18.

Во вторник днем Натан уехал из Бристлекона. Кучер отвез его в город на вокзал, к уходящему поезду на Денвер. Сирена не стала его провожать, а он не просил ее об этом.

Натан отправился на запад, чтобы посмотреть новый подъемник для рудников. Он утверждал, что подъемные клети безнадежно устарели, и решил найти другой, более безопасный способ спуска работников в шахты. Новый подъемник назывался лифтом, он работал по тому же принципу, что и клеть, но подъем и спуск осуществлялись с помощью очень надежной электрической системы. Сейчас, когда здесь почти везде провели электричество, установить такой подъемник не представляло особого труда. Конструкция этого приспособления гарантировала также большую безопасность при его эксплуатации; каркас лифта закрывала металлическая сетка, чтобы рабочие не поранились об острые гранитные выступы на стенах ствола шахты, в кабине находился специальный кран, позволявший ее остановить, если она по какой-либо причине двигалась вниз слишком быстро. Этот лифт очень понравился Натану, и он решил установить его в первую очередь на шахте «Сенчури-Лоуд».

Сирена помахала ему рукой с веранды и подумала, что Консуэло, наверное, ждала его на вокзале. По крайней мере, ей так казалось. Она очень много размышляла об их разговоре. Сирена не думала, что испанка на самом деле хотела, чтобы она стала относиться к Натану с большей теплотой, сделалась ему ближе. Сирена уже давно поняла, что под маской темпераментной, воинственной женщины скрывалось жалостливое, заботливое и очень доброе сердце, и все же она больше верила в естественную и вполне нормальную ревность, чем в то, что испанка хотела толкнуть ее в объятия Натана. Нет, Консуэло беспокоилась о Натане, но она вполне могла сама залечить его раны, какими бы глубокими они ни были.

Эта мысль приносила Сирене облегчение. По отношению к Натану она не испытывала даже жалости, после того как узнала, какую достойную Макиавелли изощренность проявил он, чтобы жениться на ней. Последние два дня она избегала его как могла. Всякий раз, как они встречались, Сирена с трудом удерживалась, чтобы не выкрикнуть ему в лицо жестокие обвинения, нисколько не заботясь о том, как они прозвучат.

Как любая хорошая служанка, миссис Энсон знала, что Натан просил Сирену поехать с ним. Она пару раз намекала Сирене, что за Шоном будут хорошо следить в ее отсутствие и что она найдет его здоровым и веселым, когда вернется.

Сирена оставила эти замечания без ответа. Она не могла упрекнуть миссис Энсин в том, что та была целиком на стороне мистера Бенедикта. Ведь она жила в доме уже долгое время, а Сирена оставалась для нее незнакомкой, да еще с далеко не благополучным прошлым. Она знала, что мистер Бенедикт по-прежнему спал в своей комнате и не навещал новую жену по ночам, несмотря на то что обменялся с ней кольцами. Она обвиняла в этом только Сирену, ведь даже слепой увидит, что он от нее просто без ума.

Сирена замечала, что экономка косо поглядывала на нее по утрам, когда приходила сменить белье и застелить постель. Она знала, что эта женщина слышала рассказы о ее безнравственном прошлом на Мейерс-авеню и считала чуть ли не оскорблением то, что ей приходилось прислуживать такой женщине. Раньше она относилась к ней с добротой и заботой лишь потому, что видела в Сирене только больное и слабое существо. Теперь, поправившись, жена хозяина не заслуживала никакого снисхождения. Миссис Энсон смотрела бы на нее по-другому, если бы она показала, что любит Натана, тем самым осчастливив его. Но все получалось как раз наоборот. Он никогда не выглядел так плохо до того, как Сирена появилась у них в доме. Однако с тех пор, как Сирена стала выздоравливать, прошло еще не так много времени. Возможно, она еще не готова разделить супружеское ложе. Пора окончательных решений и суждений еще не пришла, но она тем не менее приближалась. У Сирены оставалось все меньше времени.

Если бы ее отношения с экономкой были не такими натянутыми, Сирена могла бы избавить ее от необходимости прислуживать ей сегодня за ужином. А теперь она сидела в столовой в полном одиночестве, отодвигая одно блюдо за другим. У нее совершенно пропал аппетит. Желудок отказывался принимать какую-либо пищу. Натан уехал. Завтра утром, в одиннадцать часов, ей, как написал Вард, предстоит появиться в «Эльдорадо». Почему он выбрал именно этот день и это время? Может, он видел Натана перед тем, как отправить записку, и знал, что Натана не будет в городе? Почему он послал ей такое странное письмо? Чего он от нее хотел? Если он собирался потребовать того более осязаемого вознаграждения, о котором говорил, то в какой форме ей предстояло его благодарить? Но одно она знала точно: Вард от нее ничего не добьется. Сирена тоже могла ему кое-что сказать, предъявить кое-какие обвинения, на которые ему придется ответить, хочет он того или нет. Все эти мысли, роившиеся в голове, не давали ей покоя.

Сирена провела бессонную ночь. Когда утром Доркас пришла с чашкой кофе, она увидела, что волосы миссис Бенедикт спутались в какой-то кошмарный клубок, а под глазами залегли глубокие тени. Увидев свое отражение в зеркале, Сирена даже застонала. В таком виде и настроении она просто не сможет встретиться сегодня с Вардом Данбаром. Она не пойдет в «Эльдорадо». Ей придется отправить ему записку, сказать, что у нее нет желания с ним встречаться, что она ненавидит его и больше не хочет его видеть — никогда. Скажет, что ей наплевать на то, что ему от нее нужно, на чувства, которые он к ней испытывает, и на него самого ей тоже наплевать.

Но, несмотря на все эти замечательные решения, к десяти часам Сирена оделась и приготовилась уходить. Охваченная какой-то тупой злобой, она выбрала дорожный костюм с юбкой в складку, блузкой с кружевной отделкой на корсаже и узким жакетом. Он поразительно напоминал платье, которое Вард когда-то ей купил; разница заключалась лишь в том, что этот наряд был сшит из небесно-голубого бархата, а тот костюм был из серого шевиота. Непослушные локоны Сирена прикрыла маленькой шапочкой, тоже из голубого бархата, с атласными лентами, приколотыми брошью с сапфирами и бриллиантами. Пусть Вард думает что хочет. Она просто горела желанием показать ему разницу между прежней Сиреной — бедной и зависимой от него и той, кем стала она теперь — женой богача Натана Бенедикта.

На первой февральской неделе холод ненадолго сменился оттепелью. Дни стояли солнечные, с приятной погодой, не очень теплые, но и не морозные. Сирена не хотела надевать шубу, чтобы не испортить вид ее бархатного костюма, в коляске ей будет тепло и удобно и в одной меховой накидке.

В коляску запрягли других лошадей. Но они, почувствовав твердую руку, державшую вожжи, побежали мерной рысью, и Сирена быстро добралась до города. Она долго не могла решить, что делать с ландо, которое всем бросалось в глаза, пока наконец не оставила его на постоялом дворе, пообещав вскоре вернуться, сделав покупки. Она не испытывала затруднений с деньгами. Со свойственной ему щедростью Натан перед отъездом оставил для нее пачку банкнот на своем столе.

Платная конюшня на улице рядом с Мейерс-авеню, на углу которой находился «Эльдорадо», как нельзя лучше подходила для таких целей. Потом Сирена задумалась: как быть ей самой после того, как она надежно спрятала экипаж от любопытных глаз? Стоит ли ей пройти по Второй улице, свернуть на Беннет-авеню и действительно сделать несколько покупок, или лучше сразу направиться в «Эльдорадо», незаметно проскользнув между коновязей? Наверное, она напрасно оставила коляску здесь, вместо того чтобы сделать это где-нибудь на Беннет-авеню. Будет не так заметно, если она спустится по Беннет-авеню к Мейерс-авеню, а не пойдет сначала по магазинам, чтобы потом вернуться назад.

В конце концов, какая разница? Ей все равно вряд ли удастся сохранить свой визит в тайне. Остается только надеяться, что Натан о нем не узнает. И если ей все равно суждено когда-нибудь отправиться в «Эльдорадо», лучше сделать это сейчас.

Подобрав юбки, Сирена поднялась на возвышение перед коновязью возле салуна. Потом она обошла кладовую и остановилась перед черным ходом. Дверная ручка плавно опустилась от нажатия рукой, и дверь на смазанных петлях распахнулась без единого звука. Сирена вошла и закрыла дверь за собой.

Она сразу окунулась в давно знакомые запахи — винного перегара, табачного дыма и немытых плевательниц. В салуне, как всегда, царил полумрак. Сирена замерла, охваченная каким-то смешанным чувством волнения и страха. Пол по-прежнему был засыпан песком, под потолком висели все те же круглые закопченные лампы. Она опять увидела ряды блестящих бутылок и бокалов перед зеркальной стеной бара, женщины сидели в прежних непринужденных позах и по-прежнему разговаривали громкими крикливыми голосами. Справа находилась сцена с опущенным занавесом, а рядом — лестница, ведущая наверх, в комнаты Варда. Ничего не изменилось, ничего, кроме нее самой.

Наверху послышался стук закрывающейся двери, а потом — звук шагов. Нет, ее не увидят здесь охваченной смятением, не знающей, прятаться ей или убежать. Расправив плечи, Сирена прошла на середину бара. Впившись пальцами в сумочку из змеиной кожи, она оглядела салун с выражением любопытства на лице и повернулась только после того, как спускавшийся по лестнице человек дошел до нижней ступеньки. Это был Вард. Он стоял рядом с лестницей, опершись рукой на перила, и выглядел так, словно только что вылез из ванны. Его русые волосы не успели просохнуть, загорелые щеки были совсем гладкими после бритья. Широкая твердая грудь оставалась открытой, но он уже успел надеть безупречно отглаженные серые брюки из плисовой ткани, а на мягкой коже ботинок играли отблески света. Холодные светло-зеленые глаза Варда смотрели на нее настороженно и с затаенной тревогой.

— Доброе утро, Вард, — сказала Сирена, удивившись, как естественно и спокойно звучит ее голос.

Он кивнул:

— Сирена.

— Видишь, я получила твое послание.

— И пришла. Я всегда утверждал, что ты очень умная женщина.

— Ты меня переоцениваешь, — ответила она таким же насмешливо-торжественным тоном, как и Вард.

Он встретился взглядом с ее спокойными серо-голубыми глазами, неторопливо оглядел округлые линии ее тела, скрытые голубым бархатным костюмом.

— Ты хорошо выглядишь… как богатая женщина.

— По-моему, ты должен удивляться этому меньше всех.

Такой ответ смутил Варда, он нахмурился и кивнул:

— Ты права. Ты ведь никогда не скрывала, чего хочешь, так?

Сирена заранее подготовилась к такому ходу.

— Ты меня неправильно понял. Я имела в виду те деньги, которые тебе заплатил Натан, чтобы ты отсиделся в горах, а он мог бы спокойно на мне жениться.

Вард удивленно вскинул брови.

— Что?

— Он, наверное, отвалил тебе немалую сумму, если ты едва не потерял «Эльдорадо» и даже позволил ему дать свое имя твоему сыну.

Сирена рассчитывала, что ее слова собьют Варда с толку, однако ее ждало разочарование. На какое-то мгновение он побледнел, крепко вцепившись в перила, но тут же овладел собой и теперь стоял перед ней высокий и несгибаемый.

— Вон ты как все повернула, — присвистнул Вард.

— Это, по-моему, ясно как дважды два.

— Даже если тебе известно, что Натан уже однажды предлагал мне деньги, но я от них отказался?

— В тот раз отказалась я, если ты не забыл. Тебе следует вспоминать об этом всякий раз, когда ты собираешься в чем-нибудь меня обвинить.

— Зачем нам ворошить прошлое, если передо мной стоит счастливая женщина, настоящая жена богача? Натан поступил благородно, сделал тебе предложение, и ты его приняла. Это тоже ясно как дважды два.

— Да, я согласилась, за неделю до того, как у меня родился ребенок. Я решила, что у него должен быть хоть какой-нибудь отец. Так что же побудило тебя принять предложение? Натан поднял цену?

Сирена не отрываясь смотрела на Варда, ее голубые глаза, казалось, горели огнем.

Вард ответил вопросом на вопрос:

— Ну, ты ведь тоже не продешевила, правда?

— У меня был хороший учитель, — резко бросила она.

Вард отвел взгляд от браслета с сапфирами и бриллиантами, украшавшего ее руку.

— Не сомневаюсь, — ответил он сухо.

— Я только не понимаю, — проговорила Сирена, приблизившись к нему со скромным изяществом в движениях, — зачем ты сюда вернулся? Чем тебя не устраивало, что здесь тебя считали мертвым? Почему ты не захотел перебраться в какой-нибудь другой город, чтобы начать новую жизнь? Например, стать юристом. С деньгами, которые заплатил тебе Натан, это, наверное, совсем нетрудно устроить.

— У меня тут свое дело. Кроме того, я владею здесь еще и недвижимостью. А я не привык легко расставаться с тем, что мне принадлежит.

Губы Сирены искривились в горькой улыбке.

— Браво, Вард! Ты сохранил свой салун и потерял сына!

— Сохранить то и другое казалось мне невозможным, — ответил он бесстрастно. — Я догадывался об этом, когда лежал полумертвый, сорвавшись на полдороге с обрыва. И я убедился в этом окончательно, когда очнулся в каком-то безымянном индейском поселке.

Сирена замерла, ее лицо побледнело, самообладание, похоже, изменило ей, когда она спросила хрипло:

— Ты знал, что у меня будет ребенок, когда уезжал?

— Я изучил твое тело лучше, чем собственное, — порывисто ответил он. — Как я мог этого не знать?

— Значит, ты все знал и ничего не сказал? Знал и оставил меня одну?

— У меня были на то причины.

— Какие причины? Что может быть важнее этого… кроме денег?

Вард поднял руку, потом снова опустил ее.

— Деньги, золото; все в конце концов приходит к этому, правда? Так мы ничего не добьемся. Что сделано, то сделано. Сейчас речь о том, что случилось недавно, четыре дня назад, если говорить точно. Или ты уже успела об этом забыть?

Сирена сжала губы.

— Это вряд ли когда-нибудь произойдет, ты ведь не упустишь случая мне напомнить.

Сирену возмутила легкость, с которой Вард уклонился от ответа, однако она решила продолжить разговор на поднятую им тему. Наверное, ей просто необходимо выяснить все до конца.

— Это дело еще не закончено, — проговорил он с насмешливой улыбкой. — Если ты поднимешься ко мне наверх, мы сможем заняться им снова.

— Наверх?

— По-моему, обсуждать такой вопрос прямо здесь не слишком разумно. Мы ведь не знаем, кто может нас услышать.

Вард отступил влево, уступив Сирене дорогу.

Сирена не двигалась. Ей совсем не хотелось остаться с ним одной наверху, в комнатах, где произошло столько событий.

— Ты ведь не боишься меня? — спросил он тихо.

— Нет. — Она бросила на него сердитый взгляд. Она просто больше не доверяла Варду, ей не нравился блеск его зеленых глаз.

— Тогда что же тебе мешает?

Он говорил правду. О таких вещах нельзя разговаривать прямо здесь, это слишком опасно. Кроме того, в салуне невозможно было найти какой-нибудь другой укромный уголок. Ей не оставалось ничего другого, кроме как подобрать юбки и пройти мимо него наверх.

Гостиная показалась более запущенной, чем раньше. Сирена не сомневалась, что это дело рук Перли. На стене висела новая полка с хрустальными графинами. В остальном же комната не очень изменилась. Кушетки с покосившимися ножками и валиками, коврики, столы, чаша с фруктами и ваза с перьями павлина — все оставалось прежним. Сирена провела ладонью по бирюзово-черному перу, стряхнув с него пыль на столик, и обернулась к Варду.

— Сирена, успокойся, — медленно проговорил он, — я не собираюсь на тебя нападать.

— Мне это даже в голову не приходило!

— Правда? Значит, я ошибся. Не хочешь чего-нибудь выпить? Чашечку кофе или бокал вина?

Ей очень хотелось отказаться и сразу спросить, зачем он ее позвал, что ему нужно. Однако она сдержалась. Если между ними установятся более непринужденные отношения, это может пойти ей на пользу. Сирена подошла к кушетке, положила на нее сумочку и села сама.

— Да, немного хереса, если он у тебя есть.

Вард наполнил бокал золотистой жидкостью и протянул его Сирене, потом вернулся к шкафчику и плеснул себе хлебной водки. Сирена поставила бокал на столик, сняла перчатки, положила их на сумочку и опять взяла бокал. Пригубив херес, она посмотрела на Варда. Снова поставив графин в шкафчик, он взял свой бокал в сильную загорелую руку. Его русые кудрявые волосы были тщательно приглажены, широкая мускулистая спина, казалось, стала еще темнее. Сирена испытывала страх перед его мужской силой, даже когда он не смотрел на нее. Она невольно подобрала живот, и всю ее охватило какое-то похожее на боль ощущение.

Обернувшись, Вард перехватил ее взгляд. Он поднял бокал, словно собирался произнести какой-нибудь иронический тост, и осушил его одним глотком. Сирена поспешно опустила глаза и вновь отпила немного хереса.

Молчание смущало ее. Она откашлялась.

— Ты… ты, кажется, не особенно страдал у этих индейцев.

— Ко мне хорошо относились, — ответил он, — жаль только, что я не мог послать оттуда весточку.

Его ответ показался Сирене высокопарным, но она решила продолжить разговор.

— У тебя уже не болит нога?

— Нет. Индейцы умеют лечить переломы. И сотрясение мозга тоже больше меня не беспокоит, если ты собираешься об этом спросить. Правда, у меня некоторое время болела голова, но потом все прошло само по себе. Наверное, если бы я обратился к какому-нибудь здешнему лекарю, я бы так Легко не отделался.

— Значит, все, похоже, обошлось без последствий.

— Я бы так не сказал.

— Что?

Вард сел на кушетку напротив нее. Сирена посмотрела на него с беспокойством.

— Я вернулся, и что же я здесь увидел? Перли заняла мои комнаты и, похоже, не желает понять, что нашему с ней партнерству пришел конец. Более того, она прибрала к рукам весь салун и продала мою долю. Далее. Я узнаю, что мой лучший друг не только заключил с ней эту сделку, но еще и взял тебя в жены. Я не могу утверждать, что это пошло мне на пользу.

— Перестань. — Сирена с недовольным видом взмахнула пустым бокалом.

— Ах да. Я же забыл. Ты считаешь, что меня купили, а не продали.

— Я-то знаю, кого здесь продали, — с горечью сказала Сирена, — во всяком случае, точно не тебя. Ты знаешь, что Натан купил «Эльдорадо», только чтобы выставить меня отсюда? Потом он проследил за тем, чтобы Консуэло, моя единственная подруга, не смогла мне помочь, чтобы я обратилась за помощью только к нему, когда мне стало некуда пойти. Этот человек, мой муж, одновременно и плох и хорош, но он отлично знает цену деньгам и то, что на них можно купить все.

Вард смотрел на нее напряженным взглядом, играя желваками на скулах.

— Мне казалось, Натан выкупил мою долю в салуне, чтобы кто-нибудь другой не сделал эту глупость, потому что знал, как я поступлю, когда вернусь.

— Он наверняка знал, что ты его отблагодаришь?

Вард кивнул.

— Замечательно. Он получил что хотел, меня выставили на улицу, а ему это не стоило ни гроша.

— Да, замечательно, — повторил Вард. Черты его лица опять смягчились, а взгляд сделался непроницаемым.

Сирена наклонилась вперед, положив руку на колено.

— Неужели тебя не волнует то, что он сделал? Что Натан всех перехитрил и с помощью Перли отобрал у тебя то, что принадлежало тебе?

— И ты тоже принадлежала мне, Сирена?

— Какая разница! — воскликнула Сирена, сжав кулаки. — Мы сейчас говорим о Натане!

— Правильно. Вот тебе ответ на твой вопрос: нет. Нет, не волнует… Даже если ты сказала правду.

— Как же я сразу не догадалась?! — Сирена со стуком поставила бокал на стол и вскочила на ноги. Слезы подступили к ее глазам, и она отвернулась, чтобы Вард этого не заметил. Подхватив сумочку, она направилась к дверям.

Вард тут же поднялся следом. Сирена сделала шаг в сторону, но он уже стоял перед ней, его крепкие пальцы сомкнулись у нее на руке.