И эта борода в сочетании с мощными плечами дровосека, широкополой фетровой шляпой, костюмом восточного покроя и странным гарпуном, который он небрежно держал в правой руке, а главное, острым пронизывающим взглядом, сверкавшим из-под густых насупленных бровей, взглядом, в котором светилась какая-то сверхчеловеческая мудрость, делали его похожим на Нептуна, только что поднявшегося из глубин океана, или, может быть, Одина, остановившегося, чтобы выпить кружку ароматного цветочного чая, прежде чем пуститься в дальнейшие бесконечные странствия. Этот пытливый взгляд много знающего и много повидавшего человека заставил меня позабыть о своих собственных мелких неприятностях.
Ван Ло, очевидно забывший о моем присутствии, мирно дремал в своем кресле. Повернувшись, я на цыпочках вышел из комнаты.
Над улицей по-прежнему висели густые клубы дыма. Тысячи звуков – какофония голосов, разрывы ракет, скрип вращающихся молитвенных колес, грохот барабанов и других инструментов восточного происхождения, – слились для меня в странную смесь гармоничного безмолвия.
Где-то к северо-западу от меня лежала удивительная деревня, построенная из шкур и костей драконов. Что с того, что мои поиски Августа Сильвера оказались безрезультатными. Если бы мне хотя бы одним глазом удалось взглянуть на лачуги, изображенные на фотографии!
Я шел назад тем же путем, что и на встречу с Ван Ло, не обращая внимания на разрывы ракет и снопы искр, осыпавшие меня со всех сторон. Но, странное дело, куда бы я не направил свой путь, повсюду толпа мгновенно расступалась передо мной, как некогда Красное море перед древними иудеями. По обеим сторонам улицы я мог видеть улыбающиеся лица, застывшие, словно в ожидании чуда. Гремели цимбалы, пели маленькие китайские рожки, но вся эта праздничная суета была так же далека от меня, как будто принадлежала другому миру, к которому я уже не имел никакого отношения
Повернув за угол, я столкнулся с группой людей, тащивших за собой гигантского бумажного дракона
Вероятно, на его изготовление пошла не одна тысяча листов тончайшей рисовой бумаги, окрашенной в нежнейшие пастельные тона. Одно его туловище достигало не менее тридцати метров в длину, не говоря о поистине фантастической длины хвосте, переливавшемся всеми цветами радуги. Под резкими порывами встречного ветра дракон метался из стороны в сторону и, казалось, сопротивлялся пленившим его людям.
Вовлекая в свои ряды встречных прохожих, процессия торжественно прошествовала мимо меня и незаметно растворилась в тумане. На некоторое время вокруг меня воцарилась мертвая тишина.
Я плохо помню, как провел остаток этого сумасшедшего дня. Скажу только, что вся иррациональность последних событий, как ни странно, только укрепила мою веру в Августа Сильвера и его удивительные творения, хотя все объективные факты как будто бы должны были утвердить меня в прямо противоположном суждении.
Добравшись до своего автомобиля, я, не задумываясь, направил его в сторону севера, держа курс на Пойнт Рейс.
Оставив в стороне Сан-Рафаэль, я некоторое время петлял среди зеленых холмов, наблюдая за тем, как солнце медленно катилось в сторону океана. Незадолго до наступления темноты я вынужден был остановиться для пополнения запаса бензина.
Очертания береговой линии вблизи бензоколонки были весьма похожи на те, что мне довелось наблюдать на фотографии Ван Ло, да и сам поселок, прилепившийся к склону холма, вполне мог сойти за двойника деревни Сильвера.
Чтобы убедиться в этом, достаточно было слегка прикрыть глаза.
Может быть, я на самом деле начинал сходить с ума? Реальность и фантазия настолько переплелись в моем сознании, что мне трудно было в этом разобраться
К вечеру с моря подул легкий бриз, и побережье почти полностью очистилось от тумана. Возможно, мне следовало подняться на вершину холма, в сторону маяка, и оттуда более внимательно обозреть окрестности?
Для начала я решил обратиться за помощью к владельцу бензоколонки. Почти наверняка у него должна быть карта прилегающей местности. Кто знает, может быть, моя деревня лежит всего в каких-нибудь двух милях от меня, и только сгущающиеся сумерки мешают определить ее точное местонахождение?
Как и следовало ожидать, ответ оказался отрицательным.
Мой собеседник ничего не слыхал о заброшенной деревушке. Впрочем, по его словам, я и сам мог легко убедиться в этом, если бы дал себе труд более внимательно ознакомиться с картой, выставленной в витрине его конторы. Впрочем, сделать это и сейчас не поздно.
Очень странно, что я не заметил карты раньше. Она находилась на видном месте. Судя по тому, как владелец бензоколонки посмотрел на меня, мое состояние не внушало ему особого доверия. Мне не оставалось ничего другого, как воспользоваться его советом.
Изучение карты не дало мне ничего нового. Издание было достаточно новым и, по-видимому, заслуживало полного доверия. Не зная в точности, как мне теперь следует поступить, я машинально огляделся вокруг.
Сквозь открытую дверь конторы я мог видеть обветшалую мастерскую, где китаец-механик возился с видавшим виды автомобилем.
Мне не оставалось ничего другого, как вернуться к своей машине.
Новая волна тумана уже нависла над водами океана и в считанные минуты должна была окончательно поглотить заходящее светило, погрузив во мрак окрестности поселка. Я бросил последний взгляд на карту.
На секунду мне показалось, что ее вид странным образом изменился. Теперь это был ветхий пожелтевший листок бумаги, на котором лишь с большим трудом можно было различить отдельные подробности. Но одновременно на ней появились и новые детали. Складки бумаги превратились в необозначенные доселе дороги, которые вели от леса к океану.
Это было странное ощущение. Возможно, что световые эффекты умирающего дня сыграли со мной нехорошую шутку, но на моих глазах строения бензоколонки мгновенно обветшали примерно лет на двадцать, а видавший виды автомобиль, над которым трудился механик китаец, обратился в сказочного дракона, неподвижно распростертого на бетонном полу мастерской.
Наваждение продолжалось не более двух секунд и исчезло вместе с последними лучами заходящего солнца. Через несколько минут наступила полная темнота. Не торопясь, я миновал небольшой поселок, автоматически продолжая держать курс на север.
Разумеется, никакой деревни, построенной из костей драконов, не существовало. Ее просто и быть не могло! Я не увидел ровным счетом ничего, кроме нескольких товарных складов, кое-как разбросанных по заросшей сорняками пустоши, и двух-трех индустриальных сооружений. Путаница грязных узких улочек с покосившимися домишками, часть которых действительно была построена на сваях, словно в ожидании наводнения апокалиптического масштаба Обыкновенная захудалая деревушка, каких полным-полно в глухих уголках западного побережья.
Усталость давала о себе знать, но меньше всего мне хотелось провести ночь в придорожном мотеле. Время приближалось к полуночи, когда я, еле живой, наконец добрался до своего дома. Гусеница благополучно почивала в своем убежище. В гараже Филби все еще горел свет, поэтому, поставив автомобиль на обычное место, я отправился к нему. Мой сосед сидел на стуле, подперев подбородок руками, и меланхолически созерцал лежавшую перед ним голову дракона.
Мне оставалось только пожалеть о своем поспешном решении. Он ждал новостей о Сильвере, а мне нечего было ему сказать. Новости, а точнее, полное отсутствие таковых окончательно доконало его. Как я мог понять, он не спал уже двое суток.
Позднее мне стало известно, что Дженсен, посетивший Филби за несколько часов до меня, безуспешно пытался соблазнить его перспективой ожидавшегося этой ночью нового нашествия крабов, в числе которых мог оказаться и давно поджидаемый гигант, но Филби решительно отказался. Он хотел только одного: закончить работу над своим драконом.
Но работа не заладилась. Была ли причиной тому роковая ошибка в расчетах или просто какая-либо мелкая техническая неисправность, он не знал. Важно было одно: дракон не хотел оживать. Это была уже катастрофа.
Мне стало жаль его. Решительно высказавшись против предложения Дженсена, я посоветовал ему подождать до утра. Спешить все одно уже некуда. Разумеется, это было слабое утешение, но сейчас Филби хватался за соломинку. Мы так и просидели всю эту ночь, до самого утра, вспоминая минувшие дни и время от времени добродушно подшучивая над Дженсеном и его надеждами увидеть наконец гигантского краба.
Слов нет, в эту ночь прилив был действительно необычайно высоким, да и прибой трудился вовсю, но лично я весьма сомневался, что странные звуки, порой доносившиеся с пляжа, имели хоть какое-то отношение к явлению мифического монстра.
В последующие два дня погода практически не изменилась. Хуже того, ничто, похоже, и не предвещало ее скорой перемены к лучшему.
От Сильвера по-прежнему не поступало никаких вестей. Не лучше обстояло дело и с драконом Филби. Фактически, дело так и не сдвинулось с мертвой точки, хотя бедняга трудился не покладая рук. Редкие обнадеживающие симптомы, как правило, тут же сменялись периодами еще более горького разочарования. Сами по себе отдельные части чудовища представляли собой шедевр технической мысли, но стоило соединить их вместе, как они немедленно превращались в набор случайных предметов. К концу недели сотни таких фрагментов были Разложены в строгом порядке на полу гаража, но дальше этого дело так и не продвинулось.
Филби пребывал в отчаянии.
К следующему вторнику все детали были систематизированы и убраны в пустые банки из-под кофе, этим и ограничился весь прогресс в монтаже летающего чудовища.
Я с тревогой наблюдал за Филби. За последние семь дней он провел в гараже меньше времени, чем за одни-единственные сутки предыдущей недели. Теперь вместо работы он благополучно спал в течение дня, прерывая это занятие только для того, чтобы поесть.
У меня оставалась последняя надежда на новое письмо от Сильвера. В конце концов, он должен был находиться где-то поблизости. Но, одновременно, я не без оснований опасался, что такое письмо сумеет лишь на время подогреть честолюбивые притязания Филби, а затем, в случае неудачи, неизбежно последует окончательный и безоговорочный крах.
Лучше вообще не иметь надежды, – убеждал я себя, – нежели вольно или невольно уверовать в невозможное. Но, вопреки всем доводам рассудка, вновь и вновь возвращался к мыслям о Сильвере.
Вечерами, сидя у окна и наблюдая за тем, как Дженсен торопится на свою очередную вахту, я не переставал размышлять об этом человеке, о далеких тропических морях и потаенных тропах африканских джунглей; словом, о тех вещах, по поводу которых мне меньше всего следовало беспокоится.
Но я ничего не мог с собой поделать.
«Рано или поздно он вернется!»– повторял я по ночам, словно заклинание, и почему-то был уверен, что оно сбудется.
Над океаном повиснут клубы тумана, освещенные полной луной, и звуки китайских рожков и медных гонгов сольются с рокотом прибоя. Сквозь разрывы облаков на небе засияют миллиарды звезд, и музыка далеких миров повторит мелодию океана. Его корабль неожиданно, словно Летучий Голландец, появится на горизонте, и огни святого Эльма будут украшать его мачты.
Потом мы втроем будем мирно пить пиво в гараже Филби, и может статься, ради такого случая даже Дженсен согласиться прервать свои ночные бдения.
Но письмо все не приходило, и ожидание затягивалось. Творение Филби было собрано и в очередной раз расчленено на составные части.
Не знаю почему, но его каркас, с недавних пор задвинутый в угол гаража, все чаще напоминал мне обглоданные кости индейки, оставшиеся после празднования Дня Благодарения.
Что я мог поделать? Общение с Филби становилось все более тягостным.
Зато туман наконец рассеялся Дуб в моем дворе покрылся листьями Кусты помидоров обещали рекордный урожай. Правда, моя гусеница все еще продолжала спать, но ее состояние не внушало мне ни малейших опасений.
Однако эти маленькие радости жизни, похоже, совсем не касались Филби. Он снова проводил долгие часы над окрошкой из фрагментов своего дракона, но дело, насколько я мог судить, так и не сдвинулось с мертвой точки
Как то раз я неосторожно предложил ему направить срочную депешу в Детройт с просьбой прислать автомобильный двигатель, но в ответ он окатил меня таким ледяным презрением, что у меня надолго пропала охота шутить.
Однако в воскресенье, примерно около полудня, когда скрип, производимый дверью гаража Филби, стал совершенно нестерпимым, я отважился на последнюю попытку. Прокравшись к мастерской, я осторожно заглянул внутрь. То, что я увидел, одновременно поразило и испугало меня. Внутри гаража не осталось практически ничего, что говорило бы о совсем недавно кипевшей здесь напряженной работе, если не считать искореженного крыла несостоявшегося творения Филби, чья изысканная шелковая оболочка была варварски захватана чьими-то грязными руками.
Два ободранных кота испуганно прошмыгнули у меня под ногами.
Тщетно пытался я найти какие-нибудь следы, подтверждающие вторжение легендарного краба Дженсена, или, на худший конец, любые другие признаки, способные дать рациональное объяснение нелепому происшествию.
Увы, я не нашел ничего.
Пришлось признать очевидное.
А Филби просто пошел вразнос.
Вдохновение, до сих пор помогавшее ему добиваться почти невозможного, покинуло его.
Даже сам Август Сильвер, наверное, не смог бы ничего поделать, а тем более собрать живого дракона из тех жалких обломков, что сейчас в беспорядке валялись на грязном полу мастерской. Думаю, что никогда ни один автор не обходился столь безжалостно со своим любимым Детищем.
В этот момент, словно в ответ на мои невеселые мысли, в мастерскую ввалился сам Филби. Вид у него был, мягко говоря, неважный. Он все-таки получил последнее письмо от Сильвера.
Увы, в нем не содержалось ничего нового, кроме извещения о том, что путешествие затягивается, и туманных намеков на грозящие его автору опасности.
Пришествие Сильвера на запад снова откладывалось на неопределенное время…
Видимо, заметив мой недоуменный взгляд, Филби сделал слабую попытку привести себя в более благопристойный вид и несколько раз неуверенно провел пятерней по взъерошенным волосам, но сумел добиться лишь прямо противоположного результата Если до этого он напоминал загулявшего поденщика, то теперь приобрел все характерные признаки стопроцентного лунатика.
Дальнейшие его действия лишь подтвердили мои неутешительные выводы.
Ни с того ни с сего он принялся что-то бормотать о своей сестре, живущей где-то в районе Маккинлейвилля, особо упирая на тот факт, что в этом городке, затерянном в одном из наиболее глухих районов западного побережья, до сих пор находится самый крупный тотемный столб Северной Америки. Почему именно эта тема увлекла его, так и осталось загадкой.
Два дня спустя он исчез.
Я собственноручно отремонтировал и запер дверь гаража и принял на себя дополнительную обязанность следить за поступавшей на его имя корреспонденцией, обращая особое внимание на письма с марками экзотических стран. Но известий от Сильвера больше не поступало.
Оставшись в полном одиночестве, я стал проводить больше времени с Дженсеном и его сыном Бэмби, все еще продолжавшими нести свою вахту на пляже в ожидании появления Великого Краба.
Слава Богу, иногда даже самые печальные события способны давать совершенно неожиданные результаты
Так, исчезновение Филби помогло мне самому убедиться в том, что закаты в наших краях, особенно весной, и в самом деле божественно прекрасны.
Как выяснилось вскоре, Бэмби оказался по своей натуре, скорее художником, нежели естествоиспытателем, и мы провели вместе с ним немало приятных часов, наблюдая игру лучей заходящего солнца на створках раковины или в луже морской воды, оставленной отступающим отливом.
Когда же моя гусеница наконец выбралась из своего убежища и превратилась в прелестную темно-коричневую бабочку, я бережно отнес ее на наш наблюдательный пункт, чтобы дать возможность ребенку лишний раз полюбоваться безграничными творческими возможностями природы.
В этот день небо было совершенно безоблачным, и ленивые волны, набегавшие на белый песок пляжа, исполняли привычную для себя бесхитростную и одновременно завораживающую мелодию.
По мнению Дженсена, это были идеальные условия для давно ожидаемого появления Великого Краба. Но Бэмби в этот день почему-то мало увлекали хитроумные умозаключения отца. С напряженным вниманием он вглядывался в причудливый узор крыльев летающего сфинкса, что так долго и умело скрывался под скромной личиной обыкновенной томатной гусеницы. Поверьте мне, зрелище было одновременно и страшным, и завораживающим, но в этом, очевидно, и состояла его особая притягательность для живого наблюдательного ребенка.
Когда я снял крышку сооруженной мною ловушки и позволил маленькому созданию выпорхнуть наружу и устремиться навстречу ласковому солнцу, Бэмби еще долго сопровождал его, стараясь не упустить ни одной детали восхитительного полета.
Воспоминания об этом эпизоде до сих пор столь же прозрачны и свежи в моей памяти, как самая чистая вода родников, берущих начало с отрогов Берегового хребта.
Закрыв глаза, я каждый раз вижу прекрасную бабочку, летящую все выше и выше, навстречу лучам весеннего солнца, и маленького Бэмби, беззаботно бегущего за ней следом по белому песку нашего пляжа.
Но до сих пор мне очень трудно сказать, кого же все-таки я видел тогда из нашего укрытия на фоне ярко-голубого неба – бабочку, на мгновение промелькнувшую на фоне горизонта, или огромную летающую рептилию, устремившуюся к той воображаемой линии, где небо сливается с волнами океана, чтобы навсегда исчезнуть в пустоте, за гранью плоской Земли.