– А знаете ли вы, – сказал Профессор, – что этот шар был в Высокой Башне и что он принадлежал гному?

– Да, ходили такие слухи, – ответил Майлз. – Но о гноме Шелзнаке вообще много говорят.

– Ну что ж, этот слух верен, – сказал Профессор Вурцл. – Я видел шар своими собственными глазами. Сквайр Меркл нашел его во время атаки на Башню. Нашел его, очевидно, где-то на кухне. Теперь я могу поклясться, что Эскаргота недаром так интересовала Высокая Башня, что он хотел заполучить именно этот шар. Но он решил оставить его Сквайру. Причем не моргнув глазом. Как будто хотел этого. Нет, джентльмены, человек несовершенен, и мне жаль. И от этого все кажется еще более удивительным. Но почему же, черт побери, он продал часы этому Шелзнаку? Лучше бы он выбросил их в реку.

– В действительности ответ прост, – произнес Майлз, словно удивляясь любопытству Профессора. – Он выкупал вот этого мальчика. И у него не было другого выбора.

– Выкупал? – спросил Джонатан.

– Кража ребенка с целью шантажа. Вот как это называется.

– Какого мальчика? – спросил Дули, оглядываясь по сторонам. Он был единственным мальчиком на плоту, о котором мог бы подумать.

– Да тебя! – сказал Майлз, глядя на него хитрым взглядом. – Но ты не помнишь этого. Я в таких делах разбираюсь и могу с уверенностью сказать, что тебя загипнотизировали.

– Но зачем? – озадаченно спросил Профессор.

– Ну, – произнес Майлз, – не могу ручаться, поскольку я там никогда не был. Но насколько я слышал, и думаю, что это так и есть, там происходили какие-то ужасные вещи – то, что не следовало бы помнить парню, понимаете?

Джонатан и Профессор кивнули, соглашаясь с ним. Они поняли его очень хорошо.

– Когда же Эскаргота заставили пойти на эту сделку, он принес мальчишку ко мне, и я стер то, что он видел, из его памяти. Смахнул, словно опилки с пола в трактире, если так можно выразиться.

– Да, хорош бы я был, – пробормотал Профессор, покачивая головой. – Значит, гипноз. И, надо сказать, весьма успешный. – Он взглянул на Дули так, словно тот был научным образцом.

– Но я же ничего не знал об этом, – сказал Дули. – И как-то не имел желания знать. Ведь когда человек ничего не знает о чем-то, то его это и не волнует.

– Истинная правда, – согласился Джонатан. – Это ты хорошо сказал.

Но едва он замолчал, как все вдруг услышали жужжание, доносящееся откуда-то сверху, из толщи серых облаков. Ни у кого не было сомнений, откуда исходит этот звук. И тут же вдалеке показалось темное пятнышко, которое вынырнуло из-под облаков, а затем направилось к восточному берегу Ориэли. Минуту или две воздушный корабль парил совсем низко, почти касаясь верхушек деревьев, а затем пролетел над рекой, и Твикенгем и его смешливые эльфы помахали путешественникам руками. Воздушный корабль описал в вышине круг, а затем полетел в сторону городка Твомбли.

На следующий день, когда плот проплыл мимо первых далеких ферм и приблизился к городу так близко, что стала видна крыша мельницы вдовы, эльфы были все еще там. Воздушный корабль лежал на лужайке перед самой мельницей, а на причале собралась целая толпа горожан; наверное, тут был весь город.

Рядом с Твикенгемом, плечом к плечу, стоял Гилрой Бэстейбл – на голове у него была огромная, подбитая мехом шапка. Оркестр грянул “Веселого охотника”, и все громко закричали, когда плот прошел вдоль последнего изгиба реки. Шапки полетели в воздух, раздалось громкое “ура!”, и повсюду люди пели и плясали – как на причале, так и на берегу.

Джонатан знал мэра Бэстейбла слишком хорошо, чтобы предположить, что тот упустит возможность и не выступит с речью, приготовленной специально ко дню возвращения путешественников. Профессор Вурцл тоже что-то яростно строчил в своей записной книжке, а это был верный признак того, что люди сегодня смогут послушать еще одну речь. И на причале рядом с мэром и Твикенгемом стоял старик Бизл. Ясно, что и он не упустит возможности что-нибудь сказать. Может быть, подумал Джонатан, притвориться больным и потихоньку сбежать со всех этих церемоний. С другой стороны, если люди очень хотят, чтобы эти церемонии были проведены по всем правилам, то самое малое, что он должен сделать, это дать им такую возможность. Он чувствовал это, несмотря на то что на сегодняшний день была намечена целая уйма церемоний.

Почти каждый, как Джонатан и предполагал, выступил с речью. Речь Бизла была просто удивительной, поскольку сопровождалась показом диаграмм и схем.

Заканчивалась она предложением в течение десяти последующих лет установить фортификационные сооружения в связи с разрушительным воздействием реки на город. Слушателям был представлен проект, в котором содержалось шестьдесят пунктов. Этот проект был просто феноменален и казался таким чудом инженерной мысли, что никто, кроме Профессора Вурцла, не понял ни одного пункта. Профессор же, терпеливо выслушав Бизла, шепнул Джонатану, что вся эта идея – просто ерунда. Но, к радости Бизла, толпа разразилась рукоплесканиями, и через минуту, как водится, никто уже и не помнил об этом проекте, содержащем в себе шестьдесят пунктов.

Бочонки наконец были выгружены и свезены в Ратушу, где медовые пряники и подарки эльфов стали раздавать горожанам. Многие из подарков были завернуты, а многие – нет. Дети столпились вокруг и каждый раз восторженно кричали, когда с очередного бочонка с подарками снимали крышку. Внутри было все, что только может пожелать ребенок: сверкающие калейдоскопы, наполненные настоящими драгоценными камнями; “йо-йо” – крутящиеся диски на веревочке, которые сверкали всеми цветами радуги; разборные санки, которые умели сами объезжать камни и деревья, когда на них едешь с горы; чертики, выпрыгивающие из коробки и выбрасывающие целый ливень красивейших бабочек; и, конечно, бесчисленное множество коробок и коробочек, набитых крошечными солдатиками и стеклянными шариками, и еще много-много других игрушек, может быть не таких волшебных, но ничуть не менее удивительных.

Мэр Бэстейбл был ошеломлен всем этим великолепием, и подарки эльфов интересовали его почти так же, как и детей. Наконец Профессор просто стал трясти все бочонки, поскольку мэр очень волновался, не завалялся ли на дне какой-нибудь забытый подарок. Миссис Бэстейбл и маленький Гилрой привезли тележку, груженную огромной бочкой теплого сидра и таким количеством домашнего шоколадного печенья, что каждый брал его по три-четыре раза и не беспокоился о том, что кому-то может не хватить.

Под конец горожане упросили выступить с речью самого Джонатана. Он немного подумал и сказал, что ему, по правде говоря, очень хочется домой. После чего отдал мэру Бэстейблу его шляпу. Сначала тот не мог понять, что это вообще такое, – шляпа была изрядно потрепана и потеряла свой первоначальный вид, но, осмотрев ее внимательно со всех сторон и прочтя надпись на ленточке, он воскликнул: “Ей-богу, моя шляпа!” – и, очень довольный, снял свою меховую шапку и передал ее миссис Бэстейбл, а на голову водрузил эту, пахнущую речной водой.

– Как же, черт возьми… – начал было он, но замолчал, снял шляпу и, глядя на нее, покачал головой.

– Не представляю, – сказал Джонатан. – Все, что я могу сказать, – это то, что ваша шляпа за прошедшие несколько недель сменила нескольких владельцев – это были и деревья, и река, и океан, коротышки и гоблины, а теперь она вернулась домой.

– Удивительно! – воскликнул Гилрой. И все вокруг согласились, что это и впрямь удивительно. А затем настояли на том, чтобы качать путешественников перед Ратушей, и все громко закричали: “Гип-гип-ура!” Подобные вещи очень одобряли эльфы, поэтому они выстроились вокруг и, держась за руки, принялись кричать “ура!” – и так продолжалось все время, пока качали героев.

Твикенгем и Тримп, после всех речей и церемоний, забрались в свой корабль, а затем вылезли оттуда, таща огромные часы, которые были выше их обоих, вместе взятых, и толстые, как ствол дерева.

Твикенгем подарил их мэру Бэстейблу, который тут же выступил с новой речью о чудесных эльфах и их замечательном подарке. После этого он завел часы и установил стрелки на двенадцать часов. И тут же раздался громкий, глубокий бой и звон – такой, как будто часы были размером не меньше горы и били откуда-то из долины. На циферблате была изображена висевшая в темном небе улыбающаяся луна, на носу у которой сидели большие круглые очки. Луна смотрела сверху вниз на городок, все дома которого, как ни странно, были сделаны из сыра. Когда часы забили, из специального отверстия вышел механический гном, в накидке и с трубкой во рту, которого догонял покачивающийся на волнах плот. На палубе плота сидели три человека и собака.

Это были удивительные часы, и мэр решил, что, пока для них не построят специальный стеклянный домик, который затем установят на городской площади, часы будут стоять здесь, в Ратуше. Горожане обрадовались такому решению и восторженно зааплодировали.

Наконец Джонатан выступил с коротенькой речью, сказав, что эти фигурки на часах были лишь прославлением их путешествия. А ведь он вместе с Дули, Профессором и Ахавом отправился в путь затем, чтобы привезти медовые пряники, а не для того, чтобы сражаться со злым гномом. Он рассказал о “козырной карте” Теофила Эскаргота и о том, как Сквайр Меркл сразил Беддлингтонскую обезьяну и тем самым выручил их. Свою речь Джонатан закончил прочтением стихотворения “Когда пришел Сквайр Меркл”, которое так понравилось горожанам, что они вновь бросились к путешественникам и принялись качать их.

Наступили сумерки, и задул такой холодный северный ветер, что все наконец стали расходиться по домам. Через день наступило Рождество, и было самое время сидеть дома, в тепле и уюте. И Джонатан это почувствовал. Что касается лично его, то он прекрасно бы обошелся без качаний и того, чтобы его носили на руках. Он пригласил Твикенгема и его друзей, а также волшебника Майлза пожить несколько дней у него дома, но все они вежливо отказались – вероятно, понимая, что они просто заполонили бы собой весь его дом. Майлз сказал, что ему надо идти дальше, в Город Пяти Монолитов, и Шелзнак со своей обезьяной скорее всего идут той же дорогой, поскольку, очевидно, они обошли городок Твомбли. Именно в Городе Пяти Монолитов Шелзнак выступал раньше со своей говорящей обезьяной. И, несмотря на то что часы были возвращены Твикенгему, гном постоянно наблюдал за всеми ними. По крайней мере, так сказал Майлз Джонатану.

Эльфы отправились на свой корабль, Майлз ушел, а Дули побежал к сестре. Профессор пожал Джонатану руку и тоже ушел домой, сказав, что его ждут сотни страниц рукописи, в которые нужно внести необходимые поправки.

Но мэр Бэстейбл отправился вместе с Джонатаном к нему домой, чтобы лично удостовериться, что там все в полном порядке. Они погрузили вещи Джонатана на тележку, а сверху забрался Ахав, который тут же уснул.

Джонатан зажег на крыльце фонарь, вставил ключ в замок, открыл дверь и ахнул. Там, посередине комнаты, сверкающая стеклянными игрушками и мишурой и пахнущая так, как пахнет лес после осеннего дождя, стояла рождественская елка.

– Как… – пробормотал Джонатан. – Как же это может быть?

– Мы все знали, что ты вернешься, – сказал Гилрой Бэстейбл, улыбаясь и подмигивая, ужасно довольный своим сюрпризом. – Никто в этом не сомневался. Ни на секунду. И завтра, в канун Рождества, мы заглянем ненадолго и, как обычно, посидим за пряниками, сыром и портвейном. И как ты, интересно, мог бы устроить хороший праздник, если бы занимался в это время украшением елки?

Джонатан кивнул. И действительно, как? Мэр не уходил до тех пор, пока они полностью не разгрузили тележку. В коробках с книгами у Джонатана было несколько рождественских подарков, которые он привез с побережья. Здесь были свертки и для Бэстейблов, которые мэр тряс и вслушивался в производимые ими звуки, очевидно, для того, чтобы определить, что там, а также подарки для Дули, Профессора и самого Джонатана. Он припас несколько подарков и для других случайных гостей – он не хотел, чтобы они чувствовали себя обделенными. По мере того как эти подарки складывались под елку, сама елка как будто становилась все ярче и веселее. Джонатан вытащил с веранды два старых дубовых ящика, и вместе с Гилроем Бэстейблом они сгрузили туда книги, купленные в мышиной лавке в Городе-На-Побережье. Мэр понимающе кивал и тащил целые охапки книг, а Джонатан укладывал их в ящики.

Когда тележка наконец была разгружена, Джонатан развел в печи огонь. Было бы интересно, подумал он, всыпать в огонь немного зеленого порошка – только затем, чтобы посмотреть, смог бы он получить в огне скелеты и вызвать у мэра нервную дрожь. Но для этого скорее всего нужно топить печку не дубовыми поленьями, а костями, а это казалось не очень-то хорошей идеей, к тому же никакого зеленого порошка у него не было И Джонатан решил, что лучше всего вообще не заниматься подобными вещами.

Когда в печке наконец весело затрещал огонь, он порылся у себя на полках и отыскал бутылку бренди и жестянку с “Кровожадной Смесью” – любимым табаком мэра. И вместе они зажгли свои трубки, плеснули в стаканы бренди, уселись в плетеные кресла и с удовольствием принялись попыхивать трубками. Все было просто здорово – точно так, как, по мнению Джонатана, и должно было быть. Книги, елка, сверкающая в отблесках огня, трубка, бренди, огонь в печи и Ахав, вытянувшийся на коврике у огня, – лучше быть просто не могло.

– Хорошо опять оказаться дома, – пробормотал Джонатан, соглашаясь с самим собой и кивая головой. Мэр Бэстейбл бросил на Джонатана проникновенный взгляд. Затем он запустил руку в волосы, растрепал их, произнес: “Действительно, хорошо” – и бросил проникновенный взгляд на бутылку с бренди. Джонатан спросил, как насчет того, чтобы выпить еще по стаканчику бренди и съесть по кусочку сыра. Гилрой Бэстейбл положил ноги на низенькую скамеечку, затем утрамбовал получше табак в своей трубке и ответил, что, как кажется лично ему, кружочек сыра и глоток бренди были бы сейчас в самый раз.

Примечания