А он все выигрывал. Снова и снова. Тридцать восемь тысяч долларов. И три голубых глаза по-прежнему неотрывно смотрели на него. Ее возлюбленный выигрывал. Ох, Мэгги. Сущая прелесть Мэгги Глазки-Денежки.
      Наконец казино решилось переговорить с Костнером. Босса опять выкатили на пятнадцать минут для дополнительной проверки экспертами из компании по производству игральных автоматов в деловой части Лас-Вегаса. Пока спецы ковырялись в машине, Костнера попросили зайти в главный офис отеля.
      Там был сам владелец. Лицо его показалось Костнеру смутно знакомым. То ли из газет. То ли из телевизора.
      - Здравствуйте, мистер Костнер. Меня зовут Джулес Хартсхорн.
      - Рад познакомиться.
      - Кажется, вам невероятно везет.
      - Давно дожидался.
      - Но ведь вы понимаете - так везти не может.
      - Мне приходится верить своим глазам, мистер Хартсхорн.
      - Хм. Мне тоже. Все это творится в моем казино. Знаете, мистер Костнер, нет сомнений, что тут одно из двух: либо автомат каким-то неведомым для нас образом вышел из строя, либо вы самый ловкий мошенник, с каким нам приходилось сталкиваться.
      - Я не мухлюю.
      - Как видите, мистер Костнер, я улыбаюсь. А улыбаюсь я, видя, как вы наивно верите, что ваши слова меня убедят. Клянусь, я был бы просто счастлив вежливо кивнуть и сказать: да, конечно, вы не мошенничаете. Но никто не может выиграть тридцать восемь тысяч долларов, взяв девятнадцать главных призов подряд на одном и том же игральном автомате. Тут, мистер Костнер, даже с математической точки зрения нет никаких шансов. Это столь же невероятно, что и столкновение нашего солнца с тремя неизвестными планетами в ближайшие двадцать минут. Или нажатие красной кнопки в Пентагоне, Кремле и Пекине в одну и ту же микросекунду. Это, мистер Костнер, не-возмож-но. И теперь это происходит в моем казино!
      - Мне очень жаль.
      - Думаю, все-таки не очень.
      - А, ну конечно. Деньги-то мне пригодятся.
      - А на что конкретно, мистер Костнер?
      - Честно говоря, еще не задумывался.
      - Понимаю. Что ж, мистер Костнер, давайте посмотрим на дело вот с какой стороны. Удержать вас от игры я не могу. А если вы по-прежнему будете выигрывать, мне придется платить. И никакие небритые головорезы не будут поджидать вас в темном закоулке, чтобы тряхануть. Все чеки будут оплачены. Мне, мистер Костнер, остается надеяться только на сопутствующую рекламу. В этот самый миг все игроки Вегаса находятся в нашем казино, ожидая, когда вы начнете бросать серебро в автомат. Правда, если вы продолжите в том же духе, потерь мне все равно не возместить, но что-то я по. крайней мере верну. Здесь каждый игрок старается держаться поближе к фарту. Единственное, о чем я прошу, это об одной маленькой услуге.
      - Судя по вашему великодушию, услуга, надо думать, совсем пустяшная.
      - Шутить изволите.
      - Нисколько. Так что же от меня требуется?
      - Поспите часиков десять.
      - А вы тем временем снимете автомат и переберете его по винтику.
      - Да.
      - Если я и дальше собираюсь выигрывать, то глупее хода для меня не придумать. Вы можете так перетряхнуть все нутро автомата, что я уже никогда не выиграю. Даже если истрачу все тридцать восемь кусков.
      - У нас лицензия штата Невада, мистер Костнер.
      - Ну и что? Я тоже из хорошей семьи, а посмотреть - так просто босяк. Правда, с тридцатью восемью тысячами долларов в кармане.
      - С автоматом, Костнер, ничего не случится.
      - Тогда зачем снимать его на десять часов?
      - Нужно хорошенько покопаться с ним в мастерской. Если там какой-то незаметный дефект вроде усталости металла или износа зубчатой передачи, то нам важно позаботиться, чтобы такое не приключилось с другими автоматами. А кроме того, лишнее время позволит собрать со всего города публику, которую мы сможем использовать. Часть туристов окажется у нас в руках и поможет возместить ущерб, который вы нанесете, сорвав банк в этом казино - с помощью игрального автомата.
      - Приходится верить вам на слово.
      - Послушайте, Костнер. Этот отель будет еще долго работать после вашего отъезда.
      - Если только я перестану выигрывать.
      Хартсхорн натянуто улыбнулся.
      - Уместное замечание.
      - Так что ваш довод меня не убеждает.
      - Других не имеется. Если вы пожелаете вернуться в зал, я вас остановить не смогу.
      - И мафия мной потом не займется?
      - Прошу прощения?
      - Я говорю - мафия...
      - У вас такая живописная манера выражаться. Честно говоря, понятия не имею, о чем идет речь.
      - Уж конечно, не имеете.
      - Вам следует поменьше читать бульварщину. Тут законный бизнес. Я лишь прошу об услуге.
      - Ладно, мистер Хартсхорн. Правду сказать, я уже трое суток не смыкал глаз. Десять часиков очень пойдут мне на пользу.
      - Я сейчас попрошу дежурного подыскать вам тихий номер на верхнем этаже. Большое спасибо, мистер Костнер.
      - А, сущий пустяк.
      - Мне так не кажется
      - Бросьте, рано или . оздно случается даже самое невероятное.
      Костнер уже повернулся уходить, а Хартсхорн в это время закуривал сигарету.
      - Да, кстати, мисгер Костнер...
      - Что? - Костнер обернулся.
      И тут у него перед глазами все поплыло. В ушах раздался звон. Хартсхорн заколыхался где-то на краю зрения, будто зарница на горизонте. Будто напоминание о том, что Костнеру во что бы то ни стало требовалось забыть. Будто мольба и рыдания, что все терзали и терзали каждую клеточку его мозга. Голос Мэгги. Все еще там... и опять что-то говорит...
      "Они постараются больше тебя ко мне не пустить":
      Все, о чем мог подумать Костнер, были обещанные ему десять часов сна. Эти десять часов вдруг сделались важнее денег, важнее потребности в забвении, важнее всего на свете. Хартсхорн продолжал говорить, болтал всякую всячину, но Костнер его не слышал. Получалось так, словно он отключил звук и видел теперь лишь бесшумное движение мягких хартсхорновских губ. Костнер потряс головой, пытаясь прийти в себя.
      Появились с полдюжины перетекавших друг в друга Хартсхорнов. И снова послышался голос Мэгги.
      "Здесь тепло. И я одна. Если сможешь прийти, не пожалеешь. Приходи, пожалуйста. Поскорее"-.
      - Мистер Костнер?
      Голос Хартсхорна словно просачивался сквозь слой ила - густой, как ворс на бархате. Костнер изо всех сил напряг зрение. Страшно усталые карие глаза начали что-то различать.
      - А слышали вы про тот игральный автомат? - спрашивал его Хартсхорн. Про ту странную историю, что приключилась с ним недель шесть назад?
      - А что такое?
      - Прямо за ним умерла девушка. Потянула рукоятку-и сердце прихватило. Умерла прямо там на полу.
      Некоторое время Костнер молчал. Ему отчаянно хотелось спросить Хартсхорна, какого цвета были у умершей девушки глаза, но он боялся услышать в ответ: голубые.
      Уже взявшись за ручку двери, он заметил:
      - Получается, у вас с тем автоматом сплошная полоса невезения.
      Хартсхорн загадочно улыбнулся:
      - Получается так. Может статься, она и дальше продолжится.
      Костнер заиграл желваками.
      - Это вы к тому, что я тоже могу умереть, - тогда полоса и продолжится?
      Улыбка Хартсхорна застыла, будто навсегда отпечатываясь у него на лице.
      - Спокойного вам сна, мистер Костнер, - произнес владелец отеля.
      Во сне она явилась ему. Длинные гладкие бедра и нежный золотистый пушок на руках; глубокие, как прошлое, голубые глаза, изумительно переливающиеся, будто лиловатые паутинки; упругое тело - восхитительное тело Женщины на все времена. Мэгги пришла к нему.
      "Здравствуй. Долго же я скиталась".
      - Кто ты? - растерянно спросил Костнер. Он стоял на студеной равнине или то было плоскогорье? Ветер кружился вокруг них - или только вокруг него одного? Она была само совершенство, он ясно ее видел или все же сквозь дымку? Голос ее был глубок и звучен или легок и нежен, будто ночной жасмин?
      "Я Мэгги. Я люблю тебя. Я тебя ждала".
      - У тебя голубые глаза.
      "Да". - С любовью.
      - Ты очень красива.
      "Спасибо". - Радостно, по-женски.
      - Но почему я? Почему это случилось со мной? Ты та самая девушка, которая... ну, та, больная... та, которая?. .
      "Я Мэгги. Я выбрала тебя, потому что нужна тебе. Тебе уже очень давно кто-то нужен".
      Тут Костнеру все и открылось. Прошлое развернулось перед ним, и он увидел, каким он был. Увидел себя в одиночестве. Всегда в одиночестве. Увидел себя ребенком, отпрыском добрых, отзывчивых родителей, не имевших ни малейшего понятия, кто он, кем хочет быть, где лежат его дарования. Так что еще подростком он сбежал из дому - и с тех пор всегда был один, всегда в пути. Годы и месяцы, дни и часы - и никого рядом. Только случайные привязанности, основанные на пище, сексе или надуманной общности. Но никого, кому можно было бы хранить верность и безраздельно принадлежать. Так продолжалось до Сюзи, а с ней он узнал свет. Ему открылись запахи и ароматы той Весны, что всегда лежала за порогом. Он смеялся, смеялся от души и знал, что с Сюэи все наконец-то будет хорошо. И он вручил ей всего себя, открыл ей всё - все свои надежды, все тайные помыслы, все нежные мечтания. А она приняла их, приняла его, приняла все как есть - тогда он впервые узнал, что значит обрести домашний очаг, найти прибежище в чьем-то сердце. Все это оказалось теми самыми глупостями и нежностями, которые он осмеивал у других, но для него... для него они были тогда овеяны дыханием подлинного чуда.
      Костнер уже долго оставался с ней, поддерживал ее, обеспечивал ее сына от первого брака - брака, о котором Сюзи никогда не рассказывала. А потом в один прекрасный день тот человек вернулся, и Сюзи, как выяснилось, всегда знала, что он вернется. То была мрачная тварь с порочным нравом и садистскими замашками, но Сюзи принадлежала этой твари - всегда и всецело. Костнер понял, что любимая воспользовалась им лишь как временной заменой, как случайным кормильцем - пока тот бродячий изверг не вернется в семейное гнездышко. Тогда Сюзи попросила Костнера уйти. Сломленный, тихо и вкрадчиво опустошенный, он ушел без всякой борьбы, ибо лишился даже способности бороться за свою любовь. Ушел и скитался по западным штатам, а под конец прибрел в Лас-Вегас, где быстро скатился по наклонной. И нашел Мэгги. Во сне, полном голубых глаз, Костнер нашел Мэгги.
      "Я люблю тебя. Хочу, чтобы ты был моим. - Истина ее слов отзывалась в голове у Костнера. Мэгги принадлежала ему. Наконец хоть кто-то принадлежит именно ему, Костнеру.
      - Могу я тебе довериться? Раньше я никогда не мог никому довериться. Особенно женщинам. Но мне нужен кто-то близкий. Как же мне нужен кто-то близкий!
      "Это я. Навсегда. Навечно. Можешь мне довериться".
      И она стала его - вся целиком. Тело ее несло в себе истину и доверие, пылало любовью так, как ни од но из тех, что Костнеру доводилось познать прежде. Они встретились на продуваемой всеми ветрами равнине воображения, и любовь их оказалась неизмеримо полнее всех прежних увлечений Костнера. Мэгги соединилась с ним, приняла его, причастилась его крови, его помыслов, его разочарований - и он вышел очистившимся, торжествующим.
      - Да, я могу тебе довериться, я хочу тебя, я твой, шептал он ей, пока они лежали бок о бок во сне, во мглистой и беззвучной неизвестности. - Я твой.
      Мэгги улыбнулась - женской улыбкой веры в своего мужчину, улыбкой надежды и избавления. И тут Костнер проснулся.
      Босса выкатили на прежнее место и отгородили от толпы бархатными канатами. Несколько человек уже сыграли на автомате, но ничего не выиграли.
      Стоило Костнеру войти в казино, как наблюдатели сразу насторожились. Пока Костнер спал, они успели обшарить всю его одежду, выискивая проволочинки и остроги, блесны и бумеранги. Безуспешно.
      Теперь Костнер направился прямо к Боссу и пристально уставился на автомат.
      Хартсхорн был уже там.
      - Вид у вас неважнецкий, - участливо заметил он Костнеру, присматриваясь к усталым карим глазам игрока.
      - Да, есть немного. - Костнер попытался улыбнуться, но не получилось. - Странный сон приснился.
      - В самом деле?
      - Ага... про девушку... - Он не договорил.
      Хартсхорн понимающе улыбнулся. Понимающе, с жалостью и участием.
      - Девушек в этом городе хоть отбавляй. С вашими выигрышами запросто выберете подходящую.
      Костнер кивнул и сунул в щель первый серебряный доллар. Потянул рукоятку. Барабаны закрутились с таким неистовством, какого Костнер и представить себе не мог, и все вдруг с воем понеслось по наклонной, когда в животе у него вспыхнул живой огонь, когда голова закачалась на тщедушной шее, когда плоть по ту сторону глаз оказалась мгновенно выжжена. Раздался страшный вопль - вопль измученного металла, вопль курьерского поезда, рвущего воздух в своем стремительном полете, вопль сотен зверьков, которых варварски потрошат и раздирают в клочья, вопль нестерпимой боли, вопль ночных ветров, что в ярости сносят верхушки нагромождений лавы. А потом пронзительный вой - безумный голос выл, выл и кричал, улетая прочь, прочь туда, к слепящему свету в конце тоннеля...
      Свободна! Свободна! Рай или ад - все едино! Свободна! "
      Вопль души, вырвавшейся из вечной тюрьмы, джинна, выпущенного из мрачной бутылки. И в это самое мгновение туманного и беззвучного небытия Костнер увидел, как барабаны замерли, и успел в последний раз засечь результат:
      Раз, два, три. Три голубых глаза.
      Но получить по чекам ему уже было не суждено.
      Толпа взревела в один голос, когда Костнер стал клониться набок и рухнул лицом вниз. Окончательное одиночество...
      Босса убрали. Нежелательное соседство. Слишком многих раздражало само его присутствие в казино. Тогда его сняли. И отправили фирме-изготовителю с недвусмысленным предписанием пустить автомат в переплавку.
      Пока Босс не попал в руки мастера-литейщика, который уже собирался запустить машину в плавильню, никто так и не удосужился обратить внимание на зафиксированный в окошечках результат последней игры.
      - Глянь-ка - ну и дела! - крикнул мастер своему подручному, указывая на три стеклянных окошечка.
      - Да-а. Первый раз такое вижу, - согласился подручный. - Три глаза. Видать, старая бандура.
      - Точно. Всех этих игр теперь и не упомнишь, заметил мастер, краном опуская игральный автомат на ленту конвейера, ведущего в плавильню.
      - Ха, три глаза. Бывает же. Три карих глаза. - Он рванул рубильник - и лента повезла Босса в ванну расплавленного металла - в ревущий ад печи.
      Три карих глаза.
      Три карих глаза, что выглядели такими усталыми. Такими загнанными. Такими обманутыми. Всех этих игр теперь и не упомнишь.