ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
      БЕГСТВО В НЕБЕСА
      Бенно Таллента засекли в ту самую минуту, когда он взялся за труп жирного лавочника. Опустившись на корточки спиной к развороченной витрине, Бенно старательно обшаривал тысячу и один карман рабочего фартука мертвого торговца.
      Вошедших мародер не услышал. Слишком уж громко визжали над городскими улицами кибенские корабли, слишком истошно вопили умирающие.
      Трое суровых мужчин с решительными взглядами подкрались к Талленту сзади. Хруст бетонной крошки под тяжелыми ботинками утонул в реве взорвавшейся где-то электроцентрали. Наконец троица остановилась - и блондин кивнул двум другим. Те мигом схватили мародера, заламывая руки за спину. Запоздалый изумленный вскрик.
      Монеты и банкноты полетели в лужу крови.
      Потом Бенно Таллент, болезненно выгнув шею, оглянулся на сцапавших его мужчин.
      - Пустите! Он был уже дох.лый! Я только хотел немножко денег на еду! Честно! Пустите! - На глаза навернулись слезы боли и отчаяния.
      Один из мужчин - шепелявый толстяк неопределенного возраста - рявкнул:
      - Между прочим, мародер, это бакалейная лавка. Если ты не заметил. Еды тут полно. Что же ты ее не взял?
      И он еще круче заломил Талленту руку.
      Тот прикусил язык. Спорить было бессмысленно. Не мог же он сказать, что деньги нужны ему на наркотики. Просто прикончат - и точка. Время теперь военное, город громят кибены, и мародеров убивают на месте. Может, оно и к лучшему? Может, со смертью кончится эта ненасытная жажда дури - и он будет свободен? Свободен. Хоть и мертвый.
      Свободен жить без дури. Свободен вести нормальную, нормальную жизнь. Быть свободным! Да ведь только это и нужно! Все! Теперь бы выкарабкаться живым - и к дури он больше не притронется!
      Тем более что тот барыга наверняка загнулся.
      Как всегда, от мыслей о смерти по спине забегали злые мурашки. Колени подогнулись. Таллент повис на руках у мужчин.
      Один из них, с каким-то свинячьим рылом, лишь презрительно фыркнул. А шепелявый снова заговорил:
      - Черт побери, по-моему это не катит! Что, неужели во всей группе нет никого достойнее? Гляньте только на него - это ж сопля зеленая!
      Блондин покачал головой-. Похоже, он был у них главный. На высоком перепачканном лбу еще светилась волшебной белизной чистая полоска. Но блондин тут же устало потер лоб - и полоски не стало.
      - Нет, Зиг. По-моему, то что надо.
      Он нагнулся к Талленту и внимательно рассмотрел трясущегося мародера. Аккуратно приподнял ему правое веко:
      - Так, наркоман. Отлично. - Выпрямился и добавил: - Ну, парень, весь день мы тебя искали.
      - Я вас первый раз вижу! Чего вам от меня надо? Пустите меня! Пустите! - Не торопятся они его приканчивать. Тут что-то не так.
      Таллент истерически заверещал. Пот хлынул по лицу будто на лбу открылась пропускная щель.
      Тогда, оглянувшись через плечо, высокий блондин торопливо скомандовал:
      - А ну-ка, взяли его отсюда. Пусть Док Баддер с ним поработает. Когда дрожащего Таллента подняли, он похлопал мародера по тощему животу и добавил: - Пять часиков хорошей работы - и порядок!
      Шепелявый по имени Зиг ввернул:
      - Если желтые образины нам столько предоставят.
      Третий, со свинячьим рылом, согласно кивнул. Потом, словно лишнее подтверждение, откуда-то из быстро опускающихся сумерек донесся истошный женский вопль. Все трое, с мародером на руках, застыли на месте. И Талленту вдруг показалось, что он прямо сейчас свихнется. Прямо тут - из-за этого вопля, из-за этих гадов - из-за этого мира, что разлетается вокруг него на куски! Мародеру нестерпимо захотелось лечь - и дрожать, дрожать, дрожать от страха.
      Он попытался осесть на пол, но свинорылый быстро привел его в вертикальное положение.
      Поднимая облака пыли и треща раскиданными повсюду кусками пластали, они добрались до выхода из лавки.
      Там чуть помедлили, пристально вглядываясь в сгущающуюся тьму.
      - Кисло нам будет эти четыре мили, - заметил шепелявый.
      Высокий блондинистый вожак кивнул в подтверждение.
      А снаружи на постоянный визг и вой кибенской атаки вдруг наложился оглушительный взрыв топливного резервуара. И не столь оглушительные, но не менее жуткие вопли гибнущих.
      Потом наступило секундное затишье - то затишье, что лишь предрекает новые ужасы, - и не успели они сделать и шагу, как с диким воем пронесшаяся у них над головами ракета разнесла фасад многоквартирного дома по другую сторону улицы. Куски бетона вместе с арматурой полетели во все стороны, замолотили по развороченной мостовой.
      Несколько мгновений троица напряженно наблюдала за жуткой картиной - а потом, подхватив свою добычу, быстро и неслышно скрылась в вечернем сумраке.
      Позади, в разгромленной лавке, так и остался лежать жирный торговец. Мертвый. Свободный и беспечный.
      II
      Бенно Таллент очнулся во время операции. В горле совсем пересохло, а голова плыла от усталости. Стоило открыть глаза, как перед ним оказался его распоротый живот - его собственные оголенные внутренности. Скользкие, влажные. Смоченные пульсирующей кровью. Седовласый коротышка с торчащими во все стороны шипами белой бородки аккуратно запихивал ему в брюхо шишковатую металлическую дулю. Мародер поймал на себе дебильный взгляд слепящей операционной лампы - и тут же снова забылся.
      Когда Таллент очнулся во второй раз, выяснилось, что он лежит голый до паха на операционном столе в жутко холодной комнате, голова чуть выше ног. В глаза сразу бросился красный сморщенный шрам от самой грудной клетки до бедра. Словно малиновая река бежит по белой пустыне. В середине шрама еле-еле просвечивало что-то вроде металлического контакта. И тут он вспомнил.
      Чтобы не орал, ему заткнули рот скомканным полотенцем.
      Потом на глаза Талленту попался тот высокий блондин из разгромленной лавки. Блондин уже успел умыться и переодеться в сероватую армейскую униформу с тремя полосками коммандера на лацкане. Стоял и внимательно наблюдал, как по лицу мародера прокатываются всплески эмоций.
      - Вот что, парень. Я Паркхерст. Глава Сопротивления. Теперь, когда президент и, его рать уже на том свете. Блондин стал ждать, пока лицо Таллента перестанет судорожно подергиваться. Не перестало. Глаза мародера выпучились, кожа побагровела, на шее струнами вытянулись сухожилия.
      - Мы, приятель, нашли тебе хорошее применение. Но времени совсем мало. Так что если хочешь жить, уймись.
      Лицо Таллента постепенно приобрело более или менее нормальный вид и застыло.
      Тогда у него изо рта вытащили полотенце - и на мгновение собственный язык показался Бенно Талленту хорошим куском хозяйственного мыла. А перед глазами снова возник его влажный распоротый живот.
      - Что это было? Что вы со мной сделали? Почему такое со мной? Наркоман плакал - слезы забегали в уголки рта и струились дальше по подбородку.
      - Вот и мне интересно узнать почему, - произнес голос слева от Таллента. Мародер с трудом повернул голову-в шее что-то больно кололо. Ага, седой коротышка с колючей бородкой. Доктор. Тот самый доктор, что вставлял металлическую дулю в таллентовский живот, когда он очнулся. Таллент решил, что это и есть Док Баддер.
      Лысый шибздик продолжил:
      - Послушайте, Паркхерст. За каким чертом понадобилось это говно зеленое, когда в гарнизоне с десяток человек пошли бы добровольцами? Ну, потеряли бы мы славного парня. Зато бы не сомневались, что эту штуку носит тот, кто способен справиться с заданием.
      Закончив говорить, доктор задержал дыхание. А потом зашелся густым кашлем с мокротой - так, что пришлось ему опереться о край операционного стола.
      - Слишком много курю... - с трудом прохрипел Док Баддер, и Паркхерсту пришлось помочь ему сесть в кресло в другом конце операционной.
      Потом блондин покачал головой и ткнул пальцем в сторону Таллента:
      - С заданием лучше всего справится тот, кто боится этой штуки. Тот, кто побежит. Бегство займет время - а только время нам и потребуется на пути к Земле или к ближайшему аванпосту. Понимаете, Док? Сомневаетесь вы хоть на секунду, что он побежит?
      Док Баддер потер густую щетину на подбородке. В гулкой тишине послышался звучный скрежет.
      - Хм. Еще как побежит. Пожалуй, вы правы, Паркхерст. Как всегда. Он именно тот...
      Паркхерст поторопился прервать доктора:
      - Вот так-то, Док. Когда мы сможем его забрать?
      Док Баддер с хрипом поднялся из кресла. Еще раз откашлялся и ответил:
      - Я обработал его эпидерматором. Чудо как затягивается. Сейчас снова поставлю... но тут вот какое дело. Знаете, Паркхерст, от этих чертовых сигарет нервы совсем никуда... В смысле, нет ли у вас маленько... ну, чтоб нервишки так не шалили... - Огонек надежды запылал в глазах старого хрена, и Таллент мигом сообразил, в чeм тут дело. Старик тоже наркоман. Или алкаш. Сложно был сказать точнее, но одно Таллент понял точно: Дока Баддер снедает та же противоестественная жажда, что и его. Паркхерст непреклонно покачал головой:
      - Нет, Док. Ни капли. Вы должны постоянно быть форме на случай того...
      - Проклятье, Паркхерст! Я не заключенный! Я врач. И имею полное право...
      Паркхерст по-прежнему не сводил глаз с Таллента, но мысленно явно отвлекся на строптивого доктора.
      - Вот что, Баддер. Сейчас скверное время. Всем нам сейчас туго, Док. Но три дня назад, когда ударили кибены, моя жена сгорела прямо на улице. А дети сгорели в школе. Я знаю, Док, что вам сейчас туго. Но, если вы, черт возьми, не прекратите клянчить у меня виски, я вас прикончу. Прикончу, понятно?
      Говорил он негромко, для большего эффекта делая выразительные паузы. И в голосе ясно слышалось отчаяние.
      Это был голос человека со страшной ношей на плечах и с мучительной болью в сердце. Паркхерст явно со старым задрыгой не шутил.
      - Ну вот. Так когда же мы его сможем забрать, Док?
      Док Баддер безнадежно оглядел операционную и провел языком по пересохшим губам. Потом нервно забормотал:
      - Я... я снова поставлю ему эпидерматор. На четыре часа. Нагрузки на органы нет; операция прошла чисто. Он ничего не будет чувствовать.
      Бенно внимательно прислушивался. Он все еще не понимал, что с ним проделали и о какой операции идет речь. А перепалка между Баддером и Паркхерстом немного приглушила неодолимый страх. Но потом он трясущейся рукой прикоснулся к шраму...
      Страх тут же воткнул ему в глотку ватный комок. Щека задергалась от нервного тика. А Док Баддер тем временем подкатил к операционному столу хитрый аппарат с какими-то щупальцами и вытянул оттуда телескопический манипулятор- На конце манипулятора имелась прямоугольная коробочка из никелевого сплава с дыркой посередине. Баддер щелкнул выключателем - и из дырки прямо в шрам ударил световой столбик.
      Прямо на глазах у Таллента шрам стал терять багровую окраску и еще больше сморщиваться. Металлическую дулю y себя в животе он не чувствовал. Но знал, что она там. И вдруг - страшная судорога.
      Таллент завопил от боли.
      Паркхерст побелел:
      - Что, что с ним?
      Вопящий мародер сумел подыскать едино - всего одно.
      Док Баддер отодвинул телескопический манипулятор эпидерматора и склонился над Таллентом. Тот с трудом втягивал в себя воздух, корчась от мучительной боли.
      - В чем дело?
      - Болит... здесь... - Он указал на живот. - Болит... везде болит... зверски... сделайте что-нибудь!
      Коротышка со вздохом выпрямился. Потом небрежным жестом снова навел манипулятор на шрам:
      - Все нормально- Самоиндуцированный спазм. Честно говоря, не ожидал каких-то пагубных последствий. Впрочем, - добавил он, бросив злобный взгляд на Паркхерста, - я не очень хороший врач. Не очень трезвый и не очень передовой. Не тот, какой требуется Сопротивлению. Вот был бы выбор... А так...
      - Да заткнитесь вы, Док, - раздраженно отмахнулся Паркхерст.
      Док Баддер натянул простыню на грудь Талленту - и мародер взвыл от боли.
      - Заткнись, сопляк вонючий! - тут же зарычал старый алкаш. - Прекрати свой поганый вой! Аппарат лечит тебя через простыню. Тебе вообще не о чем беспокоиться... пока что. Вон там... - он махнул рукой в сторону забранного досками окна - ...есть женщины и дети, которые страдают куда сильнее.
      И доктор направился к двери. За ним, напряженно морща лоб, последовал и Паркхерст.
      Уже взявшись за дверную ручку, вожак Сопротивления остановился:
      - Мы скоро вернемся и принесем тебе поесть.
      Потом он опять повернулся к двери и добавил, уже не глядя на Таллента: - Не пытайся выбраться. Во-первых, у двери стоит часовой - а это единственный выход, если ты, конечно, не хочешь отправиться туда через окно. И во-вторых, твоя рана может открыться. Тогда ты наверняка истечешь кровью раньше, чем мы сможем тебя найти.
      Щелкнув выключателем, Паркхерст погасил свет. Вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Потом Таллент услышал за дверью приглушенные голоса и понял, что там и правда стоит часовой.
      Темнота мыслям Таллента не мешала. Он вспомнил про дурь - и ломки снова за него принялись. Он вспомнил прошлое - и сердце его сжалось. Он вспомнил пробуждение во время операции - и крик застрял у него в горле. Нет, темнота мыслям Бенно Таллента не мешала.
      Они сами засветились, превращая следующие шесть часов в яркий пляшущий ад.
      III
      За ним пришел Зиг, шепелявый. Этот тоже отмылся, но следы грязи вокруг носа и под ногтями все же остались - как и мешки под глазами. Со всеми, кого уже успел увидеть здесь Таллент, шепелявого объединяло одно усталость, страшная усталость.
      Зиг задвинул телескопический манипулятор эпидерматора обратно в гнездо и откатил аппарат к стене. Таллент внимательно за ним наблюдал. Когда Зиг откинул простыню и стал разглядывать тонкую белую линию на животе мародера, Бенно приподнялся на локтях и спросил:
      - Как там, в городе? - Спросил примирительно - как спрашивает ребенок, пытаясь наладить отношения с тем, кого он рассердил.
      Зиг поднял на Таллента серые глаза и ничего не ответил. Потом он вышел из комнаты и вскоре вернулся со стопкой одежды. Бросил стопку на операционный стол и помог мародеру сесть.
      - Одевайся, - кратко приказал он.
      Таллент сел - и тут же от своей животной потребности в дури поперхнулся. Повесил голову и раскрыл рот, изрыгая утробные звуки. Но тошниться было нечем - ничего не вышло.
      Тогда он выпрямился и трясущейся рукой пригладил блеклые каштановые волосы.
      - П-послушайте, - начал он вкрадчиво подкатывать к бойцу Сопротивления. - В-вы н-не знаете, г-где бы мне раздобыть н-немножко дури. В-вы не п-пожалеете... Пправда... У м-меня есть...
      Зиг повернулся к мародеру и резко взмахнул рукой - На щеке у Таллента запылало красное пятно.
      - Нет, парень, это ты меня послушай. Известно тебе, что в космосе сейчас летит боевая армада кибенов? Летит она прямиком к Планете Мерта. Нас долбанул всего-навсего передовой разведывательный отряд. Но и так в гору пошла чуть ли не целая планета. Здесь, парень, уже два миллиона трупов. Знаешь, сколько это? Почти все население. А ты сидишь и спрашиваешь, где раздобыть дряни. Будь моя воля, я бы прибил тебя до смерти прямо тут, не сходя с места. Валяй, напяливай свои поганые шмотки. И чтобы я больше тебя не слышал - или уже ни за что не поручусь!
      Зиг отвернулся и пошел - а Таллент уставился ему вслед. Даже злости в нем не было - только желание лечь и заплакать. Почему все так получается? Он сейчас на все бы пошел, только бы раздобыть дури... совсем плохо... так ломает... а ведь он пытался остаться в сторонке... и в той лавке он только хотел взять бабок для барыги... ну что они на него насели... что они с ним сделали?
      - Одевайся! - рявкнул Зиг. Жилы на шее у шепелявого натянулись, дикая ярость исказила лицо.
      Таллент торопливо натянул джемпер с капюшоном, обулся и застегнул ремень.
      - Пошли. -- Зиг сдернул его со стола.
      Таллент неуверенно выпрямился, качнулся - и в страхе ухватился за Зига. Шепелявый сбросил его руки и скомандовал:
      - Вперед, гниль! Пошел!
      И измученный мародер пошел. Сначала в коридор, потом в другую такую же глухую комнату. Тут Таллент сообразил, что они, скорее всего, под землей.
      Нога за ногу тащился он за Зигом, понимая, что больше идти все равно некуда. Понимал это, похоже, и Зиг даже не оглядывался на жалкого мародера.
      Стены - и толща земли над ними, решил Таллент содрогались от мощных бомб, что падали на Планету. Но он лишь смутно сознавал, что же теперь происходит.
      Затяжная война землян с кибенами дорого обходилась и тем и другим. Бились они уже шестнадцать лет, но только теперь флоту кибенов удалось так далеко прорваться в земные владения.
      Нападение это, скорее всего, было совершенно внезапным - и Планета Мерта первой оказалась на пути вражеского флота. Таллент успел насмотреться на страшные разрушения и понимал: если эти люди еще живы и пытаются защитить свою Планету, они наверняка составляют последний отряд Сопротивления.
      Но что им нужно от него, Бенно Таллента?
      Наконец Зиг подошел к двери справа по коридору. Приложил ладонь к запруге, и дверь открылась. Потом провожатый Таллента отступил в сторону и мародер вошел, как ему показалось, в радиорубку.
      Стен здесь почти не было видно из-за высоких блоков, нафаршированных тумблерами и циферблатами, кинескопами и динамиками. В комнате оказался Паркхерст стоял, небрежно держа в руке микрофон, и что-то втолковывал инженеру.
      Стоило Талленту войти, как высокий блондин обернулся. Потом удовлетворенно кивнул, словно подтверждая какие-то свои мысли. Словно теперь, когда мародера привели в радиорубку, все пошло как надо, как запланировано.
      - Мы решили, что тебе неплохо бы знать, в чем тут дело. - Он замялся. - Впрочем, мы и так задолжали тебе с объяснениями.
      Тут инженер принялся энергично крутить в воздухе указательным пальцем - так он, судя по всему, показывал, что дело пошло.
      Паркхерст задумчиво сморщил губы, а потом почти извиняющимся тоном продолжил:
      - Нет у нас, парень, к тебе ненависти. - До Таллента вдруг дошло, что они даже не потрудились выяснить, как его зовут.- Но есть тут одно задание, - говорил Паркхерст, одновременно посматривая и на инженера, - а на карту поставлено нечто большее, чем твоя, моя или еще чья-нибудь жизнь здесь, на Планете Мерта. Куда большее. Итак, есть у нас задание, для которого потребовался человек определенного типа. Ты, парень, даже не знаешь, как ты нам подошел. Все получилось случайно. Но вышло так, что выполнять задание будешь ты. А не наткнись мы на тебя, пришлось бы искать кого-то вроде тебя. Вот такто, - категорически заключил Паркхерст.
      А Таллента вдруг охватил озноб. Он стоял, трясся и думал только о дури. Только о дури. Вот бы самую малость - хоть щепоточку. Хоть щепоточку дури. Не трогала его вся эта высокопарная патриотическая болтовня, которую изливал на него Паркхерст. Бенно Талленту хотелось только одного - чтобы его оставили в покое. Даже если кибены все еще громят и жгут Планету пусть его туда отпустят. Просто отпустят. Может, и удастся откопать где-нибудь запасец дури... Потому что от этих товарищей он ее точно не получит. Это Таллент уже твердо уяснил. Если даже Доку Баддеру не удалось выпросить свой аршин, то уж мародеру никакой дури ни в жизнь не дадут.
      Нет, не дадут. И вообще. Он все понял. Это план!
      Заговор с целью удержать Бенно Таллента от его вожделенной дури! Но он должен ее заполучить! Он обязательно ее заполучит! Но только не сейчас. Он подождет. Он будет хитер и осторожен. Дождется, когда эти психи уберутся с дороги, когда прекратят за ним приглядывать. Никаких кибенов снаружи нет! Все это заговор! Подлый заговор! Его хотят не допустить до вожделенной дряни! Глаза наркомана злобно сощурились
      Но тут воспоминание о. металлической дуле у него в животе резко вернуло Таллента к реальности- Он стоял, трясся и никак не мог преодолеть дикий страх перед зашитой ему в брюхо железкой.
      Испещренную крупными каплями пота желтоватую физиономию мародера снова исчертили грязные полосы - хотя за те шесть часов, что залечивалась рана, его несколько раз умывали.
      Телом Таллент был очень тощ. Тот серый коренастый тип, что всегда вызывает в голове аналогии с волком или крысой. Блеклые каштановые волосы и крошечные глубоко посаженные глазки. Суженное книзу лицо - будто мордочка грызуна.
      - Ну и что... что вы теперь со мной сделаете? - Наркоман с ужасом дотронулся до своего живота. - Что вы мне такое туда вставили?
      Тут один из множества настенных динамиков испустил пронзительный вой. Молчаливый инженер бурно зажестикулировал и даже хлопнул Паркхерста по плечу. Блондин повернулся к беснующемуся связисту, и тот изобразил ему стартовый сигнал. Паркхерст опять-таки жестом велел Талленту молчать, а Зигу - держаться поближе к трясущемуся мародеру.
      Потом вожак Сопротивления начал говорить в микрофон. Говорил он несколько медленнее и громче обычного - словно обращался к каким-то очень далеким слушателям. Словно хотел, чтобы каждое его слово было услышано и воспринято.
      - Говорит штаб Сопротивления на Планете Мерта. Мы, подданные Земли, обращаемся к кибенскому флоту. Вы слушаете? Это заявление транслируется по всем жестким лучам - так что мы не сомневаемся, что вы его принимаете. Мы подождем ровно десять минут, чтобы вы смогли снарядить транслятор и связаться с начальством. Оно обязательно должно нас выслушать.
      Для вас, кибены, это заявление имеет жизненную важность. Мы очень надеемся, что, как только вы переведете то, что было сказано сейчас, вы немедленно свяжетесь с командованием и сделаете соответствующие приготовления.
      Потом Паркхерст жестом приказал инженеру отключить трансляцию.
      И снова повернулся к Талленту:
      - Они переведут. Должны. Они знали, как и когда лучше атаковать, - а значит, имели возможность пообщаться с командами торговых или других кораблей, которые слишком далеко залетели в Угольный Мешок. Заявление будет расшифровано. - Тут Паркхерст вдруг умолк.
      А Таллент костлявой рукой схватился за горло:
      - Так что же со мной? Что вы задумали? - Ему стало страшно. Сознавая, что впадает в истерику, наркоман не в силах был успокоиться. - Так нечестно! Вы должны мне сказать! - Он уже почти перешел на визг. Тут сзади неслышно подступил Зиг и схватил мародера за локоть. Таллент умолк в тот самый миг, когда из него должен был выплеснуться очередной истерический возглас.
      Паркхерст заговорил. Медленно и негромко, всячески стараясь унять Таллента.
      - На нас, парень, напал всего лишь авангард гигантского флота кибенов. Мы потому так в этом уверены, что нас атаковало без малого пятьдесят их кораблей. И если таков их передовой отряд, то весь флот должен быть самым большим за всю Войну.
      Они явно намереваются прорваться дальше - ударным кулаком прорвать всю околоземную оборону - а потом, быть может, атаковать и саму Землю.
      Итак, идет мощное наступление кибенов, а у нас нет возможности предупредить родную Планету. Наши гиперпространственные передатчики накрылись, когда кибены спалили трансполи на меридиане. Другого способа связаться с Землей не существует. Если же падут все внешние колонии, Земля останется беззащитной. А если флот кибенов прорвется здесь, то так оно наверняка и будет.
      Наш долг - предупредить Землю. Есть только одна возможность сделать это - а заодно и попытаться спасти несколько тысяч оставшихся в живых обитателей Планеты Мерта. Но только надо потянуть время. Для этого нам и потребовался такой человек, как ты. Ты, парень.
      Тут Паркхерст замолчал - и все стали тихо ждать.
      Только и слышен был стрекот тупых машин, а еще жесткое, истерическое дыхание Бенно Таллента.
      Наконец большой настенный хронометр отсчитал десять минут, и инженер снова подал знак Паркхерсту.
      Блондин взял микрофон и начал говорить - негромко и деловито, понимая, что обращается уже не к подчиненным, а к облеченным властью. Говорил он так, словно каждое слово было важнейшим ключом к великой тайне.
      - На этой планете мы заложили бомбу. Солнечную бомбу. Уверен, вы знаете, что это такое. Раскалится вся атмосфера - до самых верхних слоев. Не настолько, чтобы этот мир обратился в сверхновую, но куда выше той точки, при которой гибнет любое живое существо. Металл дойдет до белого каления, земля будет выжжена так, что на ней уже никогда ничего не взойдет. Погибнет вся Планета. Мы с вами - тоже.
      Большинство ваших кораблей уже приземлилось. Те немногие, что еще в небе, не смогут надеяться на спасение даже если снимутся прямо сейчас. Между прочим, за вами ведется радарная слежка. И, если тронется хоть один корабль, мы сразу взрываем бомбу. Если же вы наберетесь благоразумия, сможете рассчитывать на другой исход.
      Тут Паркхерст бросил взгляд на инженера, который не сводил глаз с целого блока радарных экранов со светящейся точечкой в центре каждого. Инженер обнадеживающе кивнул, и Таллент понял, что они проверяют, насколько серьезно кибены относятся к заявлению. Если хоть одна светящаяся точка двинется с места, это будет означать, что враги не поверили рассказу. Решили, что это блеф.
      Но кибены, похоже, не желали так рисковать. Точки словно кто-то пришпилил к центру экрана.
      А потом Таллент широко распахнул глаза. До него вдруг начало доходить то, о чем говорил Паркхерст. И он наконец понял, что имеет в виду блондин! Понял, где спрятана бомба! Но прежде чем мародер успел испустить дикий вопль, который наверняка заинтересовал бы кибенов, ладонь Зига крепко запечатала разинутую пасть.
      Тогда Таллента затошнило. Страшно затошнило. Зиг отшатнулся, схватил с ближайшего пульта тряпку и, тихо матерясь, принялся вытираться. А Таллента все выворачивало и выворачивало наизнанку. Когда совсем вывернуло, Зиг едва успел подхватить падающего наркомана.
      Потом шепелявый усадил Таллента на скамейку у пульта и продолжил оттирать заблеванную униформу.
      А Таллент совсем сходил с ума.
      Всю жизнь он привык изворачиваться - и всякий раз
      ему предоставлялись какие-то миллиметры, из которых сложились пройденные им мили. Но теперь у него не оказалось и микрона! Бенно Таллент с ужасом понял, что не может воспользоваться ни своей слабостью, ни великодушием этих людей - как бывало со многими другими. Эти люди тверды и безжалостны! Боже правый! -Ведь они заложили солнечную бомбу ему в живот!
      Таллент как-то видел стерсоролик взрыва солнечной бомбы.
      Тут наркомана опять вывернуло - и на сей раз он плюхнулся на пол.
      Словно сквозь смрадный туман до него доносился ровный голос Паркхерста:
      - Повторяем: не пытайтесь улететь. Как только хоть один корабль стартует, мы тут же взрываем бомбу. Альтернативу же полному разрушению мы вам даем только одну. Но зато это альтернатива уничтожению всей Планеты, которая так отчаянно нужна вашему флоту в качестве базы для дозаправки и хранения. Единственный разумный выход.
      Блондин сделал паузу и обвел глазами радиорубку, которая вдруг показалась ему слишком тесной, а атмосфера в ней - слишком театральной. Несколько этим огорошенный, Паркхерст облизнул пересохшие губы и продолжил:
      - Отпустите нас. Позвольте всем оставшимся на этой планете землянам улететь отсюда - и мы пообещаем не взрывать бомбу. Преодолев рубеж атмосферы, мы установим бомбу на автоматический режим и предоставим вам возможность ее найти. Если у вас еще есть сомнения в нашей правдивости, снимите стабилизационный отсчет любыми приборами, способными регистрировать нейтринную эмиссию. И сразу убедитесь, что это не блеф!
      Теперь дальше.
      Обезвредить бомбу можно одним-единственным способом. И вы можете успеть это сделать. Но не раньше, чем мы отсюда уберемся. Такова азартная игра, в которую нам придется сыграть. Впрочем, если вы играть не захотите, игры не будет. А будет смерть.
      Итак, если вы не соглашаетесь на наши условия, мы взрываем бомбу. А если соглашаетесь, мы улетаем и ставим бомбу на автомат, чтобы в назначенное время она взорвалась. В бомбе имеется надежный часовой механизм, а обезвредить ее можно любыми демпферами нейтрино.
      Таковы наши вынужденные требования. В течение ближайшего часа мы будем ждать вашего ответа. А по истечении указанного срока взрываем бомбу - даже сознавая, что идем на верную смерть!
      Связаться с нами вы можете на той же волне, на которой принимали это заявление.
      Паркхерст подал знак инженеру - и тот щелкнул тумблером. Целый блок погас, передатчик отключился.
      Потом высокий блондин повернулся к Талленту, который трясся на полу в собственной блевотине. В глазах командира просвечивала глубокая скорбь и страшная усталость. Ясно было - ему нужно сказать что-то еще. И так же ясно было, что это что-то окажется жестоким и страшным.
      "Не дай ему это сказать, не дай ему это сказать, не дай..." - на грани полного безумия твердил себе Бенно
      Таллент. Потом изо всех сил зажмурился и прижал к глазам скользкие кулаки - в надежде, что полный мрак сотрет жуткую правду.
      Но Паркхерст все-таки заговорил.
      - Честно говоря, - тихо признался он, - в конце я мог и блефануть. Вполне вероятно, что я солгал. Может статься, бомбу вообще нельзя обезвредить. Даже когда ее найдут.
      IV
      С Таллентом было так скверно, что его пришлось запереть в операционной, предварительно убрав оттуда все хрупкие предметы. Зиг предлагал привязать мародера к столу, но Паркхерст и свинорылый - бывший пекарь по фамилии Баннеман, что переквалифицировался в снайпера, воспротивились.
      Итак, Бенно Таллента оставили в операционной - а час тянулся как резина. Когда наконец Зиг расконтачил запругу и вошел в комнату, то увидел, что мародер, подтянув ноги к груди и обхватив руками колени, съежился у стены - а широко распахнутые темные глаза невидящим взором упираются в вяло расслабленные пальцы.
      Недолго думая, Зиг сходил в соседнюю комнату, набрал там пригоршню воды и швырнул ее в лицо Талленту. Мародер вздрогнул. Потом взвыл - и вышел из своего транса. Стоило оглядеться, как вновь нахлынули воспоминания. И страшная жажда дури.
      - Ще... щепоточку... м-мне бы т-только щепоточку... п-пожалуйста!
      Зиг взглянул на дохлятика со смесью отвращения и мрачной безнадежности.