12.

Перли не умерла. Врач дал ей рвотное и растер кожу спиртом со снегом. Увидев, что она совсем ослабла, он приказал девицам выйти из комнаты, заявив, что хочет осмотреть их хозяйку как следует. Убедившись, что Перли полностью пришла в себя, доктор взял деньги за услуги и ушел.

Так, по крайней мере, рассказывала Консуэло. Испанка навестила Сирену через неделю после возвращения Варда. Сирена впервые увидела ее после того вечера. Консуэло не вернулась в «Эльдорадо», она не стала возвращаться и в публичный дом, хотя там у нее остались друзья. Она стала любовницей Натана Бенедикта. В ту ночь, расставшись с Сиреной и Вардом, он позвал Консуэло к себе в отель «Континенталь». На следующий день он снял для нее небольшой дом, не дворец; конечно, но очень элегантный особнячок из четырех комнат. Потом они отправились в Колорадо-Спрингс, и он купил там мебель, которую она выбрала. Натан оказался добрым и щедрым человеком, и Консуэло чувствовала себя почти счастливой. Ее радость омрачалась лишь по ночам, когда он называл ее Сиреной, сжимая в объятиях.

— Консуэло, — тихо проговорила Сирена. — Прости меня.

Испанка покачала головой и улыбнулась.

— Это же не твоя вина. И я, честно говоря, не возражаю. Заходи к нам как-нибудь. Я угощу тебя чаем из китайской чашки, из настоящего китайского фарфора.

— С удовольствием, но только когда там не будет Натана, мистера Бенедикта.

— Насчет этого можешь не беспокоиться, — сказала Консуэло, — он приходит ко мне только по ночам.

Сирена решила не рассказывать об этом Варду. Она, конечно, не думала, что он будет ревновать, но его отношения с другом испортились, с тех пор как он застал его с Сиреной.

У них с Вардом почти ничего не изменилось. Большую часть дня они проводили вместе. Изредка Вард спускался вниз, чтобы сыграть в карты. Они разговаривали о самых разных вещах, по вечерам разводили огонь в камине, смеялись и занимались любовью. Проходили дни, недели, кончилась зима. Сирена жаловалась, что ей совсем нечего делать, особенно теперь, когда дни сделались длиннее, и уговаривала Варда купить материю, иголки и нитки, чтобы она могла сшить себе пару платьев взамен старого.

— Зачем тебе это? — спрашивал он. — Я могу купить хоть дюжину платьев, чтобы тебе было в чем появляться на людях, только ты нравишься мне и в этом пеньюаре, а еще больше — без него.

— О, в этом я не сомневаюсь. Это же так удобно, — отвечала Сирена, лукаво поглядывая на него, — но, боюсь, я не слишком понравлюсь тебе в одном из твоих костюмов.

— А что, если понравишься? — смеялся он. — Сейчас я, по крайней мере, могу не сомневаться, что в любую минуту приду и застану тебя здесь.

— Ах да. Как же я забыла?

— Знаю, знаю. Ты понимаешь, каждый вечер я прихожу сюда с тайным страхом обнаружить мой шкаф пустым.

— Ну уж нет! Я тебе такого удовольствия не доставлю!

— Но, Сирена, неужели тебе так не понравилось платье, которое я тебе купил?

— Оно мне нравилось, пока я думала, что мой саквояж потерялся.

— Твой саквояж опоздал на сутки. А когда его наконец принесли, я решил: пусть лучше все остается по-прежнему.

— Для кого лучше?

— Для меня. Такой ответ тебя устроит? И для тебя тоже. Я сомневался, думал, что ты бросишься искать себе миллионера, если у тебя будет что надеть.

— У меня есть одежда, даже дорожный костюм, и очень приличный. Почему тебе кажется, что я не убегу от тебя однажды?

— Я тебя уверяю, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы у тебя не появилось такого желания.

— И как же ты это сделаешь?

— Ты будешь слишком занята, чтобы придумать план побега, — сказал Вард, подходя ближе. — Я доходчиво объясняю?

Через неделю они опять вернулись к этой теме. Положение Сирены нисколько не изменилось. Она больше не выходила на сцену, не надевала туфли на золотых каблуках, здорово истрепавшиеся после бегства по снегу. Но она больше не сидела в заточении наверху, почти каждый вечер спускаясь в бар. Иногда она наблюдала за игрой Тимоти или подходила к девушкам, которых нанял Вард, прогнав Перли вместе с ее подопечными. Время от времени Сирена присаживалась к столу, где играли в карты. Она стала чем-то вроде талисмана, приносящего Варду удачу. Сирена заметила, что ее присутствие в баре действует на старателей успокаивающе. Они относились к ней с безупречной вежливостью, всегда предлагали сесть и выгоняли любого, кто пытался оскорбить ее хотя бы намеком, впрочем, такое случалось очень редко. Но Вард никогда не отпускал ее далеко от себя. Он всегда оставался рядом, наблюдал за ней, приглашал за свой столик, брал за руку или играл ее локоном.

Он никогда не уходил из салуна на всю ночь и очень редко покидал его надолго днем. Сирена почти не видела, чтобы он куда-нибудь отлучался. Однажды она застала его за разговором с Натаном Бенедиктом, но в эту минуту ее позвали на сцену, где одна из танцовщиц вывихнула ногу.

Оставаясь в баре одна, без Варда, она чувствовала себя неловко. Ей никто особо не досаждал, но она боялась этих наглых испытующих взглядов, ехидных смешков, мужчин, отводящих глаза, стоило ей на них посмотреть.

Сирена не спеша прошла через бар, направляясь к лестнице. Чтобы посетители не сочли ее уход бегством, она окинула зал хозяйским взглядом, исподволь задержав его на одном из столиков. В холле, перед самой дверью, Сирена задержалась. Сюда доносились приглушенные голоса собеседников. Значит, Вард еще здесь. Она не хотела вмешиваться в их разговор, но в то же время ей совсем не хотелось возвращаться в бар.

Сирена не успела решить, как ей поступить. Дверь в гостиную неожиданно распахнулась. Вард окинул девушку долгим суровым взглядом и посторонился, пропуская вперед Натана.

— Сообщи мне, когда решишь, — сказал тот, обернувшись.

— Хорошо, — ответил Вард.

Приподняв шляпу, Натан пожелал спокойной ночи и ушел, еще раз взглянув на Сирену.

Сирена прошла в комнату.

— Я не знала, что вы тут, — оправдывалась она.

— Натан пришел обсудить со мной одно дело. — Вард закрыл дверь и повернул в замке ключ. — И он, конечно, хотел разговаривать без свидетелей.

Эти слова он произнес таким тоном, словно считал, что Сирена должна знать, о чем идет речь.

— Да?

— Что «да»? — повторил он за ней. — И это все, что ты скажешь? Ты могла бы изобразить удивление и получше.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Меня абсолютно не волнуют твои дела. — Сирена посмотрела ему в лицо, удивленно приподняв бровь.

— Но это, как тебе наверняка известно, должно тебя волновать.

— Если ты ждешь от меня ответа, тогда извини, но я ничего не понимаю.

Вард уставился на нее.

— Знаешь, в это очень трудно поверить. Я уверен, что ты сама не разговаривала с Натаном с тех пор, как я вернулся. Но он наверняка послал тебе письмо, записку или еще какую-нибудь романтическую ерунду.

— Я от него ничего не получала. Не знаю, в чем ты меня обвиняешь, но, как бы там ни было, мне это не нравится.

Взгляд Варда как будто сделался немного спокойнее.

— Если Натан решил поставить столько на то, что, возможно, никогда и не случится, то, наверное, он увяз гораздо глубже, чем я думал. Жаль, что мне неизвестно это наверняка.

— Что тебе неизвестно? О чем ты говоришь?

— Здесь, в этой комнате, несколько минут назад Натан предложил мне подписать один очень интересный договор. Он готов отдать несколько приисков и часть доходов от остальных его предприятий, причем большую часть, я тебе скажу. Стоимость всего этого исчисляется тысячами долларов, может быть, даже сотнями тысяч.

— Он отдает это просто так?

— Нет, конечно. Как ты понимаешь, он требует кое-что взамен.

Его неприятная ирония испугала Сирену.

— И чего же он хочет?

— Он хочет, чтобы я… чтобы наши отношения прекратились.

— Что? — Сирену словно окатили холодной водой. Она смотрела на Варда, не в силах поверить его словам.

— Если ты не притворяешься, он предложил мне большую сумму денег за то, чтобы я оставил тебя, не будучи уверенным, что ты попадешь в его руки. Он, похоже, думает, что ты испытываешь ко мне некоторую привязанность, но все же не настолько сильную, чтобы он не смог завоевать твое расположение, и хочет, чтобы я сам слегка подтолкнул тебя к нему.

Сирена побледнела.

— Понятно. И что ты ему ответил?

— Я сказал, милая Сирена, что мне надо это обдумать.

— О чем же тут думать? — вырвалось у нее. Отвернувшись, она направилась к плите. — Ты просто не сумеешь отказаться от таких денег.

— Ты так считаешь? Тогда позволь тебе сказать, что я сумел бы от них отказаться, если бы решил, что так нужно.

Потрясенная, Сирена почти ничего не слышала.

— А твоя дружба? Ты не сможешь покончить с ней из-за какой-то…

— Из-за одной прекрасной женщины, которая нравится нам обоим? Такое не раз становилось причиной ссор между друзьями. Но сейчас это не имеет значения. В настоящий момент важно только то, что желаешь ты сама. Ты придумываешь мне оправдания, чтобы я смог с легким сердцем отпустить тебя к нему? Это отличный шанс, Сирена. Вот он, твой миллионер, и он сам бежит тебе в руки. Тебе нужно только разобраться, чего ты хочешь.

— И ты меня вот так запросто отпустишь?

— Если ты скажешь, что тебе нужен Натан и его деньги, я не буду тебя удерживать.

Сирена отвернулась.

— У Натана ведь уже есть женщина, Консуэло.

— Ну, это ее проблемы.

— Я бы не хотела, чтобы она так много потеряла по моей вине.

— Это понятно.

— А что касается Натана, я не желаю, чтобы меня покупали.

— Серьезная причина.

Вард явно не собирался ей помочь. Расхаживая по комнате, Сирена видела, что он только наблюдает за ней. С трудом ей удалось изобразить на лице улыбку.

— А потом, он, по-моему, вряд ли станет мною дорожить, если я достанусь ему так легко. Кроме того, не забывай, ты знаешь меня слишком близко, поэтому, я думаю, мистеру Бенедикту надо отказать, если, конечно, ты сможешь это сделать.

— Ты на самом деле решила остаться со мной?

Его недоверчивый тон напугал Сирену.

— По-моему, я должна это сделать.

— Даже если понимаешь, что ты вряд ли когда-нибудь получишь предложение лучше этого?

— Если ты думаешь, что я жду, что когда-нибудь получу свадебный венок, не бойся, я понимаю: этого не случится.

— Сирена, — начал было Вард, но тут же замолчал.

— Да? — Она не отводила взгляда. Судя по выражению его глаз, он хотел что-то спросить, но в то же время сомневался, что ему понравится ответ.

— Ничего, — сказал он наконец, — сейчас ничего не имеет значения, кроме твоих слов.

Он взял ее за руку, привлек к себе и крепко обнял, словно желая показать, что никогда ее не отпустит. Он поцеловал ее нежным, долгим поцелуем, не отнимая губ даже после того, как его колено коснулось мягкого ковра и он опустился на пол, увлекая Сирену за собой. Они медленно, будто во сне, раздели друг друга и в сладком упоении, забыв про все на свете, предались любви.

Потом Сирена лежала на спине, глядя на игравшие на потолке отблески пламени керосиновой лампы. Предложение Натана, хотя его вряд ли можно было назвать комплиментом по отношению к порядочной женщине, казалось ей довольно лестным. Ей, конечно, была неприятна мысль, что за нее предложили определенную цену, пусть даже столь высокую, однако Сирена подумала, что Натан не хотел, чтобы она об этом знала, если решил разговаривать с Вардом наедине. Если бы ему казалось, что ее можно легко купить за деньги, он бы сделал это предложение ей самой и увел бы ее из-под носа Варда, не обращая внимания на то, что мог бы подумать его друг. То, что он выбрал другой путь, свидетельствовало о том, что он, по словам Варда, решил, что Сирена испытывает к нему какие-то чувства. Насчет этого Натан ошибался. И не говорило ли это предложение о том, что он почти не сомневался, что Вард не слишком дорожит Сиреной?

Мог ли Натан оказаться прав? Неужели Вард называл ее прекрасной женщиной, говорил о том, как скучал без нее, любил ее с такой нежностью — и не испытывал при этом ничего, кроме вожделения? Ей не хотелось в это верить. Она не ждала от Варда любви. Нет. В конце концов, это было не так уж важно. Но если бы он проявлял к ней хоть какие-то чувства, согласившись на предложение Натана, она смогла бы самым изощренным образом отомстить за все, что причинил ей этот человек.

Закрыв глаза, Сирена попыталась отогнать эти мысли. Мерзкая вещь — месть. Но зато какая приятная…

— Ты точно знаешь, что она там живет? — с волнением спросила Сирена, когда они дошли до конца улицы. Перед ними стоял маленький домишко с одной дверью и одним грязным окном. Стены этого сравнительно нестарого строения покоробились, а странная угловатая крыша казалась дырявой. Сирена не заметила ни вывески, ни красной занавески на окне, но она и без этого сразу поняла, что видит один из притонов, где прозябают проститутки, ставшие слишком старыми, слишком непривлекательными или больными, чтобы работать на танцевальной сцене или в публичном доме с более или менее приличными клиентами.

— Точно, — ответила Консуэло, — по крайней мере, здесь живет девчонка, похожая на ту, о которой ты мне говорила. У нее светлые волосы и хорошая фигура, и ведет она себя как маленькая, все время вспоминает об умершем ребенке, но никогда и словом не обмолвилась о своем муже. К ней часто приходит какой-то мужчина, обычно по утрам.

Сирена глубоко вздохнула.

— Если это Лесси, я не знаю, что ей сказать.

— Что-нибудь придумаешь.

— Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна за то, что ты помогла мне ее найти. Испанка пожала плечами.

— Не стоит благодарности. Жаль только, что на это ушло так много времени. У нее не так уж много друзей, у этой Лесси. Она держится в стороне от всех, почти не выходит на улицу. Этот мужчина, который ее навещает, приносит ей еду. Поэтому ее не так легко оказалось найти.

— Она, наверное, опасается, что ее найдут, я имею в виду старейшину. Конечно, она его боится.

— За это ее не стоит винить, — сухо заметила Консуэло, — я бы тоже не хотела, чтобы меня нашел кто-нибудь вроде него.

— Может быть, она не пожелает меня видеть?

— Выяснить это можно только одним способом, — ответила Консуэло и постучала в дверь.

Пока они ждали, Сирена разглядывала испанку. С того дня, как Натан предложил Варду сделку, она не разговаривала с Консуэло. Сейчас Сирене почему-то казалось, что Консуэло стала другой и их отношения изменились, хотя утверждать это она не могла. Испанка часто вела себя довольно цинично и дерзко, впрочем, она всегда отличалась гордостью, бескорыстием и желанием помочь. И все же что-то в ней настораживало Сирену. Конечно, Натан не мог поступить столь бессердечно и сказать, что намерен заменить ее другой любовницей. Это было бы слишком жестоко.

Наконец дверь слегка приоткрылась, и девушки услышали испуганный шепот.

— Что вам надо?

— Лесси? — спросила Сирена, все еще сомневаясь.

— Сирена!

Дверь распахнулась. Просияв, Лесси бросилась Сирене на шею, с опаской взглянув на испанку. Заметив это, Сирена быстро представила их друг другу. Сказав девушке несколько слов, Консуэло вошла в дом следом за Сиреной.

— Как ты живешь, Лесси? — спросила Сирена.

— Хорошо. Мне столько надо тебе рассказать! — Белокурая девушка опустилась на незастеленную кровать, предложив Сирене сесть рядом. Неподалеку стоял стул со сломанной ножкой и приделанное к ящику седло, но Консуэло предпочла просто прислониться к стене.

— Я слушаю тебя, — проговорила Сирена. Лесси натянула красный халат на колени и начала свой рассказ:

— Я болела, у меня родился ребенок, но Беатриса его убила. Мне сказали, что он родился мертвым, но это ложь. Я слышала, как он плакал, значит, он был живым. Я рассказала об этом Агате, но она ударила меня и приказала не возводить напраслину, потому что Беатриса, дескать, не способна на такое. Потом она заявила старейшине Гриеру, что я сошла с ума, и он ей поверил. Он молился обо мне несколько дней, а потом сказал, что для того, чтобы я перестала горевать о Погибшем ребенке, мне нужно родить нового.

Сирена посмотрела на Консуэло.

— Я сразу поняла, что он скотина, — бесстрастно сказала испанка.

— Да, — согласилась Лесси с неожиданным воодушевлением. — Я не хотела этим заниматься, Сирена. Совсем не хотела. Только не с ним. И я убежала.

— Это, наверное, был лучший выход из твоего положения, — сказала Сирена, втайне завидуя простоте, с которой Лесси произнесла эти слова и совершила этот поступок.

— Да, а потом я встретила Джека. Он был очень добр со мной, купил мне леденцы и взял к себе в поезд. Сначала мы остановились в большой гостинице, но там оказалось очень много народу, и он нашел мне этот чудесный домик. Тебе здесь нравится, Сирена?

Сирена окинула взглядом унылые некрашеные стены, оклеенные картинками из журналов, низкую кровать с мятыми простынями, треснувший китайский ночной горшок, покрытый ярким расшитым чехлом, шаткий умывальник.

— Здесь, наверное, неплохо жить одной, чтобы сюда никто не приходил, — грустно заметила Сирена. Лесси на мгновение помрачнела.

— Когда ко мне приходит Джек, я даже радуюсь. А других мужчин мне не надо, но Джек сказал, что это не грех и скоро все кончится. Он говорит, если я буду позволять им делать все, что они хотят, он скоро скопит достаточно денег, и мы сможем уехать.

— И ты этого хочешь, Лесси? Тебе это нужно?

— Да. Я очень люблю Джека, я не желаю жить без него.

— А тебе не хочется перебраться ко мне?

Консуэло бросила на Сирену быстрый взгляд. Она совсем не ожидала такого оборота событий.

Сирена до сих пор не говорила, как она собирается поступить, когда найдет Лесси. Она молчала, потому что сама этого не представляла. Она не задумывалась о том, как посмотрит на это Вард.

— К тебе? — удивленно спросила Лесси. — Я бы с удовольствием, ты была моей самой лучшей подругой. Но я не знаю, что скажет Джек. Ему это вряд ли понравится, ведь я тогда не смогу принимать других мужчин.

— По-моему, — медленно проговорила Консуэло, — Варду это не понравится.

— А кто такой этот Вард? — спросила Лесси, взглянув на испанку.

— Так зовут человека, с которым я живу, — ответила Сирена, покраснев.

— Ты тоже с кем-то живешь? Я так рада. Теперь ты меня понимаешь?

— Не совсем.

— Я все равно не смогла бы прийти, когда он будет у тебя, твой мужчина. Я бы чувствовала себя не в своей тарелке. А если он не любит других мужчин, ему может не понравиться и Джек. А я не стану ходить туда, где нельзя появляться Джеку. Мне нравится с ним спать, это совсем не то, что было со старейшиной.

— О, Лесси! — Сирена чувствовала себя совсем беспомощной, не в силах объяснить подруге, в каком положении та оказалась. Но неужели она на самом деле бессильна что-нибудь сделать? Неужели она не сможет предложить Лесси что-нибудь получше ее теперешней жизни? Поступив на работу в «Эльдорадо», она скорее всего опять окажется в таком же положении, и ее слабостью воспользуется какой-нибудь другой мужчина, который, возможно, будет обращаться с ней еще хуже. Этот Джек жил за ее счет, в этом не оставалось сомнений. А если она в конце концов ему надоест, что тогда? У нее появится кто-то другой. Еще один. И так до бесконечности. Но чем положение Лесси отличалось от ее собственного? Что станет с ней самой, когда Вард ею пресытится? Как она собиралась помочь Лесси, если не могла помочь самой себе?

— Не огорчайся, Сирена. Ты же можешь приходить ко мне в гости. Мы с тобой будем встречаться.

— Ты тоже приходи ко мне в «Эльдорадо». Я оставлю тебе адрес, — ответила Сирена, взяв Лесси за руку. — Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, обращайся ко мне.

— Так вот ты где, в «Эльдорадо». А я все думала, куда ты могла пойти после того, как рассталась с нами. Я слышала, что тебя видели с мужчиной. Я, наверное, ни за что бы не отважилась убежать, если бы не ты.

— Лесси, ты придешь ко мне в гости?

Сирена испытывала чувство вины перед Лесси. Если бы не она, Лесси не ушла бы от мормонов. С ними она хотя бы оставалась в безопасности, даже если бы ей не удалось найти счастье.

— Мне очень хочется, Сирена, правда, но я недавно видела старейшину. Он ищет меня, я знаю. Если он меня найдет, мне придется к нему вернуться. Я очень рада, что ты пришла ко мне, но, если ты нашла меня, значит, и он сможет это сделать. Мне нужно быть очень осторожной.

Сирена попробовала ее разубедить, Консуэло тоже ей помогала, рассказав о своих связях в публичных домах. Лесси как будто немного успокоилась, но она все равно отказывалась выходить из дома даже на минуту. Сирене ничего не оставалось делать, как оставить ее одну.

— Как ты думаешь, у нее все будет в порядке? — спросила она Консуэло, закрыв дверь домика.

— Кто знает… — Испанка пожала плечами. — Иногда мне кажется, что Бог не забывает таких, как она. Может, ей повезет больше, чем нам. А если нет, то ей все-таки не придется так страдать.

Зима осталась позади. Спускавшиеся с высоких гор последние снеговые облака густо усыпали белыми кристаллами отдохнувшую за зиму землю, а потом ослепительное солнце превратило снег в воду, бурными потоками вернувшуюся в реки. Ночи стали не такими темными и холодными, и старейшина Гриер вместе с другими мужчинами из общины мормонов теперь часто расхаживал спозаранку по сонным улицам, обличая пороки человечества. Он осуждал театры, где давали шумные водевили, дансинги и другие пристанища зла. Иногда вместо него на импровизированную кафедру поднимался высокий мужчина в балахоне, с неподдельной грустью объявлявший о конце света через шесть лет и призывавший всех покаяться.