Хэм провел рукой по глазам. Келли, всецело поглощенная ребенком, казалось, не заметила его появления. А может быть, делала вид. Она покачивала сына на руках и тихонько напевала:
 
Кормила я и знаю, что за счастье
Держать в руках сосущее дитя.
 
      Не поднимая глаз, она улыбнулась.
      – Ты знаешь эту колыбельную, Хэм?
      В горле у него пересохло.
      – Макбет, кажется. Это вовсе не колыбельная.
      – Она была любящей матерью и любящей женой. А твой кругозор так ограничен, Хэм. Ты во всем видишь только одну сторону. Подойди поближе, познакомься со своим…
      Она намеренно замолчала, наслаждаясь муками, которые причиняла ему. Тихонько рассмеялась.
      – Ну что, Хэм, может, скажешь ему? Своему брату… или сыну?
      – Прекрати!
      Она коснулась пухленького подбородка младенца.
      – Ямочка как у тебя. С другой стороны, у твоего отца тоже был раздвоенный подбородок. Здесь ваши шансы равны. А вот глаза…, угрюмые и загадочные, как у тебя. И форма твоя. Я думаю, сомнений быть не может.
      Ее певучий голос над жадно сосущим младенцем гипнотизировал Хэма.
      – Хотя, боюсь, полной уверенности все-таки нет. Алва говорил, что ты как две капли воды похож на Натаниэля в молодости. Я думаю, наш ангелочек как пришел в этот мир загадкой, так и уйдет из него.
      Она прижалась губами к головке ребенка. Хэм повернулся, взялся за ручку двери. Ее голос остановил его. Теперь Хэм не узнал этот голос, словно он принадлежал другому человеку.
      – Подожди, Хэм… еще одно… Я не потерплю, чтобы ты перекладывал свою вину на этого ребенка. Мы все рождаемся нагими и невинными. Можешь думать о себе и обо мне все, что хочешь, но только к нему не питай ненависти. Сын он тебе или брат – это твоя родная кровь, Хэм, не забывай об этом. Я его мать. Он моя любовь. Люби его тоже, Хэм. Это твой долг перед отцом.
      Хэм повернулся и выбежал из комнаты. Доктор, Крис и Карл в страхе отшатнулись при виде его. Крис приблизилась, с тревогой глядя на него.
      – Хэм, что с тобой? Тебе плохо? Ты так побледнел.
      Он попытался улыбнуться. Казалось, что лицо сейчас разлетится вдребезги, как стеклянное.
      – Ничего. Просто я никогда в жизни не видел такого крошечного. Он как будто ненастоящий…
      Мужчины расхохотались. Крис внезапно накинулась на Хэма:
      – Как ты можешь так говорить о своем маленьком братишке! Доктор сказал, что он очень красивый.
      Доктор Джеймс Хейли, высокий, внушительного вида, с рыжими бачками, носил пенсне без оправы на черном шнурке.
      – Это правда, мисс Мейджорс. Почему бы вам и вашему отцу не зайти и самим не убедиться?
      Они вошли в комнату. Доктор, водрузив на нос пенсне, повернулся к Хэму, внимательно глядя на него.
      – Я едва знал вашего отца. Так, шапочное знакомство. Мы изредка встречались в Клинтоне или в столице. Достойный был человек, мы все по нему скорбим. Он лечился у моего коллеги доктора Мэрфи. Должен сказать, доктор Мэрфи был поражен тем, что произошло. Он не считал, что у вашего отца такое слабое сердце. Вероятно, в тот роковой день что-то вывело его из равновесия сверх всякой меры.
      Хэм опустил голову.
      – Да, он всегда был сильным человеком во всех своих проявлениях.
      Хейли кивнул.
      – Сильные, как правило, уходят раньше других. Они не знают, когда надо остановиться. А потом уже слишком поздно.
      Хэм сделал над собой усилие, поднял глаза, посмотрел доктору Хейли прямо в лицо.
      – Как вы считаете, сэр… приступ, который оборвал жизнь моего отца… мог он случиться в результате какого-нибудь сильного потрясения?
      Хейли наморщил лоб.
      – Какого, например? Известия о потере любимого существа? Да, внезапная трагедия могла бы вызвать сердечный приступ у сильного мужчины.
      – Потеря любимого существа… – пробормотал Хэм.
      Его вина еще тяжелее, чем он предполагал до сих пор. Младенец на груди у Келли – живое доказательство его преступления. Вместе с ребенком будет расти и его, Хэма, вина.
      В комнату, где находились Карл и Крис, прошла няня, забрать младенца. Она три года ухаживала за женой Карла Мейджорса до ее смерти.
      – Джейн Хатауэй лучше всех в нашем округе, – заверял Карл Мейджорс. – Сейчас она почти удалилась на покой, но, если я попрошу, еще поработает.
      На следующий же день после его звонка мисс Хатауэй села на поезд и приехала в Найтсвилл, за двести миль. Она оказалась крупной, угловатой, совершенно бесполой, с невзрачным, но добрым лицом. Выглядела она на десять лет моложе своих пятидесяти пяти.
      – Вам придется остаться здесь, у миссис Найт, на неопределенное время, мисс Хатауэй, – сказал ей Карл, когда она забирала ребенка.
      – Буду здесь столько, сколько нужно.
      С небрежностью многоопытной няньки она взяла младенца из рук матери, похлопывая его по попке, чтобы выпустить газы.
      – Доктор Хейли говорит, что до конца недели я уже буду на ногах, – сказала Келли.
      – Все равно вам понадобится помощь. Что вы знаете о воспитании детей? Вы сами еще почти девочка, – поддразнил ее Карл.
      Келли не улыбнулась.
      – Я мать. Его мать. Вот все, что я знаю, и больше мне ничего знать не надо. Я могла бы позаботиться о своем ребенке, даже если бы мы с ним оказались одни в безлюдной глуши.
      – О, да вы настоящая волчица, – усмехнулся Карл. – Верю, верю, вы сами могли бы справиться, но тогда у вас больше ни на что не останется времени. Например, на то, чтобы поехать со мной и Крис в Нью-Йорк в мае. Там в кинотеатре «Риволи» собираются показывать говорящее кино. Можете себе представить: актеры говорят прямо на экране. Это должно быть интересно.
      Она моментально превратилась в маленькую девочку. Даже рот открыла от изумления.
      – Я читала об этом в воскресном номере «Таймс» на прошлой неделе. Да, на это стоит посмотреть! Ты тоже так думаешь, Крис?
      – Да, наверное, – потупилась Крис.
      – Что-то не слышу энтузиазма в твоем голосе, – заметил отец. – В чем дело?
      Крис напряженно улыбнулась.
      – Ни в чем. Конечно же, мне очень хочется посмотреть. Я уже давно жду каникул.
      Келли улыбнулась с едва заметным оттенком враждебности.
      – Это, наверное, из-за меня, Карл. Разумеется, я не виню вас, дорогая. Вы так мало видитесь с отцом, и вам совсем не хочется делить его с другой женщиной. Вам и не придется этого делать. Благодарю вас, Карл, как-нибудь в другой раз.
      – Но это сущая чепуха, Келли! Крис вас обожает, так же как и все мы. Крис, скажи ей!
      – Папа прав, Келли, – послушно произнесла Крис. – Я буду очень разочарована, если вы не поедете с нами в Нью-Йорк.
      Вспыхнувшие румянцем щеки выдали ее ложь. Чем дольше длилось их знакомство с Келли, тем больше Крис ощущала, что совсем не знает эту женщину. И тем меньше понимала свое собственное к ней отношение. Чувства ее к Келли менялись, как направление ветра у лодочной пристани.
      Вначале ей казалось, что Келли могла бы стать идеальной женой для Брюса и преданной старшей сестрой для нее самой. Однако к ее крайнему изумлению и ужасу, отец сам стал ухаживать за Келли, и даже более решительно, чем Брюс. Крис заметила и кое-что похуже: Келли стравливала сына с отцом. Однажды она запустила пальцы в густую шевелюру Карла и обернулась к Брюсу.
      – Как получилось, что вам не достались по наследству прекрасные волосы вашего отца? Великолепная грива, о царь зверей!
      Взгляд, который кинул Брюс на Карла, говорил яснее всяких слов. Если бы он мог, то разрубил бы отца на куски.
      Потом он долго слонялся около, ожидая, пока Келли снова обратит на него благосклонное внимание. Внезапно она взяла его руку, приложила к своему животу.
      – О, Брюс, он такой непоседа. Чувствуете, как толкается?
      Сгорая от зависти, Карл налил себе двойную порцию виски.
      В такие моменты Крис ненавидела Келли за то, что та сознательно разжигает соперничество между ее отцом и братом. Однако временами она пыталась быть объективной и задавалась вопросом: а виновата ли Келли в том, что двое взрослых мужчин ведут себя как глупые школьники? Сомнения начали еще больше терзать ее после щедрого подарка, который неожиданно сделала ей Келли, – брошь-камею и серьги к ней. Брошь представляла собой не обычную камею с женским профилем, а мужскую и женскую фигурки в напудренных париках, танцующие менуэт. Настоящее произведение искусства, тщательно и талантливо выполненное, изысканное и неповторимое.
      Келли обняла Крис, поцеловала в щеку и вручила подарок.
      – Вы говорили о таком гарнитуре с того самого дня, как увидели его на миссис Вандербилт на балу в честь инаугурации нашего губернатора. С тех пор я все время пыталась отыскать такой же.
      Крис была растрогана до слез.
      – Я тоже пыталась его найти. Искала даже в Нью-Йорке. Наконец решила, что второго такого просто не существует, и оставила поиски.
      – Его и не существовало, – улыбнулась Келли. – Я написала миссис Вандербилт и скоро получила очень любезный ответ от ее секретарши, которая сообщила мне всю необходимую информацию: гарнитур был изготовлен по заказу фирмой «Колдуэлл». Я позвонила в Филадельфию и заказала точно такой же.
      Карл пришел в восторг.
      – Интересно, как это понравится миссис Вандербилт… Вы самая необыкновенная женщина, какую я когда-либо встречал!
      Келли манипулировала Крис так же легко и в то же время изощренно, как она играла с Карлом и Брюсом.
      – Значит, решено, – объявил Карл. – Все втроем едем в Нью-Йорк.
      – Я, наверное, не дождусь этого дня! – Келли улыбнулась сладчайшей улыбкой, взяла Крис за руку. – Дорогая, то платье из голубой тафты, по которому вы так страдаете… я уверена, мы найдем его в «Саксе».
      Крис расцвела. От ее враждебности по отношению к Келли не осталось и следа. Ведь отец ни за что не станет ходить с ней по чудесным магазинам, по которым она так соскучилась. Последний раз она ездила в Нью-Йорк за покупками прошлой весной, уже почти год назад. В сопровождении Келли это будет увлекательнейшая прогулка. Они обе молоды и смогут по-женски насладиться этим ритуалом.
      Карл подвел черту:
      – Мисс Хатауэй останется с ребенком столько времени, сколько понадобится.
      – Ну, если вы так говорите… – пожала плечами Келли. – Насколько я могу судить, она очень опытная няня.
      – Самая лучшая. – Карл потер серую щетину на подбородке. – Ну, я думаю, нам пора возвращаться в Уитли. Мне надо принять ванну, побриться и хоть немного поспать.
      Келли, все еще не выпуская руку Крис, потянулась к Карлу. Крепко сжала их руки.
      – Вы даже не представляете себе, как меня успокаивало сознание, что вы здесь. Вы ведете себя со мной как родные. Как настоящая семья. Это для меня очень много значит. После смерти Натаниэля мы остались одни с Хэмом, пока вы, дорогие друзья, не пришли к нам на помощь. Я люблю вас обоих. – Она помолчала. – И Брюса тоже. Всех вас люблю. А кстати, где Брюс? Я его уже две недели не видела.
      – Брюс очень занят, – пробормотал Карл, избегая осуждающего взгляда дочери.
      С самого Нового года Карл пользовался любой возможностью, чтобы услать Брюса куда-нибудь подальше, «по делам», как он выражался. Кирпичные печи Мейджорсов едва справлялись с огромным наплывом заказов. Строительный бум продолжался, всем требовался кирпич. Под этим предлогом Карл и старался удерживать Брюса подальше от Найтсвилла и Келли.
      – Я позвоню ему сегодня вечером и скажу, что вы и маленький Натаниэль в полном порядке, – пообещала Крис.
      Карл схватил дочь за руку.
      – Пойдем-пойдем, Крис. Мы и так уже загостились.
      Он вышел вместе с ней в холл, потом внезапно обернулся.
      – Мне надо еще кое-что сказать Келли. Я сейчас.
      Он быстро прошел обратно в комнату, закрыл за собой дверь, подошел к кровати, обнял Келли за плечи, поцеловал в лоб.
      – Ведите себя хорошо, слушайтесь мисс Хатауэй и побыстрее вставайте на ноги. Нью-Йорк ждет вас.
      Келли засмеялась.
      – Я готова ехать хоть сейчас.
      Он заглянул ей в глаза.
      – Нью-Йорк – это только начало. Есть много мест, которые мы с вами посетим, многое посмотрим.
      Келли с показной скромностью натянула на себя покрывало.
      – Карл Мейджорс, если вы не перестанете смотреть на меня такими глазами, я покраснею.
      Его обдала горячая волна желания. Он с усилием оторвался от нее и устыдился. Желать женщину, которая только что родила ребенка от другого человека. От старика вроде него самого, и этот старик был бы сейчас жив и здоров, если бы не поддался искушению.
 
      Когда Келли вместе с Мейджорсами уехала в Нью-Йорк, для Хэма наступили счастливые дни. Чем она дальше, тем лучше для него. Ребенок – другое дело. Маленький Натаниэль одновременно и притягивал, и отталкивал Хэма. Каждый раз, когда он проходил мимо спальни, превращенной теперь в детскую, глаза его неизбежно обращались к кроватке. Если ребенок спал, Хэм бесшумно входил в комнату, подходил к кроватке и долго стоял над ней, отыскивая в ангельском личике ребенка его разгадку.
      Брат или сын? Неопределенность сводила Хэма с ума. Однажды, когда он стоял над колыбелью, Натаниэль широко открыл глаза. Темные и печальные, такие же, как у него самого. Какие-то мудрые, всезнающие, они притягивали Хэма как магнитом. Крошечные губы Ната медленно-медленно изогнулись в улыбке, пухленькие ручки потянулись к нему. Хэм вздрогнул и отшатнулся.
      – В чем дело, сэр?
      Хэм резко обернулся и увидел сзади мисс Хатауэй.
      – Мне показалось… будто он плачет… Я вошел посмотреть.
      Няня подошла к колыбели.
      – Он просто хочет, чтобы его взяли на руки, поиграли с ним. Он вас пугает, сэр?
      – Меня?! Ребенок?! Вы, наверное, шутите!
      Она взяла маленького Натаниэля на руки, поцеловала в лобик, пригладила мягкие редкие волосы, покачала на одной руке.
      – Ну-ну, мой маленький… Хорошо поспал?
      Потом она снова с серьезным видом обернулась к Хэму.
      – Взрослые мужчины нередко боятся младенцев, мистер Найт. Они им кажутся фарфоровыми игрушками, которые могут разбиться, если уронишь. Позвольте вам сказать… я в своей жизни имела дело с десятками таких малышей, как вот этот молодой человек. Они вовсе не такие хрупкие, как кажутся.
      – Да-да, в этом все дело, – с готовностью согласился Хэм. – Они выглядят такими маленькими и беспомощными. У мамы когда-то было фарфоровое блюдо, такое тонкое, что оно казалось прозрачным. Я боялся прикоснуться к нему. У меня такие неловкие руки, я знал, что обязательно разобью его. Один раз мама доверила мне убрать его в шкаф, и, конечно, я его уронил.
      Мисс Хатауэй рассмеялась.
      – В таком случае не будем рисковать маленьким мистером Натаниэлем. Нет, вы только посмотрите, он не согласен! Он просится к вам!
      Хэм отступил назад.
      – Мне пора приниматься за дела.
      Он скатился по лестнице и побежал к амбару. По дороге ему встретился Уолт Кэмпбелл.
      – Эй, парень, что с тобой? Бежишь, будто за тобой гонится призрак.
      Может и так, подумал Хэм.
      Бородатый Уолт Кэмпбелл в своей красной куртке и шерстяной шапке походил на Санта-Клауса.
      – Хэм, вообще-то я уважаю честолюбивых людей, но ты в последнее время, мне кажется, не занимаешься ничем, кроме работы.
      – Я еще читаю.
      – Это одно и то же. Я хочу сказать, тебе надо побольше бывать на людях, общаться со своими сверстниками. Люси говорит, ты и на субботние танцы перестал ходить.
      – Я никогда не любил танцы.
      Уолт подтолкнул его локтем, подмигнул.
      – Я тоже. Но ведь там можно обнять девушку. А дальше – больше. Ты понимаешь, о чем я?
      Хэм с усилием засмеялся.
      – Верно, дядя Уолт. Только у меня с девушками плохо получается.
      – Да ты просто стеснительный, вот в чем дело. Такой красивый парень мог бы иметь любую девушку. Я это знаю, потому что часто слышу, о чем говорит Люси со своими подружками. Я не специально подслушиваю, сам понимаешь. Просто девушки сейчас такие бойкие, не задумываются ни о том, что говорят, ни о том, кто их слышит. – Уолт печально покачал головой. – Моя дочь разговаривает с матерью о таких вещах, о каких я никогда не решался заговорить со Сьюзан. Ну, это не важно. Короче говоря, не одна девушка в этом городе положила глаз на Хэма Найта. Послушай, приходи к нам на этой неделе ужинать. Нет-нет, и не думай отказываться. Ты и так нас слишком часто прокатывал.
      Хэм почувствовал, что его загнали в угол. Отступать некуда. Последний раз он гостил у Кэмпбеллов год назад, через несколько дней после свадьбы отца и Келли.
      – Хорошо, дядя Уолт, я приду. Когда?
      В среду вечером он принял ванну и надел свой единственный парадный костюм. Как раз к месту, думал он, повязывая галстук. Предстоящий ужин привлекал его не больше, чем свадьба или похороны.
      К его величайшему облегчению, Люси дома не оказалось. Вспоминая, какого дурака он свалял в прошлый свой визит, Хэм боялся встречи с ней. А к тому времени, когда она пришла, он уже успел выпить две порции яблочного сидра и чувствовал, что ему море по колено.
      Люси появилась, одетая по последней моде – шляпа «колокол», платье с удлиненным лифом и короткой плиссированной юбкой, длинная нитка бус на груди, утянутой до такой степени, что Люси могла бы сойти за мальчишку.
      Сьюзан поспешила поднять шляпку, которую Люси небрежно бросила на стул.
      – Так-то ты относишься к красивым дорогим вещам. – Сьюзан обернулась к Хэму. – Это последняя мода, от Сире.
      Уолт раздраженно жевал трубку.
      – Ты опоздала. Ужин давно ждет.
      Девушка взбила рукой короткие волосы и села напротив Хэма, закинув ногу на ногу, так что мелькнули ярко-красные трусики.
      – Мы с Тилли ездили кататься в новом «додже» Джейка Спенсера. Представляете, он ехал по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час – и ничего.
      – Шестьдесят миль?! – ужаснулась Сьюзан. – Как ты можешь садиться в машину с таким ненормальным!
      – Я не хочу, чтобы ты водила дружбу с такими, как этот Спенсер, – проворчал Уолт. – О нем и его дружках идет дурная слава.
      – Да будет тебе, па. Джейк – нормальный парень, если знать, как с ним обращаться.
      – А откуда этот самый Джейк Спенсер и прочие берут деньги на такие дорогие машины? – поинтересовалась Сьюзан.
      Уолт громко хмыкнул.
      – Возит контрабандное виски из Канады для своего дяди-бутлегера.
      На севере штата влияние «сухого закона» почти не ощущалось. Бары и винные погреба самых известных богачей – Рокфеллеров, Морганов, Гулдов, Гарриманов, Асторов, Вандербилтов и Мейджорсов – ломились от первосортных вин и виски. Поставщиков этого товара, многие из которых были известны как настоящие преступники и даже убийцы, принимали в высшем свете. Именно терпимость и попустительство богатых и могущественных привели к тому, что контрабандная торговля спиртным начала процветать на общенациональном уровне, в виде организованной преступности, поглощая большую часть этого богатства и могущества. Не раз государственные деятели и высокие судебные чины похвалялись тем, что поднимали бокалы в знаменитых особняках по берегам Гудзона вместе с самим Аль Капоне.
      Люди менее зажиточные не могли себе позволить пользоваться услугами бутлегеров. Бедняки пробавлялись самодельным вином, добывали спиртное на подпольных винокуренных заводиках, которыми кишели горные районы штата Нью-Йорк. Любимым напитком в этих местах считался яблочный бренди собственного изготовления. Насколько помнил Хэм, ни один виноторговец в Найтсвилле ни разу не появлялся. Еще задолго до введения «сухого закона» по всей территории к востоку от каменоломен изготавливали в домашних условиях вино, пиво и даже виски.
      – Неправда! – с жаром возразила Люси. – Джейк работает на новой бумагоделательной фабрике, наверху, у водопадов. Он приезжает домой только на уик-энд.
      Уолт снова покачал головой. Как все изменилось в долине Гудзона!
      – У нас здесь скоро станет не лучше, чем в Нью-Йорке или Филадельфии. Вон сколько фабрик понастроили по всей реке. Карл Мейджорс открыл еще две печи. Ты об этом знаешь, Хэм? Одну, правда, в Уэстчестере, вниз по реке, это еще ладно. Оглянуться не успеешь, как промышленность совсем вытеснит фермеров из долины.
      – Ты что-нибудь имеешь против национального процветания, папа? – Люси встала и налила себе бренди.
      – Если это можно назвать процветанием, – проворчал Уолт и протянул свой стакан. – Налей-ка и нам с Хэмом еще. А кто это разрешил тебе пить? Ты еще несовершеннолетняя.
      – Ох, папа! Ты совсем отстал от жизни. У нас сейчас тысяча девятьсот двадцать третий год.
      – Отстал от жизни… И что же это за жизнь такая? Женщины бегают по улицам чуть ли не голышом. Пьют, дебоширят, воют и трясутся под дикую музыку. Республиканцы говорят: возврат к «нормальности». Что же это за нормальность такая, я вас спрашиваю? И что за человек сидит там в Белом доме?
      – Я слышала, что президент болен, – пробормотала Сьюзан.
      Уолт выбил трубку в большую медную пепельницу.
      – Болен, говоришь? Немудрено. Банды из Огайо даже для него оказалось слишком. Весь кабинет продажный, и Смит, и этот пройдоха, полковник Форбс. А единственный дружок покончил с собой, до того как закон до него добрался. Сам президент играет в карты, пьет и развратничает прямо в Белом доме. Позор для всей нации!
      – Уолт, нехорошо так говорить о людях, тем более о президенте, – забеспокоилась Сьюзан. – Пастор Уильямс только на прошлой неделе об этом говорил. Помнишь – «пусть первым бросит камень тот, кто сам безгрешен»? Демократы распускают отвратительные слухи, и никто не знает наверняка, правда это или нет.
      – Пусть пастор Уильямс верит, во что ему вздумается. Мне Гардинг никогда не нравился. И твоему отцу тоже, Хэм. А ведь Найты всегда принадлежали к республиканцам, еще до Эйба Линкольна. После прошлых выборов он сказал: «Уолт, не нравится мне этот человек. Не нравится, как он выглядит».
      – А, по-моему, он выглядит шикарно. – Люси, полулежа на тахте, возвела глаза к потолку. – Интересно, что чувствуют девушки, когда сам президент приглашает их в Белый дом? У него там прямо целый гарем, как у турецкого султана.
      Сьюзан пришла в ужас.
      – Люси! Что ты такое говоришь! Да еще в присутствии молодого человека!
      – Хэм еще и не такое слышал. Правда, Хэм? – подмигнула Люси.
      Хэм оттянул тугой воротничок рубашки. Попробовал переменить тему:
      – Двое рабочих уволились с каменоломни. Ушли работать к Мейджорсу в Хаверхилл. Будем искать замену, Уолт?
      – Не так-то легко найти. Сейчас полно более легкой работы за лучшую плату. Я слышал, Нью-Йоркская центральная железнодорожная компания набирает рабочих. Они собираются переделать пути, проложить новые рельсы, сделать старую дорогу самой скоростной и удобной в Соединенных Штатах. И конечно, платить большие деньги.
      – Тогда мы тоже должны больше платить, – по-хозяйски уверенно произнес Хэм.
      Уолт взглянул на него с непривычным уважением. Подобно всем в Найтсвилле, он готов был до конца жизни чтить память старого Натаниэля и хранить установленные здесь феодальные порядки.
      – Я сам собирался с тобой об этом поговорить. Вообще весь этот прогресс и процветание выглядят как-то странно. Бизнес процветает, цены на бирже взлетают до небес, у всех столько денег, что некуда девать. В то же время пара ботинок, которую я купил в прошлые выходные в Клинтоне, обошлась мне намного дороже, чем три года назад. Вот я и спрашиваю: какой смысл в том, что сейчас мы зарабатываем больше денег, чем в тысяча девятьсот двадцатом году, если купить на них можно меньше?
      – Инфляция, – произнесла Люси с важностью выпускницы школы.
      – Я сам знаю, что это такое. – Отец поднялся, снова наполнил свой стакан. – Подделка, вроде ваших движущихся картин. Оптический обман. Зажигается свет, и все красивые картинки вместе с людьми исчезают как дым.
      Он хотел налить и Хэму, но тот накрыл свой стакан рукой.
      – Спасибо, дядя Уолт, у меня уже и так голова кружится.
      – Давайте ужинать, – объявила Сьюзан, – иначе мясо пережарится, или Уолт опьянеет и не сможет его разрезать.
      Она с трудом подняла свои тучные телеса с глубокого кресла и направилась к кухне.
      – Ты когда-нибудь видела меня пьяным, женщина?
      Однако последнее слово все же осталось за ней:
      – И дай Бог, чтобы никогда не увидела.
      Они направились в столовую. Люси взяла Хэма под руку и зашептала в самое ухо:
      – Я надеюсь, что ты напьешься, а я этим воспользуюсь.
      Она прижалась к нему бедром.
      На протяжении всего ужина Люси, с трудом скрывая зависть, изводила Хэма шуточками по поводу Крис Мейджорс.
      – У нашего Хэма появилась подружка. – Люси склонила голову набок, сделала высокомерное лицо. – Она так высоко задирает свой длинный нос, что уже несколько лет не видела собственные ноги.
      – Прекрати, Люси! – прикрикнула мать. – Я слышала, что она очень хорошая девушка.
      – Кто тебе сказал? Хэм? Он не может о ней правильно судить.
      – Она мне не подружка, – побагровел Хэм. – И нос она не задирает.
      – Ну, значит, ты ее дружок. И еще я слышала, у нее столько платьев, что она меняет наряды каждый час.
      – Я ничего не знаю о ее платьях.
      – Да неужели? Разве она не носит платья, когда вы бываете с ней вместе?
      – Ну довольно, мисс! – Уолт не на шутку рассердился. Люси поняла, что зашла слишком далеко. – Сейчас же извинись перед Хэмом.
      Она выпрямилась, сложила руки на коленях, приняла виноватый вид.
      – Извини, Хэм, я просто пошутила, ты же знаешь.
      Хэм покраснел еще больше.
      – Все в порядке, Люси.
      После горячего Уолт пошел посмотреть скот, Сьюзан ушла на кухню за пирогом и сливками. Люси, оставшись вдвоем с Хэмом, возобновила издевательства:
      – Крис Мейджорс, говорят, теперь неразлучна с твоей мачехой?
      – Они нам очень помогли после смерти моего отца. Они очень добры.
      – И Крисси к тебе добра? Или может быть, это Келли неразлучна с Карлом? Они ведь сейчас вместе уехали в Нью-Йорк?
      Хэм, не глядя на нее, гонял крошку хлеба по белой скатерти.
      – Они уехали втроем – Карл, Крис и Келли.
      – Ты по ней скучаешь?
      – Не очень.
      – Мы с мамой заходили к вам на днях, посмотреть на ребенка.
      – Знаю. Я в этот день уезжал закупать корма.
      – Маленький Натаниэль просто обворожительный.
      – Все младенцы одинаковы, – пожал плечами Хэм.
      – Только не этот! Он как две капли воды похож на тебя.
      Хэм прикрыл глаза. Перед мысленным взором вновь предстал бог возмездия с вилами в руке. На этот раз они достигли цели. Безжалостная сталь разорвала его гениталии.
      Голос Люси вернул его к действительности:
      – Хэм, что с тобой? Тебе плохо?
      Хэм промокнул лоб салфеткой.
      – Нет-нет… Все в порядке. Наверное, слишком много выпил.
      – Неужели? – скептически протянула Люси. – Ты слышал, что я сказала? По-моему, ребенок как две капли воды похож на тебя.
      Хэм уже полностью овладел собой.
      – Ты так считаешь? А на кого же ему быть похожим? На тебя, что ли? Он ведь мой брат.
      – Вот именно, – проговорила Сьюзан с порога. Она внесла огромный яблочный пирог и кувшин со сливками. – Самый восхитительный младенец, который когда-либо рождался в Найтс-вилле! Честно говоря, Хэм, я не понимаю, как она могла уехать и оставить своего ребенка на чужого человека.
      – По-моему, с миссис Хатауэй ему лучше, чем с кем-либо.
      Он подумал, что Келли носила маленького Натаниэля по дому на руках с той же небрежностью, что и свою Книгу. Хэм вечно боялся, что она уронит мальчика.
      Он только сейчас осознал… Малыш ему не безразличен!
 
      Все последующие месяцы Хэм спасался от Найта, от Келли и от себя самого в работе. Каменоломня, ферма, дойка заполняли все его дни. Ночами же, вконец измотанный работой, он крепко спал.
      В январе 1924 года сенатор Уэйн Гаррисон позвонил Карлу Мейджорсу из Олбани.
      – Правительство штата дало разрешение на строительство моста. Вы с этой миссис Найт вместе в бизнесе?
      – Мы партнеры.
      – Только по бизнесу?
      – Пока да, но надеюсь, со временем это изменится.
      – Ах ты, старый греховодник! А кстати, не хотите взять третьего партнера?
      – Тебя?
      – Нет, штат Нью-Йорк. Штат субсидирует половину затрат в интересах общества. Ты знаешь, сколько новых проектов лежат сейчас на столах Управления дорог? А при нынешних темпах развития транспорта у нас не хватит времени, чтобы воплотить в жизнь все проекты. Сейчас артерий, связывающих Нью-Йорк с Новой Англией, очень мало, и качество их оставляет желать лучшего. А ваш мост поможет снять большую часть транспорта в районе Клинтона и Троя.
      – Да, в том, что ты говоришь, есть смысл. Мосты и дороги обходятся недешево, я все время напоминаю об этом Келли Найт.
      – Есть еще одна проблема. Новая дорога соединит мост с автострадой на восточном берегу. В Бюро по землеустройству утверждают, что дорога находится в частном владении. Ты понимаешь, в чем здесь трудность, Карл? Штат не может строить дорогу для общественного пользования на земле, принадлежащей частному владельцу. В Управлении дорог предлагают, чтобы штат купил эту землю у Найтов. Нет необходимости говорить тебе о том, что цена будет гораздо выше ее теперешней стоимости.
      На Келли неожиданная новость произвела впечатление. Подозрение у нее вызывало намерение штата субсидировать строительство моста.
      – Зачем нам это нужно? Тогда это уже будет не наш мост.
      – Конечно, наш. В этом и заключается суть свободного предпринимательства, как утверждают республиканцы. Правительству нужно построить мост и дорогу. Рано или поздно мост все разно будет построен, а может быть, и не один, учитывая, как развивается автомобильный транспорт. Поэтому они и предлагают правительственные деньги, чтобы привлечь частные капиталы и развязать инициативу для осуществлений проекта.