ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
      НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ОБЗОР БЕРДА
      перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
      "Берд, Берд! Только о нем и слышу, от вас, зануд! Берд!.. Мне абсолютно наплевать, кто он такой и где прячется! В великом городе Нью-Йорке линчевателям нет места; я найду вашего проклятого Берда, и не имеет значения, где он укрывается! Мои люди и я, весь наш проклятый департамент и в самом деле ищет этого чертового Берда двадцать четыре часа в день! Увольнительные отменены, созданы специальные отряды, наши люди вышли на улицы, они отслеживают любую возможность, любой намек, любой след! Мы ожидаем ареста в течение ближайших двенадцати часов! Самое позднее через двадцать четыре часа! Тридцать шесть часов, в самом крайнем случае, при самых неблагоприятных обстоятельствах! Можете меня цитировать! Видит Бог, пора уже научиться правильно писать мое имя в ваших треклятых газетах! Оно звучит Пфлокейн, а не "Фаллопиан"! А теперь валите отсюда к дьяволу, в морг - там вы сможете еще раз снять усопшего издателя, если вам это доставит удовольствие; дайте мне, наконец, заняться делом! Я поймаю этого Кордвайнера Берда за шиворот не позднее чем через пятьдесят два часа, и можете меня цитировать!"
      Выдержки из интервью с шефом полиции Нью-Йорка Ирвингом. Л. Фаллопианом;
      "Нью-Йорк Таимс;
      29 января. 1976 года
      - Ах ты бедняжка, - проворковала женщина с серебристо-голубыми волосами. - Артур, дай ему доллар.
      Упитанный джентльмен, одетый в кашемировое пальто с широким поясом и каракулевую шапку-пирожок, неловко попытался переложить гору пакетов из одной руки в другую, с трудом освободил левую и полез в карман брюк.
      - Поторопись, Артур, - сказала женщина, - снег идет.
      Мужчина посмотрел на нее с некоторым раздражением. Конечно, снег идет. Большие, влажные хлопья покрывают Пятую авеню белым ковром, а это значит и тут не может быть сомнений, - что к утру здесь упадет ровно полторы тысячи пешеходов, да к тому же еще и больно расшибут себе разные места. Конечно, снег идет!
      Это и было одной из причин, по которой женщина с серебристо-голубыми волосами остановилась перед несчастным существом, застывшим у края тротуара. Оно выглядело таким жалким! Маленький человечек в карикатурном кожаном жилете, промокших старых брюках и сандалиях. Без рубашки, без пальто, без шапки и даже без носков! Его очки запотели, а на носу выросла маленькая горка тающего снега. Он был похож на нищего. С точки зрения женщины с серебристоголубыми волосами.
      Достойный, упитанный джентльмен продолжал жонглировать пакетами, пытаясь достать доллар. Такси с шумом разбрызгивали мокрый снег - пожалуй, это было единственным, что шумело на Пятой авеню. Никто не жал на клаксоны, не выли сирены, не стучали отбойные молотки, не свистели полицейские, даже разговоров не было слышно; алюминиевое небо низко нависло над городом, заглушая все звуки.
      И в этой тишине вдруг раздался голос жалкого существа:
      - Мадам, почему бы вам не прихватить своего толстозадого мужа, свою чудовищную прическу и плоды Национального Продукта, не говоря уже о заработанном сомнительным путем долларе, который он пытается вытащить из своего тучного брюха, и не засунуть их куда следует - что, без всякого сомнения, доставит вам море удовольствия. А потом, если вы тщательно подожжете их, то обеспечите себе вертикальный взлет. Короче, идите отсюда к дьяволу, а не то я одним ударом запущу вас в витрину вот этого книжного маазина.
      Магазин, о котором упоминало существо, назывался "Брентано".
      И хотя у людей всего по две ноги, они, как лангусты или омары женщина с серебристо-голубыми волосами и ее любимец Артур, левая рука которого все еще продолжала рыскать в необъятных глубинах кармана, помчались прочь с Пятой авеню, подальше от маленького человека с голой грудью и яростным блеском глаз цвета голубых ласточкиных яиц.
      - Анархист! - пробормотал себе под нос Артур, тут же поскользнулся и грохнулся задом на мокрый тротуар.
      Маленький человечек с прямыми черными волосами и лицом красивого орла выбросил их из своего мира в тот момент, когда закончил общаться с женщиной. Теперь его внимание было снова приковано к витрине "Брентано".
      Там было выставлено восемь стопок с книгами, над каждой красовались названия. "Паша" Гарольда Роббинса; "Отступление и перегруппировка" Аллена Друри; "Советы Азимова по искусству старения" Айзека Азимова; "Обида муравья" Морриса Л. Уэста; "Неопубликованные письма Джуди Гарланд" под редакцией Джеральда Франка; "Живите вечно" Дэвида Рубина, доктора медицины; "За гранью прощения", роман Жаклин Сьюзен, законченный Эриком Сигалом; "Поздоровайся с Господом, Чарли Браун" Чарльза М. Шульца.
      Человечек стоял и смотрел на витрину, а сумерки опускались на лишенный права голоса город. Пуэрториканец, изо всех сил пытавшийся выглядеть как чешский беженец, в вязаной шапочке, надвинутой на самые уши, и куртке в клетку для утиной охоты толкал перед собой тележку с горячими, ароматными каштанами и черствыми булочками с луком. Прошел мимо, перебрался через канаву. Его галоши противно хлюпали. Маленький человечек подумал о похлебке из моллюсков, приготовленной так, как это принято в Новой Англии.
      Затем, совершенно неожиданно, ровно без десяти пять маленький человечек покинул свой пост. Выбрался из сугроба, образовавшегося вокруг его ног, отряхнул посиневшие ступни в сандалиях от налипшего снега, зашагал по тротуару, решительно расталкивая локтями пешеходов. И вошел в "Брентано".
      Стройный, вежливый молодой человек, на лацкане которого красовалась табличка с именем "Мистер Ингхэм", подошел к маленькому посетителю, стоявшему в расползающейся по полу луже талой воды. Посмотрел на него сверху вниз. В покупателе было ровно четыре фута росту.
      - Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?
      Маленький человечек огляделся по сторонам. Повсюду стояли столы с книгами, стопки книг, целые пирамиды книг.
      Все восемь названий, которые он видел в витрине, были прекрасно представлены и внутри, на высокой стойке с надписью: "НОВЫЕ БЕСТСЕЛЛЕРЫ".
      - Сэр, вас интересует какая-то определенная книга?
      Необычный посетитель поднял глаза на мистера Ингхэма:
      - У вас есть "Дурная карма и другие диковинки"?
      Брови на лице мистера Ингхэма поползли вверх.
      - "Дурной карман..." и что?
      - Не дурной карман, подлый ты душитель. "Дурная карма и другие диковинки". Это сборник рассказов.
      - А кто автор?
      - Кордвайнер Берд, - ответил маленький человечек, и в его голосе послышался далекий ропот лиры.
      - О, - только и ответил мистер Ингхэм, на губах которого возникла тонкая улыбка - словно взмахнула прозрачными крылышками стрекоза. - Вам нужно будет подняться наверх, там. в задней части, находится отдел НФ.
      - Куда? - Лицо маленького человека напряглось, на скулах заходили желваки - а может, это был нервный тик? - В какой отдел?
      - Научной фантастики, - повторил мистер Ингхэм; казалось, он слегка смутился. - За секцией готики, романами о сиделках и документальными свидетельствами о посещениях инопланетян.
      Голос маленького человечка резко изменился. Если раньше он оыл командирским я суровым, то теперь стал почти угрожающим.
      - Это не научная фантастика! Это совершенно определенно не ваше идиотское сокращение НФ, что бы оно там ни означало. Почему этой книги нет здесь, в списке последних бестселлеров?
      Мистер Ингхэм начал медленно отступать.
      Маленький человечек сделал несколько шагов в его сторону.
      - Куда, черт возьми, вы направляетесь?
      -Я должен распаковать новые книги. "Радости кулинарии". С ними нужно обращаться очень осторожно.
      Продавец продолжал медленно отступать. Маленький человечек не отставал. Через несколько секунд мистер Ингхэм оказался в углу, где сходились "ИСТОРИЯ ИСКУССТВА" и "САМОПОМОЩЬ". Он и понятия не имел. как это произошло, ведь маленький человечек даже не повышал голоса.
      Казалось... нечто влекло его в этот угол. Какая-то почти осязаемая сила.
      От ужаса на глазах мистера Ингхэма появились слезы. Ой так сильно прижался к книжной полке, что спиной будто чувствовал каждый корешок. Была в этом маленьком человечке какая-то тревога, что-то устрашающее, некая сверхъестественная способность внушать страх - говорят, подобное умение идет с Востока, люди там способны затуманить сознание другого человека настолько, что становятся для него невидимыми. Но это же просто смешно! Мистер Ингхэм совершенно четко видел маленького человечка; однако ужас продолжал холодными пальцами сжимать сердце несчастного продавца, делая его совершенно беспомощным.
      Маленький человечек стоял близко, очень близко. Он наступил на туфли мистера Ингхэма - так иногда поступают девочки, когда просят своего папу потанцевать с ними на свадьбе старшей сестры. Он придвинул свой длинный нос к подбородку мистера Ингхэма и очень тихо проговорил:
      - Посмотри на меня.
      Мистер Ингхэм опустил взгляд, и их глаза встретились.
      В экранизации "Багдадского вора" 1938 года, которую снял Александр Корда, есть сцена: Абу, маленький вор, при помощи хитрого Сабу оказывается внутри огромного каменного идола, в тайном храме, воздвигнутом на вершине самой высокой горы в мире. Он карабкается вверх по чудовищной паутине. Абу смотрит вниз и там далеко-далеко видит огромный бассейн, в котором плавает гигантский осьминог. Вся сцена залита странным, мерцающим светом, щупальца извиваются так ужасающе...
      Мистер Ингхэм посмотрел в глаза цвета голубого ласточкиного яйца маленького человечка, стоявшего на его туфлях. И увидел в них извивающегося осьминога.
      - Скажи мне, что ты не из их числа, - тихо, почти нежно прошептал маленький человек.
      - Да, я не из их числа, - прохрипел в ответ мистер Ингхэм.
      - А ты знаешь, кто они такие?
      - Н-нет, сэр, не знаю.
      - Тогда откуда же тебе известно, что ты не один из них?
      - Я индивидуалист, сэр. Я даже не захотел стать членом клуба "Лучшая книга месяца".
      Маленький человек слез с туфель мистера Ингхэма. Внимательно посмотрел на него. А потом сказал:
      - Да, похоже, вы просто еще одна несчастная жертва. Прошу прощения за то, что был с вами невежлив.
      Мистер Ингхэм нервно улыбнулся. Но ничего не ответил.
      - Как мне добраться до той секции, название которой беаыпе никогда не слетит с моих губ?
      Мистер Ингхэм показал в заднюю часть магазина, там за стопками с неразобранными книгами виднелась лестница. Маленький человечек кивнул и направился к лестнице.
      - Э... сэр? - Мистер Ингхэм оказался способен на смелые поступки.
      Маленький человечек остановился и повернул к нему голову.
      - Скажите, а вы, случайно, не мистер Берд?
      Маленький человечек долго и холодно смотрел на мистера Ингхэма.
      - Берд - это псевдоним. У индейцев есть очень разумный обычай: они верят, что всем остальным вовсе не обязательно знать истинное имя человека. Знание настоящего имени дарует врагу силу. Кто я на самом деле, ни вам, ни им никогда не узнать. Однако псевдоним - как раз то, что надо. Да, я Кордвайнер Берд. - С этими словами маленький человечек отвернулся и зашагал в сторону лестницы.
      Ступеньки вели в полумрак. Берд подумал о замке Отранто.
      Он старался держаться поближе к влажной, скользкой стене.
      Далеко внизу виднелась подвальная часть магазина, слабо освещенная свисающей с потолка лампочкой в двадцать пять ватт.
      Ее тусклый свет едва доставал до длинных книжных полок, ровными рядами уходящих в темноту. Пол был покрыт многолетней грязью, повсюду фестонами свисала паутина, тонкая, как бельгийские кружева. Спустившись вниз, Берд услышал писк и шебуршание крыс, доносящиеся откуда-то из глубины под
      вала - эти странные звуки напоминали щелканье хлыста.
      Берд на секунду остановился, поморщился от отвращения и направился к первой секции полок. И тут с удивлением обнаружил, что это не настоящие полки, а оранжевые упаковочные коробки, поставленные одна на другую, кто-то небрежно запихал в них стопки книг в твердых и мягких обложках. Многие суперобложки были сняты, а книги втиснуты так же плотно, как папки на полке какого-нибудь государственного офиса. Берд подумал о евреях, которыми набивали товарные вагоны, отправляющиеся в Освенцим.
      На боках оранжевых коробок была обозначена тематика находящихся внутри книг. Берд с трудом разбирал почерк. Наконец он прочитал: "вестерны" и "убийства". Первые были наполнены книгами в мягких обложках, написанными людьми с такими именами, как Эл Л. Брейс, Пронг и Люк. В других ящиках лежали бесконечные романы, где персонажи назывались Мясник, Палач, Мучитель, Кровопийца и Шпион.
      Берд пошел дальше.
      Наконец в самом дальнем углу подвала, под водопроводными трубами, с которых непрерывно капала вода, образуя грязные лужи на полу, он нашел дюжину оранжевых ящиков, на которых кто-то торопливо написал "НФ".
      Там, между экземпляром "Гигантской брюквы, которая выделывала невероятные непристойности в Питтсбурге", и "Избранными произведениями Эда Эрла Рэппа" в мягкой обложке издательства "Баллантайн" Берд обнаружил один экземпляр "Дурной кармы и других диковинок" и коснулся ее с благоговением послушника из Лурда[ Город на северо-западе Франции, известен своим храмом. (Здесь и далее примеч. пер.)]. Из-под корешка книжки выскочил паук и мгновенно умчался в темноту.
      Берд вытащил из оранжевой коробки книгу в твердой обложке. Она была покрыта плесенью. Тарпон свершил такие невероятные непристойности на ее страницах, какие и не снились в самых извращенных снах никакой гигантской брюкве.
      И одинокий Кордвайнер Берд в подвале "Брентано" тихо заплакал. Он прижал свою книгу к обнаженной груди и начал медленно раскачиваться взад и вперед - так мать успокаивает расстроенного ребенка. А потом в подвале, напоминающем гробницу, прозвучала негромкая трель; пугающая нота надолго повисла в воздухе - почти нечеловеческая, и уж совершенно точно не механическая, предупреждение о том, что вот сейчас в действие вступят некие сверхъестественные силы.
      Казалось, голубые глаза Берда потемнели.
      Продолжая прижимать книжку к груди, он повернулся на каблуках и стремительно бросился к лестнице, принялся перепрыгивать сразу через три ступеньки с легкостью астронавта, бегущего по лунной поверхности, и вот так, не снижая скорости, добрался до самого верха, где на мгновение замер, расставив ноги и сжав кулаки - внимательно оглядываясь по сторонам, словно искал их.
      По проходу между "Играми для взрослых" и "Книгами для учителей" к нему быстро приближалась пожилая женщина, которая вела за собой группу крупных, мускулистых мужчин с пиратскими повязками на глазах и татуировками.
      - Это он! - выкрикнула женщина.
      Тяжеловесы выскочили из-за ее спины и бросились к Берду. Он узнал женщину: она занималась закупкой книг для магазина "Брентано"!
      Берд положил свою книгу на ближайший прилавок, встал в расслабленную стойку - руки свободно свисают вдоль тела. Однако его глаза стали цвета Мексиканского залива, Мадейра-Бич, Флорида, вечером, перед надвигающимся штормом.
      Первый из громил добежал до Берда и хлопнул его здоровенной ручищей по плечу.
      - Я его поймал, мйз-з Джараракуссу! - сипло прорычал бегемот.
      Дальнейшее произошло так быстро, что никто не взялся бы назвать это обычным движением. Показалось, будто Берд положил кулак на грудь противника, согнул ноги в коленях и вильнул бедрами. С безумным криком бегемот взлетел в воздух, словно им выстрелили из катапульты. По совершенно невероятной траектории, беспомощно размахивая руками, перелетел через два стола, где были разложены книги стихов Рода Маккуина, с грохотом промчался сквозь стопки книг, которые рассыпались в разные стороны, как beignets[Пирожки с начинкой (фр.).] из "Кафе Дю Монд" в Новом Орлеане, а потом стали медленно опускаться вниз, словно волшебные снежинки февральским утром в Вермонте; и, продолжая вопить, громила врезался в дальнюю стену. Он так и остался лежать в невероятном переплетении рук и ног. Позднее врачи установили, что движение Берда разорвало ему селезенку, печень, мочевой пузырь, поджелудочную железу, почки и привратник желудка. Кроме того, совершенно необъяснимым образом тяжеловес заболел сахарным диабетом. Молодой врач предположил, что это произошло из-за слишком близкого контакта с Маккуином.
      Но в тот момент в "Брентано" никто не засмеялся. Пожилая женщина начала истерически кричать:
      - Хватайте его! Хватайте его!
      Трое ее приспешников бросились к Берду с трех сторон сразу. Он поджидал их все в той же расслабленной стойке, предшествовавшей полету феникса.
      -Хьюи, Дьюи и Льюи[Утята, персонажи "Утиных историй" -.известного мультфильма Уолта Диснея.],-заметил Берд, напряженно улыбаясь.
      Дьюи добрался до маленького человечка на долю секунды раньше, чем его приятели. Длинным размашистым движением, таким быстрым, что никто ничего не успел понять, Берд сломал ему обе руки. Хьюи и Льюи подскочили к нему с разных сторон, в то время как Дьюи пошатываясь сделал несколько шагов назад, размахивая сломанными руками, будто продавец воздушной кукурузы из рекламного ролика. Когда они уже нависли над ним, Берд подпрыгнул так высоко, что оказался у них над головами. Тяжеловесы столкнулись, и Берд оказался у них на плечах.
      Обхватив их головы ногами, как ножницами, Берд соединил лица Хьюи и Льюи, словно они были молодыми любовниками, а потом отклонился назад и еще сильнее надавил. Громилы пытались вырваться, но Берд все сильнее сжимал их головы ногами. Через несколько мгновений оба посинели и упали на пол.
      Остальные одиннадцать головорезов разбежались в разные стороны с громкими воплями. Во время своего поспешного бегства они сбили с ног пожилую миссис Джараракуссу. Подняв глаза, она увидела, что Берд стоит возле нее.
      - Разрешите помочь вам, мадам, - предложил он.
      Берд поднял ее одной рукой над головой и продолжал держать, крепко вцепившись в пиджак ее брючного костюма от Лорда и Тайлера.
      - Объясните мне, почему эта книга, - сказал Берд, поднося женщину к прилавку, на который положил "Дурную карму и другие диковинки", - не закуплена в сотнях экземпляров, почему она не выставлена перед входом среди последних бестселлеров, и почему, Наконец, ее нет на вашей бездарной витрине?
      Губы миссис Джараракуссу сжались в тонкую черную линию. Берд подумал о Хелен Гахаган Дуглас в роли той-которой-должны-повиноваться в фильме 1934 года Мериана К. Купера и Эрнеста Б. Шедека - лучшей из семи экранизаций романа Хаггарда "Она".
      - Это не бестселлер, - сказала миссис Джараракуссу. Берд впервые в жизни увидел, как кто-то одновременно говорит и усмехается.
      - И кто это утверждает?
      - Список бестселлеров "Нью-Йорк Тайме". Еженедельник издателей. "Нью-Йоркское книжное обозрение". Рекс Рид. Джордж Плимптон. Кандидо Донадио. Майкл Корда. И я тоже.
      Ноздри Берда задрожали. Боясь оказаться в одиночестве, как салями, которую вдруг решили проверить на кошерность, она испугалась и назвала некоторых из них. Впервые с того момента, как им завладела лихорадка, Берд получил представление об именах, тайных личностях и священных списках.
      В действительности тогда она была всего лишь Хелен Галахан. Только позднее она вышла замуж за Дугласа.
      - Передайте вашим тайным хозяевам, что дни их сочтены, - заявил Берд. Его глаза стали черными, словно воронье крыло. От голубизны не осталось и следа. -Передайте, что один из униженных и раздавленных ими поднялся наконец из пепла и праха великих поруганных талантов. Скажите им, чтобы они построили неприступную крепость на скале. Скажите им, что сегодня - это только начало. Идите к своим хозяевам-марионеткам и предупредите их: где бы они ни прятались, Берднайдет их и подарит ужасную справедливость!
      - Бахвальство, - ухмыляясь, бросила миссис Джараракуссу.
      Берд побагровел. Она свисала с его кулака и смотрела на него наглыми глазами. Кордвайнер Берд. Четырех футов роста. Густые черные волосы, глаза цвета небесно-голубых ласточкиных яиц, лучившееся наполеоновским величием, лицо прекрасного орла.
      - Вы думаете, я просто жалкий хвастун, да? - Он понес ее раскачивающееся тело в переднюю часть магазина. Уже наступило время закрытия. Еще раньше она заставила всех уйти. Двери были заперты. В "Брентано" царила тишина. - Тогда вы увидите... и поверите!
      - Делай свое черное дело, - заявила миссис Джараракуссу. - Техника, которую ты применил против тех простодушных ребят, на меня не подействует. Как ты уже, наверное, заметил, я сделана из другого, куда более прочного материала.
      Берд отнес ее к одиннадцатифутовой статуе - копии работы Джиакометти "Человек указующий" - и повесил на согнутой в форме серпа левой руке.
      - Да, - проговорил Берд, - джит-кун-до не действует против тех, кто сознательно идет к ним в рабство. Вас наверняка научили стойко переносить физическую боль.
      Тощая рука статуи начала медленно опускаться под тяжестью висевшей на ней женщины. Берд снял ее и перенес на более надежный крюк - вытянутый указательный палец статуи Огюста Родена "Проповедующий Иоанн Креститель".
      - Занимаясь вместе с Брюсом Ли, - продолжал Берд, - я узнал, что даже продвинутое джит-кун-до может не сработать против истинных посланцев мрака. Мы провели с ним много ночей в маленьком домике среди деревьев в Беверли Глен, обсуждая различные возможности.
      Но сначала, прежде чем получить от вас необходимую мне информацию, я продемонстрирую, как Берд покончит с чудовищным заговором, которому вы служите...
      Он подошел к висящему на стене стеклянному ящику, внутри которого находились пожарный шланг, кнопка пожарной тревоги и здоровенный топор с длинной ручкой. Коротким ударом Берд разбил стекло и вытащил топор.
      Миссис Джараракуссу с растущим ужасом наблюдала за Бердом, когда он направился в ее сторону, прошел мимо и остановился перед дверью, через которую можно было попасть в главную витрину. Лезвием топора он вскрыл дверной замок. Дверь распахнулась.
      - Ты не осмелишься! - завопила она.
      Она ошибалась. Пока миссис Джараракуссу выкрикивала слова ненависти и презрения, маленький человечек запрыгнул на витрину, с ловкостью профессионального лесоруба взмахнул над головой ужасным топором и врубился в стопку романов Харольда Роббинса. Когда его топор рассек около полудюжины романов, лежавших сверху, Берд услышал сдавленный крик боли неестественный, схожий с булькающим звуком, который издает растение-убийца, растущее на Амазонке и высасывающее из своих жертв кровь, когда мачете рассекает его на две части. Словно эти книги обладали жизнью, не дарованной им Высшим Божеством, романы Роббинса стонали, выли и отчаянно шелестели страницами, когда Берд безжалостно рубил их в капусту. Миссис Джараракуссу продолжала негромко повизгивать, Берд, не торопясь, переходил от одной стопки к другой, приканчивая книги издательства "Пинатс", некрофилические плоды сотрудничества Сьюзен-Сигал, бесконечные вестерны и страшилки Франка о разграблении захоронений. Глаза миссис Джараракуссу закатились, из витрины слышались последние стоны погибающего кича.
      Когда Берд закончил и запах его пота смешался с запахом плесени и новых книг, он отбросил в сторону обоюдоострый топор и подошел к миссис Джараракуссу, которая была практически без сознания, плеснул ей в лицо холодной воды из фонтанчика, и она пришла в себя. Теперь она смотрела на маленького человечка со страхом: ей стало очевидно, что она столкнулась с силой, ни в чем не уступающей той, которой она служила.
      - А сейчас, - сказал Кордвайнер Берд, - вы расскажете мне, где находится штаб-квартира ваших хозяев. Не жалких рабов и марионеток вроде вас... а истинных лидеров. Тех, кто возглавляет заговор.
      - Никогда!
      - Расскажете. Немедленно. - И он ушел, чтобы вскоре вернуться, держа в руках то, что искал, - и показал ей Опаснее любого боевого искусства, способное извлечь инфор мацию из горы Рашмор. - Вы все скажете мне.
      Миссис Джараракуссу молчала, и он, открыв книгу, начал читать.
      Берд не прочитал и страницы, когда она взмолилась о пощаде.
      Ему не хотелось опускаться до их уровня, даже возмущала мысль о том, чтобы использовать столь отвратительное оружие - влияние на мозг жертвы было столь глубоким, столь быстро подтачивало силы, что прибегнуть к нему он мог только в самом крайнем случае. Он отложил в сторону "Пророка" Калила Гибрана и дал миссис Джараракуссу воды.
      Бедняжка лепетала что-то бессвязное.
      Наконец, тихо поговорив с ней и прочитав несколько отрывков из В. С. Мервина, Джойс Кэрол Оутс, Уильяма Котцвинкла и Рэндалла Джаррелла, Берд сумел вернуть ее в реальный мир.
      - Ну, где они прячутся?
      Она попыталась ответить, но в горле у нее пересохло, а губы потрескались. В глазах заплясали мерцающие огоньки. Калил Гибран иногда воздействует таким образом на людей с нестабильной психикой.
      Берд поискал под прилавком, нашел пачку салфеток. Намочил несколько штук и приложил к губам миссис Джараракуссу. Она заговорила, но страшно невнятно. Тогда Берд наклонился к ней - она по-прежнему висела на статуе Родена - и через несколько секунд разобрал ее слова.
      - Я ничего не знала. Не читала этих книг. Они обещали, что мне никогда не придется их читать. Я в первый раз... в первый раз... это... это чудовищно. Оказывается, я заставляла людей покупать это! Мне так стыдно... так ужасно стыдно, мистер Берд...
      На мгновение холодное выражение на лице Кордвайнера Берда смягчилось.
      - Я понимаю. Считайте, что для вас наступает новая жизнь. А теперь быстро скажите мне, где находится их штабквартира?
      - Вы найдете их под леди...
      Первая же автоматная очередь прошила горло миссис Джараракуссу. Берд бросился на пол, несколько раз перекатился и, вскочив на ноги в облаке разлетевшихся рекламных проспектов Маккуина, побежал. У себя за спиной он услышал топот армейских башмаков; попытался разделить звуки и быстро определил, что в магазин ворвалось по меньшей мере около полудюжины бандитов. Он уже ничего не мог сделать для миссис Джараракуссу. Они заставили замолчать свою марионетку.
      Берд подбежал к главной витрине "Брентано", вскочил нa подоконник и, быстро схватившись за ручку пожарного топора, ударил в стекло. Беспокоиться было не о чем. Автоматная очередь высадила стекло слева от него и начала перемещаться в его сторону. Он прыгнул вперед, несколько раз перекатился и вывалился на усыпанный снегом тротуар.
      На мгновение Берд бросил взгляд назад. Да, их было шестеро. В капюшонах, надвинутых на лицо, вооруженные автоматами и пистолетами, одетые в черно-белые комбинезоны. Берд заметил и кое-что еще.
      Но мгновение прошло; он мчался по темной, затихшей Пятой авеню.
      Когда убийцы в капюшонах выскочили из разбитого окна, пиная тяжелыми ботинками покрытые грязью ошметки бестселлеров, улица была пуста. Создавалось впечатление, что маленький человечек растворился в воздухе или улетел. Однако он произвел на них большое впечатление, и они не скоро его забудут.
      А Кордвайнер Берд будет долго помнить то, что увидел в последний момент: их несчастного агента, демоническую миссис Джараракуссу, висящую, словно освежеванная свинья, на указательном пальце шедевра Родена.
      "Генеалогия Кордвайнера Берда приводится в приложении (верхний правый угол); Г. Б., как отмечено на рисунке, граф Бурлсдон, Роберт Рассендилл, пятый граф. У него было два потомка: Ральф Рассендилл и Рудольф Рассендилл (из "Пленника Зенды" и "Руперта из Хэнтзау"). Ральф и Рудольф были кузенами. Ральф женился на Р. Д., или Роде Делагарде. Ее происхождение описывается более подробно в приложении 2 к "Тарзан жив". Результатом первого, короткого брака Роды с лордом Джоном Рокстоном (из "Затерянного мира" Конан Дойля) явился один ребенок: Ричард Вентворс, или Р. В. Паук. Она вторично вышла замуж за Ральфа, и Рассендиллы переехали в Нью-Йорк, где Ральф представлял огромную британскую фирму. Рода родила ему Алларда Кента Рассендилла (А. К. Р. Призрак) и Брюса Хэгина Рассендилла (Б. X. Р., Ж-8 из книги "Ж-8 и его Боевые Асы"). Ее младший ребенок, Ронда, хотя и не заводила романов на стороне, считалась чужой в семье. Несмотря на возражения родителей, она вышла замуж за Джейсона Берда - акробата комедианта, работавшего в ночных клубах, в жилах которого к тому же текла еврейская кровь... Отцом Джейсона был Ричард Кордвайнер Берд, ирландский фотограф. Его мать, Миллисент, была дочкой дублинского еврея Леопольда Блума. (Смотрите "Улисса" Джеймса Джойса - там вы найдете даже слишком подробный отчет о Блуме.
      Смотрите также "Тарзан жив", где описываются его отношения с Грейстоками, самым видным представителем которых был Тарзан.)
      У Джейсона и Ронды родился единственный сын - Кордвайнер Берд. Это произошло в 1934 году, в Пэйнсвилле, Огайо, в меблированных комнатах возле театра. (А вовсе не в женском туалете театра, как утверждают некоторые.) Кордвайнер рос в Огайо; правда, вырасти ему удалось не слишком высоким, он перестал расти, как только достиг четырех футов...
      Когда телевизионные продюсеры и режиссеры стали уродовать его сценарии, он как следует отколотил их и ушел в научную фантастику, где собрал больше призов "Хьюго" и "Небьюла", чем любой другой писатель. Потом Кордвайнер получил приз Эдгара Аллана По, как лучший автор детективов. Но... занялся серьезной литературой и стал яростным врагом зла. Хотя он так и остался маленьким, не достигнув роста своих предков и родственников: Алого Пимпернеля, Рудольфа Рассендилла, Тени, дока Сэвиджа и других, Кордвайнер обладал их несгибаемым духом и так же, как и они, посвятил всю своюЖизнь борьбе со злом. Впрочем, в отличие от героев прошлых лет, которые сражались за сохранение Системы, он воевал за то, чтобы ее уничтожить. Ну если не всю Систему, то одно из ее проявлений".
      Выдержки из "Док Сэвидж: его апокалиптическая жизнь" Филипа Хосе Фармера (дополненное издание в мягкой обложке, "Бэнтам-букс", 1975 год)
      Берду требовалась помощь, совет; в данный момент это было важнее всего. Он решил навестить дядю Кента. Старик временами находился в здравом уме и памяти - оставалось надеяться, что сейчас именно так и будет. Берд поехал на метро, сломал по дороге нос женщине-вору, чья рука так и норовила залезть в левый карман его брюк, и с интересом почитал магические послания оранжевого, багряного, черного и зеленого цветов на стенах, полу, потолке и окнах вагона. Он вышел на 116-й улице и быстро взобрался по ступенькам станции, задержавшись всего на несколько секунд, чтобы хорошенько отделать трех исчадий ада, грабивших семидесятилетнюю, больную артритом старушку-уборщицу. Затем пересек Бродвей, не обращая внимания на поток несущихся машин, и направился к дому, где находилась квартира его дяди.
      Алларду Кенту Рассендиллу, который уже давным-давно сменил свое имя на Кент Аллард, а потом менял его сотни раз в зависимости от того, какое дело расследовал, - на самом деле оставаясь одним и тем же человеком Призраком, исполнился восемьдесят один год; для него наступили тяжелые времена. Несколько раз, когда Кордвайнер обнаруживал, что старик заложил свое кольцо с опалом, таинственный Огненный Опал, он наскребал необходимую сумму, выкупал кольцо, а потом незаметно оставлял его в ящике письменного стола или под диванной подушкой, чтобы старик не знал, что находится в долгу перед племянником. Кент был очень гордым человеком и - Берд свято в это верил - в награду за то, что многие десятилетия посвятил жестокой борьбе со злом, заслуживал достойной жизни в свои последние годы. Хорошо еще, что память стала изменять старику - иначе он бы каждый раз удивлялся, находя свое любимое кольцо в самых неожиданных местах. За последние шесть лет такое случалось десять раз. Вот до чего дошел этот блестящий, аналитический ум.
      Под именем Фомбли - одним из бесчисленных псевдонимов, которым он пользовался в тридцатых годах, - старик жил в ужасной комнате, в многоквартирном доме, в западной части 114-й улицы, между Бродвеем и аллеей Генри Хадсона.
      О самом здании можно сказать, что оно знавало лучшие времена.
      В начале двадцатых годов дом представлял из себя изящный образец архитектуры Западного Манхэттена. Десятиэтажное здание с четырьмя огромными квартирами на каждом этаже, общим вестибюлем, отделанным в стиле парижских декораторов того времени, - здесь любили селиться богатые умники из высшего общества, потомки которых со временем перебрались в центр города, поближе к дорогим особнякам и средоточию власти.
      Теперь же, глядя на это здание, Берд подумал, что онo более всего походит на безумный бред архитектурного Квазимодо. Темное, обшарпанное, окна нижних этажей забраны решетками, тент перед входом превратился в разодранное в клочья знамя какой-то давным-давно объявленной войны... Здесь нашли себе пристанище безденежные студенты Колумбийского университета, разочаровавшиеся в жизни черные, нищие эмигранты-пуэрториканцы и семидесятилетние старики, для которых наступили, как выражаются в высшем обществе, "годы заката" - те, что выиграли последнюю войну. Здание, где жил дядя Кент, было настоящей развалиной. Руинами. Тюрьмой увядших мечтаний.
      Берд вошел в полутемный вестибюль через стеклянную дверь, висевшую на одной петле, и услышал пронзительные вопли старух. Крикливые мегеры, подумал он. Гирлянда строптивых маргариток. Приют для истеричек.
      Вестибюль был забит древними, морщинистыми, высохшими женщинами, одетыми в домашние тапочки и выцветшие халаты. Их скрипучие голоса отражались от мраморных стен. Они столпились вокруг единственного мужчины в синем форменном костюме и при фуражке. Прошло некоторое время, прежде чем глаза Берда привыкли к полумраку - все электрические лампочки на потолке были разбиты много лет назад, и только тогда он сообразил, что это почтальон.
      Лет двадцать пять, длинные волосы, очки... Такие сотнями разгуливают по улицам; очевидно, он решил подзаработать перед Рождеством, а вообще целыми днями сидит в конторе и честно делает свое дело. Молодой человек стоял, прижавшись спиной к стене, между поблескивающих в полумраке почтовых ящиков. Старухи поймали его в тот момент, когда он начал раскладывать почту. Его ключ от ящиков на длинной цепочке все еще торчал из дверцы в верхнем ряду. Она уже была открыта, но почтальон не успел разложить почту, на него набросились старухи. Он застыл на месте, растерянно озираясь по сторонам.
      Берд обошел толпу и спрятался за мраморной колонной, не зная, стоит ли вмешаться и помочь несчастному почтальону. Он вдруг вспомнил обо всех почтовых поступлениях, на которых было написано: не сворачивать, не складывать, не гнуть, не ломать и так далее, которые он получал свернутыми, сложенными, сломанными и согнутыми. К тому же их еще и неоднократно пинали ногами.
      Выбрав подходящий момент, почтальон закричал:
      - Женщины, женщины! Я не стану раскладывать вашу почту до тех пор, пока вы, черт возьми, не отойдете подальше от меня! Пожалуйста!
      На лице у него была паника. И хотя он пытался говорить уверенно, каждое слово выдавало отчаяние. Старухи еще теснее сомкнулись вокруг него, жужжа, словно Телеграфные провода, жаждущие получить сообщение; слюна и безумие наполнили вестибюль.
      Затем возник странный, наводящий ужас звук.-Как и подобает, он одновременно исходил отовсюду и ниоткуда. Голос был угрожающим, потусторонним, словно мольба о мщении, идущая из разверстой могилы. Он перекрыл бормотание старух, а в его тембре Слышались вибрации сверхъестественного могущества (хотя Берд и различил в нем слабое потрескивание):
      - КТО ЗНАЕТ, КАКОЕ ЗЛО-0-0-0 ЖИВЕ-Е-Е-Т В СЕРДЦАХ ВОРЧЛИВЫХ, ЯДОВИТЫХ СТАРУХ, КОТОРЫЕ НOСЯТ КОРСЕТЫ? ТОЛЬКО ПРИЗРАК ЗНАЕТ!!
      Затем раздался пугающий смех, который поднимался все выше и выше по спирали, словно дым над разграбленным городом; смех, проникающий сквозь мрамор и сталь, сквозь человеческую плоть, отнимая у человека способность мыслить. Одно из стекол в очках почтальона треснуло.
      Берд даже не пошевелился. Старухи, многие из которых прижимали к груди своих кошек, тоже не шевелились. Почтальон не шевелился. Затем медленно, с опаской и осторожностью стада леммингов, которые вдруг застыли перед последним, фатальным движением в сторону обрыва, толпа неуверенно отступила. Вокруг ошалевшего от ужаса почтальона образовалось свободное пространство.
      - Что это, черт возьми, за сумасшедший дом? - пробормотал он, а осколки стекла посыпались ему на щеку.
      Ответа не было. Тогда почтальон задрожал.
      - НУ ДАВАЙ, НЕ ТЯНИ, ПРИДУРОК, - сказал голос, и это был приказ, которого невозможно ослушаться.
      Почтальон вытащил ключ из верхней дверцы, засунул в нижнюю, открыл металлическую пластину и начал быстро рассовывать по ящикам чеки социального страхования. Берд наблюдал - не за почтальоном, не за старухами, сгрудившимися в кучу, он всматривался в темные углы вестибюля. Ему показалось, что он заметил движение, клок дыма, шелест темной одежды, дуновение ветра, перемещение некоей лишенной материи субстанции в свою сторону.
      Наконец почтальон справился со своей задачей, запер металлические дверцы, пробрался сквозь толпу и вышел на зимний холод, а старухи бросились вперед. Берду вспомнилась сцена из фильма "Грек Зорба", в котором старухи ждали смерти Бобулины, чтобы разделить ее пожитки: странные существа, задрапированные в черное, с блестящими, не знающими жалости глазами. Они торопливо набросились на ящики, открыли их, вытащили свои чеки, на которые смогут сегодня вечером позволить себе съесть гамбургер с луком вместо консервов для домашних животных. Одна за другой, большими группами, а потом снова поодиночке старухи поспешили прочь, прижимая к груди своих кошек и шаркая домашними тапочками по мраморному полу. Захлопали двери, постепенно стихли шаги живых скелетов по ступенькам... Осталась одна старуха.
      Она стояла перед своим открытым почтовым ящиком, засунув худые пальцы внутрь. Потом вытащила руку, но чека в ней не было. Сердобольное правительство в очередной раз Обделалось. Глаза наполнились слезами. Тело согнулось в измученную букву "S". Плечи задрожали. Старуха бросила на пол кошку. Та потерлась о ноги хозяйки и посмотрела на нее.
      Берд почувствовал свое бессилие. Он сжал зубы; чудовищный автоматический пресс начал сдавливать его внутренности. Кто довел эту несчастную старуху до такого состояния?
      Дело тут вовсе не в возрасте, и даже не в том, что она больше никому не нужна: во всем виновата некая сила энтропии, некий безымянный бесчеловечный заговор, который превращает людей в разверстые птичьи рты, голые нервные окончания, в беззащитных животных, жалкие каркасы, лишенные воображения, в плоть, ждущую смерти. И дело даже не в том, что в огромной бюрократической машине не сработал какойто винтик - подобное случается, не существует идеальной системы. Дело в том, что это жалкое, заброшенное существо доведено до такого состояния, когда однодневная задержка чека приводит его в ужас и лишает последней надежды.
      И в этот самый момент Кордвайнер Берд поклялся, что если он сможет очиститься от ненависти к определенной группе, которая так эффективно сумела раздавить его душу, если сможет поставить их на колени, то посвятит остаток жизни борьбе с другими заговорами на правительственном уровне, чья единственная цель заключается в том, чтобы сохранить прежнюю, уже достигнутую степень власти и заставить человеческие существа служить Системе.
      Вспомнилась цитата из Биган[Брендон Биган (1923) - ирландский писатель, равно известный едким юмором своих пьес и распутной жизнью в барах Дублина и Нью-Йорка.]: "Прежде всего я преклоняюсь перед добротой к человеческим существам, добротой к животным. Я не уважаю закон; меня совершенно не интересует то, что связано с обществом, за исключением тех дел, в результате которых дороги становятся безопаснее, пиво более крепким, еда дешевле, старикам и старухам теплее зимой и веселее летом". Это порочная философия, со многими ее постулатами Берд никак не мог согласиться - дорог и так было слишком много, а вот земли, не покрытой бетоном, явно не хватало. Но Брендон Биган нашел правильный тон, а его главная мысль была четкой и ясной. Да, с этого момента Кордвайнер Берд станет не просто писателем или мстителем, пытающимся решить собственные проблемы. С этого момента он подхватит мантию дяди Кента и дяди Брюса Хэгина, который под именем Ж-8 воевал вместе с Боевыми Асами; и до определенной степени только более разумно и осторожно станет последователем дяди Ричарда Вентворса, Паука.
      Теперь Берд станет воевать против новых сил зла этого мира. Его размышления были прерваны воплями беззубой старухи. Окончательно потеряв терпение, она выплескивала свою ненависть к невероятным, чудовищным силам, поставившим ее на колени. Шаркая по коридору к дверям своей квартиры, она проклинала их, не зная, кто они такие. Ее лишенный зубов рот с трудом выговаривал слова:
      - Будь проклята почта! Будь проклято социальное страхование!
      Старуха подошла к двери в коридор и лягнула ее с такой силой, что Берд едва поверил своим глазам. Дверь ударилась о стену коридора и была остановлена пневматическим стопором. Старуха, пошатываясь, брела дальше. Кошка терлась о ее ноги.
      - Будь проклято правительство! Будь проклят Герберт Гувер! Будь проклят Франклин Делано Рузвельт! Будь проклят Харри С. Трумен! Будь проклят Дуайт Д. Эйзенхауэр! Будь проклят Джон Ф. Кеннеди, мир его праху! Будь проклят Линдон Бейнс Джонсон! Будь проклят, будь проклят, будь проклят Ричард Дерьмо Никсон! Будь проклят Джерри Форд! Будь проклят Джимми Картер!
      Перед тем как старуха окончательно скрылась из виду,
      Берд успел заметить, как резко распахнулась дверь в ее комнату и она с размаху лягнула попавшуюся под ноги кошку, так что та перелетела через порог. И последнее, что услышал Кордвайнер, был отчаянный вопль:
      - Будь проклят... Бог!
      Только тут Берд заметил, что его бьет дрожь. И тогда за его спиной раздался тихий смешок.
      В вестибюле никого не было.
      - Дядя Кент? - озираясь по сторонам, спросил Берд у пустоты.
      - Что? Кто это? - донесся голос из тени.
      - Это я, дядя Кент. Кордвайнер.
      - Кто? Что? Ты Черный Мастер? Зембо? Кобра? Кто послал тебя? У меня есть оружие, я все еще вооружен!
      - Это я, дядя Кент... твой племянник Кордвайнер Берд.
      - Ты хочешь сказать: это ты, а не я!.. Ага, ты. Какого дьявола ты здесь делаешь? Опять потерял работу? Я всегда говорил твоей мамочке, что из тебя не выйдет ничего путного.
      - Послушай, дядя Кент, мне нужна твоя помощь.
      - Ничего другого я и не ждал, маленький ты паразит. Пытаешься урвать еще кусок, да? Ну так забудь об этом! Я успел прихватить мой чек еще до того, как проклятые старые сучки набросились на этого дурака. Хе-хе, вытащил его прямо из проклятой сумки кретинского хиппи. Ты видел, как я сработал? Хе-хе, видел?
      - Нет, дядя Кент, все было сделано очень тонко. Я ничего не заметил.
      - Черт возьми, ты действительно ничего не видел. Я так же хорош, как и раньше. И по-прежнему могу затуманить разум человека так, что он перестает меня видеть! Жаль, что это не действует на мерзких кошек. Одно из маленьких чудовищ описало мне штанину.
      Берд услышал шорох, как если бы кто-то потряс ногой.
      - Почему бы нам не подняться в твою комнату и не поговорить, дядя Кент? Мне не нужны деньги; я работаю над расследованием одного дела и нуждаюсь в твоем совете.
      - Что же ты сразу не сказал?! Поезжай на лифте, а я взлечу вверх.
      - Ты не умеешь летать, дядя Кент.
      - О да, ты совершенно прав, я забыл. Ладно, тогда мы оба поедем на лифте.
      - Э-э, дядя Кент...
      - Ну что еще? Мальчик, ты стал полнейшим балбесом, вечно задаешь дурацкие вопросы: почему трава зеленая, сколько песчинок в пустыне Гоби, как высоко висит луна?
      - Однажды ты сказал мне, сколько песчинок в пустыне Гоби.
      - Я сказал? М-да. Ну так что тебе нужно на этот раз?
      Ладно, давай сначала доедем на лифте наверх и спокойно устроимся у меня в комнате.
      - Дядя Кент, в этом доме нет лифта.
      - Действительно нет, очень странно. Я мог бы поклясться, что лифт еще совсем недавно был. На каком этаже я живу?
      - На десятом.
      - Ладно, ты поезжай на лифте, а я просто полечу.
      "Я знал этого типа Берда, он писал сценарии для телевидения, а потом колотил продюсеров из-за того, что они будто бы вносили изменения в его работу. Насколько мне известно, это просто еще один из тех писак, что специализируются на НФ.
      Мы экранизировали сборник его рассказов "Где вы прячете слона на космическом корабле?" Джордж, редактор книги, отправился на вручение литературных премий в Вашингтоне, а мне позвонил этот псих Берд - он хотел посмотреть верстку, перед тем как книга пойдет в печать. Ну, видит Бог, я главный редактор, а не лакей; поэтому я заявил ему, что мы не можем посылать верстку каждому, кто ее потребует. Тогда Берд сразу завелся и начал кричать, что он автор, и ругался так отвратительно, что я даже покраснел: по правде говоря, мне и в голову не приходило, что подобные вещи можно делать при помощи пылесоса. Поэтому, чтобы больше не слушать этого маленького извращенца, я просто повесил трубку; к тому же у меня было зарезервировано время на корте не мог же я сидеть и целый день слушать оскорбления!
      В конце концов, я ведь главный редактор! Откуда мне было знать, что гранки набирались вместе со "100 самыми необычными историями" в Фонде Меннингера[Меннингеры Карл Август и Вильям Клер - братья, известные американские психиатры.]? И не моя вина, что книга вышла на урду".
      Выдержки из дневниковых записей покойного Скиппи Вингволкера, бывшего главного редактора издательства "Авон". Нью-Йорк; использовались для журнальной статьи "Портрет редактора-простофили: прыжок "ласточкой" с четвертого этажа; он прыгнул сам или его выбросили из производства?" Аарона Лэтама;
      16 февраля 1976 года
      Комната Кента Алларда была абсолютно голой. Спартанской. Стены выкрашены в мертвенно-белый цвет. И пол с потолком. И дверь, выходящая в коридор, и внутренняя часть пустого шкафа для одежды. И окна. Слабый свет зимнего холодного дня едва пробивался сквозь краску.
      Однажды Призрак объяснил своему племяннику, почему ему нравится жить в такой комнате. "Я провел слишком много времени в темноте, прячась в узких улочках и за дверями, дрожа от холода на пожарных лестницах, выпрыгивая из проклятых окон, не имея возможности за всю мою взрослую жизнь использовать дверь по назначению, я хочу, чтобы здесь у меня все было белым. Белым!" Его племянник понимал нужды стареющего дядюшки Кента. Они никогда не казались ему странными.
      Теперь родственники сидели на полу, скрестив ноги, друг против друга. У Берда периодически возникала мысль, что неплохо было бы дядюшке обзавестись хотя бы одним стулом для гостей, но старик овладел большинством своих умений на Востоке и практиковал самоограничение, даже в возрасте восьмидесяти одного года. Берд выбросил эти глупые мысли из головы; он был готов вытерпеть еще и не то, чтобы получить толковый совет от некогда великого Рыцаря Добра и Справедливости.
      - Ты все еще сердишься на меня за то, что я не показал тебе, как затуманивать разум людей? - спросил Призрак.
      - Нет, дядя Кент. Я понимаю.
      - Хе-хе. Ясное дело, понимаешь! Ясное дело, понимаешь! Всякий раз, когда я показывал кому-нибудь азы своего искусства, тот оказывался страшным гадом. Этот гнусный тип, Орал Роберте[Грэнвиль Орал Роберте (1918)-американский евангелист и проповедник.], например, и его приятель, как там его... Вилли Грэхем... Билли Грэхем[ Уильям Франклин Грэхем (1918) - американский евангелист и проповедник.]! Да, именно, Билли Грэхем! Засранцы! Оба засранцы! Но умеют затуманивать мозги мужчинам! Да и с женщинами у них неплохо получается... А как насчет уотергейтских пленок? Типичное затуманивание мозгов, если я что-нибудь в этом понимаю! Было бы мне лет пятьдесят, дьявольщина, ну хотя бы шестьдесят, будь я проклят! Я бы живо подвесил Эрлихбургера и Халдебургера[ Г. Халдеман и Дж. Эрлихман ближайшие сотрудники президента Никсона.] за пятки. - Он помолчал немного, а потом бросил быстрый взгляд на своего племянника. - Кордвайнер? Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты что, научился затуманивать мозги? Я не видел, как ты сюда вошел.
      - Мы вошли вместе, дядя Кент. Мне нужна твоя помощь. - И торопливо добавил, чтобы предотвратить повторение предыдущего разговора: - Мне не нужны деньги.-Я нуждаюсь в совете, в логических рассуждениях Призрака об одной улике.
      - Улике! Клянусь Богом, улицей, Смитом и Вессоном! Улика! Давай, скорми ее мне! Ну, показывай! Улика, черт подери, улика! Я люблю улики. - И он начал кашлять.
      Берд скользнул по полу и постучал старика по спине.
      Через несколько минут кашель постепенно прекратился, Кент Аллард вытер слезы, засунул язык обратно в рот и прошептал:
      - Я в порядке. В полном порядке. Так какая у тебя улика? Берд быстро пересказал ему события последнего дня, поведал о коварстве владельцев "Брентано", отправивших его книгу в напоминающий гробницу подвал, о нападении на него миссис Джараракуссу с головорезами, о ее признании и улике, о появлении штурмового отряда и гибели несчастной, о своем бегстве... Берд завершил рассказ, повторив последние слова бедняжки:
      - "Вы найдете их под леди..." Автоматная очередь прервала ее на полуслове. Она хотела сказать что-то еще. Как это все понимать, дядя Кент? Вы знаете Нью-Йорк лучше, чем кто-либо другой.
      - Билли Бэтсон знает метро лучше меня, но все остальное - тут ты совершенно прав.
      - Так что же она имела в виду?
      - Порнография, вот как это для меня звучит, мой мальчик! Под леди, ну надо же! Вот что случилось с нашим миром - слишком много стало непристойности. Когда я был в твоем возрасте, у нас с Марго Лейн[Встречающиеся далее фамилии ассоциируются с именами американских сценаристов, режиссеров, актеров и издателей.] были прекрасные, чистые, достойные отношения. Я изредка водил ее в парк, мы заходили в туннель любви - и это все, что мы себе позволяли, никаких тебе извращений.
      - А что случилось с Марго Лейн, дядя Кент?
      На лице старика появилась горечь.
      - Она сбежала с Бернардом Гейсом.
      Больше Аллард Кент не хотел об этом говорить, и Берд решил сменить тему:
      - Я не думаю, что в словах миссис Джараракуссу содержалась непристойность, дядя Кент. Мне кажется, она говорила о некоем месте. На какие мысли наводят тебя слова "под леди...", кроме порнографии?
      Старик задумался, от усердия даже высунул кончик языка.
      Неожиданно его лицо озарил внутренний свет. Усталые старые глаза засверкали.
      - Черт подери!
      Кордвайнер наклонился к нему поближе:
      - Ну, тебе что-то пришло в голову?
      - Это был не Бернард Гейс, а один из его приятелей! Кордвайнер устало опустился на свое место. Бесполезно. Старик просто не в состоянии собраться с мыслями.
      Он начал подниматься на ноги.
      - Ну ладно, спасибо, дядя Кент.
      Призрак пристально посмотрел на него:
      - Куда, черт подери, ты собрался, мой мальчик? Я ведь еще не сказал тебе, где находится это место!
      - Но... я подумал...
      - Ты подумал, что старик просто не в состоянии собраться с мыслями, не так ли?
      Кордвайнер снова опустился на пол. Он выглядел смущенным.
      На лице старика появилась мягкая улыбка.
      - Ну, я действительно стал немного рассеянным, племянник, уж точно. Не следует делать вид, что это не так. Я знаю. Трудно быть старым и бесполезным, но я люблю тебя, маленького балбеса, и уж не настолько выжил из ума, чтобы не заметить, что все эти годы ты выкупал мое кольцо. Я твой должник. И скажу то, чего не знает никто. Это и будет ответом на твой вопрос.
      Кордвайнер пристально посмотрел на дядю. Лицо старика погрустнело, Берд никогда не видел его таким. Призрак заговорил:
      - Это было, мне кажется, летом 1949 года, сразу после того, как я завершил дело "Шепчущих глаз", именно тогда Марго начала nuhdzing[ См. мини-словарь к рассказу "Мамуля".] меня насчет того, что нам следует пожениться. Ну, я привык к определенному образу жизни, редко бывал дома, она постоянно жаловалась на то, что я входил и уходил через окна... В общем, я считал, что из этого ничего не выйдет. Мы начали постепенно отдаляться друг от друга. Так продолжалось около восьми лет. В те времена все происходило гораздо медленнее. Затем в 1958 году Гейс затеял свою жуткую кампанию в прессе вместе с Артом Линклеттером и другими куриными мозгами, а Марго работала у него пресс-атташе, и будь я проклят, если она не познакомилась там с одним из его приятелей, настоящим паяцем по имени Брюс... какого там. Начала с .ним потихоньку встречаться. Когда я об этом узнал, она уже попала под влияние дурацкой блескучей мишуры. Каждый вечер Марго отправлялась танцевать твист и общалась там с типами, которых мы многие годы пытались засадить за решетку.
      Старик смотрел на белый пол, который постепенно становился серым по мере того, как за окном наступали сумерки.
      - Я обнаружил, что начинаю ревновать. Раньше такого со мной не случалось. Я... не понимал, как много она для меня значит. Она всегда была просто доброй стариной Марго Лейн, другом и спутником; мы часто выходили в свет, когда я надевал на себя личину Ламонта Гренстона; она выглядела просто великолепно в вечернем платье...
      Дядя помолчал, чтобы собраться с мыслями. В пустой комнате уже стало совсем темно, но Берду показалось, что он видит слезы на глазах старика.
      - Однажды вечером я их выследил. Они отправились в одно потайное местечко, где была назначена встреча с другими издателями, и там была... там была... - Ему вдруг стало трудно говорить. Потом он выпрямился, громко фыркнул и сказал: - Там была оргия. Я пробрался туда и... и... разобрался с ними.
      Он умолк.
      Кордвайнер смотрел на него, не веря своим ушам. Потом изумленно прошептал:
      - Ты убил... Марго Лейн?..
      Старик кивнул. Он начал мерцать в глазах Кордвайнера, словно пытаясь спрятаться в раковину невидимости, однако нашел в себе мужество, не исчез и сказал:
      - Они прятались в своем секретном логове, устроенном под леди. Именно тогда я и ушел на покой. Больше я не мог продолжать сражаться с людьми, несущими зло. Потому что стал одним из них.
      Кордвайнер ждал.
      - Леди - это леди с факелом. Уж не знаю, кого ты преследуешь, племянник, но они снова забрались в логово под Статуей Свободы. Это точно, можешь не сомневаться.
      Некоторое время племянник и дядя молча сидели друг против друга.
      Наконец Кордвайнер Берд встал, положил руку на плечо старика и сказал:
      - Они развратили тысячи хороших людей, дядя Кент. Я отомщу за тебя. И за Марго Лейн.
      Он направился к двери. Голос старика заставил его остановиться.
      - Кто они, Кордвайнер? Кто они, эти грязные мерзавцы, уничтожающие правду и добро? Мафия? Военно-промышленный комплекс? Телефонная компания?
      - Гораздо хуже, дядя Кент. - И впервые он произнес вслух их имя: - Они - это Нью-Йоркское Литературное общество, которое поставило перед собой цель отравить души всех мыслящих читателей, да и любого, в кого им удастся вонзить свои ядовитые клыки.
      Кордвайнер Берд открыл дверь. Обернувшись, с трудом разглядел фигуру старика, одиноко и беспомощно сидящего в темноте.
      - Однако они погубили последнего писателя, дядя Кент. Опубликовали свою последнюю не-книгу. Теперь им предстоит почувствовать на себе когти... Берда!
      И он ушел. В молчании белой комнаты шелестел лишь печальный шепот старика, горюющего о далеком, ушедшем навсегда времени.
      "За один вечер было уничтожено все Нью-йоркское Литературное общество. Неизвестный мститель оставил лишь черное воронье перо на телах своих жертв и свершил над каждым, как сказали бы иные, некое правосудие. Издатель Майкл Корда найден в Центральном парке, затоптанный собственной лошадью. Том Конгдон, редактор "Даблдей", который участвовал в создании "Челюстей", обнаружен возле пруда метеорологической станции Центрального парка, где его загрызла до смерти стая пескарей. Джейсона и Барбару Эпштейнз из "Нью-Йоркского книжного обозрения" нашли прикованными к стене в их роскошной квартире, они окончательно и бесповоротно лишились рассудка вследствие того, что были вынуждены слушать лекцию Уайта Макдональда, которую раз за разом проигрывал для них магнитофон. Эллейн Кауффман из "Салона Эллейн" найдена растянутой на доске для разрезания хлеба в ресторане Ника Спаньола, ее закормили до смерти цыпленком табака. Джон Леонард и Харви Шапиро, бывший и нынешний редакторы "Книжного обозрения Нью-Йорк Таймc", были раздеты догола, после чего их заперли на складе, где хранятся гранки - и под угрозой ужасной смерти, суть которой нам не дано узнать, были вынуждены пробиваться к выходу при помощи полиграфического шпона. Ни одному из них не удалось спастись. Но самое ужасное зверство произошло на Острове Свободы, в тайном помещении под Статуей".
      Выдержки из репортажа Пита Хэмилла с радиостанции "Виллидж Войс";
      10 февраля 1976 года
      Маленький человечек с глазами цвета голубого ласточкиного яйца и прямыми черными волосами стоял на палубе нью-йоркского парома, наблюдая за приближающейся Статуей Свободы. Через несколько минут он нырнет за борт и поплывет навстречу будущему, которое уготовила ему судьба.
      Он вдруг подумал о прошлом. О днях, проведенных в Голливуде, об ужасном опыте общения с безграмотными продюсерами, трусливыми функционерами, лишенными вкуса цензорами, ненасытными студийными адвокатами. И о том дне, когда он свершил свое черное дело и оказался навеки оглучсяным от Побережья и работы сценариста.
      Наивный глупец, он поверил в то, что писать научную фантастику - это достойный выход из создавшегося положения. Что теперь-то он наконец сможет обрести свободу. Он испытал глубочайшее разочарование. Попытался примкнуть к так называемой серьезной американской литературе. Как они унижали его, выплачивали издевательские авансы, хоронили книги под ужасающими обложками, продавали крошечные тиражи в библиотеках... Пришли воспоминания: издатель, который теперь лежал в морге... несчастная женщина, висящая на статуе Родена... редактор, выброшенный из окна четвертого этажа...
      Время поражений и унижений кончилось. Кордвайнер Берд принял решение. Да, он вынужден пролить чужую кровь... но этого уже нельзя избежать. Они зашли слишком далеко, их оборонительные редуты построены слишком надежно. Если они сумели сломить Привидение, значит, требуется более молодой, сильный, менее разборчивый в средствах, новый ангел-мститель, чтобы исправить причиненное ими зло. Список оказался длинным, а под Статуей он обнаружит лишь некоторых из них. Предстоят другие встречи, ему еще не раз придется вступить в бой.
      Но все это в будущем. Первый шаг он должен сделать сейчас! Когда паром приблизился к острову, маленький человечек встал в темноте на поручни, постоял немного, вытянувшись в струнку, а потом беззвучно нырнул в грязные воды нью-йоркского порта, в главное течение своей судьбы, которая будет описана другими писателями, возможно, более талантливыми, чем он, но знающими, что Кордвайнер Берд был их ангеломхранителем.