Вероятно, жители городка не видели никогда ничего подобного, поэтому они продолжали радостно кричать и рукоплескать. Ахав выбежал на лужайку, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, тем самым вызывая всеобщее восхищение. Джонатан подумал, а не выступить ли ему с речью, и попытался представить, что бы он мог сказать. Но он отправлялся в путешествие всего лишь на несколько недель, и, по правде говоря, никаких настоящих опасностей в это время у него не предвиделось. Как кто-то сказал, он был весьма смелым парнем для такого путешествия. Поэтому, спустившись с пристани, Джонатан помог Ахаву влезть на плот и, кивнув на прощание своим друзьям и соседям, принялся отвязывать швартовочную веревку.

Внезапно из задних рядов толпы раздались крики:

– Профессор идет! Ура старине Вурцлу!

Джонатан приостановился и, оглянувшись, увидел Профессора. На нем были надеты походные шорты и шапка с козырьком, и он со всех ног спешил к плоту. Вбежав на пристань, он остановился, пыхтя, как закипевший чайник, затем закинул на плот небольшой чемоданчик и сам спустился туда же. Лицо его было красным, как помидор, а очки запотели.

– Уфф! – единственное, что он мог сказать. – Уфф!

В перерывах между этими “уфф” он ухитрялся улыбаться толпе на пристани и с самым серьезным видом кивать изумленному Джонатану. Просто Профессор ни минуты не мог сидеть без дела – иначе он не был бы Профессором Вурцлом. Ему нравилось говорить про себя: “Я на этом собаку съел” – и именно это он и сказал Джонатану.

– Я на этом собаку съел, Сыровар, – произнес он, коротко кивая ему, и в сопровождении Ахава, сопевшего у него за спиной, прошел в носовую часть и под восторженные крики отвязал швартовочную веревку и бросил ее на палубу.

Джонатан был в изумлении. Смысл действий Профессора Вурцла был очевиден, а его замечание насчет “съеденной собаки” явно свидетельствовало о том, что все споры и восклицания были бы лишними. Очевидно, Профессор твердо решил тоже отправиться в это путешествие. Джонатан опустил шест в тихие воды крошечной гавани. Оба смельчака помахали руками мэру Бэстейблу, который стоял, придерживая шляпу обеими руками за тулью, и плот неторопливо поплыл по реке Ориэль.

Перекладывая румпель на правый борт, Джонатан развернул плот кормой к берегу и направил его на середину реки. Они проплыли мимо бревна, на котором Джонатан сидел утром, и обогнули длинную заводь, но лягушек там что-то не было видно. Джонатан надеялся, что увидит, как все они собрались на большой совет амфибий, но зеленая лужайка на берегу заводи была пуста, и только какой-то ежик с черным подвижным носом вышел из лесу, чтобы попить воды. Когда плот наконец миновал заводь и неторопливо поплыл по течению, оба путешественника облегченно вздохнули, а Ахав, до этого старавшийся ни на миг не потерять бдительности, погрузился в сон, пристроившись в рубке среди бочонков с сыром.

– Итак, господин Сыровар, – произнес Профессор, набивая трубку темно-шоколадным душистым табаком, – вот мы и в пути! Пусть меня выпорют, как зеленого и неопытного моряка, если я не прав!

Джонатану, не очень знакомому с морскими выражениями, вместо слово “моряка” послышалось “хряка”, поэтому на какой-то миг он решил, что у Профессора не все в порядке с головой.

Длинные закрученные пряди сухого табака вылезли из чашечки трубки и свесились с краев, точно ветки сосны. Указательным пальцем Профессор впихнул их обратно, но они продолжали упорно вылезать наружу. Наконец Вурцл чиркнул спичкой и зажег табак; свисавшие пряди сгорели и перестали выпадать наружу.

– В самом деле, – глубокомысленно пробормотал он, – плывем.

– Должен сказать, – заметил Джонатан в ответ на замечание Вурцла, которое было на редкость верным, – не знал, что ты тоже собрался в это путешествие, Профессор. Гилрой Бэстейбл ни слова не говорил об этом.

– А, – протянул Профессор, – Гилрой сам ничего не знал. Он же не занимается наукой и научными исследованиями. Хотя, наверное, ему следовало сказать. Тогда он погрузил бы на плот пару дополнительных бочонков с соленым мясом. Но это ерунда – у меня есть оружие и деньги, и мы сможем купить еще припасов, когда доплывем до Высокой Башни.

Услышав об оружии, Джонатан пришел в недоумение. Почему Профессор счел необходимым упомянуть о нем? Не запугивал ли он его? Джонатан вспомнил фразу насчет “хряка” и холодно посмотрел на Профессора.

Однако все вскоре разъяснилось. Профессор раскатал свои спальные принадлежности, и Джонатан увидел, что к ним привязано странного вида оружие. Оно напоминало мушкетон – средневековый пистолет, к которому зачем-то прикрепили гобой и миниатюрное мельничное колесо. Джонатану это оружие показалось очень грозным.

– Так ты вооружен! – воскликнул он, указывая в сторону мушкетона.

– Я ведь только что говорил о нем. Ты разве никогда не видел его раньше?

– Нет, никогда, – ответил Джонатан. – Что это за штука? Наверное, очень дорогая?

– О да, – отозвался Профессор. Он неторопливо набил трубку, затем придирчиво осмотрел ее и поплотнее примял табак. Трубка придавала Профессору такой авторитетный вид, что Джонатан тут же решил зажечь и свою.

– Очень древняя конструкция, – продолжал Профессор. – Я нашел его тогда же, когда мы со стариком Флейта-носом искали пиратское судно. Оно было там же где драгоценные камни и обломок мачты. Да, это оружие, по сути, является чудом изобретательской мысли, Сыровар. Механика лежит в основе всех наук, и именно она венчает мироздание. Ты согласен?

Джонатан кивнул:

– Я тоже всегда так думал. А может, зарядим его и пальнем разок? Всего один выстрел в воздух, а? Да, механизм тут сложный. Что это за маленькие ручки сбоку, все в точечках? Они похожи на щупальца кальмара.

– Верно, похожи, – согласился Профессор, задумчиво разглядывая оружие. – Когда я разбирался с устройством, мне ни разу не пришло в голову это сравнение, но теперь я вижу, что тут и в самом деле есть какое-то сходство с щупальцами. В действительности же это лопастной маховик установки скорости.

Эти слова Джонатану не говорили ни о чем, но он решил сделать вид, что термин ему знаком.

– А, точно, – произнес он, – лопастной маховик. А может быть, стрельнем из него разочек по камням? Мне бы хотелось посмотреть, как вертится этот маховик. Ну а эта занятная штука как называется?

– Я называю ее ведущим роликом. Как мне кажется, это такой вид гироскопа, но у меня нет в этом полной уверенности.

– То есть ты не можешь сказать точно?

– Нет, я уверен, но не совсем. Я на самом деле никогда еще не испытывал эту штуковину в деле. Некоторые иероглифы, вырезанные на мачте, упоминают о ней, но они слишком трудны, и я не смог их толком понять. Хотя общий смысл как будто уловил. Механика, господин Сыровар, – это основа любой конструкции.

– Ну конечно.

– А если известны законы механики, Сыровар, то можно сделать определенные умозаключения, а на их основе – и конечные выводы. И если знаний не хватает, то на основе умозаключений все равно можно сделать законченный вывод.

Джонатан пристально посмотрел на Профессора, а затем на его ружье. И чем больше он всматривался в него, тем больше находил в нем сходство с чем угодно, но только не с оружием. Скорее это устройство походило на большого заводного кальмара с причудливым носом и воронкообразным ртом. Джонатану страшно захотелось запустить эту штуку и посмотреть, как будут крутиться эти колесики. Что может выглядеть более устрашающим, подумал он, чем оружие эльфов?

Но Профессор, казалось, испытывал неприязнь к такому занятию, как стрельба по камням, и Джонатан не стал настаивать. Наверняка он еще не раз увидит, как действует эта штука.

Утро выдалось прохладное. Время от времени дул легкий ветерок, и на речной глади появлялась рябь. Но когда солнце поднялось выше, оно стало по-настоящему припекать, и ветер совсем стих. Джонатан начал удивляться – почему он так боялся этого путешествия? Он сидел, опершись спиной о стенку рубки, и смотрел на деревья, которые росли на берегу и неторопливо убегали вдаль. Тут и там на середину течения выносило спутанные клубки лилий. Когда подошло время обеда, путешественники прошли настолько широкий участок реки, что вода в нем была почти стоячей, и здесь было столько лилий с неестественно огромными цветками фиолетового, розового и желтого оттенков, что они покрывали почти всю поверхность реки от одного берега до другого.

На мелководьях иногда можно было увидеть цапель, расхаживающих туда-сюда на своих ногах-ходулях. То и дело они опускали в воду клюв и хватали рыбу. Да, решил Джонатан, река – это просто какое-то чудо. Не будь он так голоден, он бы задремал, а плот и без управления несло бы течением. До Города У Высокой Башни, расположенного в миле от старинных развалин, они доберутся не раньше чем через день, и пока им не оставалось ничего, кроме как ждать.

Джонатан постучал трубкой о ботинок, спрятал ее в карман брюк и собрался с силами, необходимыми для того, чтобы пройти несколько шагов до рубки. Он нарисовал себе в воображении кусок, а еще лучше два куска вяленого мяса и ломтик сыра чеддер. Также неплохо съесть буханку хлеба, поскольку дюжина припасенных буханок может за несколько дней зачерстветь.

Но едва Джонатан поднялся, как услышал (а может, это ему только показалось) странный звук, нечто вроде бормотания, исходивший откуда-то издалека. Точно определить местонахождение источника этого звука было довольно сложно, но бормотание было таким низким и шелестящим, что казалось, это был голос самого страха. Джонатан быстро выпрямился и прислушался. Все стихло. Тогда он решил, что это просто ветер шуршит в камышах, но в следующий момент вспомнил, что собирался поесть. Едва он об этом подумал, как загадочное бормотание раздалось вновь. Ему стало ясно, что это не ветер, а чей-то голос, причем почему-то приглушенный. Странные звуки разбудили Профессора, который с криком вскочил, хватаясь за свое устрашающее оружие, но спустя несколько секунд протер глаза и убедился, что он не где-нибудь, а на плоту и плывет к морю. Джонатан несколько раз многозначительно подмигнул ему и прижал к губам указательный палец.

Профессор быстро сообразил, что к чему, и оба присели на корточки и застыли, точно пара крокетных воротцев. Едва Профессор открыл рот, видимо, чтобы что-то сказать, как загадочный звук раздался вновь – громкое “хум, хум, хум”. Казалось, он исходит из ниоткуда и в то же время он – везде, словно это было бормотание самого духа реки, нашептывающего свои страшные тайны. Профессор скосил глаза в сторону и какое-то время пристально смотрел на кончик носа Джонатана, а затем приложил ухо к деревянной стенке рубки.

– Да это же проклятый пес! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Клянусь, это он!

Джонатану такое объяснение показалось весьма неубедительным – по опыту он знал, что Ахав, хотя ему и снились какие-то удивительные сны, не умел разговаривать. Но тут голос смолк, и путешественники одновременно вскочили, обошли рубку с обеих сторон и ногами толкнули приоткрытую дверь. Внутри, на полу, среди бочонков с припасами, мирно лежал Ахав.

– Привет, дружище Ахав, – сказал Джонатан.

Ахав поднялся и, потянувшись, вышел на палубу.

– Он выглядит совершенно невинно, – заметил Джонатан и посмотрел на Профессора.

– Да-да, конечно, конечно, – воскликнул Профессор. – Это моя маленькая шутка. Собака, разговаривающая, как человек, и тому подобное. Такая шутка. Ха-ха! А? Смешно, правда?

– Да, сэр, – согласился Джонатан. – Но мы слышали этот голос. Как, по-твоему… Нет, нет, я не угадал. Нет, – повторил он опять, – это не то.

– Что не то? – воскликнул Профессор, горя желанием услышать версию Джонатана и втайне надеясь, что она окажется такой же глупой, как и его собственная.

– Как, по-твоему, пес может разговаривать во сне?

– Ну… – проговорил Профессор, бросая на Джонатана ответный взгляд. – Нет, не думаю. По крайней мере, я не представляю, как бы он это делал. В Малом Беддлингтоне я видел одного гнома, у которого была обезьяна, и эта обезьяна умела читать стихи. Сначала она как будто гипнотизировала всех. Потом вставала, прямая, как мачта, и декламировала “Стенания безумца” – точно так же, как делали бы это ты или я. Сейчас я как ученый ни за что бы не поверил в эти россказни. И все же я уверен, Сыровар, что в нашем мире – мире науки – нет какого-то ключа, который бы открыл одну из дверей – возможно, одну из боковых дверей.

Профессор проницательно взглянул на Джонатана, а затем с философским видом зажег свою трубку. Джонатан, однако, вернулся к разговору о говорящей во сне собаке.

– Но я думал, Профессор, что если собака видит сон, в котором, например, есть человек, то не может ли этот человек говорить, как обычные люди? И тогда, если и собака разговаривает во сне, то она должна издавать явно не собачьи звуки; может быть, люди в этих снах вставляют иногда словечко…

– Та обезьяна из Малого Беддлингтона… – Но прежде, чем Профессор опять пустился рассказывать об этой обезьяне, Джонатан стрелой пронесся мимо него и выскочил из рубки. Каким-то образом плот вынесло течением к песчаной косе, на которой густо росли деревья. Он накренился и со скрипом сел на мель. Да, совершенно точно сел. Они застряли посередине реки, причем своей носовой частью плот заехал в песок чуть ли не на треть длины.

Они бились около часа, стараясь столкнуть плот в глубокую воду, которая мирно бежала вдоль самой косы. Но все напрасно, плот врезался в песок слишком глубоко, чтобы их усилия возымели какое-то действие. Длинный деревянный шест не находил на песчаном дне никакой твердой опоры, от которой можно было оттолкнуться, он лишь просто увязал в песке.

Наконец Профессор решил передохнуть и присел на пустой бочонок.

– Кажется, мне все ясно, Сыровар.

– А-а, – протянул Джонатан, не вполне понимая, о чем идет речь. – Что ты имеешь в виду?

– Да вот это. Мы не можем, и я думаю, ты согласишься, сдвинуть плот с этой косы. Ни ты, ни я.

– Согласен.

– И при этом мы не можем сидеть и ждать, когда в реке поднимется вода.

– Тоже верно. И потом, прежде чем подняться, вода может и опуститься. А подъем воды может означать бурю, и я думаю, нам совершенно ни к чему пережидать ее здесь, на мели, посередине реки.

– Совершенно верно, – сказал Профессор. – Именно так. Как я понимаю, мы – люди науки.

– Думаю, ты прав.

– А люди науки должны использовать свои головы, верно? Сейчас моя голова говорит мне, что сняться с мели можно тремя разными способами. Первый – с помощью мышечных усилий, но это, как мы видим, не имеет результата. Тогда у нас остается две возможности. Первая – поставить на бизань-мачте парус и, воспользовавшись встречным ветром, раскачать корму и вытолкнуть ее в воду. Затем с помощью течения, отталкиваясь шестами, мы могли бы освободить и носовую часть.

– Неплохая идея, Профессор, очень неплохая. Но мы уже потратили лучшую часть дня на то, чтобы решить эту задачу. И разве не добились лишь того, что развернули плот и посадили на мель весь левый борт?

– Даже если и так, разве это сильно ухудшило ситуацию?

– Нет, – сказал Джонатан. – Думаю, нет. Но ты упомянул о третьем способе. В чем он заключается?

– Можно было бы доплыть в лодке до дальнего берега. Затем, обвязав веревку вокруг какой-нибудь толстой ольхи и используя блок и снасти, мы могли бы стянуть плот с мели.

Джонатан на минутку задумался.

– Боюсь, что до берега слишком далеко. Мокрый канат тяжел, и одному человеку с ним не справиться. Потому что другому пришлось бы, конечно, остаться на плоту. А какое давление будет оказано на такую длинную веревку, как только плот понесет течением? Мы скорее всего в результате останемся без веревки, блока, снастей и вообще без всего.

– Как только плот сошел бы с мели, мы могли бы просто перерезать веревку. А тот, кто остался бы на плоту, мог затем развернуть его, чтобы подождать лодку. Если мы будем бояться, нам не удастся осуществить вообще никакой план.

Обмениваясь мнениями, путешественники сидели на плоту и попыхивали своими трубками, и вдруг оба подумали о том, что полтора часа назад они собирались пообедать, но так и не сделали этого.

– Ты голоден, Профессор? – спросил Джонатан.

– Невероятно.

– Может быть, нам стоит перекусить?

– Думаю, стоит.

Оба встали и направились к рубке, но тут же застыли на месте. Из рубки, теперь уже совершенно точно, доносилось приглушенное бормотание – как будто кто-то беседовал с кем-то бубнящим голосом. Джонатан осторожно прислонил ухо к двери и уловил странные обрывки фраз вроде “волосатая штука”, “гоблин” и “кадки мороженого”. Он не сомневался, что слышал именно это. Тогда он распахнул дверь, и друзья заглянули внутрь, не зная даже, чего им ждать. А увидели они Ахава, круглого, как бочка, склонившегося над наполовину пустым бочонком с солеными овощами – очевидно, вторая половина уже покоилась у Ахава в животе. Крышка на бочонке была приоткрыта. Тайна становилась все более загадочной.

Профессор заговорил первым:

– Очевидно, ваш зверь весьма активно взялся за овощи.

– Похоже на то.

– Это чрезвычайно странно.

– Действительно. Но как ему это удалось? Даже если бы он смог дотянуться до крышки бочонка, он ни за что не смог бы ее открыть.

– Верное заключение, Сыровар, – пробормотал Профессор. – Творится нечто непонятное.

Оба тихонько зашли в рубку, хотя и тогда, когда они стояли снаружи, им было ясно, что там никого, кроме Ахава, нет. Кругом стояли бочонки всевозможных размеров, на полу тут и там грудами лежали веревки, парусина, ведра, разнообразные припасы, инструменты и снасти. Но среди всего этого добра не было загадочного бормочущего существа. Да, это была настоящая головоломка.

Джонатан снял шляпу и почесал затылок. Оба пожали плечами, а затем почти одновременно воскликнули:

– Пустые бочонки!

В рубке была ровно дюжина пустых бочонков, и Джонатан, надеясь застать врасплох того, кто, возможно, спрятался внутри одного из них, на цыпочках подошел к самому ближнему бочонку и протянул руку к крышке.

Профессор издал такой звук, какой, наверное, могла бы издать обезьяна, если бы при этом ей еще заткнули кляпом пасть, и жестом велел Джонатану подождать. Он выскочил наружу и тут же вернулся, держа в руках свое оружие, а затем крутанул кальмароподобные ручки маховика. Затем прищурил один глаз и кивнул Джонатану.

Сыровар сорвал с бочонка крышку, потом с другого, с третьего, но во всех было пусто. Он подошел к четвертому бочонку и протянул руку к крышке (в это время Профессор Вурцл встал в оборонительную позицию), как вдруг, словно по команде, крышка с шумом откинулась и грохнулась на палубу.

– Эй, там, господин Бинго-сыр! – раздался вопль, и из бочонка, как чертик из коробочки, выскочил Дули. Джонатан от неожиданности упал спиной на мешок с бобами.

От волнения Профессор Вурцл не узнал бедного Дули, который путешествовал в бочонке безбилетным пассажиром. Он завел свое странное устройство, и маховик начал вращаться, издавая тонкий свистящий звук. Казалось, ружье начало насвистывать какую-то мелодию. Джонатан и Дули в изумлении уставились на ошарашенного Профессора, который тут же пожалел, что запустил эту штуку. Маховик закрутился так быстро, что оружие вырвалось из его рук и со свистом принялось носиться кругами, точно гигантский мотылек.

Дули поднял упавшую крышку и нырнул обратно в бочонок, прикрываясь ею. Джонатан нашел убежище за мешком с бобами. Профессор, испугавшись явно опасного оружия, бросился за ним и, когда оно врезалось в стену, набросил на него пустой мешок. В конце концов маховик запутался своими лопастями в мешковине, и оружие с грохотом спланировало на пол. Дули, весь мокрый от пота, выглянул наружу.

– Что это, Профессор? – спросил он. – Какая-то птица? Похоже на штуку, с помощью которой мой дедушка нашел однажды сокровища.

– Ну что ты, Дули! – запыхавшись, проговорил Профессор. – Не думаю, что твой дедушка нашел нечто подобное. Это же не годится для обычного использования.

Дули кивнул.

– Один вопрос, – сказал Джонатан, вылезая из-за мешка с бобами. – Что ты тут делаешь?

– Да-да, капитан, – воскликнул Дули, выбираясь из бочонка. – Это очень подходящий для путешествия день, господин Сыровар, если я не ошибаюсь. А вы, господин Сыровар, как-то говорили, что нельзя путешествовать без такой замечательной собаки, как Ахав. И вот вы тут, и я – тут, здесь, прошу прощения, со своими овощами, которые я не мог не дать ему, этому псу.

Джонатана, видимо, этот ответ не удовлетворил, но он не видел никакой пользы в том, чтобы портить себе настроение. Все те вещи, которые не любил Джонатан, казались ему еще хуже, если он расстраивался. И поэтому обычно, если у него был выбор, он старался не обращать на них внимания.

– Дули, – сказал он, доставая из бочонка помидор, – добро пожаловать на борт нашего плота.

– Есть, капитан, – ответил Дули. – Не возражаете, если я займусь приготовлением обеда?

– Конечно нет.

– А рассказывал ли я, джентльмены, господин Сыровар и господин Вурцл, о том, как мой дедушка готовил обед самому…

– Кажется, нет, – перебил его Джонатан довольно резко, – но…

– …самому великому Королю Жаб? – сказал Дули.

– Полагаю, – перебил его Джонатан, – что Король Жаб и дедушка подождут до тех пор, пока мы сами не пообедаем.

– Только напомните мне потом, – сказал Дули, выбегая наружу. Джонатан последовал за ним, а Профессор Вурцл остался выпутывать мешковину из лопастей маховика и думать над странным поведением своей машины.