– Вот именно. Так что надо как можно скорее взять этого малого под стражу.
– Да, поторопитесь. Я тоже этим займусь – еду в город и соберу всех, кого только можно. Брайена О’Нила необходимо поймать.
Спускаясь в долину Потлак, капитан взял немного в сторону и въехал на тропу, ведущую в густой лес. Проехав с полмили, он остановился у крытой соломой хижины дровосека. Старый-престарый горбун тесал на пне щепу. Увидев офицера, он с трудом поднялся на ноги и с черепашьей скоростью заковылял к всаднику. Эванс спрыгнул на землю.
– Здесь?
Старик мотнул головой в сторону хижины:
– Спит как младенец.
– Пошли. – Небрежно положив руку на кобуру, капитан подошел к двери и толкнул ее.
Внезапно брызнувший свет мгновенно разбудил Брайена. Он судорожно дернулся и сел, явно потрясенный видом склонившегося над ним полицейского, из-за спины которого виднелась хитрая физиономия дровосека.
– Вот и он, капитан, – ухмыльнулся горбун.
Брайен яростно погрозил ему кулаком:
– Ах ты, грязный доносчик! А ведь Молли Мэгваэры говорили – ты с ними. Мол, тебе во всем можно верить.
Теперь старикан просто закудахтал, да и полицейский чин к нему присоединился.
– Пара мерзких ублюдков – вот кто вы такие, – прогремел Брайен.
– Спокойнее, спокойнее, малыш, – остудил его пыл капитан. – Ты просто ничего не понимаешь. Пэдди
действительнос Молли Мэгваэрами.
Брайен от изумления раскрыл рот:
– Действительно ни черта не понимаю. Насколько мне известно,
вы– начальник полиции. Тимоти Эванс.
– Точно так, – весело улыбнулся капитан.
– Страшила Тимоти, гроза всех повстанцев.
– И это верно.
– Тогда что же здесь происходит?
– Слышал когда-нибудь про Шин фейн?
Это гэльское выражение показалось Брайену смутно знакомым.
– Да вроде бы краем уха слышал. Какая-то тайная организация, что ли?
– Еще какая тайная. Подпольная. При встречах мы всегда надеваем маски и узнаем друг друга только по особому знаку на одежде.
– И что же это за знак?
– Ну, если бы я сказал тебе, то и тайне конец, верно? – засмеялся капитан.
– И
вы… – У Брайена все это никак не укладывалось в голове. – Вы, полицейский офицер, – член Шин фейн?
– Ну да. Шин фейн означает «мы сами». Мы работаем в подполье, в глубоком подполье, и действуем медленно и осторожно. Есть более надежные пути к свободе, нежели мордобой и разбой на большой дороге. Нет-нет, я ничего худого не хочу сказать про вас, молодежь, у которой кровь в жилах кипит. И Молли Мэгваэры, и беляки, и ленточники – все вы делаете свое дело и служите общей цели хотя бы уже потому, что вселяете в людей надежду и поднимаете дух. Но настоящая работа делается по-другому. Надо проникать в коридоры власти – на любом уровне. Как Дан О’Коннел. Он тоже с нами, а ты, должно быть, и не знал? Наша дорога, путь Шин фейн – самый верный. Как писал один французишка-лягушатник, мельницы Бога мелют не спеша, но мука получается отменная. Вот так и мы действуем – не спеша и отменно. Основательно и надежно. Мы – окно в будущее. Когда-нибудь, парень, и ты будешь с нами. Но сейчас тебе надо спасать свою шкуру – за тобой гонится целая армия.
– Плевать я хотел на эту армию! Я остаюсь здесь, будем действовать вместе.
– Говорю же, доживем и до этого. Но сегодня ты нам будешь только обузой, да еще какой. Тебе необходимо как можно скорее убраться из этой страны. А там – год, от силы два, это дело рассосется, забудется, и тогда уж…
– Да, но если за мной гонится свора овчарок, то как мне уехать? Рвануть в Ольстер и купить билет до Англии?
– Нет, если действовать обычным способом, тебя тут же засекут. Нынче вечером здесь появится наш человек. Он принесет новую одежду и перекрасит тебе волосы. Сделает огненно-рыжим. Это собьет ищеек со следа. У него будут и документы, выправленные на имя Джона Уайттекера – моряка торгового флота. Сядешь на корабль с беженцами, отправляющийся в Бостон.
– И все равно мне это не нравится. Получается, будто я удираю.
– Ну и эгоист же ты, братец. На кон поставлено нечто большее, чем твоя никчемная шея. Своими поступками ты и так втянул собственную семью в очень скверный и опасный скандал. Сын графа Тайрона – изменник Короны. Недруги твоего отца с радостью ухватятся за эту историю и используют ее как оружие против него.
– Ясно, – угрюмо согласился Брайен. Он вспомнил тот бал у вице-короля, когда они с Равеной из-за двери подслушивали разговор. Колкие намеки сэра Роберта Диллона насчет родства графа с великим ирландским патриотом Рыжим Хью О’Нилом. Едва скрытые выпады против материнской семьи – де Моленов, некогда просто Маллинзов.
И вот Брайен О’Нил оказался среди тех, кто хотел ограбить Диллонов. Предательство и разбой. Неплохая дубинка в руках такого мстительного человека, как сэр Роберт.
– Ладно, сделаю, как вы велите, – сдался Брайен. – Но я вернусь, капитан, можете на это рассчитывать.
– Я и рассчитываю. И Шин фейн тоже. Мы будем ждать тебя дома.
Дома. Глаза Брайена наполнились слезами. Оставить любимую землю – разве могло нечто подобное хоть когда-нибудь прийти ему в голову?
И оставить Равену – еще одна трагическая утрата. Последние два года долг заставлял его держаться от нее подальше. Но из виду он ее никогда не терял. Он знал, что она здесь, рядом, не больше чем в часе езды. И всегда его утешала мысль, что наступит день, когда он придет к ней, заключит в объятия и скажет: «Я люблю тебя, Равена. И никогда не переставал любить. И всегда буду любить, что бы там ни случилось и что бы ты ни думала насчет того, почему я отвернулся от тебя и от того, что нам обоим открылось на пути от Лох-Дерг». Брайен вытер рукавом глаза.
– Жаль, что прошлой ночью погиб один из ваших. Но тут уж я ничего не мог поделать.
– Понимаю. А как насчет остальных? Дивер, О’Мэлли, О’Тул…
– Дивер проговорился, а потом повесился. У него не было выбора: либо все рассказать, либо увидеть, как жену с детьми жгут живьем. Что до двух остальных шалопаев… – Эванс загадочно улыбнулся. – Как знать? Может, им удастся удрать из тюрьмы.
Брайен протянул руку:
– Вы хороший человек, капитан. Не говорю уж, какой отважный. Не всякий на такое решится. Начальник полиции – гнусный предатель. Кто бы поверил?
– Не предатель, а патриот, – поправил его Эванс. – И таких, как я, много. Вцепились, как клещи, в шкуру бульдога, да потихоньку пьем из него кровь.
Они обменялись крепким рукопожатием, и капитан отправился к себе в участок.
Было уже темно, когда у хижины остановилась воловья упряжка. В ней сидел дюжий наголо обритый парень.
– Сержант Лысый Орел, – представился он. – Насколько я понимаю, вы капрал Гнедая Лошадь?
– Он самый. К вашим услугам, сержант.
Приезжий спрыгнул на землю и, подойдя к повозке сзади, вытащил матросскую куртку.
– О Боже! – воскликнул Брайен, увидев, что на дне повозки лицом кверху лежит мертвец, в остановившихся глазах которого отражается лунный свет. – Это еще кто такой?
Сержант хлопнул Брайена по спине и ухмыльнулся:
– Неужели не узнаете, капрал? Это же вы, собственной персоной!
На следующий день, незадолго до полудня, капитан Эванс и лейтенант Моногэн снова появились в замке графа Тайрона. Там в тот день обедали Равена Уайлдинг и ее мать герцогиня. Офицеры поклонились дамам, затем хозяину.
– Боюсь, милорд, мы явились к вам с дурной вестью, – скорбно произнес капитан Эванс.
– Что, поймали моего сына? – Граф обнял жену, чтобы хоть как-то поддержать ее.
Эванс опустил взгляд.
– К сожалению, хуже. Ваш сын Брайен мертв. Он был убит в перестрелке с полицейскими сегодня на рассвете. Сдаться он отказался, так что иного выхода у нас просто не было. – Эванс беспомощно пожал плечами.
Невозможно было видеть, как исказилось от горя лицо графини. Тереза де Молен О’Нил была женщиной слабой и беззащитной, не привыкшей и не умевшей воспринимать темные стороны жизни.
Она буквально забилась в истерике, так что дворецкому и служанке с помощью Равены и герцогини пришлось отнести ее наверх, в спальные покои.
– А вы уверены, что это Брайен? – спросил граф.
– В этом нет ни малейших сомнений. – Эванс извлек из кармана кольцо, медальон и другие безделушки. Граф угрюмо осмотрел их.
– Да, это вещи Брайена. – Он поднес поближе к глазам золотой медальон, на лицевой стороне которого был выбит лист клевера с четырьмя лепестками. – Этот амулет, Брайен купил его буквально на днях. Да, ничего не скажешь, принес он ему удачу. – Граф печально покачал головой.
– Естественно, вы захотите получить тело, – вновь заговорил Эванс. – Но знаете, я бы посоветовал хоронить его в закрытом гробу. Видите ли, тело ужасно изуродовано. Лицо обгорело. Ваш сын поджег убежище, в котором скрывался, лишь бы не сдаться полиции.
– О Господи. – Граф тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками.
Равена оставила леди О’Нил на попечение матери и служанки, а сама поспешно спустилась вниз. Едва отворив дверь в гостиную, она услышала это страшное сообщение. Сердце в груди застыло, как камень. Мертв. На лице Равены не отразилось ничего.
Роджер О’Нил, воспринявший известие о насильственной смерти брата со сдержанным удовлетворением, подошел к ней и обнял за плечи.
– Надо сохранять мужество, дорогая, – елейным тоном произнес он. – Мы с Брайеном во многом смотрели на жизнь по-разному, но в конце концов он мой брат. И то, что произошло, ужасно. Хотя, похоже, все к такому концу и шло. Сколько раз я говорил ему: опомнись, веди себя как положено. Однако он, безумец, и слушать не хотел. И вот результат. Упокой, Господи, его душу.
Равена закрыла глаза и бессильно склонилась Роджеру на грудь.
Брайен стоял на носу корабля – высокий, широкоплечий молодой матрос в вязаной шапке и бушлате. У него были ярко-рыжие волосы, один глаз закрыт повязкой. Другим он наблюдал за удаляющимся островом, который все уменьшался и уменьшался в размерах, пока наконец не превратился в едва заметное пятно на волнующейся поверхности вод. У молодого человека было странное чувство: словно вместе со своей родиной и любимой девушкой он оставил позади и частичку самого себя, свои корни.
В лицо ему ударил сильный порыв ветра. Он слизнул соль с губ, стер со лба капли воды и обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на обеих – на родную землю и на Равену.
Глава 4
Едва ступив с трапа на деревянный причал бостонской гавани, Брайен ощутил брызжущую энергию и мощь Америки. Новый Свет. Название выразительное и подходящее. Примерно то же самое чувство он испытал, когда впервые оседлал Рыжего. Тогда он сразу слился с жеребцом, поделившимся с ним своей силой.
Вулф Тоун, как и другие члены «Молодой Ирландии», был горячим поклонником американской революции. Их дух, их боевой пыл поддерживался Декларацией независимости, объявившей свободу колоний от английской тирании. Правда, этих людей было слишком мало, и они были еще слишком тесно связаны с Англией, и потому борьба закончилась неудачей. Но это был еще не конец. Далеко не конец.
Ощущая зуд во всем теле, Брайен перекинул матросскую сумку через плечо и решительным шагом направился в сторону бостонской городской управы.
По пути он ощутил сильнейшую жажду и остановился у таверны под названием «Красный лев». Оно пробудило сентиментальные воспоминания: гостиница «Красный лев» – так назывался штаб, где майор Эль и его парни разрабатывали планы своих операций.
Брайен бросил сумку на пол и принялся прокладывать себе путь к стойке, где в этот полуденный час толпились матросы и путешествующая публика.
– Пинту крепкого, – обратился он к бармену.
– Извини, друг, – послышался сбоку чей-то голос. – Ты, часом, не с корабля, только что пришедшего из Ирландии?
Брайен с любопытством посмотрел на стоявшего рядом круглолицего, очень симпатичного на вид малого с вьющимися светлыми волосами. Скорее всего торговец, подумал Брайен.
– А что, похож? – спросил он.
– Извини, – зарделся молодой человек. – Просто я обратил внимание на твою сумку, ну и еще… – Он неловко замолчал.
– И акцент? – поддразнил его Брайен. – Вроде и у тебя такой же?
– Точно. Хотя я живу здесь уже десять лет. – Молодой человек протянул Брайену руку. – Кейси. Ларри Кейси.
Брайен энергично потряс его руку:
– А я Брайен О’Нил. Рад познакомиться, Ларри.
– Добро пожаловать в Америку. Поверь, Бога будешь благодарить за то, что здесь оказался. Это замечательная страна.
– Да я и не сомневаюсь, Ларри. Но скажи, разве ты никогда не скучаешь по нашей старушке Ирландии?
Красивое лицо затуманилось.
– Ну как же, бывает, но… – Ларри тряхнул головой, словно сбрасывая налипшую паутину. – Ирландия – страна рабов. А кому хочется быть рабом?
– Все это пройдет, малыш. – Тон у Брайена был таким уверенным, что Кейси послушно закивал.
– Ты что, из какого-нибудь повстанческого отряда, о которых мы здесь слышали? – спросил он.
– Вот именно. И в Америке я только потому, что из Ирландии мне пришлось уехать.
– Для меня такое знакомство – настоящая честь, – восхищенно сказал Ларри. – Хотелось бы и мне быть таким же, как ты. Но, как говаривал мой старик, «одни рождаются бойцами, другие – любовниками». Кажется, я из последних.
– Ну и ничего в этом дурного нет, – рассмеялся Брайен. – Я тоже погулял в свое время. А ты когда уехал из Ирландии? Говоришь, десять лет назад?
– Да, в сорок пятом. Еще до того, как началось самое худшее.
– С родителями?
– Нет, нас с сестрой взял дядя. Отец раздобыл денег только для нас двоих. Они с матерью собирались перебраться на следующий год, но… – Ларри умолк, уголки губ у него печально опустились. – Вести о них пришли только в сорок седьмом, от тетки. Оба умерли от пневмонии.
– Сочувствую.
– Спасибо. А как твои? Держатся?
Брайен почувствовал неловкость. Ему не хотелось говорить, что он – сын графа Тайрона и что семья его всегда жила в огромном замке, купаясь в роскоши, в то время как тысячи и тысячи умирали оттого, что у них не было ни пенни на горбушку хлеба да тарелку овсянки, в которой воды больше, чем зерен.
– Кое-как держатся, – коротко сказал он.
Молодые люди заказали себе еще по пинте.
– Итак, малыш, ты из племени любовников, – сказал Брайен. – И кого же ты особенно любишь?
– Ну, – неохотно протянул Ларри, – это долгая и запутанная история.
– Да чего там, рассказывай уж. Мне интересно. А времени у меня вагон.
– Когда мы приехали в Америку, дядя устроился в Нью-Йорке. Жили мы в двух комнатках неподалеку от доков. Он работал на погрузке. Трудился бедняга как вол, по двенадцать – четырнадцать часов в сутки, и через три года вымотался вконец. Видно, в какой-то момент у него закружилась голова, он свалился в трюм и разбился насмерть.
Тогда мне было только четырнадцать, сестренке двенадцать. Что делать, как жить – не понятно. И попали бы мы, наверное, в приют, если бы не старик еврей, владелец магазина одежды на первом этаже того самого дома, где мы жили. Звать его Соломон Левиц. Он нанял меня укорачивать пальто и брюки для покупателей, ну и еще по вечерам убираться в магазине. В следующие семь лет дело его разрослось, и я получил повышение: последние два года разъезжаю по восточному побережью с образцами товаров. Неплохая работенка.
– Похоже на то. Я и сам бы не прочь заполучить что-нибудь в этом роде.
– А что, вполне возможно. К концу года Соломон собирается открыть еще один магазин на Бродвее. Так он, во всяком случае, говорит. Если хочешь, скажу ему о тебе.
– Мы, ирландцы, – везунчики, – расплылся в благодарной улыбке Брайен. – Подумать только, едва сошел на берег и сразу встретил такого человека, как ты. Я твой должник, Ларри. – Он крепко сдавил его плечо.
– Ну что ты, о чем речь. Мы, ирландцы, должны держаться вместе. – Губы у Ларри искривились. – Ведь мы «мики».
– Мики? – нахмурился Брайен.
– Ну да. – Кейси печально улыбнулся. – Так нас называют чистокровные американцы. Забавно. Иные из них живут здесь не больше, чем я, и все равно считают себя местными. Лучше всего – избавиться от акцента и получить гражданство. Тогда со временем тебя примут в общество.
Брайена немного покоробило то, что в стране, которую Вулф Тоун называл «подлинной родиной демократии», воплощенной в звонком лозунге «Свобода, справедливость, равенство для всех», тоже, оказывается, существует дискриминация.
Ну да ладно, акцент не проблема. Собственно, этот его крестьянский выговор – всего лишь личина, часть легенды. Захочется легкой жизни – он без труда от него избавится, и тогда титул его светлости Брайена Хью О’Нила, сына графа Тайрона, станет надежным пропуском в самые влиятельные круги бостонского и нью-йоркского общества. Но жизнь бросила ему вызов, и он решил начать свой путь как обыкновенный, только что ступивший на американскую землю мик вроде Ларри Кейси и тысяч бедных ирландских иммигрантов.
– Что ж, сделаю все, что от меня зависит, – сказал он. – Но знаешь, Ларри, ты, как настоящий ирландец, умеешь увиливать от ответа. Ведь речь шла о любви.
Кейси густо покраснел:
– Ну да, она – дочь моего босса Соломона Левица. Зовут Ребеккой, и это самая красивая девушка в мире.
– Еврейка, говоришь?
– Да, а я католик, но религия для нас обоих особого значения не имеет.
– А как насчет ее отца?
– Вот это проблема. Но дай срок – справимся и с этим. – Ларри велел бармену принести две сигары и одну протянул Брайену.
Перекатывая ее в пальцах, Брайен широко улыбнулся:
– Отличный ты, смотрю, парень, Ларри. Должно быть, старик еврей прилично тебе платит.
– Для моего отца это было бы целое состояние. Восемь долларов в неделю плюс дорожные расходы.
Брайен притворно закатил глаза и даже присвистнул. В Ирландии ему выдавали на карманные расходы примерно пять фунтов в неделю, то есть в три раза больше, чем зарабатывал Кейси.
– А как у тебя с деньгами? – спросил тот.
– Все нормально, в порту с нами полностью рассчитались. Так что могу тебя еще кружечкой угостить. Ты как?
– Жить, наверное, негде?
– Это уж точно, и даже не представляю, где искать.
– А и не надо. Остановишься у меня. Попрошу хозяина поставить мне в комнату лишнюю койку.
Брайен пристально посмотрел на своего нового друга:
– Знаешь, что я тебе скажу, Ларри Кейси? Нельзя быть таким уж добрым – глядишь, захлебнешься в собственной щедрости. Так что поаккуратнее.
Через два дня, когда Кейси покончил со своими делами в Бостоне, оба молодых ирландца сели на поезд, отправляющийся в Нью-Йорк.
– Это самый большой и самый важный город в Америке, – сказал Кейси с такой гордостью, словно часть Нью-Йорка принадлежала ему лично. С вокзала они направились пешком в магазин Соломона Левица.
В сравнении с Парижем, Лондоном и даже Дублином Нью-Йорк показался Брайену грубым и бесформенным. Но все, чего ему не хватало по части лоска и традиций Старого Света, он компенсировал характером. Жизнь здесь била ключом, переливалась через край. Шумливая, громогласная, хвастливая.
Брайен сошел с тротуара и едва увернулся от проезжавшего мимо фургона с пивом.
– Ничего себе! Так и под колеса попасть не долго.
– Да, в Нью-Йорке надо смотреть в оба, – засмеялся Ларри.
– И куда это все так спешат? Не люди, а прямо пчелы какие-то в улье.
– Точно. И такие же трудолюбивые. Этим американцы и отличаются. Англия, Европа начали на две тысячи лет раньше нас. Так что надо догонять.
– Думаю, мне удастся найти общий язык с Америкой.
Кейси хлопнул его по спине:
– Это уж точно, парень, можешь не сомневаться.
Первые же недели подтвердили это предчувствие. Начать с того, что Левиц встретил его как давно исчезнувшего и наконец объявившегося родственника.
– Добро пожаловать в дом храбрых и страну свободных, – приветствовал он Брайена, заключая его в объятия.
Затем он обнял Кейси.
– Друг Ларри – друг Сола Левица. Не так ли, Бекки? – обратился он за подтверждением к дочери.
– Так, папа, – тихо ответила она.
Едва увидев ее, скромно стоявшую поодаль, скрестив на груди руки и потупив глаза, словно она не отваживалась посмотреть на него, Брайен поразился какой-то необычной красоте девушки.
Огромные светящиеся глаза. Дублин. Черное озеро тайны. Кожа белая, покрытая нежным пушком, как налившийся персик. На его вкус – слишком худая, грудь маленькая, ягодицы еще детские. Волосы – до пояса и черные, как грива его жеребца.
– Да, сэр, этот ирландский гой мне ближе родного сына Мойше, который убежал с одной певичкой в Сент-Луис сразу после смерти моей дорогой Сары. – Соломон по-особому воздел руки и пробормотал какие-то слова на непонятном языке – как впоследствии объяснил Кейси, на идиш.
– Да не стоит горевать, Соломон, – заметил он. – Моя сестрица Керри тоже оставила меня. Представляешь, – повернулся он к Брайену, – ушла с гробовщиком, ни больше ни меньше.
– А что, надежная профессия, – заметил Брайен.
– Да я бы лучше с голоду помер. – Кейси подошел к Ребекке и целомудренно поцеловал ее в лоб. – Слава Богу, теперь у меня взамен появился этот ангел.
Они о чем-то заговорили, да так тихо, что Левиц с Брайеном ни слова не могли расслышать.
Торговец какое-то время молча смотрел на парочку, давая Брайену возможность оценить себя.
Добрый и щедрый человек, он ему сразу понравился. Положим, у него необычная внешность, ну и что из этого? Длинная седая борода, забавная ермолка. Просто Брайену не приходилось прежде видеть правоверного еврея.
Соломон Левиц и его дочь ни в малейшей степени не были похожи на то карикатурное изображение евреев, что было знакомо ему по литературе, газетам и рассказам богатых друзей отца из Дублина и Ольстера.
Шейлоки.
Шантажисты. Хитроумные обманщики. Ростовщики. Подлецы. Христопродавцы.
– Наш Ларри, – говорил меж тем Соломон, – хотел бы я иметь такого сына. Хотел бы я… – Он отвел взгляд от Ларри и Ребекки и задумчиво покачал головой. – Нельзя желать слишком многого. Вспомнить хотя бы, что произошло с бедным Иовом. Ну да ладно, хватит болтать. Пора бы поесть да выпить чего-нибудь. Сегодня мы празднуем благополучное возвращение Ларри из Бостона и возносим хвалу Господу за то, что он одарил нас новым другом. А твои кумушки, Бекки, подождут, посплетничать всегда успеешь, давай-ка сначала чрево ублажим. Знаешь, сынок, дочка моя становится настоящей йентой.
Йентой? Это еще что такое? Но Брайен был слишком хорошо воспитан, чтобы просить объяснений.
В ближайшие шесть лет, что он прожил и проработал в доме Соломона Левица и его дочери Ребекки, Брайен О’Нил узнал смысл многих других слов на идиш, обогативших язык этого плавильного тигля наций, вместе со словами на гэльском, французском, итальянском, немецком и языках иных народов, из чего в совокупности и образовалось англо-американское наречие.
Ему предстояло поститься с Левицами на Йом-Киппур и надевать ермолку. Отмечать многочисленные еврейские праздники. Пить сладкое церковное вино. В последний год перед смертью Соломон сильно ослабел, даже читать не мог самостоятельно; особенно он любил длинную историю исхода народа Израиля из Египта, и Брайен читал ему ее вслух.
Как-то, дослушав до конца, старик тяжело кивнул головой. Он благодарно улыбнулся Брайену и сказал:
– Красиво читаешь, сынок, никто так не умеет.
Брайен шутливо сжал ему плечо.
– Да брось, Соломон, ты ведь ни слова не слышал. Так что не морочь мне голову, папаша. Ты же все время спал.
Соломон медленно отставил стакан с вином.
– Ничего я не спал. Просто дремал. И видел ангела Элохима.
Это носитель добрых вестей.
– И что же за добрую весть принес он тебе, папа? – спросила Ребекка.
– Сказал, что возьмет меня с собой в страну обетованную.
Она погладила его по руке и повернулась к Брайену и Ларри:
– Наверное, лучше отвести папу в постель. Он слишком много выпил.
На следующее утро они нашли Соломона Левица мертвым в своей постели. На лице его застыла умиротворенная улыбка.
– Шалом, – тихо сказал Брайен и закрыл старику глаза.
В те годы, что Брайен жил в доме Левицев, он вовсе не пытался вытеснить из сердца старика Соломона и его дочери Ларри Кейси. Это произошло само собой. Однажды – примерно через год после того, как Брайен осел в Нью-Йорке, – все вышло наружу. После ужина Соломон с Бекки ушли в гости к соседям. Брайен и Ларри сели играть в карты в своей трехкомнатной квартире, что располагалась прямо над магазином. Дела у Левицев в последнее время шли хорошо, они купили весь дом и сами жили в четырехкомнатных апартаментах этажом выше.
– Тьфу! – Ларри швырнул карты на стол. – Опять ты выиграл. – Он язвительно улыбнулся. – Впрочем, это не новость.
– Как, ведь вчера выиграл ты, – удивился Брайен.
– Ну и что? Я не о вчерашнем дне говорю, а вообще. С того самого момента, как ты здесь появился, мне вроде уж и места не осталось. – Ларри подошел к буфету, взял бутылку ирландского виски и отхлебнул прямо из горлышка.
– Эй, что это с тобой сегодня? – Брайен собрал карты и уложил их в коробку. – Да и вообще в последнее время ты как-то странно себя ведешь. Что-нибудь не так, Ларри?
Кейси со стуком поставил бутылку на стол и оттянул подтяжки большими пальцами рук.
– Что не так? Я скажу тебе, что не так! Это ты сам! – Ларри уперся ладонями в стол и пристально посмотрел на Брайена.
Тот спокойно встретил его взгляд, откинулся на спинку стула и задумчиво покачал головой:
– Ну-ка, приятель, выкладывай, что там у тебя на уме. Хватит говорить загадками. Что за дурацкая ирландская манера ходить вокруг да около?
– Ах ты, сукин сын несчастный! Шутки со мной вздумал шутить? Знаешь, О’Нил, что мне иногда приходит в голову? Имя у тебя, может, и ирландское, но иногда ты вроде как забываешься и тогда говоришь как настоящий англичашка. Это уж точно.
– А разве не ты мне советовал научиться говорить как следует? Избавиться от акцента? – хладнокровно парировал Брайен.
– Положим, что и так, – побагровел Ларри. – И все равно…
– Ну, выкладывай, – резко бросил Брайен.
– Ну что ж, раз уж на то пошло… – Ларри еще раз приложился к бутылке, повернул стул спинкой к столу и воинственно уставился на Брайена. – Я это с первого же дня заметил – как ты смотришь на Бекки.
– А что это, преступление – смотреть на красивую девушку? Какой же тогда из меня ирландец?
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты с самого начала принялся к ней подкатываться, да и к старику тоже, а меня – побоку.
– Что за чушь, Кейси! – Брайен наконец не на шутку разозлился, вскочил со стула и потянулся к бутылке. – Все как раз наоборот. Когда вы вдвоем шли куда-нибудь на представление или в бар и приглашали меня с собой, что я говорил? «Нет, спасибо». Знаешь присказку: двое – это компания, трое – толпа.
Кейси изо всех сил грохнул кулаком по столу.
– Хочешь меня запутать? Рот заткнуть? А ведь ты мне нравился, и мне хотелось, чтобы и Бекки ты понравился тоже и чтобы мы все трое весело проводили время.
– Но ведь так оно и есть, Ларри, – совершенно искренне сказал Брайен.
– Ничего подобного. Теперь вас осталось только двое. А я так, вроде мебели.
– Ты что, имеешь в виду вчерашнюю вечеринку у пастора? Ладно, допустим, я танцевал с Бекки. Она любит танцевать, а ты не умеешь и учиться не хочешь. Так кто виноват?
– Я не только об этом, я вообще. А как ты смотришь на нее? Словно телок.
– Перестань. Я ведь даже ни разу до нее не дотронулся, разве что в танце.
– Но ведь хотел бы?
Брайен поставил локти на стол и обхватил руками голову.
– Нет, ты просто невыносим. Тупоголовый ирландец. – Он погрозил Ларри пальцем. – Ну хорошо, а ты о чем думаешь, когда смотришь на Ребекку? Только не считай меня дураком, парень, все ясно как Божий день. Тебе бы только в постель ее затащить – ведь на лице написано. Ну что ж, Бог создал мужчин и создал женщин, чтобы они дополняли друг друга, находили себе пару…
– Ах ты, грязный ублюдок! Не смей так говорить о Бекки! Похотливое животное! Я хочу на ней жениться. А ты! Ты… Ты готов обращаться с ней, как с портовой шлюхой. Перепихнулись – и «Пока, малышка, недурно провели время». – Кейси встал со стула. Вся кровь отхлынула у него от лица, глаза полыхали дикой ненавистью. – Поднимайся, О’Нил. За такие слова ты только одного заслуживаешь – доброй взбучки.
Брайен не удержался от улыбки. Кейси действительно вел себя смехотворно.
– Уймись, малыш, – мирно заговорил он. – Ничего такого особенного я не имел в виду. И уж меньше всего хотел обидеть Бекки. Я и сам отделаю любого, кто хоть слово дурное скажет против нее.
Кейси схватил бутылку и плеснул виски прямо в лицо Брайену. Пока он вытирал рукавом слезящиеся глаза, Ларри ухватился за край стола и опрокинул его на Брайена. Тот вместе со стулом рухнул на пол.
Повалившись на спину, Брайен изловчился и пнул обеими ногами стол, так что тот отлетел в сторону, задев по дороге противника. Брайен вскочил на ноги. Со лба у него стекала струйка крови.
– Вот, стало быть, как. Ну что ж, ты сам напрашивался на это последнее время.
Молодые люди принялись яростно дубасить друг друга кулаками, а заодно и ногами. Никто не хотел уступать. Брайен чувствовал себя в своей стихии – это тебе не боксерский поединок, правилам которого обучали в военной академии. Кейси, положим, умел за себя постоять, но Брайен был и сильнее, и крупнее, так что вскоре начал брать верх. Дело завершилось ударом левой коленкой в пах, сопровождаемым апперкотом справа, в результате чего бедняга Ларри вылетел через дверь в кухню и неподвижно растянулся на полу.
Брайен переступил через него, взял со стола кувшин и щедро плеснул водой ему в лицо. Это возымело действие. Отплевываясь и тряся головой, Кейси приподнялся с пола.
