Он объявлен вне закона за ужасные преступления на планете-колонии, но формально это делает его лишь бродягой. Подлым, но все же только бродягой.
— Понимаю, — медленно произнес Крис. — Это вроде историй о чокнувшихся Отцах города. Города голодают, я знаю это; и в рассказе о бандитах говорится: «А как _м_ы_ поступим, если придется туго?»
Андерсон выглядел удовлетворенным.
— Ты тут ни при чем, — сдержанно заметила Карла. — Крис думает сам. Кроме того, ты мне больше нравишься полицейским.
Сержант вздохнул с некоторым сожалением.
— Ну, ладно. Тогда я расскажу тебе последнюю сказку. Ты, конечно, слышал о веганском орбитальном форте?
— Ну, разумеется. О нем говорилось еще в курсе истории.
— Хорошо. На этот раз, речь идет о чем-то реальном. Существовал веганский орбитальный форт, которому удалось ускользнуть, и никто не знает, где он сейчас. Отцы Города говорят, что скорее всего форт погиб, когда кончились запасы, но он был чрезвычайно большой штуковиной и вполне мог уцелеть в таких обстоятельствах, которые ни один обычный город не смог бы пережить. Если ты спросишь Отцов города о вероятности, они скажут тебе, что не могут привести никаких цифр — что уже само по себе плохой признак.
На этом кончаются факты. Но им сопутствует легенда. Эта легенда гласит, что форт рыскает по торговым трассам, поглощая города — точно так же, как стрекоза ловит комаров, на лету. На самом деле, никто не видел этого форта со времен, когда была сожжена Вега, но легенда живет; каждый раз, когда исчезает город, проходит слух, сначала, что он попался в лапы бандита, потом, что его проглотил форт.
О чем речь тут, Крис? Скажи.
— Я несколько озадачен. Эта история не должна бы отличаться от предыдущих — символ того, чего люди боятся. Например, если мы повстречаемся в один прекрасный день с планетой, вооруженной лучше, чем мы, то они сожрут нас, как в свое время мы Вегу.
Огромный кулак Андерсона опустился на обеденный стол, заставляя тарелки подпрыгнуть.
Карла протянула руки и мягко положила их на кулак сержанта.
— Дорогой, Крис еще не все сказал. Ты не дал ему закончить.
— Не дал? Но — извини, Крис. Продолжай.
— Я не знаю, закончил я или нет, — продолжил Крис, смущаясь и с запинкой. — Просто именно эта единственная сказка меня озадачивает. Она не так проста, как остальные; пожалуй, я в этом уверен.
— Продолжай.
— Ну, резонно бояться встретить кого-то, кто сильнее себя. Такое вполне может произойти. И существует реальный веганский орбитальный форт, или во всяком случае, существовал. В других сказках идет речь не о чем-то действительном, а о тех вещах, которых люди по-настоящему боятся, и о которых эти сказки _н_а _с_а_м_о_м _д_е_л_е рассказывают. Правильно?
— Да.
— Бояться форта — значит бояться реальной вещи. Но что тогда эта сказка символизирует? В конце концов, она должна быть о том же — о страхе людей перед самими собой. Она говорит: «Я устал работать, чтобы быть гражданином, устал подчиняться Земным полицейским, устал защищать город, и жить тысячу лет под начальством машин, и принимать подачки от колонистов, и еще бог знает что. Если бы у меня был мощный большой город, которым я мог бы командовать сам, следующую тысячу лет я провел бы, разбивая все вдребезги!»
Последовало долгое-долгое молчание, во время которого Крис все больше и больше убеждался, что он опять брякнул слишком много лишнего. Карла не казалась огорченной, но ее муж выглядел потрясенным и рассерженным.
— Что-то _я_в_н_о_ неладно в системе обучения, — проревел он наконец, не обращаясь ни к Карле, ни к Крису. — Сначала отпрыск Кингстон-Троопов — а теперь это. Карла! Ты мозг нашей семьи. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что эта легенда о форте как-то связана с обучением?
— Да, дорогой. Давным-давно.
— Я сказала бы, как только у нас появился бы ребенок; а до тех пор, меня это не касалось. А теперь Крис сказал за меня.
Сержант обернул хмурое лицо к Крису.
— Ты, — сказал он, — просто несносен. Я стал учить тебя, как мне было поручено, а кончилось тем, что ты учишь меня. Даже Амальфи не знает этого аспекта сказки о форте, готов поклясться — и когда он его услышит, в системе образования произойдет настоящий переворот.
— Извините, — жалобно пробормотал Крис. Он не знал, что еще сказать.
— Не извиняйся! — рявкнул Андерсон, вскакивая на ноги. — Стой на своем! Пусть другие боятся призраков — ты знаешь о них единственное, что следует знать: неважно, какого рода эти призраки, но они не имеют никакого отношения к мертвым. Люди _в_с_е_г_д_а_ боятся самих себя.
Он рассеянно огляделся.
— Мне нужно идти наверх. Скорее! Где моя фуражка? — Стукнувшись рукой о дверной косяк, он взревел и выскочил из комнаты, оставив Криса похолодевшим от страха.
И тут Карла вновь принялась безудержно хохотать.
9. БРОДЯГА
Крис так и не понял, что заставило сержанта Андерсона взвиться подобно нападающему носорогу, и имело ли это какое-нибудь отношение к обучению. Для него самого последствия были малоприятны. Занятия становились все труднее, и Отцы Города, слепые и бесстрастные, в чудовищном темпе наращивали запас его знаний, не беспокоясь о том, понимает ли он их. Прежние головные боли Криса уменьшились, но на смену им пришла невероятная физическая усталость. Во время краткого перерыва Крис заикнулся об этом.
— ЭТО ПРОЙДЕТ. НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК ОЩУЩАЕТ В СРЕДНЕМ ДВАДЦАТЬ НЕСИЛЬНЫХ БОЛЕЙ ЗА ВРЕМЯ ЗАНЯТИЯ. ЕСЛИ БОЛЬ НЕ ПРОХОДИТ, ОБРАТИТЕСЬ В МЕДИЦИНСКУЮ СЛУЖБУ.
Нет, он не собирался туда обращаться; не хватало еще лишиться гражданства по состоянию здоровья. И все же Крису казалось, что ощущения, им испытываемые, вряд ли можно назвать «несильными болями». Что делать, если Медицинская Служба пугала его больше, чем болезнь? Андерсонов он тоже не хотел беспокоить — довольно неприятностей он им причинил.
Таким образом, не оставалось никого, кроме доктора Бразиллер, ужасной старой гарпии, которая редко разговаривала на ином языке, кроме языка логарифмов и символьной логики. Крис удерживался от этого страшного шага несколько недель; но в конце концов был вынужден его сделать. Хотя сейчас у него не было особых проблем со здоровьем, его мучила неотвязная мысль, что Отцы Города вот-вот его погубят; еще один камушек-факт, и он сломается.
— Вполне возможно, — согласилась доктор Бразиллер, когда он осмелился заговорить с ней после занятий. — Крис, Отцов Города не интересует твое благо; наверное, ты это знаешь. Для них важно только одно: выживание города. Это их главная цель. Люди их вообще не интересуют: в конце концов, это всего лишь машины. Они не будут заботиться о тебе.
— Хорошо, — сказал Крис, вытирая лоб дрожащей рукой. — Но, доктор Бразиллер, какую пользу получит город, если они меня совсем доконают? Я стараюсь, честное слово. Но им этого недостаточно. Они продолжают пичкать меня сведениями, которых я _н_е _п_о_н_и_м_а_ю_!
— Да, я заметила. Но в их действиях есть смысл. Тебе почти восемнадцать, и они зондируют тебя в надежде найти какой-нибудь ход к твоим талантам — искру, которая со временем может превратиться в ценную специальность.
— Не думаю, что у меня такая есть, — уныло сказал Крис.
— Может и нет. Это еще нужно посмотреть. Если она у тебя есть, они ее отыщут; в таких вещах Отцы Города никогда не ошибаются. Но Крис, милый, нельзя ожидать, что это будет для тебя легко. Истинные знания всегда трудно приобрести — и теперь, когда машины считают, что от тебя действительно может быть какая-то польза городу…
— Но они не могут так считать! Они ничего не нашли!
— Я не могу читать их мысли, поскольку таковых у них нет, — спокойно сказала доктор Бразиллер. — Но я уже встречалась с подобным раньше. Они не стали бы давать тебе такую нагрузку, если бы не подозревали, что ты на что-то годен. Они и пытаются выяснить, на что, и если ты не намереваешься сдаться прямо сейчас, то должен это вытерпеть. Не удивительно, что у тебя плохое самочувствие. Я тоже от этого болела; меня и сейчас тошнит, когда я вспоминаю, а ведь прошло восемьдесят лет.
Вдруг она умолкла, и в это мгновение показалась Крису даже старше, чем раньше… старой, слабой, глубоко несчастной и — почему-то — красивой.
— Время от времени я спрашиваю себя, правильно ли они поступили, — произнесла доктор Бразиллер, обращаясь к бумагам, грудой наваленным на столе. — Я хотела стать композитором. Но Отцы Города не слышали о женщине, добившейся успеха в этой области… с таким аргументом трудно спорить. Нет, Крис, раз попав в лапы машин, ты станешь тем, чем они тебя сделают. Единственная альтернатива — стать пассажиром, то есть вообще никем не стать. Не удивительно, что ты страдаешь. Но Крис — сопротивляйся, отбивайся! Не позволяй этим ящикам взять над тобой верх! Покажи им язык. Они пока ведут исследование, и как только мы узнаем, чего они хотят, сможем послать их к черту. Я помогу тебе, как умею — я _н_е_н_а_в_и_ж_у п_о_д_о_б_н_ы_е_ в_е_щ_и_. Но сначала мы должны узнать, чего они добиваются. У тебя хватит силы воли, Крис?
— Не знаю. Я постараюсь. Но я не знаю.
— Да, никто не знает. Они не знают самих себя — в этом твоя единственная надежда. Они хотят выяснить, что ты способен. Ты должен показать им это. Как только они выяснят, ты станешь гражданином — но до той поры, как бы трудно не пришлось, никто тебе не сможет помочь. Все будет зависеть от тебя и только от тебя.
Появление союзника ободряло, но Крис счел бы план доктора Бразиллер более убедительным, если бы мог разглядеть в себе хоть малейший признак какого-нибудь дарования — любого дарования — пробудившегося благодаря грубому содействию машин. Впрочем, недавно они уцепились за его интерес к истории — но какой от нее прок на борту бродячего города? Отцы Города сами выполняли роль городских историков, являлись городской библиотекой, бухгалтерией, школами и большей частью правительства. Для преподавания этого предмета не требовался живой человек, и, насколько понимал Крис, история для гражданина кочующего города могла быть лишь хобби, не более.
Даже в этом случае, никаких самостоятельных изысканий от Криса не требовалось. Он был обязан сдавать невероятно трудные экзамены, показывавшие, насколько хорошо он усвоил безграничное количество фактов, которые Отцы Города неустанно в него запихивали. Теперь история давалась не только с точки зрения бродячих городов. Целые системы мировой и межзвездной истории — Макиавелли, Плутарх, Тацит, Гиббон, Марке, Парето, Шпенглер, Сартон, Тойнби, Дюран и множество других — устремлялись сквозь серый газ в его голову, без всякой жалости и с явным безразличием к тому, что все они коренным образом противоречили друг другу в самых важных вопросах.
Ошибки не наказывались, поскольку педагогика Отцов Города делала забывание невозможным, но в наказание превратилась вся жизнь, уже немыслимая без уверенности, что, хотя сегодняшняя доза была дьявольской, завтрашняя будет еще хуже.
— Вот тут ты ошибаешься, — сказала ему доктор Бразиллер. — Хоть эти машины и не живые, но они не лишены знания человеческой психологии. Они прекрасно знают, что некоторые ученики лучше реагируют на поощрение, чем на наказание, а других должен подстегивать страх. Вторые обычно менее умны, и это машины тоже знают; как могут они _н_е _з_н_а_т_ь_ имея опыт стольких поколений? Тебе повезло, что они отнесли тебя к первой категории.
— Вы хотите сказать, что они меня _п_о_о_щ_р_я_ю_т_? — в негодовании взвизгнул Крис.
— Конечно.
— Но как?
— Позволяя тебе продолжать учебу, даже когда они не удовлетворены твоими успехами. Это немалая уступка, Крис.
— Может и так, — угрюмо буркнул Крис. — Но я быстрее достиг бы цели, если бы вместо этого мне давали леденцы.
Доктор Бразиллер никогда не слыхала о леденцах; она всю жизнь прожила в кочующем городе. Она ответила лишь, чуть натянуто:
— Ты быстрее достиг бы цели, реши они применить к тебе систему наказаний. Они строго справедливы, но ничего не знают о милосердии, и снисходительность к детям им абсолютно чужда — отчасти поэтому я здесь.
Город, в несмолкаемом гудении, летел вперед, и так же летели дни и месяцы. Только Крис, казалось, не продвинулся ни на йоту.
В конце концов, Пигги тоже стоял на месте. Хотя с самой их первой встречи Пигги заявил, что мало беспокоится о том, что с ним случится, когда ему стукнет восемнадцать, в результате оказалось, что он этим немало озабочен. Ситуация для него теперь была практически безнадежной, Пигги переполняла крикливая самоуверенность, и изъяснялся он не иначе как смутными намеками на таинственные планы что-то устроить, что считалось уже устроенным, и еще более неопределенными намеками на какие-то ужасные вещи, которые произойдут, если окажется, что ничего не устроено. Во всем этом Крис разбирался не больше, чем в своем собственном будущем, а его будущее было покрыто мраком. Иногда у Криса появлялось ощущение, будто давнее обвинение Пигги — «Парень, ты туп!» — написано у него на лбу пылающими буквами.
Хотя Пигги и окутал тайной свои планы, Крис догадался, что он уже обращался к отцу с просьбой склонить мнение Отцов Города в его пользу на Тестах на Гражданство, и получил категорический отказ, который сопровождался шумным скандалом, лишь слегка смягченным вмешательством матери. Конечно, никакого способа подготовиться к Тестам не было, поскольку они оценивали лишь потенциальные возможности, а не достижения; это, в свою очередь, исключало шпаргалки.
Было очевидно, что Пигги мысленно возвращается к похождениям Криса на Рае. Судя по вопросам, которые он задавал, Крис сделал вывод, что Пигги ищет возможность совершить нечто героическое и сделать это куда лучше, чем Крис. Крис был достаточно умен, чтобы усомниться, в этом, но, в любом случае, город все еще находился в космосе, и в подвигах нужды не было.
Кроме того, иногда Пигги по нескольку дней исчезал после занятий. По возвращении он объяснял, что бродил по городу, подслушивая разговоры взрослых пассажиров. По словам Пигги, они что-то затевают: может быть, хотят построить тайный передатчик Дирака и с его помощью вызвать Заблудившийся Город. Крис не верил ни единому слову, да и сам Пигги говорил об этом без должной убежденности.
Действительность для них обоих сводились к тому, что время истекало, и мало-помалу подступало отчаяние. Крису казалось, что он испробовал все, но ничто не принесло результата. Повсюду, стоило лишь оглядеться, в его младших соучениках прорезались таланты и дарования, неистовые, как пламя, и рядом с ними Крис напоминал самому себе свечной огарок. Он чувствовал себя отсталым, как динозавр, и почти таким же неуклюжим и огромным.
Именно в этой всепроникающей атмосфере надвигающейся катастрофы сержант Андерсон как-то вечером спокойно сказал:
— Крис, мэр хочет с тобой поговорить.
В устах любого другого Крис воспринял бы такие слова просто как шутку, слишком глупую, чтобы обижаться. Но услышав их от опекуна, он не знал, что и думать; и безмолвно уставился на полицейского.
— Успокойся — тебе не пытка предстоит, а кроме того, я не сказал, что он хочет тебя _в_и_д_е_т_ь_. Сядь, расслабься, и я объясню.
Крис оцепенело сел.
— Дело в следующем: нам светит еще одна работа. Поначалу все казалось простым и честным, но конечно, так никогда не бывает. (Амальфи говорит, что самая большая ложь, которую можно придумать, — выражение: «Это было так просто».) Предполагалось, что мы проведем конкретные местные геологические и горные работы — ничего мудреного, вроде изменения всей структуры планеты. Обычная работа, правда? Ты видел девиз на ратуше?
Крис видел. Девиз гласил: «Подстричь Вам газон, леди?». Крису этот изречение никогда не казалось возвышенным, но он начинал понимать его смысл. Он кивнул.
— Отлично. Предполагается, что так всегда и должно быть: мы приходим, делаем свою работу и вновь уходим. Местная вражда не в счет; мы в ней участия не принимаем.
Но по мере того, как приближался срок подписания контракта с этим местечком — оно называется Аргус Три — нам стали давать понять, что мы тут вторые. Очевидно на Аргусе уже побывал один город, нанятый на эту работу, но не выполнил ее должным образом.
Естественно, мы попытались разузнать побольше: нам не хотелось перебивать контракт у другого города. Но колонисты очень уклончиво говорили об этом деле. В конце концов, они проговорились. Этот другой город все еще сидит на планете и утверждает, что ведет работы, хотя срок выполнения контракта истек. Как бы ты поступил в подобном случае на месте Амальфи?
Крис нахмурился.
— Я знаю только то, что есть в книгах. Если на планете находится город, срок пребывания которого истек, ей следует вызвать полицию. Всем остальным городам надлежит держаться подальше, в противном случае они могут оказаться вовлеченными в боевые действия, если таковые будут иметь место.
— Правильно. Похоже, нам попался классический случай. Колонисты не могут быть слишком откровенны, так как они знают, что каждое слово, передаваемое нам по радио, будет подслушано; но Отцы Города проанализировали _у_ж_е_ переданное нам Аргусом Три, и сто к одному, что тот, другой город расположился на Аргусе Три навсегда… короче, он собирается захватить планету. Аргусцы почему-то не хотят вызывать полицию. Вместо этого, они пытаются нанять нас, чтобы мы вышвырнули город бродягу. Если мы возьмемся за это, наверняка, без «боевых действий» не обойдется — и полиция появится еще до того, как все завершится.
Правильнее всего, как ты сказал, убраться подальше и побыстрее. Городам не следует драться друг с другом, а тем более участвовать в том, что может быть расценено как Нарушение закона. Но Аргус Три предлагает нам шестьдесят три миллиона долларов металлом за избавление от этого бродяги до прибытия полиции, и мэр считает, что мы должны с этим справиться. Кроме того, он ненавидит бродяг — я полагаю, он взялся бы за эту работу даже бесплатно. Суть, однако, в том, что он за нее _в_з_я_л_с_я.
Сержант замолчал и посмотрел на Криса, явно ожидая его реакции. Поразмыслив, Крис спросил:
— Что говорят Отцы Города?
— Они в полный голос говорили НЕТ, пока не были упомянуты деньги. После этого они пересчитали казну и предоставили все на усмотрение Амальфи. Они располагали некоторыми дополнительными исходными фактами, о которых я тебе еще не сказал, и эти факты позволяют сделать вывод, что мы сможем изгнать бродягу без особого ущерба для себя и, весьма вероятно, до того, как полиция узнает о происходящем. Но все равно, не забывай, что Отцы Города думают лишь о городе в целом. Если в этой операции кто-то из нас будет убит, им наплевать, лишь бы сам город избежал неприятностей. Они не сентиментальны.
— Я уже знаю это, — с чувством сказал Крис. — Но причем здесь я? Почему мэр хочет поговорить со мной? Я не знаю ничего, кроме того, что Вы мне рассказали — и потом, он уже принял решение.
— Он принял решение, — согласился Андерсон, — но ты знаешь многое из того, чего не знает он. Он хочет, чтобы, когда мы приблизимся к Аргусу Три, ты послушал радиограммы аргусцев, все, что нам удастся перехватить из разговоров этого бродяги, и растолковал ему информацию, которую услышишь.
— Но почему?
— Потому что ты единственный человек на борту, который знает этот город не понаслышке, — медленно произнес сержант, подчеркивая каждое слово. — Это твой старый приятель Скрэнтон.
— Такого не может быть! Нас было несколько сот, взятых на борт со Скрэнтона — все, кроме меня, взрослые.
— Обычный мусор, который дает принудительная вербовка, — бросил Андерсон с холодным презрением. — Там нашлись один-два специалиста, которых мы смогли использовать, но никто из них никогда не интересовался политической жизнью города. Остальные — неудачники, у которых развиты лишь мускулы, и психопаты. Мы вылечили их, но поднять их коэффициент умственного развития не смогли. Не имея ничего за душой, не имея Межпланетного Гран-При или тяжелого физического труда, отвлекающего от пустых мыслей, они просто ведут растительный образ жизни. Нам — Ирландцу и мне — не удалось найти ни одного, достойного наших команд. Трех хороших специалистов мы сделали гражданами, но остальные останутся пассажирами, пока не умрут.
Ты оказался счастливой случайностью, Крис. Отцы Города говорят, что твое прошлое на борту Скрэнтона показывает, что ты кое-что про него з_н_а_е_ш_ь_. Амальфи хочет использовать эти знания. Возьмешься за это?
— Я — я попробую.
— Хорошо. — Сержант повернулся к миниатюрному магнитофону, лежавшему рядом. — Вот полная запись всего услышанного с Аргуса Три на данный момент. Когда ты ее прослушаешь и выскажешь все что придет тебе в голову, Амальфи начнет передавать нам радиограммы с мостика напрямую. Готов?
— Нет, — сказал Крис с отчаянием, на которое раньше не считал себя способным. — Еще нет. Моя голова и так уже вот-вот лопнет. Меня освободят от занятий на это время? Иначе я не могу согласиться.
— Нет, — сказал Андерсон, — не освободят. Если радиограмма придет, когда ты на занятиях, тебя вызовут. Но потом ты снова вернешься в класс. Другими словами, твое обучение будет идти точно так же как раньше, и если ты не сможешь вынести новой нагрузки, тем хуже. Ты должен усвоить все четко и прямо сейчас, Крис. Это работа _д_л_я _в_ы_ж_и_в_а_н_и_я г_о_р_о_д_а_. Либо ты берешься за нее, либо нет; в любом случае, ни особого отношения, ни осуждения не последует. Ну?
Крису долго сидел, прислушиваясь к отдающейся в голове боли. Наконец он покорно выдавил:
— Я берусь.
Андерсон щелкнул выключателем, и катушки с лентой закрутились.
Самые первые сообщения, как и говорил Андерсон, были невнятными и краткими. Затем они стали длиннее, но еще загадочнее. Крис смог извлечь из них немногим больше, чем это удалось Амальфи и Отцам Города. Как и обещалось, он переговорил с Амальфи — но из квартиры Андерсонов, по сети, которая одновременно передавала все, сказанное им мэру, в машины.
Машины задавали вопросы о размере населения, энергетических ресурсах, уровне автоматизации и других насущных вещах, но ни на один из них Крис ответить не мог. Мэр преимущественно слушал; в тех редких случаях, когда его громкий голос вмешивался в разговор, Крис не мог понять, к чему тот клонит.
— Крис, та железная дорога, о которой ты упоминал, — задолго до твоего рождения ее разобрали?
— Я полагаю, около века назад, сэр. Вы знаете, Земля вернулась к железным дорогам в середине второго тысячелетия, когда иссякли запасы ископаемого топлива, и им пришлось отдать шоссе под посевы.
— Нет, я этого не знал. Хорошо, продолжай.
Теперь Отцы Города расспрашивали его о вооружении. На это он ничего не мог ничего ответить.
Однако настал день, когда положение резко изменилось. Криса действительно вызвали с занятий, и срочно доставили в маленькую приемную, в которой кроме кресла и двух телевизионных экранов ничего не было. На одном из экранов Крис увидел сержанта Андерсона, на другом помещалась испытательная таблица.
— Привет, Крис. Сядь и будь внимателен; это важно. Мы принимаем сигнал города-бродяги. Мы не знаем, просто ли это маяк, или они хотят с нами говорить. Амальфи считает маловероятным, чтобы они, в такой ситуации, включили маяк, — они уже нарушили слишком много других законов. Теперь, когда ты здесь, он попытается выйти с ними на связь и хочет, чтобы ты послушал.
— Хорошо, сэр.
Крис не слышал сигналов вызова, но всего через несколько минут — теперь они находились довольно близко к Аргусу Три — испытательная таблица на втором экране исчезла, и Крис увидел отвратительно знакомое лицо.
— Алло. Здесь Аргус Три.
— "Здесь" _н_е_ Аргус Три, — быстро произнес глубокий голос Амальфи. — «Здесь» город Скрэнтон, штат Пенсильвания, и вам нет смысла это скрывать. Дайте мне вашего босса.
— Нет, минуточку. Кем вы, черт побери…
— З_д_е_с_ь_ Нью-Йорк, на связи Нью-Йорк, и я сказал «Дайте мне вашего босса». Выполняйте.
Лицо стало мрачным и озадаченным и после минутного колебания исчезло. Экран мигнул, и ненадолго вновь появилась испытательная таблица, а затем прямо на Криса глянул еще один знакомец. Невозможно было поверить, что этот человек его не видит, а сама мысль о подобном пугала насмерть.
— Привет, Нью-Йорк, — сказал собеседник приветливо. — Так вы нас вычислили. Ну что ж, мы вас тоже раскусили. Эта планета связана контрактом с нами; уведомляю официально.
— Запротоколировано, — сказал Амальфи. — Мы располагаем сведениями, что вы находитесь в состоянии Нарушения закона. Аргус Три заключил новый контракт с нами. Самым мудрым поведением было бы подняться и убраться.
Глаза собеседника не дрогнули. Крис вдруг понял, что тот смотрит не на него, а на изображение Амальфи.
— Убирайтесь сами, — не повышая голоса, сказал собеседник. — У нас разногласия с колонистами, а не с вами. Мы не уберемся без специального распоряжения полиции. Если вы в это впутаетесь, останетесь внакладе. Уведомляю официально.
— Ваша самоуверенность, — сказал Амальфи, — неуместна. Запротоколировано.
Изображение со Скрэнтона сжалось в яркую точку и пропало. Тут же мэр спросил:
— Крис, ты знаешь кого-нибудь из этих ребят?
— Обоих, сэр. Первый — мелкий головорез по имени Барни. Я думаю, это он убил собаку моего брата, когда меня забирали.
— Знаю таких типов. Продолжай.
— Другой — Фрэнк Лутц. Когда я находился на борту, он был городским управляющим. Похоже, он до сих пор им и является.
— Кто такой городской управляющий? А, неважно, спрошу у машин. Хорошо. Он выглядит опасным; это так?
— Да, сэр, он опасен. Он умен и хитер — и у него не больше совести, чем у змеи.
— Социопат, — сказал Амальфи. — Я так и думал. Последний вопрос: он тебя знает?
Крис задумался, прежде чем ответить. Лутц видел его лишь однажды, и ему никогда больше не приходилось думать о Крисе, — благодаря спасительному вмешательству Фрэда Хэскинса.
— Может быть, сэр, но я думаю, что нет.
— О'кей. Сообщи подробности Отцам Города, пусть они подсчитают вероятности. До тех пор мы рисковать не будем. Спасибо, Крис. Джоэл, будь любезен, поднимись наверх.
— Да, сэр. — Андерсон подождал, пока не услышал, что линия Амальфи отключилась. Затем его изображение уставилось прямо на Криса.
— Крис, ты понял, что имел в виду Амальфи, говоря, что мы не будем рисковать?
— Э-э — нет, не вполне.
— Он имел в виду, что мы должны сделать все, чтобы ты не попался на глаза этому Фрэнку Лутцу. Другими словами, в _э_т_о_м _д_е_л_е н_и_к_а_к_и_х _э_к_с_п_е_д_и_ц_и_й _д_е _Ф_о_р_д_а_. Это ясно?
Яснее некуда, подумал Крис.