КОНЕЦ
      ВОПРОСЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ
      1. Есть ли скрытый смысл в том, что заменой одной буквы в названии породы собак "дог" получается "бог"? Если да, то какой?
      2. Не пытается ли писатель перенести человеческие качества на существо, не являющееся человеком? Зачем? Рассмотрите антропоморфизм в свете высказывания "Ты еси Бог".
      3. Подумайте, какую любовь показывает в своем эссе писатель. Сравните ее с другими формами любви и противопоставьте им: любовь мужчины к женщине, матери к ребенку, сына к матери, ботаника к растению, эколога к Земле.
      14
      И говорил во сне Натан Стек:
      "Почему ты выбрал меня? Почему меня?"
      15
      Как и Земля, мать мучилась от боли.
      В большом доме было тихо. Доктор ушел, родные отправились обедать в город. Он сидел на краю кровати и смотрел на нее. Она очень постарела, посерела, сморщилась; кожа приобрела неровный, пепельный вид пыльцы на крыльях ночной бабочки. Он тихо плакал.
      Ощутив ее руку на своем колене, он поднял голову и увидел, что она на него смотрит.
      - Я не хотел, чтобы ты видела мои слезы, - сказал он.
      - Я была бы огорчена, если бы не увидела. - Ее голос был очень слаб и очень спокоен.
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Болит. Бен не слишком хорошо накачал меня лекарством.
      Он закусил губу. Доктор давал серьезные дозы, но болезнь была серьезнее. Время от времени по телу матери пробегали судороги боли. Приступы. Он смотрел, как уходила из ее глаз жизнь.
      - Как твоя сестра?
      Он пожал плечами:
      - Ты же знаешь Шарлин. Она горюет, но на уровне сознания.
      По губам матери скользнула тень улыбки.
      - Страшно сказать, Натан, но твоя сестра - не самая приятная в мире женщина. Хорошо, что ты здесь. - Она помолчала и добавила: - Мы с твоим отцом что-то в ее генный набор недовложили. Она какая-то не цельная.
      - Хочешь чего-нибудь? Воды?
      - Нет, все нормально.
      Он посмотрел на ампулу с наркотическим обезболивающим. Рядом на чистом полотенце спокойно лежал шприц. Он повернулся и встретил ее взгляд. Она знала, о чем он подумал. Он отвел глаза.
      - Я за сигарету готова человека убить.
      Он рассмеялся. Женщина шестидесяти пяти лет, без ног, то, что еще осталось от левой стороны, парализовано, расширяется и подползает к сердцу рак - а она все та же властная глава рода.
      - Сигарету ты курить не сможешь, так что брось.
      - А почему бы тебе тогда не взять вот эту ампулу и не отпустить меня?
      - Заткнись, мать.
      - Натан, ради Бога, не надо. Если мне повезет, это затянется на часы. Если не повезет, на месяцы. Мы же с тобой об этом говорили, и ты знаешь, что я всегда права.
      - Я вам говорил, маменька, что вы старая сука?
      - И много раз, но все равно я тебя люблю.
      Он встал и отошел к стене. Пройти через стену было нельзя, и он зашагал по комнате.
      - Тебе от этого не отмахнуться.
      - Мама, ну хватит! Не надо!
      - Ладно. Поговорим о бизнесе.
      - Мне сейчас на бизнес глубоко наплевать.
      - Так о чем нам говорить? О возвышенных предметах, коим может посвятить свои последние минуты старая леди?
      - Ну до чего же ты мерзкая баба! Похоже, ты от этого каким-то извращенным способом получаешь удовольствие.
      - А каким еще способом можно от этого получать удовольствие?
      - Пуститься в авантюру.
      - Это самая большая из всех. Жаль, что твой отец не может ее просмаковать.
      - Я думаю, он вряд ли получил бы удовольствие от смерти под гидравлическим прессом.
      Он з-адумался, потому что по ее губам вновь пробежала улыбка.
      - А вообще-то, может, и получил бы. Вы оба настолько чудаки, что могли бы там сидеть и обсуждать гидравлику.
      - А ты - наш сын.
      Правда, да еще какая. Он не отрекался от этого, и никогда не стал бы. Он был и суров, и нежен, и своенравен - совсем как они, и помнил дни в джунглях под Бразилией, и охоту на Каймановой Канаве, и дни, когда он работал на лесопилке рядом с отцом. И знал, что, когда придет его час, он так же точно будет смаковать смерть, как сейчас его мать.
      - Скажи... правда ли, что отец убил Тома Голдена?
      - Сделай укол, тогда скажу.
      - Я - Стек и не поддаюсь на подкуп.
      - Это я Стек, и я знаю, какое убийственное любопытство тебя грызет. Сделай укол, и я тебе скажу.
      Он нервно зашагал по комнате.
      - Старая ты сука!
      - Стыдно, Натан. Ты ведь не сукин сын. И это больше, чем может сказать о себе твоя сестра. Я тебе говорила, что она не дочь твоего отца?
      - Нет, но я знаю.
      - Тебе бы ее отец понравился. Это был швед. И твоему отцу он нравился.
      - Потому-то папа ему и сломал обе руки?
      - Может быть. Но я не слышала, чтобы швед на это жаловался. В те дни одна ночь со мной стоила пары сломанных рук. Сделай укол.
      В конце концов, пока семья в столовой добиралась от закуски до десерта, он набрал шприц и сделал укол. Когда лекарство добралось до сердца, у матери расширились зрачки, и, перед тем как умереть, она собрала все силы:
      - Давши слово - держи. Твой отец не убивал Тома Голдена. Я его убила. Ты настоящий мужчина, Натан, и дрался с нами так, как мы хотели, и мы оба тебя любили гораздо больше, чем ты думал. Хотя ты и хитрый с. с., ты это знаешь?
      - Знаю, - ответил он, и она умерла, а он заплакал, и в этом была поэзия.
      16
      - Он знает, что мы идем.
      Они лезли по северной стороне ониксовой горы. Змей покрыл ноги Натана Стека толстым слоем клея, и тому удавалось ставить ногу на опору и подтягиваться, хотя с загородной прогулкой такой поход не сравнишь. Они остановились передохнуть на спиральном подъеме, и Змей впервые заговорил о том, что ждет их в конце пути.
      -Он?
      Змей не ответил. Стек привалился к стенке. Ниже по склону им встретились какие-то слизни, пытавшиеся присосаться к плоти Стека, но Змей отогнал их, и они вновь присосались к горе. К тенеподобному существу они не приближались. Потом Стек разглядел сверкание вспышек на вершине, и откуда-то из живота начал распространяться страх. Перед самым спиральным подъемом они прошли мимо пещеры, где спали те самые похожие на летучих мышей твари. От присутствия человека твари словно взбесились, от их криков Стека затошнило. Змей помог ему миновать эту пещеру. Теперь они остановились, и Змей не отвечал на вопросы Стека.
      - Мы должны лезть дальше.
      - Потому что он знает, что мы здесь? - в голосе Стека звенел сарказм.
      Змей двинулся вперед. Стек закрыл глаза. Змей вернулся к нему. Стек посмотрел на одноглазую тень.
      - Шагу больше не сделаю.
      - Нет причины, чтобы тебе не знать.
      - Если не считать той, что ты, мой друг, не собираешься мне ничего говорить..
      - Пока не время тебе знать.
      - Послушай, если я ничего не спрашиваю, из этого еще не следует, что я не хочу знать. Ты мне такого наговорил, что мне не переварить: будто я настолько стар... настолько... даже не знаю насколько. Ты словно намерен мне сказать, что я Адам...
      - Это правда.
      - Ух ты! - Стек замолчал и уставился на тенеподобного.
      А потом, поняв и приняв больше, чем он сам полагал возможным, произнес: - Змей, - и замолчал снова.
      Помолчав, попросил:
      - А теперь покажи мне другой сон и дай узнать, чем это кончилось.
      - Ты должен быть терпеливым. Тому, кто живет наверху, известно, что мы когда-нибудь придем, но мне удавалось помешать ему учуять приближение опасности - то есть тебя, потому что ты сам не знал.
      - Тогда скажи мне: он хочет, чтобы мы пришли? Тот, наверху?
      - Позволяет. Потому что не знает.
      Стек кивнул, соглашаясь идти за Змеем. Он поднялся на ноги и сделал изящный жест мажордома: после вас. Змей. Змей повернулся, положил свои плоские ладони на стенку ложбины, и они полезли дальше, подбираясь к вершине.
      Птица Смерти нырнула вниз и снова поднялась к Луне. Время ещё было.
      17
      К Натану Стеку Дайра пришел перед закатом, вдруг появившись в дирекции промышленного консорциума, который Стек создал из семейной фирмы.
      Стек сидел в пневматическом кресле, приподнятом над столом, за которым принимались важнейшие решения. Сидел в одиночестве. Остальные уже ушли, и комната была погружена в полумрак, нарушаемый только слабым светом скрытого ночного освещения.
      Тень прошла через стены, те вспыхнули розовым кварцем и погасли вновь. Дайра стоял и смотрел на Стека, пока тот не почувствовал, что в комнате кто-то есть.
      - Пора идти, - сказал Змей.
      Стек глянул, и у него от страха глаза полезли на лоб.
      Перед ним стоял Сатана, оскалив в улыбке клыкастый рот; на рогах переливались искорки звездного света, подрагивал веревочный хвост с копьевидным кончиком, раздвоенные копыта оставляли на ковре тлеющие следы. Вилы, атласный плащ, волосатые козлиные ноги, когти... Крик ужаса застрял у Стека в горле.
      - Нет, - сказал Змей, - это не так. Пойдем со мной, и ты поймешь.
      Он говорил печальным голосом. Как будто Сатана огорчился, что его неправильно поняли. Стек яростно замотал головой.
      Спорить не было времени. Настал тот самый момент, и Дайра не мог позволить себе колебаний. Он махнул рукой, и Натан Стек поднялся из своего пневматического кресла, оставив за собой нечто, выглядевшее как спящий Натан Стек, и подошел к Дайре, а Змей взял его за руку, и они прошли сквозь стены, вспыхнувшие розовым кварцем, и исчезли.
      Змей вел его все ниже и ниже.
      Мать страдала от боли. Она болела уже целые века, однако теперь, как было известно Дайре, ее болезнь достигла последней точки, и Мать это знала. Но она спрячет свое дитя, ради себя самой спрячет его глубоко в своей груди, где никто его не найдет, даже безумец.
      Дайра взял Стека в Ад.
      Хорошее это было место. Теплое и безопасное, и далеко от происков безумцев.
      И болезнь запылала во всю мочь. Истреблялись народы, вскипали и остывали, покрываясь накипью, океаны, воздух загустел от пыли и убийственных испарений, плоть растеклась, как нефть, небеса потемнели, и тускло светило замутненное солнце. Стонала Земля.
      В муке пожирали сами себя растения, бесились искалеченные животные, сгорали деревья, и из пепла их подымались стеклянные фигуры, рассыпавшиеся на ветру осколками. Земля умирала смертью медленной и мучительной.
      В центре Земли, в хорошем месте, спал Натан Стек. "Не оставляй меня с чужими".
      Далеко наверху, среди звезд, кружила и кружила Птица Смерти. Она ждала Слова.
      18
      И когда они дошли до вершины пика, Натан Стек посмотрел вокруг, сквозь страшный жгучий холод и дьявольский грохот ветра, и увидел святилище Всегда, кафедральный собор Навечно, столп Воспоминания, небо Совершенства, пирамиду Благословения,.игрушечную лавку Создания, сокровищницу Рождения, монумент Стремления, вместилище Дум, лабиринт Удивления, катафалк Отчаяния, подиум Объявления Кредо и печь Последних Попыток.
      На круче, что поднималась к звездной вершине, он заметил дом того, кто обитал здесь, - там вспыхивали и мерцали зарницы, сполохи света, видные по всему пустынному лику планеты, - и он начал подозревать, кем был этот обитатель.
      И вдруг все стало красным. Как будто Натану Стеку надвинули на глаза светофильтр: и черное небо, и дрожащие вспышки света, и скалы, образовавшие плато, где они стояли, и даже Змей - все стало красным, и с цветом пришла боль. Страшная боль, прожигающая тело Стека по всем жилам, будто загорелась кровь. Он вскрикнул, и пал на колени, и сквозь мозг прошла боль, проникая в каждый сосуд и каждый нерв, каждый ганглий и нервный ствол. Череп горел огнем.
      - Бейся, - велел Змей. - Бейся с ним!
      - Не могу! - вскричал кто-то молчаливо в мозгу у Стека; великая боль мешала говорить.
      Огонь бился и лизал мозг, и Стек почувствовал, как съеживается и исчезает сама тонкая плоть мысли. Он попытался подумать о льде. Лед как спасение: льдины, торосы, айсберги, погруженные в ледяную воду, ледяные горы старался он вспомнить, пока дымилась и тлела его душа. Он представил себе мириады градинок, летящих навстречу огненной буре, сжиравшей его мозг, и раздалось шипение пара, какой-то язык пламени взметнулся и упал, какой-то уголок остыл... И он бросился в этот уголок, придумывая лед, льдины и торосы, глетчеры льда, нагромождая их по краям и расширяя отвоеванный круг прохлады и безопасности.
      И пламя стало отступать, скользить обратно по тем же каналам, а он бросал лед вслед за ним, загоняя его в угол, хороня под глыбами льда и водопадами талой воды, изгоняя из себя.
      Когда Стек открыл глаза, он все еще был на коленях, но мог снова мыслить, и красный мир стал нормальным.
      - Он еще не оставляет попыток. Не дай застать себя врасплох.
      - Расскажи! Я больше не хочу идти вслепую, мне нужна помощь! Расскажи мне все. Змей, сейчас же!
      - Ты можешь сам себе помочь. У тебя есть сила. Я дал тебе искру.
      ...И ударила вторая казнь!
      Воздух сгустился, а он держал в жвалах капающие куски нечистой плоти, и от этого вкуса подступала тошнота. Конечности задергались и втянулись под панцирь, кости трещали; он выл от захлестывавших его плетей боли, идущих так быстро, что сливались в одну боль.- Он пытался удрать, но в глаза бил страшный свет. Фасетки лопались, выпуская сок. Боль была неимоверной.
      - Бейся!
      Он перекатился на спину, выставляя реснички навстречу земле, и на мгновение понял, что смотрит глазами иного создания, иной формы жизни, которую ему не описать. Но он был под открытым небом, и это порождало страх, его окружал воздух, что стал смертельным, и от этого возникал страх, он терял зрение, и от этого возникал страх; и он был... он человек, и он не поддастся страху, он выстоит.
      Он перекатился, втянул реснички и попытался опустить конечности. Хрустели, цепляясь обломками, кости, причиняя дикую боль. Он заставил себя преодолеть ее, и встал на землю, и вдохнул, и поднял голову...
      И когда открыл глаза, он снова был Стеком.
      ...И ударила третья казнь:
      Безнадежность.
      Из бездонной пропасти несчастья он вернулся к себе и снова стал Стеком.
      ...И ударила четвертая казнь:
      Безумие.
      Из бешеной пелены сумасшествия он вернулся к себе.
      ...И пятая казнь, и шестая, и седьмая, и чума, и смерч, и озера зла, и вечное падение в субмикроскопический ад, и твари, пожиравшие его изнутри, и двадцатая, и сороковая, и он слышал собственный вопль, молящий о пощаде, и всегдашний голос Змея рядом с собой, шепчущий: "Бейся!"
      Наконец, это кончилось.
      - Теперь быстро.
      Змей взял Стека за руку, наполовину волоча за собой, рванулся к величественному дворцу из стекла и света на склоне горы, под самым ее острием, и они прошли сквозь арку сияющего металла в зал вознесения. Портал замкнулся за ними.
      Стены трепетали. Начали громыхать, подрагивая, полы из драгоценных камней. С далекой вышины потолков полетели осколки. Весь дворец вокруг них внезапно содрогнулся и съежился, как порванный мыльный пузырь.
      - Сейчас, - сказал Змей, - сейчас ты узнаешь.
      Все застыло. Замерев в воздухе, повисли вокруг них обломки дворца. Время остановилось. Замерло движение Земли. Все было недвижно, когда Натану Стеку было позволено узнать.
      19
      ВЫБЕРИТЕ ПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ
      (результат определит половину-общей оценки):
      1. Бог - это
      A) невидимый дух с длинной бородой;
      B) маленькая собачка, сдохшая в норе;
      C) каждый встречный;
      D) волшебник из страны Оз.
      2. Ницше написал: "Бог умер". Он имел в виду:
      A) жизнь бессмысленна;
      B) вера в вышних богов кончилась;
      C) Бога не было с самого начала;
      D) Ты еси Бог.
      3. Экология - это другое название для:
      A) материнской любви;
      B) вдохновенного интереса;
      C) полезного для здоровья салата с проросшим овсом;
      D) Бога.
      4. Какая из приведенных ниже фраз наиболее типична для глубочайшей любви:
      A) не оставляй меня с чужими;
      B) я тебя люблю;
      C) Бог есть любовь;
      D) Сделай укол.
      5. Какая из приведенных ниже сил обычно ассоциируется с Богом:
      A) власть;
      B) любовь;
      C) человечность;
      D) послушание.
      20
      Ничего из всего предыдущего.
      В глазах Птицы Смерти сияли звезды, и в ночном полете она бросала тень на луну.
      21
      Натан Стек воздел руки, и воздух вокруг них остался недвижим, пока дворец падал в прах.
      - Теперь ты узнал все, что было здесь узнавать, - сказал Змей, припадая на одно колено, будто поклоняясь, хотя не было никого, кому поклоняться, кроме Натана Стека.
      - И он всегда был безумен?
      - С первого дня.
      - Тогда безумны были те, кто отдал ему наш мир, и безумен был твой народ, что дозволил этому быть.
      Змей не ответил.
      - Наверное, так и должно было быть, - сказал Стек.
      Он нагнулся и поднял Змея на ноги. Коснулся гладкой головы тенеподобного и произнес:
      - Друг.
      Раса Змея не знает слез. Он сказал:
      - Этого слова я ждал дольше, чем ты можешь себе представить.
      - Мне жаль, что дело пришло к концу.
      - Наверное, так и должно было быть.
      Взвихрился воздух, вспыхнули искры в разрушенном дворце, и хозяин горы, хозяин поверженной в руины Земли явился перед ними в виде горящего куста.
      - СНОВА, ЗМЕИ? СНОВА ДОКУЧАЕШЬ ТЫ МНЕ?
      - Время игрушек миновало.
      - НАТАНА СТЕКА ПРИВЕЛ ТЫ ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ? КОГДА МИНУЕТ ВРЕМЯ, СКАЖУ Я. Я, КОТОРЫЙ ГОВОРИЛ ВСЕГДА. - И к Натану Стеку: - УХОДИ. НАЙДИ СЕБЕ НОРУ И ПРЯЧЬСЯ, ПОКАЯ НЕ ПРИДУ ЗА ТОБОЙ.
      На горящий куст Стек не обратил внимания. Он махнул рукой, и исчез конический щит, под которым они стояли.
      - Сначала мы его найдем, а там я знаю, что делать.
      В ночном ветре выпустила когти Птица Смерти и скользнула сквозь пустоту вниз, к пепелищу Земли.
      22
      Когда-то Натан болел осложненной пневмонией. Он лежал на операционном столе, и хирург сделал ему маленький разрез грудной стенки. Если бы он не был таким упрямым и не работал круглые сутки, пневмония никогда бы не перешла в эмпиему и он не попал бы под нож хирурга, пусть даже для такой безопасной операции, как торакотомия. Но он был из рода Стеков и потому лежал сейчас на операционном столе с вдвинутой в грудь резиновой трубкой для отсоса гноя из плевральной полости и услышал, как кто-то произнес его имя:
      - НАТАН СТЕК.
      Голос донесся откуда-то из дальнего далека, через арктические просторы, и отдавался и отдавался незатихающим эхом в бесконечных коридорах, пока резал нож.
      - НАТАН СТЕК.
      Он вспомнил Лилит и ее волосы цвета темного вина.
      Вспомнил, как несколько часов умирал под сводом пещеры, пока его товарищи по охоте рвали на части то, что еще осталось от медведя, не обращая внимания на стоны раненого. Вспомнил арбалетную стрелу, пробившую кольчугу и грудь, когда он погиб под Азенкуром. Вспомнил, как сомкнулись над перевернувшейся плоскодонкой ледяные воды Огайо, а друзья не сразу заметили, что его нет. Вспомнил, как выедал легкие горчичный газ под Верденом и как он безуспешно пытался доползти до какого-то сельского дома. Вспомнил, как глядел прямо на вспышку бомбы и чувствовал, как сгорает лицо. Вспомнил, как пришел к нему в кабинет Змей и вылущил его из тела, будто зерно из мякины. Вспомнил, как спал четверть миллиона лет в сердце Земли.
      Через мертвые столетия доносился голос матери, умоляющий отпустить ее, избавить от боли. "Сделай укол". Ее голос сливался с голосом Земли, плачущей от невыносимой боли в изодранном теле, в забитых пылью артериях рек, на круглых холмах и зеленых полях, покрытых оплавленным шлаком и пепелищами. Голос матери и голос Земли стали едины и слились в голосе Змея, а тот шептал, что Стек - последний человек на свете и только он может положить конец смертельной болезни, которою болеет Земля.
      Сделай укол. Облегчи участь несчастной Земли.
      Натан Стек был защищен обретенной мощью. Мощью, превышавшей власть богов или Змеев, или сумасшедших создателей, втыкающих иглы в свои создания, ломающих свои игрушки.
      - ТЫ НЕ СМЕЕШЬ. Я НЕ ПОЗВОЛЯЮ ТЕБЕ.
      Натан Стек обошел горящий куст, гудящий и потрескивающий в бессильной ярости, и поглядел на него чуть ли не с жалостью, вспомнив волшебника из страны Оз, парящую среди туманов и молний огромную зловещую голову и маленького человечка за сценой, создающего эти спецэффекты поворотами рычажков. Он оставил спецэффекты в стороне, зная, что его собственная сила намного превосходит силу бедного создания, угнетавшего всю его расу еще до того, как у него отобрали Лилит.
      Он шел на поиски безумца, что стал писать свое имя с большой буквы.
      23
      Заратустра одиноко спускался с гор, не встречая никого.
      Но лишь углубился он в лес, сразу встал перед ним старый человек, вышедший из своего святого жилища в лес на поиски кореньев. И так сказал старик Заратустре:
      - Не незнакомец мне сей путник: много лет назад проходил он этою дорогою. Заратустра было имя его, но изменился он. Тогда нес ты пепел свой в горы, неужто несешь ты сейчас огонь свой в долины? Не боишься ли ты быть казненным как поджигатель?
      Изменился Заратустра, стал Заратустра дитятей; Заратустра пробужденный, что делать ему среди спящих? Одиноко жил ты на море, и море носило тебя. Увы тебе, зачем вышел ты на берег? Увы тебе, не будешь ли ты вновь нести плоть свою?
      И ответил Заратустра:
      - Я люблю человека.
      - Зачем, - спросил его святой, - удалился я в лес и пустыню? Не потому ли, что слишком любил человека? И теперь я люблю Бога, а человека не люблю. Слишком несовершенен человек, и любовь человека убила бы меня.
      - А что делает святой в лесу? - спросил Заратустра.
      И ответил святой:
      - Я слагаю песни и пою их, а когда слагаю песни, то смеюсь, и плачу, и напеваю, и тем прославляю я Господа, который есть Бог мой. Но что принес ты в подарок нам?
      И Заратустра, услышав эти слова, попрощался со святым и спросил:
      - А что мне тебе дать? Ты лучше пусти меня поскорее, пока я не забрал у тебя чего-нибудь.
      И они разошлись, мужчина и старик, смеясь, как мальчишки.
      Но Заратустра, оставшись один, сказал себе в сердце своем:
      "Мыслимое ли дело? Этот святой в лесу еще не слышал, что Бог умер!"
      24
      Стек нашел безумного в лесу. Тот был старым и дряхлым, и Стек знал, что одним движением руки он может положить конец этому Богу. Но какой в том был бы смысл? Даже для мести уже слишком поздно. Слишком поздно было с самого начала. И пусть этот старый безумец идет своим путем, бродя по лесу, бормоча себе под нос: "Я НЕ ПОЗВОЛЯЮ", или голосом капризного ребенка: "Я ЕЩЕ НЕ ХОЧУ В КРОВАТКУ. Я ЕЩЕ НЕ НАИГРАЛСЯ".
      И Стек вернулся к Змею, который делал свое дело и защищал Стека до тех пор, пока тот не узнал, что у него самого гораздо больше власти, чем у Бога, которому он поклонялся всю историю человечества. Он вернулся к Змею, и их руки наконец скрепили дружбу рукопожатием.
      Они стали работать вместе, и Натан Стек сделал укол, и Земля, которая не- могла облегченно вздохнуть, пока длилась бесконечная боль, теперь вздохнула, успокоилась, и утихло расплавленное ядро, и улеглись ветры, и Стек услышал, как приближается финальный акт Змея. Он услышал, как Птица
      Смерти спускается на землю.
      - Как тебя зовут? - спросил Стек у своего друга.
      - Дайра.
      И Птица Смерти возникла над усталой Землей, и расправила исполинские крылья, опуская их ниже и ниже, и укутала Землю, как мать укутывает заболевшего ребенка. Дайра опустился на аметистовый пол погруженного в темноту дворца и с благодарностью закрыл единственный глаз. Наконец уснуть.
      А Натан Стек стоял и смотрел. Он был последним, последним оставшимся, и, поскольку он стал собой - пусть даже на несколько мгновений - тем, кем мог бы быть с самого начала, он не спал, а стоял и смотрел. Зная, наконец, что он любил и не ошибся в поступках.
      25
      И Птица Смерти охватила Землю пеленой крыльев, пока не осталась в мире только исполинская птица, притаившаяся над мертвым угольком. И тогда Птица Смерти подняла голову к наполненному звездами небу и повторила вздох облегчения, что испустила перед концом Земля. Потом ее глаза закрылись, она положила голову под крыло, и стала ночь.
      Далеко в небе ждали звезды, пока дойдет до них крик Птицы Смерти, чтобы увидеть последние, предсмертные мгновения расы Людей.
      26
      ЭТОТ ТЕСТ НЕОБХОДИМ ДЛЯ ОТМЕТКИ ДВА[ Игра слов: "отметка два" псевдоним знаменитого писателя: Марк Твен.]