Джеймс Блэйлок
      Исчезающий гном
      (Приключения Джонатана Бинга - 2)
      Пер. с англ. С. Увбарх
      "Волшебный мир, представленный самым что ни на есть волшебным
      образом... очутившись там, вы ни за что не захотите его покинуть
      тем более забыть", - маг и кудесник Филип Дик не скупился на
      похвалы своему юному другу и протеже Джеймсу Блэйлоку. Впервые на
      русском - второй роман фэнтези-трилогии, в которой действуют и
      гномы, и эльфы, но трилогии, настолько непохожей на "Властелина
      Колец", насколько это возможно; трилогии, населенной чудаками и
      эксцентриками, словно бы сошедшими со страниц Диккенса или
      Стивенсона.
      Обнаружив, что праздная жизнь ему наскучила, мастер-сыровар
      Джонатан Бинг отправляется на поиски новых приключений. Найденная в
      пустом замке злого гнома Шелзнака карта с указанием места, где
      спрятаны сокровища, приводит наших героев в волшебную страну
      Бэламнию, где выясняется, что Шелзнак еще отнюдь не сказал свое
      последнее слово...
      Посвящается Вики и Джони,
      без чьих мудрых советов и замечательного примера
      я не смог бы создать эту книгу
      - Какое же заключение выводишь ты,
      капрал Трим, из всех этих посылок?
      вскричал отец.
      - Отсюда я, с позволения вашей милости,
      заключаю, - отвечал Трим, - что первичная
      влага есть не что иное, как сточная вода, а
      первичная теплота для человека со
      средствами - жженка; для рядового же
      первичная влага и первичная теплота всего
      только, с позволения вашей милости, сточная
      вода да чарка можжевеловки. Ежели ее дают
      нам вдоволь и не отказывают в табачке, для
      поднятия духа и подавления хандры, - тогда
      мы не знаем, что такое страх смерти.
      Лоренс Стерн. Тристрам Шенди
      (Пер. А. Франковского)
      Глава 1
      Жизнь в праздности
      Стоял конец мая, и в городке Твомбли становилось все теплее. Большой медный калейдоскоп выкатили из-под крытого дранкой навеса, где его, как обычно, хранили всю зиму, чтобы он не позеленел и не развалился на куски от сырости. Теперь он стоял посреди зеленого, как море, островка мха, который вырос в конце прошлого года на том небольшом участке земли, где приземлился воздушный корабль господина Твикенгема. Никто, даже Профессор Вурцл, не мог определить причину, по которой здесь вырос этот странный мох. Но он был покрыт сотнями маленьких цветочков, образующих радугу пастельных тонов, и казался во всех отношениях настолько красивым, что, право же, было неважно, откуда он взялся.
      Мэр Бэстейбл нанял для присмотра за этим участком помощника городского садовника. Однако погода была такой необычайно хорошей, а вид этих цветов таким мирным и идиллическим, что парень три дня подряд засыпал посреди мха, и мэру пришлось платить одному мальчишке за то, чтобы тот ходил и будил его примерно раз в полчаса.
      Оказалось, что мох, который вырос сам по себе и который, вероятно, мог продолжать и дальше в том же самом духе, вообще не нуждается в услугах садовника; так что мэр Бэстейбл учредил департамент сельского хозяйства и поручил помощнику садовника сажать клубнику вдоль всех аллей. А тот разбил большую грядку еще и за сыроварней Джонатана Бинга.
      Двадцать четвертого мая Джонатан копался на этой грядке с клубникой, пытаясь найти несколько спелых ягод, чтобы размять их и положить на мороженое. Его пес, старина Ахав, тоже был там и бегал вдоль грядок, принюхиваясь к запаху. Он не особенно интересовался ягодами. По правде говоря, можно было с достаточной уверенностью предположить, что ему больше нравится мороженое, на котором не лежит ничего. Однако в клубнике водились некие жучки, за которыми Ахав любил гоняться. Так что оба - и хозяин, и пес - обосновались среди невысоких ползучих стеблей и занимались делом или, по крайней мере, пытались им заниматься. Если честно, то жучков там было не больше, чем клубники, и в ближайшие две недели их количество не должно было увеличиться.
      В декабре прошлого года Джонатан очень удачно продал свои сыры с изюмом. Он получил такую значительную прибыль, торгуя с гномами на побережье, что денег ему должно было хватить на несколько месяцев. В предыдущем январе он уже подумывал о том, чтобы совсем не заниматься сыроварением в течение девяти месяцев в году, потом осенью сварить большую партию сыра с изюмом, продать ее ниже по течению и вновь предаваться безделью всю весну и лето. Эта мысль была ему по душе - настолько по душе, что он уговорил себя попробовать воплощать ее в жизнь в течение года. Он даже нанял себе помощника - Тэлбота, внука старого Бизла. У этого парня была привычка разгуливать по лесу, играя на тубе* [Туба - музыкальный инструмент. (Примеч. ред.)], из которой он извлекал ужасающие звуки. Он говорил, что делает это, чтобы отпугивать медведей и гоблинов. Джонатан спросил парня, не проще ли было бы вообще не гулять по лесу и, таким образом, не возиться с тубой, но Тэлбот ответил лишь, что это "не в его стиле".
      Однако у него были потрясающие способности к сыроварению, и к первому мая он уже мог самостоятельно изготовить сколько угодно превосходного сыра. Джонатан же к этому времени начал вести праздную жизнь, то есть заниматься тем, чего ему хотелось уже долгое время.
      Люди, ведущие праздную жизнь, все время фигурировали в книгах Дж. Смитерса из Бромптона, любимого писателя Джонатана. Каждый из них носил белый костюм, чтобы привлечь внимание случайного прохожего к своему статусу человека праздного; и в книгах Дж. Смитерса такой прохожий, если у него было хоть какое-то понятие о приличиях или хоть немного разума, неизменно бывал потрясен. Поэтому Джонатан купил в магазине Бизла белый костюм и бамбуковую трость и где-то через неделю собрался с духом, чтобы выйти в таком виде на улицу. Он отправился в путь, убедив себя в том, что выглядит достаточно неплохо, но на полдороге к городу встретил своего друга Дули, и тот совершенно невинным голосом заметил, что в этом костюме Джонатан выглядит точь-в-точь как гиббон, которого он однажды видел в балагане в Монмуте. После этого замечания Джонатан решил не идти в город. Вместо этого он вернулся домой и спросил Тэлбота: на кого он больше похож - на человека, ведущего праздную жизнь, или на гиббона? Тэлбот, который только что вышел из леса со своей тубой, сказал, что, по зрелом размышлении, это примерно одно и то же.
      В результате Джонатан отказался и от белого костюма, и от идеи стать человеком, ведущим праздную жизнь. Позже, на той же неделе, он подарил костюм Дули, и тот, ничего не имевший против обезьян любой породы, надел его, когда уезжал на юг на встречу со старым Теофилом Эскарготом, своим дедом. Если верить Дули, они направлялись в тропики - где такой костюм будет как раз кстати, - чтобы стать пиратами на подводном аппарате Эскаргота.
      С тех пор Джонатан успел покрыть крышу дранкой, соорудил для окон новые защитные сетки и укрепил вдоль восточной стены дома, которая протекала во время дождя, ряд ставен. Он подумывал о том, чтобы разломать входную дверь на кусочки и сделать новую, но решиться на это пока еще не мог. Он проштудировал половину работ Дж. Смитерса, уже довольно давно придя к выводу, что чтение, возможно, самое прекрасное из всех занятий в мире, которыми можно заниматься в часы досуга. Но потом оказалось, что у человека, ведущего праздную жизнь, нет праздного времени, время, которое у него есть, и причем вагонами, - все сплошь одинаковое, не поддающееся определению, и чтение с целью заполнения огромных объемов подобного времени не приносит такого удовлетворения, как могло бы. Так что он отложил в сторону очередную книгу Дж. Смитерса, позвал Ахава и двинулся в сторону клубничной грядки. После этого первого месяца праздной жизни Джонатан счел, что ему лучше бы вернуться к своему прежнему занятию и опять стать сыроваром. В конце концов, человек должен работать - по крайней мере так говорят философы. И он как раз решил вернуться к своему делу, когда на тропинке, ведущей от города, показался решительно шагающий Профессор Артемис Вурцл, облаченный в потрясающий прогулочный костюм на подтяжках.
      Профессор казался даже слишком решительным. Было совершенно очевидно, что целью его визита являются не просто весенние грибы или водоросли и колюшки* [Колюшка - вид рыбы. (Примеч. ред.)] для аквариума. Ахав, виляя хвостом, побежал по тропинке ему навстречу, подозревая, что у Профессора в нагрудном кармане есть что-нибудь вкусненькое - собачье печенье или кусочек сыра. Профессор выудил из кармана одно из тех квадратных печений с привкусом ржи, что продавались в магазине Бизла, и протянул его псу, который остался очень доволен.
      - Привет, Профессор, - сказал Джонатан.
      - Привет, Джонатан, - последовал ответ. - Я только что был в городе. Разговаривал с Бизлом. Он говорит, что ты начал вести праздную жизнь.
      - Последние пять минут уже нет, - отозвался Джонатан. - Я отказался от нее. Она была слишком утомительной. Я не мог все бросить и отдыхать, как сказал бы Дули.
      - А как насчет костюма? Бизл говорит, ты купил удивительный костюм и он тебе очень к лицу.
      - Меня постоянно принимали за гиббона, - признался Джонатан. - Боюсь, от белых костюмов мне мало проку.
      - От них никому не бывает много проку, - объяснил Профессор. - Особенно по ночам. У них есть свойство притягивать к себе лунные лучи. Нечто вроде осмоса. В конце концов человек сходит с ума. Когда я учился в университете, то проводил исследования по этому вопросу. Ни один человек в белом костюме не может долго оставаться в своем уме, в особенности если он выходит на улицу после наступления темноты.
      - Тогда хорошо, что я от него избавился, - заметил Джонатан. - Я стал бы безумным гиббоном. Ужасающая мысль. Однако я отдал костюм Дули, а Дули ничего не знает об этом лунном безумии.
      Профессор какое-то время размышлял над этой проблемой, но потом пришел к выводу, что, возможно, Дули лунные лучи не принесут особого вреда. Он начал объяснять Джонатану что-то насчет научного принципа точек насыщения, но здесь, на солнце, было слишком жарко для подобных лекций. Джонатан предложил зайти в дом и выпить чая со льдом. Ахав же помчался следом за юным Тэлботом, который брел в сторону леса со своей тубой.
      В общем-то, в доме Джонатана было относительно прохладно. Здесь царило такое изобилие окон, что ветерок мог залететь практически отовсюду. Со всех сторон дом окружали дубы, тюльпановые деревья и гибискусы, которые защищали крышу от солнца. Дом и три небольшие хозяйственные пристройки - коптильня, сыроварня и лавка - стояли на невысоком холме примерно в четверти мили от города. Дом мэра Бэстейбла располагался в двух сотнях ярдов к востоку, а между ним и домом Джонатана было обширное пастбище. К северу, за сыроварней и коптильней, был разбит маленький сад, частично отгороженный переплетением клубничных кустов, которые простирались до самой опушки леса. Дальше, на столько миль, на сколько можно было пожелать, раскинулись густые леса, поднимающиеся из долины к далеким, затянутым дымкой горам. В ясный день Джонатан, сидя у себя в гостиной, мог видеть покрытые снегом пики этих гор, удаленные на много-много миль.
      - Замечательный у тебя отсюда вид, Джонатан, - прокомментировал Профессор, стоя у окна со стаканом охлажденного чаю в руке.
      - Это так.
      - Он дает чувство удовлетворения, - улыбнулся Профессор. - Этот сад, твое большое крыльцо, раскинувшаяся вокруг долина... тяжело было бы все это оставить.
      - Невозможно.
      Джонатан обратил внимание на решительное выражение на лице Профессора и начал подозревать, что все эти разговоры о доме и домашнем очаге к чему-нибудь да ведут.
      - Но как человек праздный, который целыми днями только и делает, что глазеет из окон да стоит на клубничной грядке, ожидая, когда поспеют ягоды, ты подвергаешься ужасному риску, Джонатан.
      Джонатан кивнул:
      - Именно то, о чем я говорил. Такое количество свободного времени совершенно сбивает людей с толку.
      - Точно. Что тебе нужно, так это отдохнуть от всего.
      Значит, вот в чем было дело. Это объясняло решительный вид Профессора. Он собирался отправиться в путешествие и намеревался уговорить Джонатана поехать с ним.
      - Но я только что вернулся домой, - уныло сказал Джонатан.
      - Мы вернулись шесть месяцев назад, - возразил Профессор, - и у тебя уже скучающий вид. Скука висит над тобой, как маленькое облачко. Говорят, стоит человеку раз испытать, что такое дорога, и он всегда будет стремиться к ней. Это как пиво из корней, или бренди, или зеленые оливки. Путешествие прочно входит в твою кровь.
      - Я не уверен, что те, кто говорит это, правы, - не уступал Джонатан. И к тому же мне нужно присматривать за сырами.
      - За сырами может присмотреть Тэлбот.
      - И потом, мой сад, - слабо продолжал сопротивляться Джонатан. - Он весь зарастет сорняками.
      - Оставь его мэру, - предложил Профессор. - И в любом случае, как ты думаешь, сколько этих цукини ты сможешь съесть? Еще не родился тот человек, который мог бы есть цукини три дня подряд и сохранять нормальное выражение лица. И я, кажется, припоминаю, Джонатан, ты говорил что-то насчет визита к Сквайру этой весной. Что случилось с этой идеей?
      - Не знаю.
      Джонатан сделал последний глоток чаю со льдом и посмотрел на небольшое пятнышко сахара, расплывшееся на дне стакана. Было бы и правда здорово увидеть Сквайра, не говоря уже о Буфо, Гампе и Ветке. И было бы приятно путешествовать ради своего удовольствия, а не по делу.
      - Почему этот сахар не растворяется, как ему положено? - спросил он Профессора. - Можно мешать целый час, и все равно на дне стакана останется сахар.
      - Все дело в химии, - со знанием дела ответил Профессор. - Очень сложный процесс.
      - Правда? - Джонатан, похоже, был удовлетворен. - А когда ты хочешь отправиться в это путешествие?
      - Вот настоящий путешественник! - воскликнул Профессор Вурцл, наливая себе еще чаю из зеленого стеклянного кувшина. - Мы выступаем в путь завтра. На рассвете.
      - Это невозможно. Мне нужна неделя, - возразил Джонатан.
      - Зачем?
      - Мне нужно проинструктировать этого парня насчет сыров.
      - Я ел один из сыров, сваренных им на прошлой неделе. Ему не нужны никакие инструкции, - с нажимом заявил Профессор. - Просто скажи ему, чтобы продолжал в том же духе, пока тебя не будет. Ты ведь доверяешь ему, не правда ли?
      - Разумеется, - ответил Джонатан. - У него все получится хорошо.
      - Тогда мы отправляемся завтра.
      - Мне нужно время, чтобы закрыть дом, спрятать вещи.
      Профессор вынул карманные часы, взглянул на них, подошел к дому, захлопнул одну из ставен, задвинул защелку и опять посмотрел на часы.
      - Семь секунд, - сообщил он. - Умножаем на восемь, прибавляем десять секунд на дверь, и эта комната наглухо закрыта. Даже слепому понадобится не больше пяти минут, чтобы закрыть весь дом.
      Джонатан увидел, что все его аргументы рушатся перед лицом логики.
      - А как насчет провианта, Профессор?
      - Он погружен. Как ты думаешь, что я делал все утро, болтал с Бизлом о белых костюмах?
      - Куда погружен? - спросил Джонатан, убежденный наконец в том, что судьба вновь приподняла свою странную голову.
      - Ну как, на твой плот, разумеется. Я позволил себе взломать замок на твоем сарае. Мы готовы отчалить. По правде говоря, мы могли бы отплыть нынешней ночью. Сейчас полнолуние. Мы могли бы плыть при лунном свете и ловить на блесну речных кальмаров.
      - Завтра, - сказал Джонатан, - это и так совсем уже скоро.
      Из леса послышался отдающийся эхом звук приближающейся тубы, и вдали, на тропинке за ягодными кустами, показались Тэлбот и Ахав, которые выходили из чащи, не преследуемые ни медведями, ни гоблинами. Профессор подскочил и открыл затянутую сеткой дверь.
      - Я только скажу парнишке о наших планах, Джонатан. Все даты и прочие сведения у меня записаны. Не беспокойся.
      Джонатан сидел над вторым стаканом чаю со льдом и смотрел в окно. Наполовину прочитанный том Дж. Смитерса лежал на столе рядом с его стулом. Всего лишь час назад Джонатан был уверен, что не сможет прочитать больше ни слова. Теперь ему казалось, что во всем мире нет более желанного занятия. И ему внезапно пришло в голову, что, когда клубника окончательно созреет, сам он будет плыть по Ориэли или брести вдоль по речной дороге. Тэлботу и мэру Бэстейблу достанется весь урожай.
      Но, с другой стороны, если говорить по совести, он всегда мог взять томик Дж. Смитерса с собой, поскольку на реке его ждали часы безделья, прекрасно подходящие для чтения. Правдой было и то, что, если ему захотелось клубники, искать ее следовало как раз у Сквайра. Потому что, учитывая его объемы, Сквайр Меркл, вероятно, ел ее килограммовыми корзинами. Более того, когда он, Джонатан, вернется домой, то будет чувствовать себя примерно так же, как в прошлый раз, - вдвойне счастливым оттого, что видит свой маленький домик, подвешенные к потолку головки сыра и все остальное, что, как заметил Профессор, приносит человеку удовлетворение. Ничто не приносит человеку большего удовлетворения, чем возвращение из путешествия, - и, разумеется, вы не можете вернуться, пока не уехали. Так что Джонатан наконец решился - он опять уезжает. С этим он прошел к себе в спальню, чтобы упаковать дорожную сумку.
      Глава 2
      Жабы на лугу
      На следующее утро на причале не было никаких фанфар, в отличие от предыдущих проводов несколько месяцев назад. Теперь Джонатан отправлялся не на поиски геройских приключений, а всего лишь в отпуск - путешествовать для собственного удовольствия. На самом деле большинство обитателей городка Твомбли, вероятно, считали эту затею довольно глупой. Редко кто из них уезжал дальше Города Пяти Монолитов, где в конце каждого лета проходила ярмарка, и если бы эта ярмарка не привлекала их, никто не поехал бы даже туда.
      У Джонатана, однако, как выразился Профессор, дорога была уже отчасти в крови. Ему казалось, хотя он мог ошибаться, что путешествия придают человеку романтический вид - дают ему то, что Теофил Эскаргот назвал бы bona fides. Джонатан представлял себе, что сидит босиком, в старой треуголке, на краю пристани на Пиратских островах, потягивает ром и ведет светский остроумный разговор с одноглазым человеком с попугаем на плече. Он воображал, что стремительно идет вдоль городка Твомбли и что его глаза окружены теми самыми морщинками, которые возникают от долгого пребывания на солнце, а карманы набиты странными золотыми монетами, награбленными у королей Океании.
      Часть его существа, однако, подозревала, что если человек собирается стать благородным искателем приключений или светским львом, то ему лучше таковым родиться - что это нечто вроде природного таланта. Если же он будет играть такую роль, то у него, вероятно, проявится загадочное и злосчастное сходство с гиббоном. По правде говоря, приключения, в которых Джонатан принимал участие прошлой осенью, не вызвали у него ощущения, что он в чем-то изменился; он по-прежнему просыпался по утрам добрым старым Джонатаном Бингом, Сыроваром. Но, впрочем, по зрелом размышлении, он не был так уж недоволен подобной судьбой.
      Однако в это спокойное утро, копошась на причале, в то время как на востоке из-за холмов потихоньку вылезало солнце, он слегка завидовал Профессору. Тому не было дела до приключений или до того, чтобы стать кем бы то ни было. Ему вполне хватало походов за особыми разновидностями речных устриц или подсчета цветов в радужных ледяных потоках Лунных гор. Профессору хватало науки. И по сути, более чем хватало. Он никогда не переставал находить все новые чудеса, которые необходимо исследовать.
      Занимавшийся день уже был теплым. С гор в долину дул легкий ветерок, вызывая у Джонатана такие ощущения, какие, по его представлениям, должен был вызывать ветер, подгоняющий торговые корабли. Этот ветер нес с собой запах летних цветов и затхлый, травянистый запах реки. Ветерок был как раз подходящим для того, чтобы сдувать волосы с глаз Джонатана и шелестеть листьями в кронах дубов. По пути вниз по реке этот ветерок будет дуть им в спину - безусловное преимущество, если беспокоиться о времени. Но впрочем, о времени Джонатан беспокоился меньше всего, поэтому решил не поднимать парус. Они с Ахавом пробирались по тропинке, ведущей через луг за Вдовьей мельницей. Идти было тяжело, потому что благодаря какому-то чуду природы ночью вылупился из икринок чуть ли не миллион маленьких жаб и все они двигались через луг, чтобы ознакомиться с рельефом местности. Джонатану и Ахаву приходилось все время быть начеку, чтобы не наступить на какую-нибудь из них. Джонатан на минуту остановился и, подхватив горсть жаб, посадил их Ахаву на спину, чтобы подбросить этих малявок до реки. А еще ему хотелось увидеть, какое лицо будет у Профессора, когда тот увидит собаку, нагруженную жабами: в профессорском мозгу грянет буря предположений и рассуждений.
      Река текла вдаль, выгибалась излучиной; ее гладкая, как стекло, поверхность лишь изредка искажалась небольшим водоворотом или воронкой в том месте, где плеснула рыба. Прибрежная трава была усыпана бусинками росы, сверкающими в лучах только что поднявшегося солнца. Это был один из тех дней, которые придавали Джонатану решимости впредь вставать вместе с солнцем просто ради того, чтобы насладиться утром. Подобные идеи, разумеется, испарялись так же быстро, как роса на траве, а поздним вечером намерение спать до полудня привлекало его ничуть не меньше, чем здесь, на лугу, намерение подняться рано утром.
      Он продолжал брести за Ахавом и наконец вышел на пристань. Развлечения ради Джонатан решил проверить перемет, который Тэлбот ставил на форель, привязывая его к одной из широких балок, поддерживающих причал. Тэлбот имел обыкновение проверять крючки каждое утро часов в семь, прежде чем приступать к изготовлению сыра. Они неизменно были пустыми. Сначала Тэлбот использовал в качестве наживки куски старого сыра - что было, в общем-то, неплохой мыслью, - но сыр так быстро рассыпался на крошки, что крючки оставались без наживки в течение двадцати трех часов в сутки. В конце концов Тэлбот решил, что куски желтой резины послужат не хуже сыра, и вскоре удостоверился, что на резину можно положиться - она будет исполнять свои обязанности и не уплывет прочь. Результат, однако, практически ничем не отличался от предыдущего. Профессор сказал, что, похоже - по крайней мере с научной точки зрения, - куски желтой резины действуют на рыбу примерно так же, как тубы действуют на медведей и гоблинов, и что Тэлботу не помешало бы немного лучше изучить ситуацию, прежде чем возлагать слишком большие надежды на резиновый сыр.
      Сейчас же в воде копошилось около полудюжины форелей, собравшихся вокруг одного из плавающих на поверхности резиновых сыров и разглядывающих его так, словно он вызывал у них недоумение. На глазах у Джонатана одна из форелей отплыла в тень, а потом вернулась с двумя своими товарками, которые, как и все остальные, принялись плавать вокруг фальшивого сыра, не сводя с него глаз. Профессор подошел к Джонатану посмотреть, что его так заинтересовало.
      - Эти форели, похоже, изучают резиновый сыр Тэлбота, - заметил Джонатан. - Интересно, на какие мысли он их наводит - на научные или философские?
      - Почти несомненно на философские, - ответил Профессор. - Они делают выводы о природе такого зверя, который подвешивает под причалом куски резины.
      - Тогда они могут заключить только то, - сказал Джонатан, - что мы раса придурков. Они подсчитают нашу значимость с точки зрения висящего здесь резинового сыра. Возможно, нам следует опустить на веревке книгу либо подвесить какой-нибудь символ технического прогресса вроде компаса, стеклянного шарика или куска мыла.
      - Это только ухудшит положение. Они начнут гадать, почему мы произвели подобные чудеса, а потом сбросили их в воду.
      Примерно в это время из зеленых глубин реки поднялась стая длинных извивающихся, словно резиновые, речных кальмаров. Форели бросились от них врассыпную. У кальмаров были большие круглые выпученные глаза и дюжина волочившихся сзади щупальцев. На какое-то мгновение они застыли совсем рядом с поверхностью, огляделись, а затем опять исчезли в глубине, оставив резиновый сыр Тэлбота одиноко болтаться под напором течения.
      - Там, внизу, должно быть, происходит уйма всего такого, о чем мы ничего не знаем, - заметил Джонатан. - Вот было бы странно жить при таком зеленом неустойчивом свете. На мой взгляд, тут слишком много теней.
      - Я не уверен, что соглашусь с тобой. - Профессор вернулся на корму плота. - Я сейчас работаю над чертежами устройства, очень похожего на аппарат Эскаргота. Своего рода подводная лодка. Представляешь, что бы ты увидел, находясь в ней.
      Они позанимались всякой ерундой еще с полчаса, потом отвязали плот и выплыли на середину реки. Мимо в каноэ проплыли двое рыбаков в шляпах с обвисшими полями. Они курили трубки и тащили за собой рыболовные лесы. Выступающий вдали берег вскоре скрыл их из виду. Джонатан наблюдал за тем, как городок Твомбли становится все меньше и меньше, и наконец, перед тем как и они тоже обогнули этот выступ, увидел юного Тэлбота - с тубой и со всем прочим, - который спускался по тропинке к пристани, чтобы проверить свои крючки. Тэлбот помахал им издалека рукой, и когда плот уже поворачивал, выходя за пределы участка, просматривавшегося из деревни, до них донеслась одна печальная, отдающаяся эхом нота, вырвавшаяся из горла его тубы, грустный и далекий прощальный звук.
      Джонатан немедленно почувствовал, что в теплой тишине этого утра его наполняет не бодрость и изобилие ожиданий, как он надеялся, а тоска по дому. Профессор нарушил тишину, стукнув слегка кофейником о банки с маслом и вареньем. Когда же он разрезал на куски буханку свежего хлеба, запах хлеба и кофе показался Джонатану запахом самой жизни. И поскольку он никогда не отступал перед лицом чего-либо столь значительного, как жизнь, он набросился на огромный ломоть хлеба, намазанный яблочным маслом. Затем он опрокинул чашечку кофе, и сочетание кофе и хлеба эффективно развеяло то мрачное настроение, в которое Джонатан, казалось, погрузился. Если уж на то пошло, он решил забросить свою собственную лесу и поймать парочку тех форелей, что насмехались над резиновым сыром Тэлбота. К концу завтрака городок Твомбли вполне мог остаться в тысяче миль от них, и Джонатану казалось, что будущее обещает ему нечто неопределенно-великое.
      Вдоль берегов реки все было покрыто зеленью и находилось в постоянном движении. Бобры и водяные крысы шныряли в зарослях ив и плескались на мелководье возле белых и серых цапель, которые вышагивали на своих тоненьких ножках, высматривая рыбу. Несколькими милями ниже города Джонатан с Профессором увидели первую из огромных дубовых рощ, которые в конце концов сливались вместе, образуя густые леса. Джонатану дубы казались одновременно прекрасными и зловещими, хранящими вековые мифические секреты. Когда он был маленьким, ему говорили, что вечером в День святых в стволах дубов течет не сок, а кровь и что раз в сто лет в эту ночь невероятно старые деревья в глубине лесов исполняют древние танцы и водят хороводы перед собранием гоблинов. Джонатана, по правде говоря, ничуть не удивляло, что и эльфы и гоблины живут в чащах дубовых лесов.
      Те же самые деревья, которые прошлой осенью походили на скелеты и таили в себе угрозу, теперь были покрыты зеленью, и их огромные ветви нависали над самой рекой, бросая тень на неподвижную воду у берегов. Джонатан лежал на спине, поставив босые ноги на палубу, и смотрел на перемежавшиеся голубое небо и спутанную зелень листьев у себя над головой. Он был относительно счастлив, бездельничая вот так и покуривая трубку, и надеялся, что форель проигнорирует его наживку еще какое-то время. Внезапно ему пришла в голову странная мысль: зря он не насадил на свой крючок резиновый сыр Тэлбота, чтобы гарантировать себе покой, и до него дошло, что, возможно, Тэлбот был не так глуп, как казалось. Возможно, этого парня сама идея рыбалки привлекала больше, чем ее обычно предпочитаемый всеми результат. Джонатану понравилась эта мысль - она вроде как отчасти ставила форель на место.
      Как раз в тот момент, когда Джонатан подумал, что мог бы провести так весь день, Профессор уселся рядом с ним на палубу, держа в руках нечто похожее на старый план.
      - Вот.
      Джонатан приподнялся на локте и вгляделся в протянутую ему бумагу. Казалось, это был старый, пропыленный план этажей какого-то многоэтажного каменного здания, возможно замка. Джонатану он ни о чем не говорил.
      - Ты что, собираешься заняться недвижимостью? - спросил он Профессора.
      Тот подмигнул ему. Это было подмигивание, исполненное значения.
      - Мы с тобой, Джонатан, уже побывали на данном объекте недвижимости. И если бы не Сквайр, мы бы скорее всего там и остались - как две кучки костей.
      Джонатан пригляделся к чертежу чуть повнимательнее и узнал огромный холл на первом этаже с его высоким, опирающимся на балки потолком. Был там и невероятных размеров каменный камин, и большие окна, в которые он сам запустил деревянной скамьей. Чертеж изображал планы различных этажей замка на Гряде Высокой Башни, покинутого сейчас его хозяином, гномом Шелзнаком. У Джонатана немедленно зародились подозрения.
      Профессор попытался его успокоить:
      - Я нашел этот чертеж - кто бы мог подумать - в городской библиотеке. А мне казалось, что я знаю там каждую карту и рукопись. Я рылся среди Особых Коллекций, и как раз там он и был, просто валялся на стойке среди прочих бумаг, словно кто-то принес его вчера и оставил там для меня. На самом деле мне очень повезло.
      - Так, значит, ты изучал архитектуру? - спросил Джонатан, щурясь поверх своей трубки на Профессора.
      - Немного. Однако в последнее время я изучал нижние уровни на этом чертеже. - Профессор замолчал на минуту, чтобы вытащить из тряпичного мешочка горсть очищенных от скорлупы миндальных орехов и бросить парочку себе в рот. - Посмотри на эти коридоры, которые идут отсюда, из погреба. Они должны уходить в землю. И посмотри на эту надпись. Она гласит: "Пещера Мальтиуса". А потом еще вот эта: "Пещера троллей". Разве это не кое-что?
      Джонатан выколотил трубку в реку и признал, что это и вправду кое-что. Профессор указал еще на одну строчку выцветших букв, почти неразличимых под пятном размазанных чернил.