Келли надеялась, что положение изменится после путешествия Крис в Европу вместе с любовницей сенатора Уэйна Гаррисона. Однако когда Крис вернулась, проведя два месяца в Лондоне, Париже, Риме и Лиссабоне, Келли сразу поняла, что ни европейские развлечения, ни спутница не повлияли на добродетель Крис. И не излечили ее от любви к Хэму.
      – Ты сказала – боишься? Чего?
      – Того, что Хэм ко мне равнодушен. Нет-нет, он хорошо ко мне относится. Я знаю, что нравлюсь ему. Однажды мне даже показалось, что он действительно ко мне неравнодушен. Но я ошиблась. Он не чувствует ко мне того, что мужчина должен чувствовать к женщине.
      У Келли никогда не хватало терпения придерживаться условностей, которые обычно соблюдали благовоспитанные девушки, говоря о сексе.
      – Ты хочешь сказать, что он ни разу не позвал тебя в постель? Так?
      Крис покраснела.
      – Мне бы не хотелось это обсуждать. То, что происходит между мной и Хэмом, касается только нас двоих. Извини, я, пожалуй, пойду искупаюсь.
      Она побежала к озеру. Попробовала ногой воду. Келли смотрела ей вслед. Красивая здоровая девушка с хорошим телом… На пляже мужчины на нее очень даже заглядываются.
      «То, что происходит между мной и Хэмом, касается только нас двоих»…
      «Только ничего между вами не происходит», – улыбнулась Келли. Хэм все еще принадлежит ей. Ей одной. Крис его любит, но не может получить. Из всех женщин на земле лишь она, Келли, знает его так близко, как только могут мужчина и женщина знать друг друга. А любовь… Что такое любовь? Они с Хэмом принадлежали друг другу. Плотские узы получили воплощение в маленьком Натаниэле.
      Он подбежал к ней, размахивая ведерком и совком.
      – Мама, мама! Я встретил такого хорошего человека. Он сейчас идет к тебе.
      Келли стряхнула песок с его плеч и пухлого животика.
      – Надень-ка рубашку, Нат, иначе перегреешься. Так что это за человек?
      – Твой и папин друг. Вот он идет. – Мальчик указал пальцем.
      Келли прикрыла глаза рукой от солнца, взглянула в том направлении, куда указывал сын. Высокий загорелый человек прокладывал себе путь по песку среди ярких зонтиков, шезлонгов и подстилок. В купальном костюме он выглядел не менее внушительно, чем в смокинге и галстуке. Келли с удовольствием рассматривала его широкие плечи и мускулистые руки.
      – Сенатор Гаррисон! – Она протянула руку. – Какой приятный сюрприз!
      Он взял ее ладонь обеими руками, сжал, задержал дольше, чем требовали приличия.
      – А вот я не могу сказать, что для меня это неожиданность. Месяц назад я встретил Брюса в Олбани, и он сказал, что в августе вы с семьей будете в «Сагаморе». На следующий же день я заказал номер для себя и жены.
      – Я уверена, вам здесь понравится. Здесь так… так…
      – Так скучно. – Он озорно сверкнул глазами. – Ужасно скучно. Вы это хотели сказать?
      Они дружно рассмеялись, обретя общую маленькую тайну, направленную против богатых самодовольных серых личностей, подставляющих свои тучные тела жаркому солнцу.
      Он взглянул на шезлонг, оставленный Крис.
      – Можно присесть?
      – Да, пожалуйста.
      Он сел, посадил маленького Натаниэля к себе на колени.
      – А ты растешь, сынок. Становишься симпатичным молодым человеком. Мы с тобой хорошо поговорили, правда?
      – Да, сэр. – Мальчик с возбужденным видом обернулся к матери. – Сенатор Гаррисон собирается завтра взять меня с собой на прогулку на своем скоростном катере.
      – Я уверена, тебе это понравится, дорогой. А теперь пойди найди мисс Хатауэй, скажи ей, что тебе пора принимать ванну и одеваться к ужину.
      – Хорошо, мама.
      Гаррисон спустил мальчика с колен, шутливо шлепнул.
      – Не забудь, сынок: у нас с тобой на завтра назначено свидание.
      Они смотрели ему вслед. Мальчик бежал по пляжу. Песок летел из-под его ног на лежавших под солнцем людей.
      – Сделаем вид, что мы его не знаем, – пошутила Келли.
      – Красивый мальчик. И способный. Надеюсь, мой сын будет не хуже.
      Келли искоса бросила на него взгляд.
      – Я не знала, что у вас есть сын.
      – Пока нет, но это должно измениться через три месяца. Моя жена беременна.
      Год назад Гаррисон женился на Джулии Клемент, дочери сенатора Соединенных Штатов Хьюберта Клемента. Мейджорсы были приглашены на свадьбу и на прием в Вашингтоне, однако им пришлось отказаться. Карл, в его тогдашнем состоянии не мог совершить столь долгое путешествие на поезде. Келли и Брюс побоялись оставить его и маленького Натаниэля одних в доме со слугами. Гаррисон заглянул ей в глаза.
      – Давно мы с вами не виделись. С самого бала у губернатора, с того вечера, когда вы объявили о помолвке с Брюсом. Я был огорчен тем, что вы не пригласили меня на свадьбу.
      – Мы не устраивали пышную свадьбу. Все было тихо, посемейному.
      Он коснулся ее руки.
      – Вы помните, о чем мы говорили в тот вечер?
      – Очень хорошо помню. – Ресницы ее затрепетали. – «Сейчас не время для нас с вами… Не сейчас…»
      – Я думаю, сейчас наступило это время. Как вы считаете?
      Келли отняла руку.
      При мысли о любовной связи с Уэйном Гаррисоном кровь в ней закипела. Так она не возбуждалась со времен буйных оргий с Хэмом за спиной у его отца. Но пусть сенатор немного побудет в неизвестности.
      – Мне надо подумать.
      – Хорошо, я буду ждать… до завтра.
      Келли испытывала полное удовлетворение тем, как развивались события. Вернувшись в отель, она кивнула высокомерным дамам в холле и небрежно качнула аппетитными бедрами перед мужчинами в баре.
 
      Вечером во время ужина сенатор Гаррисон с женой остановились у столика Мейджорсов. Джулия Гаррисон оказалась тучной блондинкой с громким гнусавым голосом. Шесть месяцев беременности нисколько ее не красили.
      Гаррисон повторил, что приглашает маленького Ната покататься на катере. Обратился с тем же предложением к Крис и Келли. Крис отказалась.
      – Меня укачивает.
      – Меня теперь тоже, – сказала Джулия.
      – А я поеду, – заявила Келли. – Послежу за своим маленьким сорванцом, чтобы вы могли следить за катером.
      На время своего отдыха сенатор Гаррисон арендовал изящный быстроходный катер удлиненной формы, весь сверкавший полированным деревом и медью.
      Нат сидел за рулем между матерью и сенатором. В белых брючках, голубом блейзере и шкиперской шапочке он выглядел настоящим яхтсменом.
      Келли надела льняное платье и широкополую шляпу, чтобы защитить лицо от палящего солнца.
      Сенатор взял курс на Пайлот-Ноб. Катер прыгал на волнах, от сильных порывов ветра в лицо летели брызги – так, что дух захватывало. Нат визжал от восторга. Келли с трудом переводила дыхание.
      – Больше похоже на океан, чем на озеро.
      – Вы бы посмотрели на него в шторм. Волны достигают пяти футов в высоту.
      Ярко-голубое небо, синяя вода, зеленые леса, проносившиеся мимо, завораживали Келли.
      – Как будто попала в красочную открытку.
      – Хорошо бы и папа был с нами, – неожиданно произнес Нат. – И дедушка тоже. – Он выпятил нижнюю губу, как это делал Хэм. – Вот подождите, я расскажу Хэму. Он пожалеет, что не поехал с нами.
      От Пайлот-Ноб Гаррисон повернул на юг, к скале Шелвинг.
      – Говорят, двое любовников-индейцев бросились вниз с этого уступа и разбились насмерть.
      – Зачем? – спросил Нат.
      – Для того чтобы остаться вместе навсегда.
      – Как глупо! Неужели кому-то хочется умирать?
      У поселка Джордж они бросили якорь, и пошли обедать. Из окна ресторана увидели красно-белый прогулочный пароход, возвращавшийся после экскурсии по озеру. Лопасти медленно вращались, поднимая вверх радужные брызги.
      – А нам нельзя прокатиться на этом океанском лайнере? – умоляюще воскликнул Нат.
      Мать рассмеялась и прижала его к себе.
      – Как-нибудь в другой раз. У нас есть еще две недели.
      – Это не лайнер, а колесный пароход, – смеясь, поправил его сенатор. – Капитан, наверное, был бы польщен, услышав такой комплимент.
      Обратно в отель они вернулись через Болтон-Лэндинг.
      – Как-нибудь вечером надо будет приехать сюда поужинать, – сказал ей Гаррисон. – У них изумительная французская кухня.
      Джейн Хатауэй ждала на пристани, сидя на складном стульчике. Увидев их, она отложила книгу и устремилась навстречу.
      – Я уже начала волноваться. Надеюсь, вы не перегрелись на солнце?
      Она помогла Нату выйти на берег и крепко обняла его.
      – Джейн – настоящая наседка, – поддела ее Келли. – Можете не беспокоиться, мы присматривали за Натом.
      – И я ни разу не превысил скорость, – пошутил сенатор. – Но не могу обещать, что так будет и сейчас.
      – Сенатор Гаррисон хочет показать мне, как быстро может двигаться этот катер, – пояснила Келли. – Отведите Ната наверх и последите за тем, чтобы он поспал.
      – Хорошо, мэм.
      Сенатор снова включил мотор. Гувернантка подскочила от мощного рева.
      Келли засмеялась.
      – Не бойтесь, мисс Хатауэй. Там внутри сидит страшный лев, но вас он не тронет.
      Она помахала рукой через плечо. Катер резко повернул, поднял нос, выше, выше, выше… С бортов ударили два водопада.
      Келли взвизгнула.
      – Как здорово! У меня такое чувство, что мы сейчас поднимемся в воздух на дирижабле.
      – Вы когда-нибудь летали на дирижабле?
      – Нет, но собираюсь. Я приобрела акции двух коммерческих авиакомпаний. Надо посмотреть, во что вложены мои деньги.
      – Вы открыли золотую жилу. Путешествия по воздуху – это наше будущее. Хотите порулить?
      – Не очень. А куда мы направляемся?
      – В одно потайное местечко. Райский уголок.
      Келли всплеснула руками.
      – И вы собираетесь устроить там кораблекрушение?
      Он положил большую темную руку на ее бедро.
      – Если это единственный способ выманить вас на берег, я это сделаю.
      Она накрыла его руку своей.
      – Я предпочту снять туфли и чулки и дойти до берега вброд. Островок находился в небольшой бухточке, попасть в которую можно было лишь через узкий канал, скрытый по обеим сторонам буйной растительностью. Келли перегнулась через борт катера.
      – Какая чистая вода! Видно дно. Посмотрите на эту огромную рыбу. Наверное, акула.
      Гаррисон рассмеялся.
      – Это озерный окунь. Они здесь очень большие.
      Он снизил скорость. Указал на дальнюю часть острова, скрытую от посторонних глаз: пригорок площадью не более чем в один акр, покрытый густым лесом.
      Нос лодки уткнулся в берег. Гаррисон заглушил мотор, бросил якорь.
      – Дальше пойдем пешком.
      Келли повернулась к нему спиной, подняла юбку, отстегнула застежки пояса, спустила чулки. Оглянулась и увидела, что он наблюдает за ней.
      – Ничто не возбуждает меня так, как вид раздевающейся женщины.
      – Даже больше, чем вид раздетой женщины?
      – Но тогда уже не время любоваться.
      Он снял спортивные туфли и носки, закатал брюки до колен, шагнул в воду и подал руку Келли. Потом достал из багажного отделения катера четыре подушки и автомобильный чехол. Они направились к берегу. Пляж представлял собой узкую песчаную полосу не больше двух ярдов шириной.
      Келли стояла, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Пальцы ног утопали в песке.
      – Я чувствую себя Робинзоном Крузо.
      Гаррисон указал на пепел от костра и другие следы предыдущих посетителей.
      – Место вряд ли можно назвать девственным, но для нас сойдет. Если кто-то подплывет близко к каналу, мы услышим, когда…
      – Когда что?
      – Пошли, – засмеялся он.
      Келли следовала за ним по тропинке, петлявшей среди хвойных деревьев, с наслаждением вдыхая аромат сосен.
      – Сладость и горечь… Как хорошо! Я бы хотела остаться здесь навсегда.
      – Райские кущи.
      – А мы Адам и Ева?
      Они вышли на поляну, хранившую следы прошлых оргий. Келли наморщила нос при виде смятого презерватива.
      – Вот свиньи! Следовало бы запретить им сюда приезжать. Гаррисон рассмеялся, палкой отшвырнул оскорбительный предмет подальше с глаз.
      – Как насчет Адама и Евы?
      Он бросил чехол и подушки на землю. Схватил Келли в объятия.
      – Вы делаете мне больно, – поморщилась она.
      – Извините. Я слишком давно не был с женщиной. Я, наверное, кажусь вам грубияном.
      Келли провела руками по его бицепсам до самых плеч, прижалась всем телом.
      – Секс вообще дело грубое. Когда пытаешься деликатничать, он многое теряет. Видите ли, я тоже давно не была с мужчиной. С настоящим мужчиной.
      Выражение ее голоса говорило больше, чем слова.
      Он целовал ее долгими пронизывающими поцелуями, язык к языку. Келли первая оторвалась, едва переводя дыхание. Оттолкнула его.
      – Дайте же мне раздеться.
      Она начала расстегивать перламутровые пуговицы на платье. Он тоже начал раздеваться, не спуская с нее глаз. Она не отворачивалась. Ее возбуждало то, что он наблюдает за ней. Она видела, как растет желание в его большом сильном теле. Раздевшись донага, они несколько секунд одобрительно смотрели друг на друга. Потом, не говоря ни слова, сошлись вместе.
      Келли заговорила всего один раз, когда они уже лежали на подушках. Он наклонился поцеловать ее грудь.
      – Мне это не нужно, Уэйн. Я готова. Скорее!
      Они провели на острове еще два часа. За это время Гаррисон испытал три оргазма, Келли – пять. Потом они спустились к озеру и искупались.
      – Я никогда еще не встречал такой женщины, как ты. А у меня их было множество.
      Келли чуть улыбнулась, изогнув уголки губ.
      – И ты каждой говоришь то же самое?
      Ему, видно, ее шутка не понравилась.
      – Я никогда еще не говорил этого ни одной женщине, потому что все они похожи друг на друга. А моя жена… – он содрогнулся, – это все равно что трахать покойницу.
      На самом деле Келли ничего не имела против таких слов, однако сделала вид, что шокирована.
      – Сенатор Гаррисон, как вы разговариваете в присутствии дамы!
      Он подошел к ней вплотную. Обнял, обхватив ладонями ягодицы. Голос его звучал хрипло:
      – Если бы ты была дамой, я бы не стал тратить время на эту поездку. С дамами я давно покончил.
      Слово «дама» в его устах прозвучало еще более оскорбительно, чем все сказанное до этого.
      На закате катер Гаррисона подошел к причалу. Келли сидела па корме, холодная и надменная, в накрахмаленном белом платье, причесанная волосок к волоску.
      «Дамы», сидевшие на веранде, перегнулись через перила, устремив глаза на озеро. Прочистили глотки, приготовившись всласть посплетничать. Под тафтой, корсетами из китового уса и складками жира скрывалось не одно постыдное желание.
      Они увидели, как сенатор Гаррисон, полный достоинства, легко спрыгнул на пристань и подал руку миссис Мейджорс. Она грациозно сошла на берег, поблагодарив его легким поклоном. Он сдержанно поклонился в ответ, улыбнулся и сказал несколько слов на прощание. Она ответила одобрительной улыбкой, и они расстались.
      Все это выглядело настолько скучно и неинтересно, что никак не могло занять воображение дам, собравшихся на веранде. Стулья заскрипели – дамы откинулись на спинки, продолжая переваривать обильную еду.
      Ни одна из них даже представить себе не могла, что на самом деле сказал миссис Мейджорс на прощание сенатор Гаррисон.
      – Я очень надеюсь, что не будет дождей, потому что собираюсь возить тебя на остров каждый день и трахать до потери сознания.
      Однако каждый день это оказалось невозможным для них обоих. Келли приходилось считаться с тем, что существуют Нат, Крис и мисс Хатауэй. А миссис Гаррисон зорко следила за сенатором. На неделе им удалось ускользнуть всего два раза, да и то посредством сложных махинаций.
 
      В среду Келли поехала на такси в поселок Джордж купить себе новую шляпу. Там же она приобрела билет на экскурсию по озеру. В Болтон-Лэндинге она сошла на берег вместе с остальными пассажирами, которые устремились в антикварный магазин. Обратно на корабль она не вернулась. Гаррисон заехал за ней на своем катере и повез на остров. Обратный путь оказался таким же сложным. Он доставил ее на катере до поселка, откуда она взяла такси до отеля.
      В воскресенье Келли повезла Ната, Крис и мисс Хатауэй на большую экскурсию по озеру на пароходе. Сенатор и миссис Гаррисон поехали вместе с ними. Они договорились, что сенатор отвезет всех в поселок Джордж на своем «додже». В машине Келли пожаловалась на боль в желудке, которая все усиливалась и к тому времени, когда пришла пора садиться на пароход, стала невыносимой. Сенатор выразил крайнюю обеспокоенность.
      – Не хочется вас пугать, миссис Мейджорс, но это может быть аппендицит. Я думаю, вам не стоит сейчас ехать на экскурсию. Надо показаться врачу.
      – Ни в коем случае! Я не позволю какой-то пустячной боли в желудке испортить всем день. Я вернусь на такси в отель и проконсультируюсь с нашим врачом. А вы отправляйтесь на экскурсию, как будто бы ничего не случилось. Пожалуйста, я вас очень прошу. Я знаю, у меня ничего серьезного.
      Сенатор разрешил эту дилемму с мужской категоричностью. Миссис Мейджорс права. Не стоит портить день маленькому Нату и остальным. Но миссис Мейджорс не придется брать такси и ехать обратно в отель. Он Гаррисон, отвезет ее к своему знакомому терапевту из Олбани, который летом живет у озера Джордж.
      Он помог ей снова сесть в машину, и они умчались в тот самый момент, когда «Королева Миссисипи», протяжно свистнув, отошла от причала в клубах черного дыма. Они доехали до Болтон-Лэндинга, где Гаррисон накануне вечером оставил на якоре катер. Меньше чем через час после того, как Келли и Гаррисон распрощались со своими спутниками, они уже занимались любовью на своем райском острове. Палящее августовское солнце обжигало ему спину, жгло ей грудь и широко раскинутые бедра. После второго раза они пошли искупаться в чистой, спокойной воде бухты позади острова.
      – Мне это напоминает тропическую лагуну, – сказала Келли.
      – Тебе приходилось купаться нагишом в тропической лагуне?
      Она плеснула ему в лицо водой.
      – Не смейтесь надо мной, сенатор. Если бы ваши избиратели могли вас сейчас видеть, они посмеялись бы над вами.
      Стоя по пояс в воде, он крепко прижал ее к себе.
      – Мне все равно, что подумают люди. Пусть хоть весь мир пас сейчас увидит. Я даже буду горд. В этом штате ни у кого нет такой, как ты. Во всем мире такой нет.
      Она рассмеялась жарким хрипловатым смехом, зашептала ему:
      – Я думаю, всем политикам надо участвовать в избирательной кампании нагишом. Тогда женщины-избирательницы сразу поймут, кто лучший из мужчин.
      Он шлепнул ее по мокрому заду.
      – Нахальная потаскушка! Господи, что я буду делать, когда это лето кончится? Я сойду с ума со свой старой коровой.
      Она подняла на него глаза.
      – Не надо мне лгать, Уэйн. Джулия у тебя не единственная женщина. Я много слышала о твоих похождениях в те времена, когда ты был холостяком.
      – Да, у меня были девушки, это правда, – не стал притворяться он. – Но Богом клянусь, Келли, ни одна из них не значила для меня столько, сколько значишь ты… У меня все чаще появляется искушение отказаться от карьеры, от брака, от всего, что я имею, ради того чтобы быть с тобой.
      Он взял ее руку, поцеловал в ладонь. Келли ответила сладкой улыбкой.
      – Приятно слышать. Но такие речи имеют смысл только тогда, когда стоишь, прижав чресла к чреслам. В пылу страсти чего только не наговоришь. Уэйн, дорогой, у тебя своя звезда, у меня своя. Нашим дорогам не сойтись.
      – Наверное, ты права. Как всегда. И все же… – взгляд его устремился куда-то вдаль, – может быть, когда-нибудь наступит такой день, когда мы с тобой…
      Она прикрыла ему рот ладонью, взглянула на заходящее солнце.
      – Когда-нибудь… Уже поздно, Уэйн.
      Они оделись и тронулись в обратный путь. Гаррисон вынул из кармана золотые часы.
      – Как раз успею отвезти тебя в отель и доехать до поселка встретить пароход.
      Без пятнадцати пять «додж» подъехал к отелю. Гаррисон старательно изображал заботу и беспокойство, помогая Келли выйти из машины. Поддерживая ее под локоть, повел по ступеням крыльца. Келли идеально играла свою роль. Голова опущена, глаза полуприкрыты. Она обмахивалась носовым платком, как веером.
      Сенатор очаровательно улыбнулся сидевшим на крыльце.
      – Миссис Мейджорс немного перегрелась.
      Он приподнял свою яхтсменскую шапочку перед группой женщин, ответивших ослепительными улыбками, провел Келли через вестибюль к стойке регистратора и попросил принести ей в номер грелку со льдом.
      – Миссис Мейджорс плохо себя чувствует. Я сам провожу ее наверх.
      Они вместе поднялись на лифте на четвертый этаж, прошли к двери ее номера. Войдя в номер, он поцеловал ее, обхватил ладонями грудь.
      – Если будешь продолжать в том же духе, у меня и в самом деле начнется жар. Иди, иди, пока не пришел рассыльный со льдом.
      Он рассмеялся.
      – Можешь налить мне чего-нибудь выпить. Или нет, давай будем пить коктейли внизу, когда я вернусь.
      – Мне бы очень хотелось, но мы потратили столько сил, чтобы сделать из меня больную. Боюсь, им это покажется подозрительным.
      – Да, наверное, ты права. Ну, я пошел.
      Он быстро прошел через холл, на секунду остановился у лифта, потом решил, что быстрее спустится по лестнице.
      Через несколько минут после его ухода в дверь номера Келли постучали. Вошел рассыльный, больше похожий на военного, в форменной фуражке, рубашке с медными пуговицами и обтягивающих брюках с острыми складками. В руках он держал поднос с серой резиновой грелкой и чашкой со льдом. Еще на подносе лежало письмо, сразу вызвавшее любопытство Келли.
      – Специально доставлено для сенатора Гаррисона, – сказал посыльный. – Оно пришло сегодня после полудня, но наш новый служащий узнал об этом только после того, как вы с сенатором поднялись наверх.
      – Я отдам его сенатору. Поставьте поднос сюда.
      Когда посыльный ушел, Келли внимательно осмотрела письмо. Почерк на конверте явно женский. И никакого обратного адреса. Странно…
      Покусывая губу, Келли подошла с письмом к окну, подняла конверт к свету. Низкое предвечернее солнце напоминало огромный пылающий оранжевый шар, перекатывающийся по горной гряде над озером. В его свете конверт стал почти прозрачным, и Келли разглядела сложенный втрое листок бумаги, исписанный том почерком, что и адрес на конверте. Слов она, конечно, разобрать не смогла, кроме одной последней строки в нижней части листка: «Всегда твоя, Эвелин».
      Нахмурившись, она отошла от окна, пристально глядя на концерт. Повернула его и так и этак, приложила ко лбу, плотно закрыла глаза. Келли верила в ясновидение, но если она и обладала таким даром, на этот раз он ее подвел. В конце концов, она отказалась от безуспешных попыток и положила конверт обратно на поднос.
      Она прошла в спальню, разделась. Страшно не хотелось так рано ложиться в постель, тем более в такой жаркий вечер, но ничего не поделаешь. Не зря же она разыграла этот спектакль перед Натаниэлем, Крис и мисс Хатауэй, не говоря уже обо всех этих жирных наседках на веранде.
      Позже, когда Крис привела к ней маленького Ната, Келли сыграла тяжелобольную. Медленно, с усилием открыла глаза.
      – Я, наверное, задремала. Вы давно вернулись?
      – Только что. Как ты себя чувствуешь?
      – Уже лучше, спасибо. – Она протянула руки к Нату. – Ты хорошо провел время, дорогой?
      – Да, там было так здорово, мама! Как жаль, что ты и дядя Уэйн не смогли поехать с нами.
      Она прижалась щекой к его щеке.
      – О да, дядя Уэйн был так добр ко мне. Ты не окажешь мне услугу, малыш? После того как дядя Уэйн уехал встречать вас к пароходу, тут для него доставили письмо. Оно на подносе на кофейном столике. Отнеси ему, пожалуйста, сразу же.
      – Да, мама.
      Он схватил письмо и выбежал из комнаты, крича во всю силу своих легких:
      – Почтальон! Идет почтальон! Специальное донесение для дяди Уэйна!
      Из-под полуопущенных век Келли тайком наблюдала за Крис. Золовка стояла у изножья кровати, сложив руки на груди, и внимательно рассматривала ее. Как будто изучала незнакомый предмет под лупой.
      – Ты получила удовольствие от прогулки?
      – Очень живописно. А ты как провела день?
      Келли изобразила слабую улыбку.
      – Не слишком живописно. Ведь нельзя же назвать живописными туалетный бачок или потрескавшийся потолок комнаты. Я смотрела на них по очереди, в зависимости от того, что пересиливало в данный момент – тошнота или головокружение.
      Широко расставленные глаза холодно смотрели на нее.
      – Я слышала, вы с сенатором вернулись довольно поздно.
      – Наверное. Доктор, к которому он меня повез, – его старый приятель. Они давно не виделись, так что эта встреча стала чем-то вроде воссоединения старых друзей. Я расстроилась оттого, что он долго засиделся. Но, в конце концов, он был так любезен со всеми нами, а мы ему доставили сегодня столько хлопот. Я считала, что просто не могу жаловаться…
      – Да, похоже, не можешь. – Крис смотрела на нее инквизиторским взглядом. – А что это за доктор, к которому вы ездили? В какой части озера он живет?
      Келли слабо рассмеялась.
      – Господи, Крис, я так отвратительно себя чувствовала, что ничего не замечала вокруг. Уэйн наверняка называл его по имени, но у меня как-то вылетело из головы. По-моему, Джек или что-то в этом роде.
      – Что-то в этом роде…
      – Спроси его самого. У меня глаза закрываются. Пожалуй, подремлю еще немного.
      Она повернулась на бок, как бы отгородившись от Крис.
      Лежа в темноте, Келли усиленно размышляла. Нельзя, нельзя недооценивать Крис. Она становится опасной. Надо избавиться от нее любыми способами. В крайнем случае, попытаться обезвредить.
 
      Келли поужинала у себя в комнате – безвкусным куриным салатом, по предписанию строгой няни Хатауэй.
      – После такого приступа, мэм, вам вообще следовало бы есть только жидкую пищу.
      Но все эти мелкие лишения не казались слишком высокой платой за наслаждение, которое она испытала в этот день с Уэйном Гаррисоном.
      Уэйн… С того самого момента, как Келли увидела письмо, каждый раз, когда она думала о нем, на ум приходили слова: «Всегда твоя, Эвелин». Она не испытывала ревности к неизвестной сопернице, но ее смущала именно неизвестность.
      На следующее утро она проспала до девяти часов и проснулась свежей и отдохнувшей. Распахнула окно, с наслаждением потянулась. Прохладный утренний ветер с озера развевал ночную рубашку и волосы. Она сделала глубокий вдох, почувствовала, что каждая клеточка тела живет, дышит, наслаждается, каждый нерв вибрирует. Какая чудесная метаморфоза! До появления Уэйна Гаррисона в «Сагаморе» она встречала каждый новый день без всякой радости. Теперь даже в полусне, ранним утром, она с нетерпением ждала наступления нового дня.
      В дверь тихонько постучали. Послышался голос Джейн Хатауэй:
      – Миссис Мейджорс, вы спуститесь к завтраку?
      – Наверное, нет, мисс Хатауэй, я только что проснулась. Спасибо, я позавтракаю позже. Съем что-нибудь легкое, как вы советовали.
      Она приняла ванну и заколола волосы в тугой пучок. С такой прической она выглядела старше своих двадцати пяти лет и более уравновешенной. Решила надеть зеленое шелковое платье, которым Уэйн восхищался, когда увидел его в первый раз. Одеваясь, напевала популярную в этих местах песенку:
 
За домом и под деревом, под ближнею сосной
Красивый парень занимался любовью со мной.
Поцеловал меня раз, и другой, и третий…
Знаю, что нехорошо, но это лучше всего на свете.
 
      Она спустилась в опустевшую столовую, заказала сок, кофе и булочку. Столик стоял у окна, из которого она видела, как Крис и мисс Хатауэй играют с Натаниэлем в мяч на пляже.
      После завтрака она прошлась по открытой веранде, окружавшей отель. В дальнем углу Джулия Гаррисон вязала, сидя в кресле-качалке.
      – Доброе утро, Джулия! Какой чудесный день, не правда ли? Беременная жена сенатора не разделяла ее энтузиазма.
      – Если бы вас каждое утро мутило так же, как меня, день не казался бы вам таким прекрасным. А как вы себя чувствуете? На вашу внешность вчерашняя диспепсия никак не повлияла.
      – Кажется, все прошло. Благодаря вашему мужу и его любезности. Ну и конечно, этому замечательному врачу, к которому он меня отвез. – Она украдкой оглядела веранду, лужайку, пляж. Уэйна нигде не было видно. – А как сенатор? Я бы хотела еще раз поблагодарить его за оказанную любезность.
      Миссис Гаррисон опустила вязанье на колени и раздраженно ответила:
      – Боюсь, у вас не будет такой возможности, миссис Мейджорс. По крайней мере, здесь. Уэйн уехал вчера вечером.
      Келли удалось сохранить бесстрастное выражение лица и голоса.
      – Сенатор уехал из «Сагамора»? Вчера он ничего об этом не говорил.
      – Он и не собирался уезжать, пока не пришло специальное письмо. Какой-то политический кризис. У их партии проблемы с председателем совета в Трое.
      – Понятно.
      Келли машинально гладила рукой шею. Председатель совета в Трое? Перед глазами снова встали буквы на конверте, написанные женским почерком.
      – Он сюда не вернется, – продолжала Джулия Гаррисон. – После Троя поедет прямо домой в Олбани. И тем лучше. По прогнозу весь остаток недели будет дождливым. Присядьте, миссис Мейджорс, поболтаем немного.
      – Я бы с удовольствием, – солгала Келли, – но надо посмотреть, что там делает мой сын. Боюсь, как бы он не обвел и няню, и тетушку вокруг своего маленького пальчика.
      – У вас чудесный ребенок. Могу только надеяться, что мой будет хотя бы наполовину так же красив.
      Келли улыбнулась.
      – Благодарю вас. Я уверена, что у вас будет красивый мальчик.
      – Мальчик? – нахмурилась Джулия. – Я надеюсь, у меня родится девочка.
      Келли ободряюще коснулась ее плеча.
      – Значит, будет девочка. А теперь прошу извинить меня.
      – До свидания, миссис Мейджорс.
      Жена сенатора в некотором недоумении смотрела ей вслед. Все-таки странная она, эта Мейджорс.
      Келли направилась к пляжу, но совсем не для того, чтобы найти Натаниэля. Она пошла в противоположную сторону от отеля, по узкой береговой полосе, не предназначенной для прогулок. На тропинке то и дело попадались камни, ветви деревьев, мусор, вынесенный водой из озера.