Олег Блоцкий
      Приближение войны
      Ростов-на-Дону, 24 декабря.
      Вечер. Армейская гостиница. В местном буфете знакомлюсь с пилотами, которые, отвоевав в Чечне, возвращаются в свою часть. У ребят - долгожданная замена. Теперь на их машине летает другой экипаж из России.
      - Нам повезло, - говорят пилоты, - думали, что задержимся на Новый год. Но командование сменило на новеньких.
      Разговариваем, понятное дело, о Чечне.
      - Это надолго, - убежденно говорят летчики. - За пять дней мы потеряли два экипажа. А сколько мы еще потеряем?
      Здесь они сплевывают и поднимают стаканы: за погибших ребят...
      Один из летчиков воевал в Афганистане.
      - Здесь хуже, - убежденно говорит он. - Не поймешь, где свои, где чужие. Днем друзья, а ночью стреляют. Трассеры так и ходят по всему небу. И еще, представляешь, огневые точки дудаевцы установили в жилых районах: будь то город или станица. Прикрываются мирными, гады.
      Я выражаю сомнение.
      - Да! - хором орут пилоты. - Да! Да! Да!
      И тут же начинают вспоминать: а ту школу помнишь, а тот жилой дом?
      Спрашиваю об отношении к этой войне.
      - На хрен она сдалась! - дружно говорят они. - Кулаками махать последнее дело. Здесь головой думать надо.
      А один из летчиков повторяет несколько раз за вечер:
      - Такое чувство, что в дерьме вывалялся.
      Моздок. 25 декабря. Военный аэродром. Полдень.
      Военный "борт" приземлился на аэродроме, где во множестве боевые вертолеты, штурмовики, транспортная авиация.
      Через несколько сот метров - штабы силовых министерств, размещающиеся в двухэтажных зданиях, палатки, затянутые маскировочными сетями, сотни машин, над которыми высятся антенны, бронетранспортеры, шлагбаумы. Короче говоря вавилонское столпотворение, которому присуще хаос и неразбериха.
      Спрашиваю у проходящих солдат и офицеров про штаб российской армии. Никто ничего не знает. По интонации голосов понимаю - и в самом деле не знают.
      Моздок. Штаб войск. 26 декабря.
      За сутки, которые провел здесь, понимаю: никто ничего не скажет. Причин несколько: офицеры и сами толком ничего не знают. Помимо этого, всем военным отдан строгий приказ: с прессой не общаться. Впрочем, и прессы здесь никакой. Некоторые жили здесь подолгу, но так ничего и не узнали. Скрывают все: ближайшие и последующие планы, количество потерь и вообще - общее состояние дел.
      А они, судя по всему, не ахти. Начинаю понимать, что все заявления Грачева о "блицкриге" - блеф. Армия и МВД не могут справиться с очагами сопротивления. Впрочем, и кольцо вокруг Грозного они тоже не могут замкнуть.
      Между армейцами и МВД серьезные разногласия. В самом руководстве тоже нет единомыслия. Все боятся взять на себя ответственность.
      Армейцы откровенно не довольны, что их втянули в эту войну.
      Наиболее открыты и доброжелательны офицеры МЧС. Они спокойно рассказывают о своей работе. Впрочем, и работа у них такая: оказывать помощь мирным жителям, пострадавшим от войны, распространять продовольствие среди мирных чеченцев.
      Сейчас в зоне ЧП находится около трехсот сотрудников МЧС. У них также имеется 3 вертолета и около 50 автомашин, которые развозят продовольствие по станицам.
      Здесь же, на территории штаба, стоит госпиталь, который находится под эгидой МЧС. За время войны медики приняли более ста раненых "мирных".
      - А дальше? - спрашиваю я.
      - Будем здесь до упора, - отвечает один из сотрудников госпиталя.
      Впрочем, и он, и я понимаем: это надолго. Очень надолго.
      28. 12. 94 год (Москва - Моздок)