платту, который ссужает ему деньги на обычных условиях: базовая ставка плюс какой-то процент, только заемщик подписывает документы на получение не ста, а двухсот тысяч долларов. То есть у Платта остается бумага, свидетельствующая, что им выдано двести тысяч долларов. А уж в том, что его бандиты выбьют долг, можно не сомневаться. Опять же бухгалтерия покажет в графе «прибыль» только полученные по кредиту проценты. А сто тысяч долларов уйдут в неучтенку. И это только один пример. Вариантов сколько угодно. Платт имеет возможность оперировать крупными суммами. А банк надежно прикрывает его. Несомненно, он отмывает деньги и других преступников. Вы, разумеется, помните похищение Аккермана. Детали опустим, но суть в том, что выкуп составил двести пятьдесят тысяч меченых долларов, и ни одна купюра не вернулась в оборот. Преступник, имеющий в своем распоряжении банк, мог купить эти деньги у похитителей, скажем, по тридцать или сорок центов за доллар, и держать их в сейфе в качестве денежного резерва не один год.

Джордано полюбопытствовал, есть ли связь между Платтом и похищением Аккермана. Полковник ответил, что нет.

— Речь о том, как Платт может использовать свои банки.

— Банки? — переспросил Ден.

— Да. Год назад он приобрел второй банк. Торговый банк в Нью-Корнуолле, также в округе Берген. Это вы запишите. Мы не знаем, как конкретно Платт использовал свои банки, за исключением одного случая. Тут он проявил незаурядную смекалку: нашел оригинальный способ увеличить прибыль своих банков.

— Какой же?

— Ограбив один из них.

Джордано не мот не признать, что это была блестящая идея. Он внимательно вслушивался в рассказ полковника, но мысли его уже забежали далеко вперед. Действительно, перспективы открывались более чем интересные. Он-то думал, что знаком со всеми стандартными вариантами. Взять, к примеру, страховку от пожара. Способов подпалить свою собственность ради того, чтобы получить страховую премию, существовало множество. Во многих случаях он задавался вопросом, так ли уж случайно возник пожар? Однако очень часто следов поджога не находили. Если ваша фирма приносит одни убытки, а помещение и все в нем находящееся застрахованы на приличную сумму, всего и дел-то — соединить два проводка и спокойно идти домой. Во-первых, вы получаете живые деньги, во-вторых, не надо искать идиота, который решил бы купить вашу фирму.

«Конечно, это неплохой выход из критической ситуации, — думал Джордано, — но не более того. Ты получаешь или одно, или другое. Либо у тебя остается фирма, либо тебе вручают страховку. А вот ограбление банка... это уже совсем другой уровень. Конечно, надо все как следует подготовить. Найти какой-нибудь предлог для того, чтобы в хранилище оказалась крупная сумма. Затем послать своих людей, так будет проще. Возможно, следует пару раз выстрелить в воздух. Для большей убедительности. Опять же кто-то должен включить тревогу. Но не сразу, чтобы не создавать себе трудностей. Федеральные инспектора проведут расследование и выяснят, что банк ограбили. После этого Федеральная корпорация страхования депозитов возместит большую часть потерь, а остаток банк проведет по графе „убытки“, то есть сэкономит на налогах. В итоге у тебя остаются украденные деньги плюс деньги, полученные от ФКСД. Да еще убытки, зафиксированные документально! А если часть денег, украденных из банка, окажется меченой, так их можно вновь вернуть в хранилище. Пусть вылеживаются». Когда полковник закончил, Джордано поднял руку.

— Очень изящно, сэр. Но есть один минус. Провернуть это можно только один раз, не так ли? Платт получил свои триста пятьдесят штук, но повторить этот ход ему не удастся.

— Не удастся, — согласился полковник.

— Потому что феды[4] тоже не дураки. Возможно, они и сейчас догадываются, что произошло, но им надо поймать грабителей и установить их связь с Платтом, чтобы что-то доказать. А вот если он повторит ограбление банка, его наверняка прижмут к стенке.

— Совершенно верно.

— Но у него же два банка, — вставил Симмонз. — Он может точно так же ограбить второй банк.

— Лет через десять, — уточнил Джордано. — Но не раньше.

— Потому что одно ограбление свяжут с другим, Луи?

— Должны связать, сэр. Этому Платту остается только молиться, чтобы никто больше не решился ограбить его банки. Потому что, если такое случится, к мистеру Платту начнут очень внимательно приглядываться.

Он посмотрел на полковника, на губах которого заиграла легкая улыбка. Глаза Джордано широко раскрылись, он все понял.

— Операция «Банк», — возвестил полковник.

Джордано кивнул и оглядел сидящих за столом.

Теперь дошло и до них.

— Операция «Банк», — повторил полковник. — Торговый банк в Нью-Корнуолле. Банк Платта, господа, и мы намерены на него наехать.

Глава 8

На обоих боках синего пикапа белела одна и та же надпись: «СТЕДМАН: ХИРУРГИЯ ЛЕСА / ЛАМБЕРТВИЛЛЬ, ПЕНС». В кузове лежали две пилы, банка креозота, стремянка и несколько отпиленных ветвей. Симмонз в комбинезоне и джинсовой кепке сидел за рулем. Мердок у калитки беседовал с хозяйкой дома.

— Видите ли, мой помощник заметил это с дороги. Честно говоря, я сам ничего не увидел, но для ниггера у него очень зоркий глаз.

— Для негра, — поправила его женщина.

— Да, мадам. Он сбросил скорость, и я сам посмотрел на эту ветвь. Ее уже не спасти, точильщики потрудились на славу. Но дерево пока не тронуто, и ветвь надо обязательно отпилить, иначе они переберутся на ствол. Я не говорю, что пилить надо прямо сейчас, а не то дерево погибнет уже завтра. Но к осени точильщики доберутся до ствола, так что следующей весной дерево уже не спасти.

— Термиты, — вновь поправила его женщина.

— Нет, мадам, это точильщики. Термиты живут в домах, в срубленных деревьях, а точильщики...

— К нам заходил мужчина, утверждавший, что наш дом кишит термитами, и обещал избавить нас от них всего за триста долларов. — Женщина холодно улыбнулась. — Мы выяснили, что он просто хотел нас надуть.

Кепку Мердок держал в руках и мял ее, словно от волнения. Так что Симмонз с трудом подавил смешок. «Башмаки на толстой подошве, синие джинсы, байковая рубашка — типичный ирландец-деревенщина», — подумал Симмонз.

— Понятно, миссис Татилл, понятно!.. — вздохнул Мердок. — Инспектора по борьбе с термитами. Мы их знаем как облупленных.

— Он сказал, что проезжал мимо. И по этому поводу готов сделать нам значительную скидку. Как выяснилось, термитов у нас нет вообще.

— А вот точильщики есть, миссис Татилл. Приглядитесь к этому дереву, и вы все увидите сами. С того места, где вы стоите, видно, как странно загибаются листочки. Вон тот дуб. Я на него показываю. Вторая ветвь снизу по правую руку. Видите, листья чуть светлее, чем на всем дереве.

Женщина покивала.

— Я говорю вам правду, миссис Татилл, не то что эти термитчики. Мы не ждем, пока нас позовут. В нашем деле так не получается. Мистер Стедман говорит...

— Разве мистер Стедман — это не вы?

— Нет, мадам, — улыбнулся Мердок. — У мистера Стедмана таких, как я, двадцать человек. В Восточной Пенсильвании он самый крупный специалист по защите растений. Так вот, к тому времени, говорит мистер Стедман, когда обычный человек замечает, что дерево болеет, помочь ему может только пила. Этому дубу лет сорок, а то и пятьдесят. Зачем же терять такое прекрасное дерево? Заражена только одна ветвь.

— Возможно, мой муж с вами и согласится, — ответила женщина, — Тогда я позвоню вашему мистеру Стедману, и...

— Мадам, если вы позвоните, мы, конечно, приедем. Но работы-то всего на десять долларов, и ради этого гнать машину из Ламбертвилля...

— Только десять долларов?

— Мы все равно здесь, мадам. Отпилить надо одну ветвь, дороже это не стоит. Я понимаю, вы вспоминаете этого инспектора с его тремястами долларов. Разумеется, если хотите, вы можете позвонить в Ламбертвилль...

— Да чего мне звонить!.. — Миссис Татилл рассмеялась. — Десять долларов, а я-то решила... Ради бога, отпилите ее. Десять долларов!

— Нехорошо мы поступили, — бурчал Симмонз. — Отпилили совершенно здоровую ветвь у совершенно здорового дерева!..

— Ерунда! — отмахнулся Мердок. — Рано или поздно в ней могли завестись точильщики.

— Ты вот рассказывал ей, какие листочки нормальные, а какие бледноваты. — Дорога поворачивала налево, и Симмонз чуть притормозил. Пикап плавно вписался в поворот. — А надо было бы обратить ее внимание на лужайку. Ты видел, что она вся в проплешинах. Дело в том, что трава подстригается слишком коротко, к тому же набор трав не оптимальный.

— Когда мы закончим это дело, можешь вернуться к миссис Татилл и объяснить ей, как ухаживать за лужайкой.

— Кто-то же должен это объяснить! И в удобрениях, которыми она подкармливает траву, похоже, чересчур много фосфора. Разумеется, поддерживать в порядке лужайку такого размера непросто...

— Ты собираешься запросить за это те триста долларов, которые она отказалась заплатить инспектору по борьбе с термитами?

Симмонз расхохотался.

— Потели-то, похоже, зря, — продолжал Мердок. — Лезть на это чертово дерево, пилить ветку, замазывать поврежденное место креозотом, и все для того, чтобы при случае получить рекомендацию. А ведь Платт скорее всего ей и не позвонит.