Равена готова была уже ответить какой-то колкостью, но внезапно застыла с широко открытым ртом.
Уж ей ли не знать, каково это – любить мужчину, находящегося не в ладах с законом. Ведь в глазах Британской короны Брайен – предатель и убийца! И в глазах гавайских властей – тоже убийца. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– Прошу извинить меня, мисс Плейс. Не следовало мне выставлять себя такой задавакой. Тем более что хотите верьте, хотите нет, но ведь я и сама когда-то любила преступника. Да и сейчас люблю без памяти, хотя он давно и безвозвратно пропал. Умер, наверное.
У Этты глаза на лоб полезли.
– Да быть того не может, миссис О’Нил!
– Чистая правда, Богом клянусь. И перестаньте называть меня миссис О’Нил. Меня зовут Равена.
Девушка улыбнулась и взяла ее за руку.
– Придется поверить. Равена – какое славное имя.
– Оно идет еще от одной преступницы в моей семье, – ухмыльнулась Равена. – Когда-то она вытащила из воды тонущего испанского матроса.
– Ну уж теперь-то вы точно морочите мне голову, – расхохоталась Этта. – Вы мне нравитесь, Равена, и я счастлива, что мы оказались вместе. Одиноко становится в Брауновой Дыре, когда здесь нет Харви. А другие женщины… – Она запнулась. – Кроме Сибил, у меня с ними мало общего. Да нет, ничего дурного сказать не хочу, разве что внешность больно вызывающая… Ну вот, теперь я говорю как задавака.
– Все в порядке, – засмеялась Равена. – Всем нам не мешает время от времени получить урок скромности. Я, например, свой только что получила. Не важно. Слушайте, как вы думаете, какие у мистера Кэссиди планы насчет меня? Наверняка ведь задумал изнасиловать.
Этта была явно шокирована.
– Да Бог с вами, что за мысли? Буч Кэссиди не позволяет себе такого с женщинами. Выбросьте это из головы.
– Тогда что? – Равена недоуменно пожала плечами. – На выкуп, может, рассчитывает?
– Честно говоря, понятия не имею, – развела руками Этта. – Может, такая мысль и приходила ему в голову, но не думаю, что это главное. По-моему, просто каприз. Он любит потакать своим прихотям. – В ее улыбке мелькнула какая-то хитринка. – Но одно знаю точно. Вы его просто околдовали. Он похож на желторотого птенца, влюбленного в своего учителя. Таких мне видеть приходилось – трогательные и хрупкие создания.
Равена изумленно взглянула на Этту:
– Знаете, я как-то с трудом представляю себе мистера Кэссиди трогательным и хрупким созданием.
– Точно так же чувствовала и я, когда впервые встретилась с Харви и Джорджем.
– Джорджем?
– Ну да, с Бучем. Его настоящее имя Джордж Паркер. В детские годы его кумиром был Майк Кэссиди, он с приятелями называл его Бучем. И когда Майк умер, Джордж взял его имя как дань памяти герою. Настанет срок, и это имя перейдет к кому-нибудь из молодых членов банды. Так что Буч Кэссиди в своем роде бессмертен.
– Да, странная личность, это уж точно, – протянула Равена.
– Не то чтобы странная. Буч и Харви не случайно стали теми, кем стали. Они родились в приличных семьях, у них были трудолюбивые родители, мелкие фермеры. В какой-то момент крупные плантаторы согнали их со своих мест и завладели землей. Ну а железные дороги – это особая статья. К ним – свой счет.
Жизнь в Брауновой Дыре текла неторопливо и монотонно. Центром ее была небольшая гостиница, где разбойники могли провести день-другой, прилично поесть и промочить горло. Были в Дыре и салун, а также небольшое казино. И разумеется, девочки, готовые скрасить ночь одинокому путнику.
Как-то раз Равена обмолвилась, в шутку, разумеется, что пора, наверное, и ей, как другим девушкам, начать зарабатывать себе на жизнь.
– Постыдитесь, миссис О’Нил, как можно говорить такое? – возмутился Кэссиди.
– Мистер Кэссиди, зачем вы меня привезли сюда?
– Сам хотел бы знать, – густо покраснел он. – Такой красотки, как вы, в жизни не видел.
– Ясно. Собачонку в дом захотелось. Или птичку в клетке. Так, что ли?
– Ничего подобного. Вы – настоящая дама, и разве я хоть раз выказал вам даже тень неуважения?
– Но с чувствами моими вы считаться не желаете. Или с чувствами моей дочери. Да вы хоть можете представить себе, каково ей?
– Я постараюсь дать вашим родственникам знать, что вы живы-здоровы. – Кэссиди был явно смущен. – Где они живут?
– В Ричмонде, Виргиния. Отсюда это далеко. Как вы туда доберетесь?
– Ничего, мое дело. Можете не волноваться.
– Мистер Кэссиди, если я хоть что-нибудь для вас значу, вы должны отпустить меня отсюда.
– Тогда мне вас больше не увидеть, – покачал головой Буч.
– Почему бы не сделать фотографию? Вот и любуйтесь себе на здоровье. Или скульптуру из мрамора закажите. А есть и другой способ решить дело. Вы хотите меня?
– Не надо говорить так, будто вы одна из этих девиц. – Кэссиди был явно шокирован.
– А что такого? Я женщина практичная и хочу купить себе свободу.
– Не желаю больше слышать таких разговоров. Возвращайтесь к себе в комнату, миссис О’Нил.
– Слушаюсь,
хозяин, – расхохоталась она.
Смех ее преследовал Кэссиди даже с верхнего этажа, где находилось жилище Равены.
Некоторое время спустя он постучал ей в дверь. Равена закуталась в одеяло.
– Войдите.
Кэссиди переступил с ноги на ногу и застенчиво посмотрел на нее:
– Миссис О’Нил, вы умеете ездить на лошади?
– Я родилась в седле.
– В таком случае к рассвету будьте готовы.
– Вы отпускаете меня?
– Не совсем. Я сам отвезу вас домой.
– До самого Ричмонда? – недоверчиво спросила Равена.
– Это не намного дальше, чем до Мексики, а туда мы наведываемся постоянно. Этта приготовит вам брюки, шерстяную рубаху, сапоги – словом, все что нужно. До завтра.
– Мистер Кэссиди, – окликнула она его.
– Мэм?
– Спасибо. Вы настоящий джентльмен.
– Хорошо, если так, – широко улыбнулся он. – Тогда бы у меня хоть какой-то шанс появился.
– Не стоит недооценивать себя. – Равена в свою очередь улыбнулась – призывно. – Можно называть вас Бучем?
– Лучше Джорджем. Это имя мне дали при рождении.
– Спокойной ночи, Джордж.
– Мэм.
– Нет, Равена.
Кэссиди что-то невнятно пробурчал и быстро вышел. Равена сбросила одеяло и рассеянно положила руки на обнаженную грудь. Соски отвердели. При мысли о том, что это он ласкает ее, Равена вздрогнула. Уже семь месяцев как у нее не было мужчины, который ласкал бы ее, целовал, сливался с нею. А ведь она здоровая, страстная женщина, и мужчина ей нужен.
Как-то они с Брайеном разговорились, как будут жить, случись одному из них умереть.
– Мне всегда будет нужна женщина. Так, как тебя, любить я уж никого не буду, но грустно лежать ночами одному в холодной, не согретой женским теплом постели. Слишком хорошо мне знакомы такие ночи.
Так говорил Брайен.
– А я сделаюсь верной вдовой, – шутливо откликнулась Равена, – вдовой, к которой ни один мужчина не прикоснется.
– Ха-ха. Знаем мы таких тихонь. Да разве можно твое тело закрывать до конца жизни вдовьим трауром? Нет, разумеется, ты быстро найдешь себе другого мужчину, и так оно и должно быть.
Равена выключила ночник и с улыбкой откинулась на подушку.
Кид и другие участники банды были буквально потрясены, услышав о намерении Буча отвезти Равену в Ричмонд.
– Стоит тебе только попасть на Восток, сразу окажешься в лапах закона, – заявил Кид. – Да мне достаточно было увидеть эту дамочку, и стало ясно: от нее одна только морока.
Буч с улыбкой хлопнул приятеля по плечу:
– Не мельтеши, все будет в порядке. Пока я в отъезде, останешься в лавке за главного. В последний раз поработали неплохо, на целый год хватит. Слушай, а почему бы нам не пересечься в Форт-Уэрте? А оттуда рванем в Мексику, хоть немного на солнце погреемся.
– Хорошая мысль. И все равно ты ведешь себя как последний болван.
– В этом я с тобой совершенно согласен.
Этта разбудила Равену с первыми лучами солнца:
– Я вам по две пары всего, в том числе и нижнего белья, приготовила, так что по дороге можно и постирушку устроить.
Глядя, как Равена облачается в мужскую одежду, Этта заметила:
– Волосы у вас больно длинные.
– Ну и что?
– Когда путешествуешь по этим краям, где с законами обращаются вольно, не стоит женщине слишком-то выставляться. Буч, конечно, сильный мужчина, но много ли он может один?
– Ясно. Ну что ж, поработаем ножницами.
Когда Равена спустилась вниз, все так рты и разинули. Вместо длинных, пышных волос торчали короткие непослушные вихры, примерно как у Буча Кэссиди.
– О Господи! – воскликнул он. – Что это вы сотворили со своей головой?
– Мера предосторожности. Этта считает, что мне лучше походить на мужчину.
Буч, а вслед за ним и другие добродушно рассмеялись:
– Да, повезет же тому мужчине, которому достанется такой товар. Впрочем, идея неплохая. Издали вы действительно можете сойти за мужчину. Только кое-чего не хватает. Минуту.
Буч вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся, держа что-то за спиной.
– Закройте глаза. – Он вытащил из-за спины котелок и лихо нахлобучил ей на голову. За котелком последовала сигара.
Под новый взрыв смеха Равена критически оглядела себя в зеркало. Положив ладони на пояс, она приняла воинственную позу.
– Только револьвера не хватает.
– Сейчас будет и револьвер. – Буч подошел к стойке бара и, пошарив где-то внизу, вытащил шестизарядный «кольт» и кобуру.
– Справитесь с этой игрушкой?
– Легко.
Выйдя во двор, Равена продемонстрировала свое умение стрелять, всадив пару пуль в ствол дерева, одну впритык к другой.
Буч задумчиво посмотрел на нее.
– А что, ребята, такой боец нам бы и самим пригодился, как по-вашему?
Все дружно закивали головами.
Помахав на прощание, Буч с Равеной сели на лошадей. Глядя им вслед, одна из девушек – Сью – заметила:
– А знаете, я только сейчас сообразила, где раньше слышала это странное имя. Был в Дедвуде один малый, так его девушку звали Равеной. А его самого – Брайеном. Может, просто совпадение?
– А что, не такое уж редкое имя, – пожала плечами Этта.
На третий день путешествия Равена с Бучем добрались до Денвера.
Какое блаженство – принять наконец-то горячую ванну, а затем улечься в мягкую кровать с чистым бельем. Равена проспала десять часов подряд – и спала бы и дальше, если бы в шесть утра ее не разбудил стуком в дверь Буч Кэссиди.
– Подъем! – бодро крикнул он.
– Входите, – сонно пробормотала Равена и, потягиваясь, села в постели, совершенно забыв, что на ней ничего нет. Одеяло и простыня соскользнули вниз.
При виде ее обнаженной груди у Буча широко раскрылись глаза и перехватило дыхание.
– Прошу прощения, – хрипло произнес он и отвернулся.
Наконец-то проснувшись по-настоящему, Равена натянула простыню на плечи.
– Можете поворачиваться, Джордж, теперь я выгляжу прилично.
Но Буч по-прежнему стоял к ней спиной, сжимая и разжимая кулаки.
– Лучше пойду посмотрю, как там лошади. Встретимся в столовой. Перехватим чего-нибудь по-быстрому – и в путь.
Равена с любопытством посмотрела ему вслед.
Как будто сам черт за ним гонится, подумала она и с улыбкой взъерошила ежик волос на голове.
Едва они выехали из Брауновой Дыры, как Равену целиком захватили новые впечатления. От одного вида сердце замирало в груди. Дикая, обнаженная красота, девственная, нетронутая природа. Фантастические края: устремленные ввысь снежные пики, венчающие бесконечную горную гряду, упираются прямо в небо, словно поддерживая его, как опоры поддерживают мост.
Каменистое пустынное пространство, будто бы заряженное волей к борьбе, в которой чаще всего одерживает верх. Путь, которым они двигались, был усеян побелевшими костями побежденных – людей и животных.
Бесконечные просторы Канзаса. Ветер шевелит пшеницу и кукурузу. Где-то вдали, на верхушках холмов, скот пощипывает траву.
– В детстве у меня была игрушечная ферма. Из моей кроватки все выглядело, как здесь, только в миниатюре, – коровы, свиньи, лошади в загоне, выкрашенном красной краской, – мечтательно проговорила Равена.
– Ну да, а все мы – игрушки в руках богов, – грустно откликнулся Буч. – Они ставят спектакль и дергают нас за ниточки, как кукол, так же как вы двигали игрушки на своей ферме.
– А вы, оказывается, философ, Джордж, – повернулась к нему Равена. – Вот уж не подозревала.
– Вы еще многого обо мне не знаете.
Было тепло, и Равена расстегнула на рубашке две верхние пуговицы. Она почувствовала его жадный взгляд, не отрывающийся от выреза, из которого соблазнительно выглядывали пышные груди.
– Здесь неподалеку есть источник, – бросил он. – Там сегодня и переночуем. А завтра будем в Канзас-Сити. Это уже, знаете ли, цивилизация. Оттуда можно доехать до Ричмонда со всеми удобствами – хотите поездом, хотите экипажем.
Равена прикинулась обиженной:
– Избавиться от меня торопитесь, Джордж?
Он порывисто схватил ее за руку.
– Да я был бы счастлив всю жизнь быть подле вас. На край света готов.
– Это очень мило с вашей стороны, Джордж, только, боюсь, на полпути я из седла вывалюсь. – Она потерла спину и болезненно сморщилась. – Дай Бог хотя бы до Канзас-Сити добраться.
Они устроили привал в самом конце яблоневой рощи, через которую протекал ручей. А сразу за рощей был небольшой водоем с каменистым дном глубиной фута три. Буч встал на колени, наклонился и зачерпнул пригоршню воды.
– Ух! Отлично.
– Смотрите, не проглотите рыбку, – улыбнулась Равена.
Действительно, в прозрачной воде резвились, перекатываясь подобно шарикам ртути, сотни крохотных рыбешек.
– Я бы не прочь искупаться, – сказал Буч.
– Кто же мешает? – Равена нагнулась, уперлась ему ладонями в спину и с силой толкнула в воду.
Он вынырнул, пуская фонтаны воды, словно кит.
– Ого! Холодрыга-то какая! Ну вы и штучка, миссис О’Нил!
Равена так и покатилась от хохота. Но он тут же оборвался – Буч схватил ее за щиколотку и резко потянул на себя.
– Вот ублюдок! – выдохнула она.
– Миссис О’Нил, ну что за выражения? Разве леди так говорят? – возмутился Буч.
– А кто сказал, что я леди? И уж во всяком случае, не всегда.
Он молча посмотрел на нее. Рубашка и брюки облепили тело, подчеркивая все округлости. Равена слизнула воду с губ и оценивающе посмотрела на Буча. В животе и паху у нее сделалось жарко. Грудь волновалась. По пояс в воде она двинулась к нему, расстегивая на ходу рубашку. Взяла его руку и сунула к себе за пазуху. При прикосновении его ладоней соски разом отвердели. Она неторопливо закинула руки ему за голову и призывно раздвинула губы.
– Я хочу тебя с самого начала, – выдохнул он ей прямо в ухо, ероша волосы, целуя шею, нос, глаза, губы. Равена страстно потянулась к нему.
– Равена, счастье мое, – хрипло проговорил он, когда поцелуй оборвался.
– Пошли. – Она взяла его за руку, и они вылезли на берег.
Свободно, будто связь их длилась уже годами, Равена стянула с себя мокрую одежду и предстала перед ним совершенно нагая. Млея под его взглядом, она и сама с наслаждением впитывала глазами обнаженное мужское тело, которого не видела уже столько времени. Возбуждала его восставшая мужская плоть. Охватывало чувство гордости оттого, что в ее силах пробудить страсть, читающуюся в его глазах. Она тесно прижалась к его сильному, мускулистому телу.
Он поднял ее на руки и понес к тому месту, где остались спальные мешки. Бережно опустил и принялся страстно целовать груди. Руки жадно ласкали ее тело. Равена глубоко вздохнула и закрыла глаза, наслаждаясь каким-то головокружительным ощущением, охватившим ее целиком, без остатка. Груди. Живот. Ягодицы. Бедра. А когда он дотронулся до заветного местечка, она не выдержала и вскрикнула:
– Ну же, Джордж, скорее!
Он нежно овладел ею.
– Чаша моя переполнена, – едва слышно сказала Равена, содрогаясь всем телом.
Эту ночь они провели в одном спальном мешке, под усеянным звездами-алмазами небом. Так и лежали, обняв друг друга, и глядели на звездное небо.
– Раз-два-три, на меня ты посмотри, – вспомнила Равена детскую считалку.
– А вот если бы желаниям дано было исполняться, что бы ты загадала? – спросил Буч.
– Чтобы Брайен был жив и вернулся ко мне, – не колеблясь ни секунды, ответила Равена.
Буч промолчал, но она почувствовала, что он слегка отодвинулся от нее.
– Извини, – мягко проговорила она. – Напрасно я это сказала. Просто не подумала.
– Да нет, все правильно. Ведь это правда. Ты по-прежнему любишь его.
– Брайен умер, и никакие мои пожелания его не воскресят.
– И все равно… – Буч погрузился в глубокое раздумье.
В конце концов Равена уснула, и разбудил ее только птичий гомон на дереве, прямо у них над головами.
Равена склонилась над Бучем и поцеловала его обнаженную грудь, задумчиво теребя курчавые волосы, как когда-то Брайену. Многое, очень многое в нем напоминает Брайена. Жесткий. Решительный. И в то же время нежный. Человек, у которого есть цель в жизни. А что, если…
Он словно прочитал ее мысли.
– Нет, Равена, ничего у нас с тобой не получится. – Он мягко прикоснулся губами к ее волосам, уху, затылку.
– Это правда, – вздохнула она, – слишком мы разные. Сейчас мне все нравится, но постоянно так жить я бы не смогла. Бежишь, все время куда-то бежишь. А я уже достаточно набегалась в своей жизни. Да и годы не те. К тому же мне надо заботиться о ребенке.
– Конечно. И хватит об этом.
Они снова занялись любовью, и это было хорошо. Только чувствовалось что-то грустное в их объятиях, может, потому они и ласкали друг друга с особенной нежностью. От вчерашней страсти не осталось и следа.
Буч приготовил обильный завтрак: бобы, бекон, поджаренный хлеб и кофе – такой вкусноты Равене вроде и пробовать никогда не приходилось. Ей вообще нравилось есть на природе.
– Все другим кажется, вкуснее. А бобов с беконом я вообще раньше не ела – ни в Ирландии, ни в Ричмонде.
Он довольно улыбнулся:
– Это потому, что возвращаешься к природе, для жизни в которой человек и предназначен. Как-то я целых два месяца, скрываясь от преследования, провел в пещере, и это было просто замечательно. Ладно, пора в путь.
Равена вымыла посуду в ручье и убрала ее в седельную сумку.
– Чего это ты? – рассмеялся он. – Это ведь все на выброс – две ржавые вилки да ложки.
– Нет, свои я возьму с собой, – упрямо сказала Равена.
– Этот мусор? – еще больше удивился он. – Зачем?
– Как воспоминание о странном и счастливом времени в моей жизни. Я никогда тебя не забуду, Джордж.
– А я тебя. – Он поцеловал ее в щеку и сжал руку. – Между прочим, у меня для тебя есть еще пара сувениров.
Он отошел к своей лошади, развязал одну из двух седельных сумок и извлек шкатулку с драгоценностями, отобранную у нее когда-то в поезде.
– Держи.
Равена с улыбкой протянула руку.
– Вы настоящий джентльмен, мистер Буч Кэссиди, и не верьте, если кто-нибудь скажет, что это не так.
– Благодарю вас, миссис О’Нил, а вы настоящая леди, знакомством с которой я буду гордиться до тех самых пор, пока предназначенная мне пуля не оборвет эту комедию, именуемую жизнью.
Он в последний раз поцеловал ее.
Глава 6
По полю битвы, в поисках разного рода памятных вещиц, бродили старики, женщины и дети. Индейские воины-победители издавали воинственные кличи и то и дело пускались в пляс, снимая очередной скальп с погибшего кавалериста, сдирая одежду с мертвых и уродуя их лица с какой-то фанатичной злобой.
Трое из них уже склонились над Кастером, но женщины запротестовали:
– Не надо, это же Песочные Волосы, он хороший человек. На Юге он был братом людям нашего народа. Не трогайте его, иначе боги разгневаются.
– Как скажете, женщины, – откликнулся старший из этой тройки. – Но хоть что-нибудь нам да нужно. – Он опустился на колено и вытащил нож. – Пусть хоть самая малость. – И он отрезал у Кастера фалангу мизинца на правой руке.
Женщины же тщательнейшим образом промыли раны и протерли маслом его лицо и голову. Затем, сложив ему руки на груди, положили тело поверх двух других трупов. Уходя, одна из женщин проколола ему мочки ушей.
– Это еще зачем? – спросила ее спутница.
– Он не слышал наших вождей, когда выкуривал с ними трубку мира, – грустно ответила первая.
– Тогда все правильно. Да пребудет с ним мир.
На следующий день на выручку осажденным на одном из холмов отрядам Рино и Бентина пришли генерал Терри и полковник Гиббон. Объединившись, они отправились на поиски Кастера.
Вид не остывшего еще от недавней резни поля потряс даже людей, которым на своем веку приходилось видеть и смерть, и насилие, причем в самом жутком обличье. Все погрузились в скорбное молчание.
Внезапно от бруствера, сооруженного из лошадиных трупов, донесся возбужденный голос капрала:
– Эй, пошлите кого-нибудь сюда! Здесь кто-то живой! Я слышал стон!
Со всех сторон к нему бросились солдаты, и вскоре общими усилиями они вытащили какого-то мужчину, лицо которого оказалось настолько залито кровью, что узнать его было невозможно.
– Смойте кровь, – приказал генерал Терри.
Понадобилось не меньше полудюжины полных ведер, чтобы из-под засохшей крови проступили знакомые черты.
– О Боже! – воскликнул Бентин. – Да это же Брайен О’Нил! И он жив! Где у нас тут врачи? Живо! Шевелите задницами!
Раны Брайена выглядели устрашающе, но опасными в общем-то не были. Полковой хирург наложил двадцать швов ему на голову и еще тридцать на правое плечо.
– Крепкие же черепа у этих ирландцев, – пошутил Бентин, когда через два дня вместе с другими офицерами пришел навестить Брайена в санитарную палатку.
Брайен притронулся ко все еще раскалывающейся надвое голове и слабо улыбнулся:
– Скальп с меня все же сняли, это уж как пить дать.
Насколько ему помнилось, мысль залечь за основным бруствером пришла в голову братьям Кастерам и ему самому. Последнее, что Брайен запомнил, – две индейские лошади, перемахивающие через бруствер, и частый огонь. Затем – черный провал в памяти.
– Скорее всего Джордж с Томом перед смертью успели уложить еще нескольких, а вы лежали похороненным заживо, – задумчиво произнес генерал Терри.
Несколько позже он вернулся в палатку переговорить с Брайеном наедине.
– Я строго-настрого приказал своим людям даже не упоминать вашего имени. И они поклялись честью полка, что приказание выполнят. На эту клятву можно положиться, особенно после того, что произошло с Джорджем и его парнями.
– Весьма признателен вам, генерал.
Сцепив руки за спиной, Терри прошелся взад-вперед по палатке.
– Я исходил из двух соображений. Во-первых, расследованием обстоятельств всего этого печального дела наверняка займется военный трибунал, и все вызванные им в качестве свидетелей обретут чуть не общенациональную известность.
– А главным свидетелем, по всей видимости, буду я, – откликнулся Брайен. – Дальше все понятно: сразу начнут сколачивать виселицу для Брайена О’Нила, находящегося в розыске за убийство на Гавайях.
– Вот именно, и, как вы догадываетесь, мне бы вовсе не хотелось, чтобы дело приняло такой оборот. В конце концов сами вы в бой не рвались. Это Джордж вас вынудил, и служили вы ему верой и правдой. Я просмотрел донесения, присланные им еще до сражения, и вычеркнул ваше имя из всех официальных документов.
– Еще раз спасибо.
– Ну а во-вторых, Джордж Кастер был одним из самых блестящих офицеров-кавалеристов, с которыми мне выпала честь служить вместе. Умен. Решителен. Необыкновенно храбр. И было бы чудовищной несправедливостью лишний раз пятнать его имя; оно и без того наверняка пострадает после этого тяжкого поражения, в котором он сам во многом повинен. Его оценки и решения отличались редкостной безответственностью. – Генерал откашлялся. – Не говоря уж о том, что под конец он просто сдался.
– Отнюдь, генерал. Как раз под конец он был великолепен, сражался плечом к плечу со своими людьми до самого последнего момента.
– Ладно, так или иначе, всем будет лучше, если ваше имя исчезнет из документов.
– Вот с этим нельзя не согласиться. А я тем временем вернусь к Сэму Шефферу и посмотрю, как там идут мои финансовые делишки.
– Хирург говорит, вы можете ехать в любой момент. Я распоряжусь, чтобы вам дали сопровождение, хотя бы на часть пути.
– В таком случае отправляюсь завтра же утром.
– Отлично. – Терри протянул Брайену руку. – Позвольте выразить мою личную признательность за помощь, оказанную полку.
– Невелика, к сожалению, оказалась помощь, – болезненно скривился Брайен.
После того как Терри ушел, Брайен долго еще лежал неподвижно на койке, уставившись в потолок. Перед глазами его пробегали смутные образы.
Равена.
Сабрина.
Измученное, залитое кровью лицо Джорджа А. Кастера – свидетеля гибели Седьмого кавалерийского на последнем его рубеже.
Книга третья
Пролог
Перечитывая книги первую и вторую, я с удовлетворением отмечаю, что осталась верна данному читателю обещанию не отступать в этих записках, особенно во второй их части, от истины, независимо от отношения автора – благоприятного или неблагоприятного – к персонажам, в частности к Равене Уайлдинг О’Нил.
Вынуждена признаться, что немало поступков, совершенных мною за эти годы, не делают мне чести. У всех у нас есть свои слабости. Свои недостатки. Все мы уступаем искушениям. Все совершаем ошибки. И на мою долю тоже выпало немало грехов – если это действительно грехи.
Тем не менее я с полной откровенностью заявляю, что, если бы могла перелистать свою жизнь назад, как переворачивают в обратном порядке страницы романа, и начать все заново, с первой страницы книги первой, когда мне было всего десять лет от роду, уверяю тебя, читатель, что ни единое слово, ни единая строка, ни единая страница из всех этих трех частей не подверглись бы сколько-нибудь существенной переработке. Иначе говоря, я прожила бы эту жизнь так же, как прожила.
И как буду продолжать жить. И Брайен тоже. И Роджер.
Я обещала, что счастливых концов в этом повествовании не будет.
Ибо концов вообще не бывает, за исключением смерти. Жизнь продолжается. Жизнь со всеми ее темными и светлыми сторонами. С ее радостями и огорчениями. С ее удачами и неудачами.
Глава 1
Получилось так, что ограбление поезда, жертвой которого стала Равена, обернулось для нее, хотя поначалу предположить это было трудно, благословением. Общественное мнение Ричмонда, заклеймившее ее после бегства с этим «бесчестным типом» Брайеном О’Нилом как «авантюристку», «предательницу» и «распутницу» (и это еще далеко не все эпитеты, которых она удостоилась), сочло, что Всевышний достаточно покарал ее, подвергнув этому «ужасному испытанию».
Подобного рода чувство, вместе с великим целителем по имени Время, заставило все простить и все забыть даже тех, кто считал, что Равена изменила друзьям и родине.
Более того, Равена придала особый аромат и окраску жизни высшего общества Ричмонда, столь сильно поблекшего после военных испытаний. Лишившийся своего былого нарциссизма, вынужденный отказаться от старого убеждения, будто его мужчины и женщины – избранные натуры, которым самим Всевышним предназначено в жизни только одно – свято хранить законы рыцарской чести и красоты и любоваться собственными достоинствами, грубо потоптанный каблуками сапог победителей-северян, Юг погрузился в глубокое уныние и тоску. Драматическое возвращение Равены вдохнуло новую энергию в ричмондский быт. Возобновились встречи и вечеринки в старых плантаторских домах. Аристократия подняла голову.
Равена же дивилась тому, что открылось ее глазам. На Гавайях ей приходилось слышать немало леденящих кровь историй о том, как радикалы с Севера, разные там мешочники, всячески попирают достоинство Юга. А чернокожие, объединяясь в банды и мстя за былые унижения, грабят, насилуют и убивают белых без разбора и жалости.
Но когда она вернулась в Ричмонд летом 1876 года, выяснилось, что все штаты бывшей Конфедерации возвратились под сень Союза и теперь, как и прежде, вполне самостоятельно ведут свои дела. Что же касается черных, то печальный парадокс заключался в том, что теперь им жилось даже хуже, чем до войны. Формально получившие свободу и право голоса, такое же, как и у их прежних хозяев, они и носа не смели казать на избирательные участки под страхом быстрого и жестокого суда со стороны куклуксклановцев в белых балахонах или иных расистских организаций, образующих в совокупности так называемую невидимую империю. Любого черного, осмеливающегося подать голос или, как говорил Роджер, «забывающего свое место», самым жестоким образом избивали или даже убивали. Достаточно было спутнику белой женщины сказать, что черный как-то не так на нее посмотрел, как того немедленно линчевали. Или в лучшем случае кастрировали.
Из пяти черных, прислуживавших в «Равене» до войны, трое по-прежнему выполняли свои обязанности, хотя после капитуляции при Аппоматоксе прошло целых одиннадцать лет. Двое других, дворецкий Гордон, и кухарка Хэтти, умерли, до последнего дня оставаясь с прежними хозяевами. Гордона теперь заменил Ленни Фримен, бывший лакей.
Освобождение превратило некогда веселого, с улыбкой до ушей, подростка в мрачного, угрюмого, во всем разочаровавшегося мужчину, которому, видно, стоило колоссальных усилий произнести простое «да, сэр» или «да, мэм». И все же он повторял эти слова, потому что на лучшее место в южных штатах рассчитывать не мог. Да и в северных, если уж на то пошло, тоже. Десятки его знакомых, устремившихся на Север, в эту землю обетованную, вскоре потянулись назад, словно побитые собаки.