Сборник стихов

«Я помню нежность ваших плеч…»

Я помню нежность ваших плеч

Они застенчивы и чутки.

И лаской прерванную речь,

Вдруг, после болтовни и шутки.

Волос червонную руду

И голоса грудные звуки.

Сирени темной в час разлуки

Пятиконечную звезду.

И то, что больше и странней:

Из вихря музыки и света —

Взор, полный долгого привета,

И тайна верности … твоей.

1 июля 1914

«Ну, что же? Устало заломлены слабые руки…»

Ну, что же? Устало заломлены слабые руки,

И вечность сама загляделась в погасшие очи,

И муки утихли. А если б и были высокие муки,—

Что нужды?– Я вижу печальное шествие ночи.

Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.

Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.

Да, был я пророком, пока это сердце молилось,—

Молилось и пело тебя, но ведь ты – не царица.

Царем я не буду: ты власти мечты не делила.

Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.

Вот новая ноша: пока не откроет могила

Сырые объятья,– тащиться без важного дела…

Но я – человек. И, паденье свое признавая,

Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее.

То ревностьподому, тревогою сердце снедая,

Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.

21 февраля 1914

Голос из хора

Как часто плачем – вы и я —

Над жалкой жизнию своей!

О, если б знали вы, друзья,

Холод и мрак грядущих дней!

Теперь ты милой руку жмешь,

Играешь с нею, шутя,

И плачешь ты, заметив ложь,

Или в руке любимой нож,

Дитя, дитя!

Лжи и коварству меры нет,

А смерть – далека.

Всё будет чернее страшный свет,

И всё безумней вихрь планет

Еще века, века!

И век последний, ужасней всех,

Увидим и вы и я.

Всё небо скроет гнусный грех,

На всех устах застынет смех,

Тоска небытия…

Весны, дитя, ты будешь ждать —

Весна обманет.

Ты будешь солнце на небо звать —

Солнце не встанет.

И крик, когда ты начнешь кричать,

Как камень, канет…

Будьте ж довольны жизнью своей,

Тише воды, ниже травы!

О, если б знали, дети, вы,

Холод и мрак грядущих дней!

6 июня 1910 – 27 февраля 1914

Последнее напутствие

Боль проходит понемногу,

Не навек она дана.

Есть конец мятежным стонам.

Злую муку и тревогу

Побеждает тишина.

Ты смежил больные вежды,

Ты не ждешь – она вошла.

Вот она – с хрустальным звоном

Преисполнила надежды,

Светлым кругом обвела.

Слышишь ты сквозь боль мучений,

Точно друг твой, старый друг,

Тронул сердце нежной скрипкой?

Точно легких сновидений

Быстрый рой домчался вдруг?

Это – легкий образ рая,

Это – милая твоя.

Ляг на смертный одр с улыбкой,

Тихо грезить, замыкая

Круг постылый бытия.

Протянуться без желаний,

Улыбнуться навсегда,

Чтоб в последний раз проплыли

Мимо, сонно, как в тумане,

Люди, зданья, города…

Чтобы звуки, чуть тревожа

Легкой музыкой земли,

Прозвучали, потомили

Над последним миром ложа

И в иное увлекли…

Лесть, коварство, слава, злато —

Мимо, мимо, навсегда…

Человеческая тупость —

Всё, что мучило когда-то,

Забавляло иногда…

И опять – коварство, слава,

Злато, лесть, всему венец –

Человеческая глупость,

Безысходна, величава,

Бесконечна… Что ж, конец?

Нет… еще леса, поляны,

И проселки, и шоссе,

Наша русская дорога,

Наши русские туманы,

Наши шелесты в овсе…

А когда пройдет всё мимо,

Чем тревожила земля,

Та, кого любил ты много,

Поведет рукой любимой

В Елисейские поля.

14 мая 1914

«Смычок запел. И облак душный…»

Смычок запел. И облак душный

Над нами встал. И соловьи

Приснились нам. И стан послушный

Скользнул в объятия мои…

Не соловей – то скрипка пела,

Когда ж оборвалась струна,

Кругом рыдала и звенела,

Как в вешней роще, тишина…

Как там, в рыдающие звуки

Вступала майская гроза…

Пугливые сближались руки,

И жгли смеженные глаза…

14 мая 1914

Королевна

Не было и нет во всей подлунной

Белоснежней плеч.

Голос нежный, голос многострунный,

Льстивая, смеющаяся речь.

Все певцы полночные напевы

Ей слагают, ей.

Шепчутся завистливые девы

У ее немых дверей.

Темный рыцарь, не подняв забрала,

Жадно рвется в бой;

То она его на смерть послала

Белоснежною рукой.

Но, когда одна, с холодной башни

Всё глядит она

На поля, леса, озера, пашни

Из высокого окна.

И слеза сияет в нежном взоре,

А вдали, вдали

Ходят тучи, да алеют зори,

Да летают журавли…

Да еще – души ее властитель,

Тот, кто навсегда

Путь забыл в далекую обитель,—

Не вернется никогда!

28 ноября 1908 – 16 мая 1914

«Ты жил один! Друзей ты не искал…»

Ты жил один! Друзей ты не искал

И не искал единоверцев.

Ты острый нож безжалостно вонзал

В открытое для счастья сердце.

«Безумный друг! Ты мог бы счастлив быть!..»

«Зачем? Средь бурного ненастья

Мы, всё равно, не можем сохранить

Неумирающего счастья!»

26 августа 1914

Осенняя воля

Выхожу я в путь, открытый взорам,

Ветер гнет упругие кусты,

Битый камень лег по косогорам,

Желтой глины скудные пласты.

Разгулялась осень в мокрых долах,

Обнажила кладбища земли,

Но густых рябин в проезжих селах

Красный цвет зареет издали.

Вот оно, мое веселье, пляшет

И звенит, звенит, в кустах пропав!

И вдали, вдали призывно машет

Твой узорный, твой цветной рукав.

Кто взманил меня на путь знакомый,

Усмехнулся мне в окно тюрьмы?

Или – каменным путем влекомый

Нищий, распевающий псалмы?

Нет, иду я в путь никем не званый,

И земля да будет мне легка!

Буду слушать голос Руси пьяной,

Отдыхать под крышей кабака.

Запою ли про свою удачу,

Как я молодость сгубил в хмелю…

Над печалью нив твоих заплачу,

Твой простор навеки полюблю…

Много нас – свободных, юных, статных —

Умирает, не любя…

Приюти ты в далях необъятных!

Как и жить и плакать без тебя!

Июль 1905, Рогачевское шоссе

Русь

Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю – и за дремотой тайна,

И в тайне – ты почиешь, Русь.

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна,

Где разноликие народы

Из края в край, из дола в дол

Ведут ночные хороводы

Под заревом горящих сел.

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях

И ведьмы тешатся с чертями

В дорожных снеговых столбах.

Где буйно заметает вьюга

До крыши – утлое жилье,

И девушка на злого друга

Под снегом точит лезвее.

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Так – я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Тропу печальную, ночную

Я до погоста протоптал,

И там, на кладбище ночуя,

Подолгу песни распевал.

И сам не понял, не измерил,

Кому я песни посвятил,

В какого бога страстно верил,

Какую девушку любил.

Живую душу укачала,

Русь, на своих просторах ты,

И вот – она не запятнала

Первоначальной чистоты.

Дремлю – и за дремотой тайна,

И в тайне почивает Русь.

Она и в снах необычайна,

Ее одежды не коснусь.

24 сентября 1906

Митинг

Он говорил умно и резко,

И тусклые зрачки

Мотали прямо и без блеска

Слепые огоньки.

А снизу устремлялись взоры

От многих тысяч глаз,

И он но чувствовал, что скоро

Пробьет последний час.

Его движенья были верны,

И голос был суров,

И борода качалась мерно

В такт запыленных слов.

И серый, как ночные своды,

Он знал всему предел.

Цепями тягостной свободы

Уверенно гремел.

Но те, внизу, не понимали

Ни чисел, ни имен,

И знаком долга и печали

Никто не заклеймен.

И тихий ропот поднял руку,

И дрогнули огни.

Пронесся шум, подобный звуку

Упавшей головни.

Как будто свет из мрака брызнул,

Как будто был намек…

Толпа проснулась. Дико взвизгнул

Пронзительный свисток.

И в звоны стекол перебитых

Ворвался стон глухой,

И человек упал на плиты

С разбитой головой.

Не знаю, кто ударом камня

Убил его в толпе,

И струйка крови, помню ясно,

Осталась на столбе.

Еще свистки ломали воздух,

И крик еще стоял,

А он уж лег на вечный отдых

У входа в шумный зал…

Но огонек блеснул у входа…

Другие огоньки…

И звонко брякнули у свода

Взведенные курки.

И промелькнуло в беглом свете,

Как человек лежал,

И как солдат ружье над мертвым

Наперевес держал.

Черты лица бледней казались

От черной бороды,

Солдаты, молча, собирались

И строились в ряды.

И в тишине, внезапно вставшей,

Был светел круг лица,

Был тихий ангел пролетавший

И радость – без конца.

И были строги и спокойны

Открытые зрачки,

Над ними вытянулись стройно

Блестящие штыки.

Как будто, спрятанный у входа

За черной пастью дул,

Ночным дыханием свободы

Уверенно вздохнул.

10 октября 1905

«Я ухо приложил к земле…»

Я ухо приложил к земле.

Я муки криком не нарушу.

Ты слишком хриплым стоном душу

Бессмертную томишь во мгле!

Эй, встань и загорись и жги!

Эй, подними свой верный молот,

Чтоб молнией живой расколот

Был мрак, где не видать ни зги!

Ты роешься, подземный крот!

Я слышу трудный, хриплый голос..

Не медли. Помни: слабый колос

Под их секирой упадет…

Как зерна, злую землю рой

И выходи на свет. И ведай:

За их случайною победой

Роится сумрак гробовой.

Лелей, пои, таи ту новь,

Пройдет весна – над этой новью,

Вспоенная твоею кровью,

Созреет новая любовь.

3 июня 1907

«В голодной и больной неволе…»

В голодной и больной неволе

И день не в день, и год не в год.

Когда же всколосится поле,

Вздохнет униженный народ?

Что лето, шелестят во мраке,

То выпрямляясь, то клонясь

Всю ночь под тайным ветром, злаки:

Пора цветенья началась.

Народ – венец земного цвета,

Краса и радость всем цветам:

Не миновать господня лета

Благоприятного – и нам.

15 февраля 1909

З. Гиппиус

(При получении «Последних стихов»)

Женщина, безумная гордячка!

Мне понятен каждый ваш намек,

Белая весенняя горячка

Всеми гневами звенящих строк!

Все слова – как ненависти жала,

Все слова – как колющая сталь!

Ядом напоенного кинжала

Лезвее целую, глядя в даль…

Но в дали я вижу – море, море,

Исполинский очерк новых стран,

Голос ваш не слышу в грозном хоре,

Где гудит и воет ураган!

Страшно, сладко, неизбежно, надо

Мне – бросаться в многопенный вал,

Вам – зеленоглазою наядой

Петь, плескаться у ирландских скал.

Высоко – над нами – над волнами,—

Как заря над черными скалами —

Веет знамя – Интернацьонал!

1-6 июня 1918

«Сердитый взор бесцветных глаз…»

Сердитый взор бесцветных глаз.

Их гордый вызов, их презренье.

Всех линий – таянье и пенье.

Так я Вас встретил в первый раз.

В партере – ночь. Нельзя дышать.

Нагрудник черный близко, близко…

И бледное лицо… и прядь

Волос, спадающая низко…

О, не впервые странных встреч

Я испытал немую жуткость!

Но этих нервных рук и плеч

Почти пугающая чуткость…

В движеньях гордой головы

Прямые признаки досады…

(Так на людей из-за ограды

Угрюмо взглядывают львы).

А там, под круглой лампой, там

Уже замолкла сегидилья,

И злость, и ревность, что не к Вам

Идет влюбленный Эскамильо,

Не Вы возьметесь за тесьму,

Чтобы убавить свет ненужный,

И не блеснет уж ряд жемчужный

Зубов – несчастному тому…

О, не глядеть, молчать – нет мочи,

Сказать – не надо и нельзя…

И Вы уже (звездой средь ночи),

Скользящей поступью скользя,

Идете – в поступи истома,

И песня Ваших нежных плеч

Уже до ужаса знакома,

И сердцу суждено беречь,

Как память об иной отчизне,—

Ваш образ, дорогой навек…

А там:

Уйдем, уйдем от жизни,

Уйдем от грустной этой жизни!

Кричит погибший человек…

И март наносит мокрый снег.

25 марта 1914

«Как океан меняет цвет…»

Как океан меняет цвет,

Когда в нагроможденной туче

Вдруг полыхнет мигнувший свет,-

Так сердце под грозой певучей

Меняет строй, боясь вздохнуть,

И кровь бросается в ланиты,

И слезы счастья душат грудь

Перед явленьем Карменситы.

4 марта 1914

«Бушует снежная весна…»

Бушует снежная весна.

Я отвожу глаза от книги…

О, страшный час, когда она,

Читая по руке Цуниги,

В глаза Хозе метнула взгляд!

Насмешкой засветились очи,

Блеснул зубов жемчужный ряд,

И я забыл все дни, все ночи,

И сердце захлестнула кровь,

Смывая память об отчизне…

А голос пел:

Ценою жизни

Ты мне заплатишь за любовь!

18 марта 1914

«О да, любовь вольна, как птица…»

О да, любовь вольна, как птица,

Да, все равно – я твой!

Да, все равно мне будет сниться

Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,

В очах, где грусть измен,

Весь бред моих страстей напрасных,

Моих ночей, Кармен!

Я буду петь тебя, я небу

Твой голос передам!

Как иерей, свершу я требу

За твой огонь – звездам!

Ты встанешь бурною волною

В реке моих стихов,

И я с руки моей не смою,

Кармен, твоих духов…

И в тихий час ночной, как пламя,

Сверкнувшее на миг,

Блеснет мне белыми зубами

Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой.

Что ты, в чужой стране,

Что ты, когда-нибудь, украдкой

Помыслишь обо мне…

За бурей жизни, за тревогой,

За грустью всех измен,—

Пусть эта мысль предстанет строгой,

Простой и белой, как дорога,

Как дальний путь, Кармен!

28 марта 1914

«На улице – дождик и слякоть…»

На улице – дождик и слякоть,

Не знаешь, о чем горевать.

И скучно, и хочется плакать,

И некуда силы девать.

Глухая тоска без причины

И дум неотвязный угар.

Давай-ка, наколем лучины,

Раздуем себе самовар!

Авось, хоть за чайным похмельем

Ворчливые речи мои

Затеплят случайным весельем

Сонливые очи твои.

За верность старинному чину!

За то, чтобы жить не спеша!

Авось, и распарит кручину

Хлебнувшая чаю душа!

10 декабря 1915

«Похоронят, зароют глубоко…»

Похоронят, зароют глубоко,

Бедный холмик травой порастет,

И услышим: далёко, высоко

На земле где-то дождик идет.

Ни о чем уж мы больше не спросим,

Пробудясь от ленивого сна.

Знаем: если не громко – там осень,

Если бурно – там, значит, весна.

Хорошо, что в дремотные звуки

Не вступают восторг и тоска,

Что от муки любви и разлуки

Упасла гробовая доска.

Торопиться не надо, уютно;

Здесь, пожалуй, надумаем мы,

Что под жизнью беспутной и путной

Разумели людские умы.

18 октября 1915

«Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух…»

Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух.

Да, таким я и буду с тобой:

Не для ласковых слов я выковывал дух,

Не для дружб я боролся с судьбой.

Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,

По звездам прочитать ты умел,

Что грядущие ночи – темней и темней,

Что ночам неизвестен предел.

Вот – свершилось. Весь мир одичал, и окрест

Ни один не мерцает маяк.

И тому, кто не понял вещания звезд,—

Нестерпим окружающий мрак.

И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,

Что грядущего ночь не пуста,—

Затуманила сердце усталость и месть,

Отвращенье скривило уста…

Было время надежды и веры большой —

Был я прост и доверчив, как ты.

Шел я к людям с открытой и детской душой,

Не пугаясь людской клеветы…

А теперь – тех надежд не отыщешь следа,

Всё к далеким звездам унеслось.

И к кому шел с открытой душою тогда,

От того отвернуться пришлось.

И сама та душа, что, пылая, ждала,

Треволненьям отдаться спеша,—

И враждой, и любовью она изошла,

И сгорела она, та душа.

И остались – улыбкой сведенная бровь,

Сжатый рот и печальная власть

Бунтовать ненасытную женскую кровь,

Зажигая звериную страсть…

Не стучись же напрасно у плотных дверей,

Тщетным стоном себя не томи:

Ты не встретишь участья у бедных зверей

Называвшихся прежде людьми.

Ты – железною маской лицо закрывай,

Поклоняясь священным гробам,

Охраняя железом до времени рай,

Недоступный безумным рабам.

9 июня 1916

«Свирель запела на мосту…»

Свирель запела на мосту,

И яблони в цвету.

И ангел поднял в высоту

Звезду зеленую одну,

И стало дивно на мосту

Смотреть в такую глубину,

В такую высоту.

Свирель поет: взошла звезда,

Пастух, гони стада…

И под мостом поет вода:

Смотри, какие быстрины,

Оставь заботы навсегда,

Такой прозрачной глубины

Не видел никогда…

Такой глубокой тишины

Не слышал никогда…

Смотри, какие быстрины,

Когда ты видел эти сны?..

22 мая 1908

1

Самой дорогой, самой прекрасной… Бодлер (фр.).

2

Servus – reginae – Слуга – царице (лат. )

3

В полную меру (лат.) – лозунг Бранда, героя одноименной драмы Генрика Ибсена

4

Се – человек! (лат.)

5

картина В. Васнецова

6

Стихи Полонского.

7

Предрассветная тоска (лат.)