Утром Уоррен Каттлтон вышел из своей комнаты, расположенной на Западной Восемьдесят третьей улице, и, как всегда, двинулся к Бродвею. День выдался ясный и прохладный, но не холодный. На углу мистер Каттлтон подошел к газетному киоску и купил у слепого продавца «Дейли Миррор». Он покупал у него газету уже не один год, и киоскер каким-то шестым чувством безошибочно узнавал его. Купив газету, Каттлтон отправился завтракать в кафе. Сунув «Дейли Миррор» подмышку и купив сладкую булочку и чашку кофе, он сел за маленький столик, развернул газету и принялся завтракать.

Дойдя до третьей страницы, Уоррен Каттлтон перестал жевать и отодвинул чашку с кофе в сторону. Третья страница в «Дейли Миррор» отводилась криминальным новостям. В тот день там была напечатана леденящая кровь кровавая история о женщине, убитой прошлой ночью в Центральном Парке. Маргарет Уолдек работала медицинской сестрой в Цветочной больнице на Пятой авеню. Сменившись в полночь, она пошла домой через парк, где и подверглась яростному нападению неизвестного преступника. Утром в парке был найден труп женщины с множественными ножевыми ранениями груди и живота. Кровавые детали были описаны репортером очень подробно. Уоррен Каттлтон прочитал статью и внимательно посмотрел на страшный снимок трупа.

Он вгляделся в спимок и неожиданно… все вспомнил! Ужасные воспоминания нахлынули на него со скоростью курьерского поезда.

Прогулка по парку. Прохладный ночной воздух. В руке длинный, холодный нож. Рукоятка влажная от пота. Он стоит и ждет. Услышав звук шагов, сходит с дорожки и прячется в тени. На дорожке появляется женщина… Яростная атака, страх и боль на лице незнакомки. В ушах звенят ее крики. Нож поднимается и опускается, поднимается и опускается… Крики достигают апогея и внезапно обрываются. Кровь… Повсюду кровь…

Неожиданно у него закружилась голова. Он растерянно посмотрел на руку, и ему показалось, что сейчас в ней появится блестящий нож. Но вместо ножа его пальцы по-прежнему сжимали остатки булочки. Потом пальцы разжались, и булочка, пролетев несколько дюймов, упала на стол. Его замутило. Он испугался, что сейчас его вырвет, но, слава Богу, все обошлось.

— О Господи! — едва слышно прошептал Уоррен и быстро огляделся по сторонам, испугавшись, что его услышат.

Кажется, никто не обратил на него внимания. Каттлтон повторил слова, словно заклинание, только на этот раз немного громче, и закурил. Затем постарался погасить спичку, но руки ходили ходуном и спичка упорно отказывалась гаснуть. В конце концов он с тяжелым вздохом бросил спичку на пол и наступил на нее ногой.

Он убил женщину! Убил совершенно незнакомую женщину! Женщину, которую видел первый раз в жизни. Убил и превратился в знаменитость! Стал чудовищем, бандитом, убийцей… Да теперь он убийца! Полиция найдет его и заставит во всем сознаться. А потом будет суд, на котором ему вынесут обвинительный приговор. Он подаст аппеляцию, но ее, конечно же, отклонят. После вынесения смертного приговора будет камера, прогулки по тюремному дворику и в конце концов электрический стул. Слава Богу, электрический стул будет последним событием в его жизни, после которого наступит темнота…

Уоррен Каттлтон закрыл глаза. Сжал пальцы в кулаки, прижал к вискам и глубоко и быстро задышал. Что с ним произошло? Почему, ну почему он убил ни в чем неповинного человека?

А почему люди вообще убивают друг друга?

Уоррен Каттлтон сидел в кафе, пока не выкурил три сигареты, прикуривая одну от другой. Докурив последнюю, встал и отправился к телефонной кабине. Бросил в прорезь автомата монету и набрал номер.

— Каттлтон, — сказал он, когда трубку на другом конце сняли. — Я сегодня не приду. Что-то неважно себя чувствую.

К телефону подошла одна из секретарш. Девушка искренне ему посочувствовала и выразила надежду, что скоро все пройдет. Каттлтон поблагодарил за участие и повесил трубку.

Неважно себя чувствует! За те двадцать три года, которые он проработал в компании «Барделл», он всего дважды брал больничный. Но тогда у него была очень высокая температура и ни о какой работе не могло быть и речи. Конечно, секретарша сейчас ему поверила. Он никогда не притворялся, не врал, и начальство знало, что если он жалуется на самочувствие, значит, что-то случилось. Никто ничего не заподозрит, но на душе у него все равно остался неприятный осадок.

С другой стороны, подумал Каттлтон, он не солгал. Он действительно чувствует себя сейчас мягко говоря неважно.

По пути домой Уоррен Каттлтон купил «Дейли Ньюс», «Геральд Трибюн» и «Таймс». В «Ньюс» ничего нового не было. Статья об убийстве Маргарет Уолдек была напечатана тоже на третьей странице и почти слово в слово повторяла статью из «Дейли Миррор». Да и снимок «Ньюс» дали тот же самый. Найти кровавую историю об убийстве в «Таймс» и «Геральд Трибюн» оказалось гораздо труднее, поскольку обе газеты поместили ее ближе к концу, словно что-то банальное и не заслуживающее внимания читателей. Уоррен непонимающе покачал головой…

Вечером Каттлтон спустился за «Джорнелом Америкен», «Уорлд Телеграм» и «Постом». «Пост» вышел с очень печальным интервью со сводной сестрой Маргарет. Уоррен читал интервью и горько плакал от жалости. Ему было жалко не только Маргарет Уолдек, но и себя самого.

В семь часов Уоррен сказал себе, что его песенка спета. Он убил человека и теперь его самого ждет смерть.

В девять Каттлтон робко подумал, что, может, еще не все потеряно и ему удастся спастись. Из газет следовало, что у полиции против убийцы ровным счетом ничего нет. Об отпечатках пальцев преступника не было сказано ни слова. У Каттлтона никогда в жизни не брали отпечатки пальцев. К тому же он был уверен, что не наследил. Так что если у полиции нет свидетелей, им его не поймать. А он точно помнил, что в парке в ту ночь никого не было.

В полночь Уоррен Каттлтон лег спать. Он долго ворочался, а когда все-таки уснул, то спал беспокойно, часто просыпаясь и вспоминая ужасные подробности прошлой ночи. Он как будто заново вспоминал шаги Маргарет, яростное нападение, нож, кровь, бегство из парка. В последний раз Уоррен проснулся в семь часов весь в холодном поту.

Сейчас Каттлтон не сомневался, что спасения нет. О каком спасении можно говорить, если ему всю ночь снились кошмары. Он всегда считал себя здравомыслящим человеком, для которого понятия добра и зла не пустой звук. И сейчас, после беспокойной ночи, возмездие на электрическом стуле казалось ему самым мягким из всех возможных наказаний. Утром он уже хотел не просто спастись, а забыть об убийстве.

Уоррен Каттлтон вышел на улицу и купил газету. Из «Дейли Миррора» узнал, что никаких новостей в деле нет. Читая интервью с юной племянницей Маргарет Уолдек, он даже всплакнул.

В полицейский участок Уоррен Каттлтон пришел в первый раз в жизни. Оказалось, полиция находится всего в нескольких кварталах от его дома, но ему как-то никогда не доводилось проходить мимо и адрес пришлось искать в телефонном справочнике.

Войдя в участок, Уоррен с четверть часа искал какого-нибудь офицера, к которому можно обратиться. В конце концов он нашел дежурного сержанта и объяснил, что хочет поговорить с детективом, расследующим убийство Маргарет Уолдек.

— Уолдек…— По лицу сержанта было ясно, что это имя ему ничего не говорит.

— Ну той женщины, которую убили в парке, — подсказал Каттлтон.

— А, понятно… У вас есть информация по этому убийству?

— Да, — кивнул мистер Каттлтон.

Он ждал на деревянной скамье, пока сержант звонил наверх и узнавал, кто расследует убийство Уолдек. Через несколько минут полицейский велел ему подняться на второй этаж и объяснил, как найти сержанта Рукера. Следуя полученным указаниям, Каттлтон быстро нашел детектива, ведущего дело Уолдек.

Он удивился, увидев молодого человека с задумчивыми глазами. Полицейский ответил утвердительно на вопрос, он ли расследует убийство в Центральном Парке. Для начала Рукер попросил посетителя представиться, назвать свой адрес и вкратце рассказать главные моменты своей биографии.

Записав все шариковой ручкой на листке желтой бумаги, Рукер задумчиво поднял голову и пожал плечами.

— Странно, — сказал он. — Ну да ладно, выкладывайте! Что там вы для нас припасли?

— Я припас для вас себя, — с жалкой улыбкой пробормотал Уоррен Каттлтон. Увидев, что сержант Рукер нахмурился, он поспешил объяснить: — Я это сделал! Я убил эту женщину! Я убил Маргарет Уолдек!

Рукер тут же вызвал еще одного полицейского и коротко все рассказал. Они отвели мистера Каттлтона в маленькую комнату и засыпали вопросами. Каттлтон рассказывал все, ничего не скрывая. В самых ужасных местах его голос дрожал, и ему с трудом удалось сдерживать слезы. Дважды он был настолько к ним близок, что приходилось замолкать. К горлу подступал ком, и он был вынужден ждать, когда успокоится.

Вопросы, вопросы…

— Где вы взяли нож?

— Купил в каком-то хозяйственном магазине.

— Где?

— На Колумбус авеню.

— Помните магазин?

Каттлтон помнил прилавок, продавца, помнил, как расплатился за нож и вышел из магазина, но никак не мог вспомнить, в каком именно магазине это произошло.

— Почему вы это сделали? — спросили полицейские.

— Не знаю…

— Почему выбрали Уолдек?

— Она… она просто проходила мимо.

— Почему вы набросились на нее?

— Я хотел на кого-нибудь наброситься. На меня что-то… нашло. Какая-то сила требовала, чтобы я убил человека. Ни той ночью, ни сейчас не могу понять, что на меня наехало. Не знаю, что это было, но я не мог сопротивляться. Внутренний голос твердил: «Убей!», и я был обязан сделать это!

— Почему убили ее? Могли бы просто избить и оставить в живых.

— Так уж получилось. Я бил ее ножом. Нож я купил для убийства.

— Давно планировали убийство?

— Нет, — покачал головой Уоррен Каттлтон. — Все произошло в один день.

— Где нож?

— Выбросил в канализацию.

— В каком месте?

— Не помню. Где-то в городе.

— На вашей одежде должна быть кровь, ведь убитая потеряла много крови. Ваша одежда дома?

— Нет, — покачал головой Уоррен Каттлтон. — Я избавился от нее. Выбросил…

— Куда? Тоже в канализацию?

— Послушай, Рей, — обратился к Рукеру напарник. — По-моему, ты напрасно устраиваешь допрос третьей степени человеку, который пришел с добровольным признанием.

— Извините, — буркнул Рей Рукер. — Мистер Каттлтон, одежда где-то у вас дома?

У Каттлтона появились смутные воспоминания об огне.

— Я сжег ее в мусоросжигателе, — наконец ответил он.

— В мусоросжигателе в вашем доме?

— Нет, где-то в другом месте. В доме, где я живу, нет мусоросжигателя. Я помню, что вернулся домой и переоделся, потом свернул всю одежду в узел, пошел куда-то, бросил узел в мусоросжигатель и вернулся домой. Потом долго мылся. Еще помню, что под ногтями у меня была кровь.

Детективы заставили его снять рубашку. После того, как Уоррен Каттлтон разделся, они принялись внимательно разглядывать его руки, грудь, плечи и шею.

— Ни одной царапины, — наконец подытожил осмотр сержант Рукер. — Никаких следов борьбы. А ведь у Маргарет Уолдек под ногтями осталась кожа убийцы. Она царапалась, отбивалась…

— Рей, она могла поцарапать сама себя, — заметил второй детектив.

— Ммм… А может, на убийце быстро заживают раны… Ладно, Каттлтон, пошли.

Его отвели в другую комнату. Там с него сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и объявили, что он задержан по подозрению в убийстве Маргарет Уолдек. Сержант Рукер предложил ему позвонить адвокату, но Каттлтон не знал ни одного адвоката. Он вспомнил адвоката, который давным давно заверял для него какой-то документ, но давно позабыл, как его зовут.

Потом Уоррена Каттлтона отвели в камеру и заперли дверь. Каттлтон сел на койку и закурил. Впервые за последние двадцать семь часов его руки не дрожали.

Через четыре часа в камеру вошли полицейские.

— Вы не убивали эту женщину, мистер Каттлтон, — сообщил ему Рей Рукер. — Почему вы признались в убийстве, которое не совершали?

От изумления Уоррен Каттлтон лишился дара речи. Он только сидел и молча смотрел на детективов.

— Во-первых, вы забыли упомянуть об алиби. В тот вечер вы были в кинотеатре на Восемьдесят третьей улице и смотрели там двухсерийный фильм. Кассир узнал вас по фотографии. Он уверен, что вы купили билет в половине десятого вечера. Контролер тоже вас запомнил. Вы поскользнулись, когда выходили в туалет, и ему пришлось поддержать вас. Это было уже после полуночи. После кино вы сразу отправились домой. Это засвидетельствовала ваша соседка снизу. Сосед по этажу готов поклясться, что в час ночи вы уже были дома и ни разу не выходили из комнаты. Через четверть часа после возвращения домой вы выключили свет и легли спать… Объясните, ради Бога, почему же вы тогда утверждаете, будто убили Маргарет Уолдек?

Невероятно! Он не помнил никаких кинофильмов. Не помнил, как покупал билет, не помнил, как спотыкался по пути в туалет. Ничего этого он не помнил. Он помнил только то, как прятался в темноте, помнил приближающиеся шаги, нападение, нож, крики, помнил, как выбрасывал нож в канализацию, сжигал одежду в мусоросжигателе, помнил, как долго тщательно смывал кровь.

— Но и это еще не все. Мы задержали человека, подозреваемого в убийстве Маргарет Уолдек. Не исключено, что это и есть настоящий убийца. Его зовут Алекс Канстер. Дважды судим за нападения на женщин. Его арестовали во время обычной проверки. Под подушкой лежал окровавленный нож, а на его лице не было живого места. Скорее всего он уже во всем сознался. Маргарет Уолдек убил Канстер, а не вы, мистер Каттлтон. Так почему же вы тогда признались в убийстве, которое не совершали? Зачем отняли у нас столько времени? Зачем солгали?

— Я не лгал, — растерянно покачал головой Уоррен Каттлтон.

Возмущенный Рей Рукер уже открыл было рот, чтобы сказать ему все, что о нем думает, но сдержался.

— Рей, у меня идея, — разрядил обстановку второй детектив. — Найди кого-нибудь, кто умеет работать с детектором лжи.

Каттлтон не понимал, что происходит. Полицейские отвели его в большую комнату, надели какие-то датчики, подсоединенные к прибору с экраном, и стали задавать странные вопросы. Как его зовут? Сколько ему лет? Где работает? Убивал ли он Маргарет Уолдек? Сколько будет четыре и четыре? Где он купил нож? Как звали его отца? Куда он спрятал одежду?

— Ничего, — удивленно пожал плечами напарник Рукера. — Никакой реакции. Ноль! Видишь? Он верит в то, что говорит, Рей.

— А может, детектор просто на него не действует? — пробурчал Рукер. — Такое тоже бывает.

— Тогда пусть солжет.

— Мистер Каттлтон, — обратился к Уоррену сержант Рукер, — сейчас я спрошу у вас, сколько будет три и четыре. Я хочу, чтобы вы ответили «шесть». Вы меня поняли?

— Но три и четыре будет семь.

— Все равно вы должны ответить «шесть».

— А…— ничего не понимая, протянул Каттлтон.

— Сколько будет три и четыре?

— Шесть.

На экране произошел всплеск активности.

— Кажется, я понял, в чем дело, — задумчиво проговорил второй детектив. — Он верит в то, что убил Уолдек, Рей. Он не врал нам и не хотел отнимать время. Он твердо верит в то, что убил, и ему наплевать, правда это или нет… Ты же сам прекрасно знаешь, какие фокусы порой выкидывает человеческое воображение. Вспомни, в каждом деле у нас пруд пруди свидетелей, которые врут не потому, что хотят врать, а потому что уверены, что так все и было… Мистер Каттлтон прочитал об убийстве в газетах и сразу же поверил в то, что убил Маргарет Уолдек.

Детективы еще долго втолковывали Каттлтону, что с ним произошло. Они сказали, что он испытывает сильное чувство вины и что у него глубокая депрессия, которые и заставили его поверить в то, что он будто бы убил мисс Уолдек. На самом же деле он никого не убивал, а сидел сначала в кинотеатре, а потом вернулся домой и лег спать. Уоррену долго казалось, что они сошли с ума, но постепенно, по мере того, как они убедительно доказывали, что он не мог убить Маргарет, его мнение начало меняться. Они доказали, что он никак не мог ее убить, и он не мог никак опровергнуть их доводы. Уоррену не оставалось ничего иного, как поверить в свою невиновность.

Ладно!

Каттлтон поверил им. Он знал, что они правы, а его память дает сбои. Наверное, он в самом деле в ту ночь спал дома, но что делать с воспоминаниями об убийстве. Убийство в парке стояло у него перед глазами. Выходит, он сошел с ума.

— А сейчас, — улыбнулся сержант Рукер, словно прочитав его мысли, — вы, наверное, думаете, будто сошли с ума. Не беспокойтесь, мистер Каттлтон, с головой у вас все в порядке. Желание признаться в несовершенных преступлениях не настолько редкое явление, как вы думаете. Вы бы сильно удивилось, если бы узнали, сколько людей приходят в полицию с чистосердечными признаниями после каждого громкого преступления, о котором они узнают из газет. Где-то в глубине души у вас прячется желание убить человека, и вы испытываете чувство вины. Поэтому, наверное, вы и признались в том, что неосознанно возможно и хотели сделать, но на самом деле не делали. Нам с такими людьми, как вы, приходится сталкиваться чуть ли не каждый день. Вы отличаетесь от большинства себе подобных может быть тем, что уж очень твердо уверены в своей вине. Далеко не все могут так подробно и четко описать совершенные преступления. Однако для меня главным доказательством являются не чистосердечные признания, а показания детектора лжи… А насчет того, что вы якобы сходите с ума, не беспокойтесь. Это не умопомешательство, а просто легкое нервное расстройство. Ничего страшного, пройдет. Самое главное — поменьше обращать на него внимания.

— Да, во всем виноваты нервы, — подтвердил второй полицейский.

— Я не исключаю, что желание признаться в каком-нибудь преступлении вернется, — предупредил Рей Рукер. — Так что пусть это не будет для вас сюрпризом. Отнеситесь к нему спокойно, не впадайте в панику. Если вы будете бороться, если будете гнать дурные мысли и говорить себе, что никого не убивали, то победите. И я вас прошу, не надо больше никаких признаний. Ладно?

Сейчас Уоррен Каттлтон почувствовал себя несмышленным ребенком. Однако через несколько минут он испытал облегчение, огромное облегчение и радость. Значит, электрический стул отменяется! Отменяется вместе с пожизненным чувством вины!

В ту ночь Уоррен Каттлтон спал крепко без сновидений.

Это произошло в марте, а четыре месяца спустя, в июле, повторилось опять.

Уоррен Каттлтон проснулся и вышел на улицу. Купив в расположенном на углу газетном киоске «Дейли Миррор», отправился завтракать в кафе. У него сразу пропал аппетит, когда на третьей странице он наткнулся на статью о четырнадцатилетней школьнице, которая отправилась прошлой ночью домой, но так и не дошла. Кто-то затащил девочку в пустынный переулок и перерезал горло бритвой. Газета поместила и кошмарную фотографию школьницы с перерезанным от уха до уха горлом.

Прочитав статью и внимательно разглядев снимок, Уоррен Каттлтон опять все вспомнил. Воспоминание, как ослепительная вспышка молнии в черном небе… Воспоминание, ярко осветившее все вокруг…

Каттлтон вспомнил бритву в своей руке и тщетно пытающуюся вырваться девочку. Вспомнил, как у него в руках билось юное тело, вспомнил ее стоны и невероятное количество крови, фонтаном брызнувшей из перерезанного горла.

Воспоминания оказались настолько ярким и четким, что Уоррен не сразу вспомнил, что такое с ним происходит уже не в первый раз. Такой же припадок у него был в марте, но тогда он вспомнил то, чего не было. И сейчас история должна повториться…

Он сказал себе, что этого не могло быть, но тут же усомнился в правоте своих слов. Как же этого не могло быть, если он помнил убийство. Помнил каждую деталь, каждую мельчайшую подробность, помнил так ясно, словно оно произошло несколько минут назад.

Уоррен Каттлтон начал убеждать себя, что все это только плод его больного воображения. Ведь сержант Рукер предупредил, что желание признаться в несовершенном преступлении может вернуться. Он убеждал себя, но логика была бессильна против испуганного мозга. Если человек держит в руке розу, вдыхает ее аромат и вздрагивает от укола шипов, никакие убеждения и доводы не прогонят мысль о реальности цветка. И «роза» в его памяти была не менее реальна, чем роза в руке.

В тот день Уоррен Каттлтон пошел на работу, но день смело можно занести в разряд потерянных. Он думал все время об убийстве и никак не мог сосредоточиться на бумагах, лежащих на его столе. Из головы не шло отвратительное, жестокое убийство Сандры Гитлер. Разумом он понимал, что не мог убить девочку, но, с другой стороны, никак не мог прогнать мысль, что это его рук дело.

Каттлтон вел себя так странно, что встревоженные сослуживцы поинтересовались его самочувствием. Его рассеянность не укрылась и от внимания начальника, который спросил, давно ли он в последний раз был у врача. В пять часов вечера Уоррен пошел домой. Проходя мимо полицейского участка, он даже остановился — так сильно хотелось зайти к сержанту Рукеру. Но он пересилил себя и прошел мимо.

Как и в прошлый раз, в ту ночь Уоррена мучали кошмары. Он метался по кровати и просыпался каждые полчаса в холодном поту. А однажды так громко закричал во сне, что разбудил себя. На рассвете, поняв, что уже не уснуть, встал и обнаружил, что простыни все мокрые от пота. Пота оказалось так много, что пот пропитал даже матрац.

Приняв холодный душ, Уоррен Каттлтон оделся и отправился в полицейский участок.

В марте он уже приходил сюда с чистосердечным признанием, но они доказали ему, что он невиновен. Доказали так убедительно, что он им поверил. Сейчас история повторялась. Он не мог убить Сандру Гитлер! И сейчас пришел в полицию в тайной надежде, что сержант Рукер, как и в прошлый раз, поможет ему избавиться от призрака девочки, который мучает его. Каттлтон собирался признаться в убийстве, выслушать доказательства своей невиновности… и спокойно спать в ту ночь.

В этот раз Уоррен Каттлтон не стал останавливаться около стола дежурного сержанта и сразу поднялся на второй этаж. Когда он вошел в кабинет сержанта Рукера, тот удивленно заморгал.

— Уоррен Каттлтон…— вспомнил молодой сержант. — Неужели опять признание?

— Я боролся, я не хотел отвлекать вас от работы… Вчера вспомнил, что убил девочку в Куине. Я знаю, что убил ее. Понимаю, что не мог убить, но…

— Вы уверены в том, что убили девочку? — прервал Рукер.

— Да, уверен, — вздохнул Уоррен.

Детектив с тяжелым вздохом встал и отвел Каттлтона в какую-то комнату, потом попросил немного подолждать и вышел. Через четверть часа он вернулся и сообщил:

— Я звонил в отдел по расследованию убийств Куина и выяснил кое-какие подробности, не попавшие в газеты… Не помните, вы ничего не вырезали у нее на животе?

Каттлтон тут же вспомнил, как кромсал голое тело девочки, и кивнул.

— И что же вы вырезали, мистер Каттлтон? — вкрадчиво поинтересовался сержант Рукер.

— Я… я точно не помню.

— Забыли? Напомнить? Вы вырезали «Я тебя люблю». Ну, сейчас вспомнили?

Да, сейчас Уоррен Каттлтон вспомнил! Он на самом деле вырезал «Я тебя люблю». Вырезал на нежной коже три слова, чтобы доказать, что это ужасное убийство акт любви и акт разрушения. О да, сейчас он все вспомнил. Надпись стояла у него перед глазами так же четко, как написанная на стене.

— Мистер Каттлтон, понимаете, дело в том, что убийца вырезал на животе девочки совсем другое. Он вырезал нецензурные слова. Первое слово было нецензурное, а второе — «тебя». Только не «люблю тебя», а кое-что другое. Поэтому об этом не написали газеты. Правда, сначала они хотели посмаковать эту подробность, но ребята из Куина попросили их помолчать, чтобы можно было выводить на чистую воду таких людей, как вы, мистер Каттлтон… Согласитесь, идея неплохая. Стоило мне произнести слова, как вы в ту же самую секунду все вспомнили. Теперь понимаете, какая сила убеждение? На животе девочки вырезаны совсем другие слова, а это значит, что вы и пальцем не дотронулись до девочки. Вы прочитали об убийстве в газетах, что-то щелкнуло у вас в голове, и вы убедили себя в том, что все вспомнили.

Пару минут Уоррен Каттлтон внимательно изучал свои ногти, а сержант Рукер не сводил с него пристального взгляда.

— Я с самого начала понимал, что не мог этого сделать, — медленно проговорил Каттлтон, — но ничего не мог с собой сделать.

— Я понимаю.

— Мне нужно было, чтобы вы доказали мою невиновность. Я не могу видеть перед глазами убийство во всех подробностях и говорить себе, что все в порядке, что я не сошел с ума, что это плод моего больного воображения. Извините, но я ничего не мог с собой поделать. Я был вынужден прийти к вам.

— Ладно…

— Опять начали сниться кошмары. Как и в прошлый раз, все ожило во сне. Разумом я понимал, что не должен приходить и отвлекать вас, но сердцу не прикажешь. Я был бессилен, сержант.

— Единственный способ успокоиться — это доказать невиновность. Правильно?

Уоррен печально кивнул. Рей Рукер постарался рассеять его опасения, что он отнял у него время, а в конце разговора пригласил заходить всякий раз, когда возникнет желание в чем-то признаться.

— Идите сразу ко мне, — сказал на прощание Рукер. — Так вам будет легче. Я вас прекрасно понимаю. Вся беда в том, что я-то понимаю, как вам тяжело, а другие, незнакомые с такими вещами, могут и не понять.

Каттлтон поблагодарил детектива за помощь и крепко пожал на прощание руку. Потом вышел из полицейского участка и пошел домой, шагая, как человек, которого только что освободили от тяжелого груза. В ту ночь он спал крепко и не видел ни одного сна.

В августе кошмар вновь повторился. Кто-то задушил куском электрического провода женщину в ее квартире на Западной Двадцать седьмой улице. Уоррен Каттлтон прочитал об убийстве в газетах и тут же вспомнил, как покупал провод за день до убийства, вспомнил, что покупал именно для того, чтобы кого-нибудь задушить.

На этот раз он не стал мучаться и сразу же пошел к Рукеру. Все оказалось очень просто. Полиция задержала преступника утром, уже после того, как вышли утренние газеты. Убийцей оказался привратник из дома, где жила убитая. После ареста он не стал отпираться и быстро во всем признался.

Каттлтон вышел из полицейского участка и с легким сердцем отправился на работу.

Ясным сентябрьским вечером по пути домой с работы Уоррен Каттлтон зашел в прачечную за рубашками. Потом забежал в аптеку, расположенную за углом на Амстердам авеню, и купил аспирин. Когда он проходил мимо маленького хозяйственного магазина, что-то заставило его зайти.

Каттлтон зашел в магазинчик, двигаясь, как робот. В него словно вселилась какая-то таинственная сила и полностью подчинила его тело. Он терпеливо ждал, пока продавец продаст покупателю со смешным носом, похожим на картошку, банку замазки. После того, как покупатель вышел, Уоррен купил нож для колки льда.

Выйдя из магазина, Каттлтон поднялся к себе. Распаковал шесть белых накрахмаленных рубашек со старомодными воротничками, купленных в одном и том же галантерейном магазине, и аккуратно сложил в комод. Проглотив две таблетки аспирина, спрятал пузырек в верхний ящик. И только после этого взял нож, погладил отполированную деревянную ручку и холодное стальное лезвие и с наслаждением дотронулся кончиком пальца до острия.

Налюбовавшись ножом, Уоррен Каттлтон спрятал его в карман, сел и, не торопясь, выкурил сигарету. Затем вышел на улицу и двинулся к Бродвею. На Восемьдесят шестой улице свернул направо, спустился в метро, опустил жетон в прорезь и прошел через турникет. Доехав до Вашингтон Хайтс, вышел из метро и заглянул в небольшой парк.

Через пятнадцать минут Уоррен Каттлтон вышел из парка. Небо потемнело, воздух стал прохладным. Он зашел в маленький ресторанчик на Дикмэн авеню и с удовольствием съел отлично прожаренную отбивную с жареной картошкой, запивая ужин вкусным кофе.

В туалете ресторана Уоррен вновь достал нож для колки льда и осторожно провел по лезвию пальцем. Такое острое, такое сильное, в восторге подумал он. С улыбкой слегка раздвинул губы, чтобы не порезаться, и поцеловал стальной кончик, приятно холодящий язык.

Расплатившись за ужин и оставив небольшие чаевые, мистер Каттлтон вышел в холодную осеннюю ночь и побрел по пустынным улицам. Свернув в пустынный переулок, принялся чего-то ждать.

Время…

Каттлтон не сводил взгляда с улицы, по которой торопливо шли запоздавшие прохожие. Он неподвижно стоял и ждал. Ждал, когда мимо пройдет человек, который ему нужен. Ждал, когда с улиц исчезнут последние прохожие и останется только нужный ему человек. Ждал, когда придет время действовать. Когда это время придет, он будет быстр, как молния.

Наконец в ночной тишине послышался стук каблучков. Шаги приближались. Каттлтон медленно подошел к углу и осторожно выглянул. К переулку быстро шла молодая женщина с копной черных волос и ярко-красным ртом. Это и была нужная ему женщина, красивая, стройная, молодая…

Когда она поравнялась с ним, Уоррен выпрыгнул из-за угла. Одной рукой накрыл ярко-накрашенный рот, второй схватил за талию и поволок в переулок. Девушка потеряла равновесие, ее глаза остекленели от страха и неожиданности. Придя в себя, она попыталась позвать на помощь, но его ладонь закрывала ее рот. Она постаралась укусить его, но он увернулся.

Незнакомка начала яростно отбиваться. Каттлтон ударил ее ножом в сердце, и она затихла.

Он оставил ее в переулке, мертвую и холодную. Выбросив орудие убийства в канализацию, спустился в метро и вернулся домой. Дома тщательно вымыл лицо и руки, лег в постель и быстро уснул. В ту ночь он спал очень крепко и не видел снов.

Утром Уоррен Каттлтон проснулся, как обычно, свежим и отдохнувшим. Быстро приняв душ, оделся и вышел на улицу. Следуя давно заведенному порядку, купил у слепого киоскера на углу «Дейли Миррор» и отправился завтракать.

Как всегда, на третьей странице была статья об убийстве. В Вашингтон Хайтс ножом для колки льда была убита Мона Мор, молодая красивая танцовщица из стриптиз-клуба.

Уоррен Каддлтон прочитал статью и все вспомнил. Он мгновенно вспомнил события прошой ночи: нож, убийство, холодное тело девушки…

Он сжал зубы с такой силой, что заныли челюсти. Но какими же реальными были воспоминания! Может, ему все же следует обратиться за помощью к психиатру? Но психиатры стоят так дорого. К тому же у него есть личный психиатр, который лечит его бесплатно — сержант Рукер.

Но какие все-таки яркие воспоминания! Он помнил все: как покупал нож для колки льда, как бросил тело девушки на землю, как колол ее…

Уоррен глубоко вздохнул и велел себе успокоиться, зная, что ни в коем случае нельзя терять головы. Он подошел к телефону и позвонил на работу.

— Это Каттлтон, — сказал он. — Я сегодня опоздаю на час-другой. Прием у доктора. Постараюсь приехать как можно быстрее.

— Ничего серьезного, надеюсь? — участливо поинтересовалась секретарша.

— Нет, — ответил он, — ничего серьезного.

И ведь он сказал правду. Сержант Рукер являлся его личным психиатром, а психиатр — такой же доктор, как и все остальные. Не солгал он и насчет приема. Рей Рукер приглашал сразу приходить к нему, как только вернутся кошмары. И у него не было ничего серьезного, это тоже правда. Какими бы яркими не были воспоминания об убийстве, на этот раз Каттлтон уже не сомневался в своей невиновности.

Рей Рукер встретил его улыбкой.

— Смотрите, кто к нам пришел! — весело воскликнул детектив. — Да ведь это же мистер Каттлтон собственной персоной. Как только в городе убивают молодую женщину, вас так и тянет во всем признаться. Я прав?

Уоррен Каттлтон с большим трудом выдавил из себя жалкое подобие улыбки.

— Я… Мор… Мона Мор…

— А у этих стриптизерш имена что надо, правда? Мона Мор! Подумать только, как в «мон амур»! Может, она француженка.

— Вы так думаете?

Сержант Рукер кивнул и улыбнулся.

— Конечно, убили ее вы. Так ведь?

— Я знаю, что никак не мог ее убить, но…

— Мой вам совет, бросайте читать газеты, — наставительно произнес Рей Рукер. — Ну ладно, выкладывайте. Я знаю, что вам необходимо выговориться.

Они отправились в знакомую комнату. Мистер Каттлтон сел на стул с высокой прямой спинкой, а сержант Рукер закрыл дверь и подошел к столу.

— Вы убили мисс Мор, так? — строго осведомился полицейский. — Где взяли нож для колки льда?

— Купил в хозяйственном магазине.

— Помните, в каком именно?

— Где-то на Амстердам авеню.

— Почему выбрали нож для колки льда?

— Он возбуждал меня. У него такая гладкая ручка и сильное и очень острое лезвие…

— Где он сейчас?

— Я выбросил его в канализацию, — пожал плечами Каттлтон.

— После него должно быть море крови. Крови было много?

— Да, много.

— Значит, ваша одежда была вся в крови. Я прав?

— Да. — Уоррен вспомнил, что его одежда действительно была вся в крови. Вспомнил, как торопился вернуться домой и надеялся, что его никто не заметит.

— И где она сейчас? — продолжил допытываться полицейский.

— В мусоросжигателе.

— Но естественно не в вашем здании, да?

— Не в моем, — печально подтвердил Каттлтон. — Я побежал куда-то в другой дом… не помню, в какой… и бросил одежду в мусоросжигатель.

Сержант Рукер легонько ударил кулаком по столу и покачал головой.

— Что-то все чересчур легко получается. А может, просто я классный детектив?… Девушка скончалась от удара в сердце. Смерть наступила практически мгновенно. Нож был настолько острый, что ранка совсем крошечная. Из раны не вытекло ни капли крови. Теперь, надеюсь, вы сами видите, что вся ваша история рассыпается, словно карточный домик… Ну как, сейчас полегче?

Уоррен Каттлтон медленно кивнул.

— Полегче, — пробормотал он, — но все казалось ужасно реальным…

— Это вполне естественно в случаях, подобных вашему, — со вздохом согласился сержант Рукер. — Знаете, а мне вас жалко! Интересно, долго это еще будет продолжаться? — Он криво улыбнулся и после короткой паузы добавил: — Помяните мое слово, еще одно признание, и кто-то из нас не выдержит и сломается.