— Что это ты имеешь в виду?

— Я просто мечтаю о том, чтобы ты увиделась с доном Эстебаном. Поэтому представь себе мою радость, когда я увидел, что именно это ты и собираешься сделать.

— Я пыталась, — с мрачной иронией подтвердила Пилар.

Он отпустил ее, слегка улыбнувшись.

— Ну, не беда, что не вышло. Давай-ка пошепчемся, как парочка воришек, и решим, как забросить тебя в стан врага.

Пилар постепенно начинала понимать, в чем дело.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе?

Пилар подняла голову, но старалась при этом не встречаться взглядом с Рефухио.

— Почему?

Ему самому хотелось бы знать почему. Это решение пришло как-то внезапно. Он боялся. Боялся, что с этой девушкой что-нибудь случится, если его не будет рядом. Больше всего на свете он хотел, чтобы она была в безопасности, поэтому-то он и не втягивал ее в это дело. А теперь в нем боролись два желания: он готов был задушить ее, но в то же время мечтал обнять ее и сделать так, чтобы страх, затаившийся в глубине ее прекрасных глаз, исчез навсегда. Она победила, хотя он упорно не хотел этого признавать. Быстро изменив свои планы и намерения относительно дона Эстебана, он усмехнулся:

— А почему бы и нет?

Объяснения не заняли много времени. Через несколько минут Пилар уже стояла на пороге дома своего отчима. Она постучала. Дверь открыл старый слуга дона Эстебана, мажордом. Когда слуга увидел Пилар, удивлению его не было границ, однако в дом он ее впустил. В одной из комнат был слышен звон столового серебра и хрусталя, оттуда же доносились голоса, очень знакомые. Определенно ее отчим сейчас изволил обедать. Для этого-то он и вернулся домой.

Пилар огляделась. Эта большая комната служила, гостиной. На полу лежал персидский ковер. В разных местах стояли стулья с зеленой обивкой, отделанные золотым шнуром. Окна были занавешены тяжелыми бархатными шторами, с потолка спускались хрустальные люстры, украшенные бронзой. Вся эта роскошь казалась излишней, ненужной, как, скажем, кружевные оборки на повседневном платье. При этом стены комнаты были просто покрыты побелкой, а пол был настелен из неструганых кипарисовых досок.

Гостиная являлась главной комнатой в доме, построенном в типично французском стиле и как две капли воды похожем на дом доньи Луизы. Все комнаты были смежными, причем в большинство из них можно было попасть из этой гостиной, поэтому здесь было большое количество дверей. Входная дверь открывалась прямо на улицу, к задней стене примыкала крытая веранда, откуда можно было попасть в сад. Никаких заборов здесь не было, сады соседних домов плавно переходили один в другой.

Пилар подошла к окну. Оно было приоткрыто, чтобы шел свежий воздух. Пилар отворила ставни и выглянула наружу. По направлению к дому медленно катилась тележка, доверху нагруженная лохматым мхом, который называли еще «бородой капуцина». Его собирали на деревьях, растущих вдоль реки, и использовали, чтобы набивать перины. Человечек на козлах, жалкий горбун, тоненько и протяжно голосил:

— Прекрасный мох, мягкий мох! Для постелей невинных девиц и молодых матерей! Для детишек и старичков! Покупайте мох, лучший в мире мох!

Послышались торопливые шаги. Пилар прикрыла ставни, отошла от окна и встала рядом с креслом, высокая спинка которого была украшена резьбой, изображавшей львов и испанские замки. Ей было не по себе. Она вцепилась в ручку кресла в виде львиной лапы и собрала все свое мужество.

Ее отчим появился в дверях и замер. Он все еще сжимал в руках салфетку: видно было, что его подняли из-за стола. Он вытер рот и швырнул салфетку мажордому, маячившему за его спиной. Кивком головы отослав слугу, дон Эстебан вошел в комнату:

— Какая встреча! Глазам своим не верю. Как это ты умудрилась добраться сюда?

— По морю, конечно, как и вы.

— Я поражен.

— Еще бы. Для вас было бы гораздо лучше, если бы я благополучно оставалась в Испании или скоропостижно умерла.

— Неблагодарная! Да как тебе в голову пришло такое.

Похоже, он говорил не думая, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

— Неужели я не права? Я ведь слышала, как вы отдали приказ убить меня.

— Должно быть, тебе показалось, — напыщенно произнес он, изо всех, сил пытаясь сохранить достоинство. — Ты ведь доченька моей любимой покойной супруги. Я всего лишь хотел, чтобы во время моего отсутствия ты находилась в безопасности, в монастыре. Наверное, то, что тебя похитил этот бандит Эль-Леон, так сильно потрясло тебя, что вызвало помрачение рассудка. Да, кстати, а где он сейчас? Как тебе удалось освободиться?

— С моим рассудком все в полном порядке, уверяю вас, — сказала Пилар. — А что касается Эль-Леона, то мне нечего сказать о нем. Лучше давайте поговорим об имуществе моей матери, которое вы присвоили.

— Лживая тварь, так-то ты платишь мне за заботу о тебе! Ты ранишь меня в самое сердце. Впрочем, я ничуть не удивлен. Ты упрямая, бесстыжая девка, да к тому же еще и похотливая. Я не забыл, как ты пыталась совратить моего слугу Карлоса. Мне бы следовало бросить тебя на произвол судьбы, но я питал нежную любовь к твоей матери и только поэтому проявил милосердие и позволил тебе жить в моем доме. И ты должна была беспрекословно выполнять мои требования и подчиняться моим желаниям.

У Пилар мурашки пробежали по коже, но она постаралась взять себя в руки. С сарказмом в голосе она заметила:

— Вы всегда отличались необыкновенной любовью к ближним. Но я не была приживалкой в вашем доме, потому что на самом деле он мой. И я требую то, что принадлежит мне по праву.

— Ага. — Он несколько раз переступил своими коротенькими толстыми ножками, затем взглянул на нее: — Ты приехала сюда одна?

— Разве я похожа на сумасшедшую?

— Тогда с кем и где твои спутники?

— А вот это не ваше дело. Вы отдаете мне сейчас то, что присвоили. В противном случае я отправляюсь к губернатору и сообщаю ему, что вы за человек. Губернатор — я это знаю — ревностный слуга отечества, во всем следующий букве закона. Ему не понравится то, что он узнает о ваших темных делишках, которые вы провернули в Испании, прежде чем приехать сюда.

— Да он тебя и слушать не станет. Во-первых, ты женщина, а во-вторых, ты опорочила свое имя, побывав в обществе известного бандита. Все, что требуется от меня, — довести этот факт до сведения окружающих.

Еще совсем недавно сознание того, как опасен этот самоуверенный господин, могло заставить ее отступить. Но сейчас она вспомнила о матери и тетке, о том, какую страшную смерть они приняли, и ничуть не испугалась.

— Может быть, вы правы, а может быть, и нет, — сказала она. — Я не прочь это проверить. Сомневаюсь, что вы в самом деле приведете свою угрозу в исполнение. Ваше слабое место — присутствие в этом доме брата Эль-Леона.

Дон Эстебан улыбнулся, показав при этом все свои зубы.

— Этот юнец задолжал мне, а потом отказался платить по векселю. Так что теперь он отрабатывает свой долг.

— О каком долге вы говорите? О том, за который обычно платят кровью?

Улыбка дона Эстебана как-то сразу погасла, а лицо покрылось мертвенной бледностью.

— Да что ты знаешь о том, какие нечеловеческие страдания причинили моей семье эти сукины дети, Карранса. Их всех нужно уничтожить, все их проклятое отродье, иначе моей душе не будет покоя.

— Уничтожить… — эхом отозвалась она. — Но разве не Вы первый заставили их семью испытать боль и унижения? И вам это доставляло дьявольское наслаждение, как и то, что вы сейчас делаете с Висенте.

— Думаю, я имею на это право. Но ты что-то уж слишком обеспокоена судьбой младшего Каррансы.

Откуда-то из задней половины дома донесся звук глухого удара. Она не обратила на это внимания.

— Разве? — сказала она спокойно. — Может быть, я чувствую себя виноватой в том, что бедняга оказался здесь. Ведь он все еще здесь, правда?

— Естественно. Он не такой ловкий, как его брат, и освободиться ему пока не удалось.

Где-то рядом, скорее всего в столовой, раздался сдавленный вскрик, затем послышался грохот. Пилар поспешно шагнула вперед, схватила отчима за руку и заговорила нарочито громко:

— К черту Висенте! Мне нужно мое приданое. Мне не прожить без него. Вы не оставили мне ни гроша, ничего из того, что принадлежало мне по праву. У меня ничего нет! Я требую свою долю. И я получу ее или буду преследовать вас до последнего вашего вздоха.

Злобно взглянув на Пилар, Эстебан оттолкнул ее и бросился к двери.

— Альфонсо! — позвал он мажордома. — Что там за шум?

Ответа не последовало. Дон Эстебан повернулся к Пилар.

— Это Эль-Леон, ведь правда? Вы с ним сговорились. Он явился за своим братцем. Это он, я точно знаю.

Она должна была отвлечь его, задержать, хоть ненадолго.

— Какое мне дело до Висенте? — быстро сказала она. — Или до Эль-Леона, если на то пошло. Мне нужно мое золото. Где оно? Где вы его прячете?

Лицо отчима исказилось от бешенства.

— Ты не получишь от меня ни песо, ни ливра, ни пиастра. Мы могли бы неплохо поладить, если бы ты вела себя как следует и знала свое место. Но ты бросила мне вызов. Ты связалась с этим бандитом и его шайкой убийц и шлюх. Ну, так и оставайся с ними. Ты этого заслуживаешь.

Ее губы искривились в усмешке.

— Действительно, я приехала сюда с Эль-Леоном. Более того, это он послал меня сюда. Мне нечего терять, и выбора у меня нет. Вы уже убедились в этом. Я нашла свое место под солнцем. А как насчет вас? В каком уголке нашей огромной земли найдется место для такого негодяя и убийцы, как вы?

Дон Эстебан грязно выругался. Звуки, доносившиеся из соседней комнаты, внезапно стихли. Похоже, там теперь шла рукопашная схватка. Дико взглянув на падчерицу, дон Эстебан рванулся прочь от нее.

Он не успел добежать до двери, как наткнулся на острие шпаги Рефухио. Тот, словно из-под земли, появился в дверном проеме.

— Я просто в отчаянии, что прервал вашу милую беседу, — сказал он. Его серые глаза отливали стальным блеском. — Но я бы тоже хотел задать вам парочку вопросов относительно золота.

Кровь прилила к щекам дона Эстебана. Он не мигая смотрел на клинок, щекотавший его под подбородком, и старался держаться прямо, насколько ему позволяло его брюшко.

— Как тебе удалось?..

— Очень просто. Неплохой сюрпризец, правда?

— Я буду звать на помощь.

— Не будешь, — отрывисто бросил Рефухио. — Потому что прежде, чем ты издашь хоть один звук, я перережу тебе глотку.

Дон Эстебан с усилием сглотнул.

— Ты раньше никогда не убивал безоружных. Я слышал, ты даже гордился этим.

— С каких это пор тебя интересуют досужие сплетни? — Клинок шпаги даже не шелохнулся.

— Если… если тебе нужен Висенте, забирай его и проваливай.

— Ты разрешаешь? Вбт спасибо! Но я уже освободил его. Мои люди сейчас снимают с него кандалы и вяжут по рукам и ногам твоих слуг. Все, что мне нужно теперь, — эта женщина и твое золото.

— Я так и знал, что эта дрянь заодно с тобой, я так и знал!

Стальное жало впилось в жирную шею так сильно, что показалась кровь.

— Как ты назвал ее? Я что-то плохо расслышал.

— С-с-сеньорита Пилар, — прохрипел дон Эстебан.

— То-то же. Так что там с нашим золотом? — ласково поинтересовался Рефухио.

— Ладно, я покажу, где оно спрятано.

Острие шпаги чуть-чуть отодвинулось.

— Ради этого я готов потерпеть. Но веди себя смирно. Представляешь, какая жалость будет, если здесь вдруг произойдет несчастный случай.

Физиономия дона Эстебана покрылась капельками пота. Он тоненькими струйками стекал со лба, смешиваясь с пудрой, которая осыпалась с парика на кожу. Дон Эстебан провел ладонью по лбу, оставив на нем белую дорожку. Потом он повернулся и медленно побрел к выходу. Рефухио не отставал ни на шаг. Пилар шла следом за ними.

Они направились в спальню, которая находилась на задней половине дома. Судя по ее размерам и богатой обстановке, это была спальня самого хозяина. Толстяк направился к массивному шкафу. Рефухио знаком велел открыть его. Дон Эстебан достал ключ из кармана жилета и вставил его в замок. Открыв высокую дверцу, он пошарил внутри шкафа и с тяжким кряхтением извлек оттуда небольшой сундучок, окованный медью, с висячим замочком. Когда он выпрямился, его слегка пошатывало. Он метнул в сторону Пилар ненавидящий взгляд.

— Берегись! — крикнула она.

Изрыгнув проклятие, дон Эстебан швырнул ларец в Пилар.

Рефухио бросился к ней, чтобы оттолкнуть ее в сторону, но она уже отскочила. Ларец с грохотом упал к ее ногам, опрокинувшись вверх дном. Пилар потеряла равновесие и упала бы, не подхвати ее вовремя Рефухио.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, дон Эстебан запустил руку в шкаф и вытащил оттуда шпагу. Стальной клинок зазвенел, когда он рывком выдернул его из ножен.

Рефухио, заслонив собой Пилар, скрестил свою шпагу со шпагой дона Эстебана. Лязг оружия был таким сильным, что эхо раздалось во всех углах комнаты. Противники обрушивали друг на друга шквал ударов. Неожиданность нападения помогла дону Эстебану. Других преимуществ у него не было. Рефухио защищался безукоризненно. Дон Эстебан поспешно отпрыгнул и оказался вне пределов досягаемости. Двое мужчин медленно кружили по комнате.

Рефухио, слегка прищурившись, пристально смотрел в глаза своему врагу. Лицо дона Эстебана исказилось гримасой ненависти. Улучив момент, Пилар нагнулась и оттащила сундук в сторону. Теперь, сжав руки в кулаки, она с замиранием сердца следила за этой схваткой.

Дон Эстебан не был юнцом вроде Филиппа Гевары. Он был достаточно опытен, научившись различным приемам фехтования у итальянских мастеров, имевших целые школы в Мадриде. Вдобавок он был хитер и коварен. Но необременительная служба при дворе Бурбонов позволяла ему вести праздный образ жизни и предаваться чревоугодию, что сделало его тучным и неповоротливым.

В отличие от соперника, Рефухио был высоким и сильным. Фехтовал он так же хорошо, как и его противник, если не лучше. И хотя прошло какое-то время после его выздоровления и он с честью вышел из поединка с Филиппом Геварой в Гаване, но Пилар все равно боялась, что это подорвало его силы. Как бы она хотела остановить сегодняшнюю дуэль, но это было невозможно. Она могла только молиться, чтобы все это поскорее кончилось.

Противники делали выпад за выпадом и парировали удар за ударом, как бы проверяя друг друга на прочность. Их ноги скользили по грубым доскам пола, дыхание участилось, мускулы были напряжены, но руки крепко держали оружие.

Дон Эстебан попытался сделать ложный выпад, Рефухио моментально отразил его и засмеялся.

— Этот прием стар как мир, — сказал он. — Может, попробуешь еще раз? А пока ты собираешься с силами, ответь-ка мне, что такого сделал мой брат? Он жил в Севилье всего несколько месяцев. Как он успел насолить тебе за это короткое время?

— Он Карранса, и этого достаточно; и потом, он мог пригодиться как заложник.

— Так ты хотел использовать моего брата, чтобы помешать мне защищать интересы Пилар?

— Это было ошибкой с моей стороны, — почти прошептал дон Эстебан. — Но я предполагал, что Пилар оставила меня в дураках. Слишком уж охотно она последовала за тобой. Вполне вероятно, что посредником между вами был Висенте, если верить моей сестре, дуэнье Пилар. За это он должен был заплатить.

— Ты действительно совершил ошибку, — сказал Рефухио. Он атаковал дона Эстебана и начал гонять его по всей комнате. Тот, задыхаясь, едва успевал судорожно отражать удары. Спальня представляла собой комнату, вытянутую в длину, одна из дверей которой выходила прямо на веранду. Эта дверь оказалась за спиной у дона Эстебана. Защищаясь, он сделал резкое движение, которое заставило Рефухио отступить. Они смотрели друг на друга, их лица блестели от пота. Рефухио учащенно дышал, дон Эстебан тяжело сопел.

В наступившей тишине стал отчетливо слышен звук торопливых шагов, приближающихся со стороны гостиной. В комнату вихрем влетел Висенте. Он был одет в лохмотья, выглядел изможденным, его лицо было растерянным, на левой щеке алел шрам от ожога в виде буквы «V». Так обычно метили пленников, захваченных на поле битвы.

— Рефухио! — закричал он. — Останови их! Они зверски избили Альфонсо, а теперь собираются разнести в щепки весь дом!

Передышка была короткой, но дон Эстебан сумел ею воспользоваться. Он нащупал за своей спиной ручку двери и быстро нажал на нее. Дверь приоткрылась, и он нырнул в образовавшийся проход. Рефухио тут же подскочил и ухватился за ручку, которую с обратной стороны все еще держал дон Эстебан. Несколько секунд они тянули дверь каждый на себя, потом Рефухио с такой силой рванул ее, что дон Эстебан отлетел назад.

Рефухио устремился к нему, но Висенте схватил его за плечо.

— Оставь его! Он старик, в конце концов. Должны же эти убийства когда-нибудь кончиться.

Рефухио взглянул на брата, неприятно пораженный его словами, и выдернул руку.

— Я не убийца, но дон Эстебан умрет.

— Или ты, — ответил его младший брат.

— Не будь таким неженкой, братец. Тебе самому следовало бы постоять за честь семьи.

— Я священник, — возразил Висенте, но тот, к кому он обращался, уже исчез за дверью. Послышался звук удаляющихся шагов, потом он замер.

Пилар коснулась руки младшего Каррансы:

— Скажи остальным, чтобы они прекратили поиски. Золото вон там, на полу. Позаботься о нем.

— Я? Но чье это золото? Зачем оно им?

— Какая разница? — сказала она, уже направляясь к двери. — Просто держи его при себе, что бы ни случилось.

Ей было жутко, но она должна была идти. Она не выносила звона стали и вида крови, но обязана была быть там, где двое дрались насмерть.

Она быстро пересекла сад, находящийся за домом, пробежала мимо цветочных клумб и грядок с овощами, ровненьких и аккуратных. Оказавшись на открытой местности, осмотрелась. Никаких следов бегущих или дерущихся людей. Как сквозь землю провалились.

И тут она услышала пронзительный вопль. Он доносился из соседнего дома, справа от нее. Пилар помчалась туда.

Дверь черного хода была открыта и болталась на петлях. Пилар быстро вошла, недоумевая, почему не слышно звона оружия. Она прошла через спальню и оказалась в гостиной, очень похожей на гостиную в доме ее отчима. Посреди комнаты стояла женщина, судорожно прижав руки к груди. По объемистой фигуре и богатому платью Пилар признала в ней ту самую жену чиновника, которую видела на Шартрской улице. В широко раскрытых глазах женщины застыл ужас. Она смотрела в сторону крошечной часовенки, пристроенной к дому.

Внутри часовни, спиной к алтарю, стоял дон Эстебан. Пот струйками стекал по его лицу и капал с кончика носа. Он все еще пытался обороняться. Его шейный платок сбился на сторону, камзол был порван. Хриплое дыхание дона Эстебана было отчетливо слышно даже на расстоянии.

Под мышками у Рефухио расплывались темные круги, волосы влажно блестели. Он наносил удары быстро, но уже не так точно, как раньше. Создавалось впечатление, что он начал выдыхаться и его движения замедлялись. Появление Пилар отвлекло его внимание, сосредоточенное на клинке противника.

Дон Эстебан торжествующе усмехнулся и сделал резкий выпад, но немедленно был отброшен назад яростной контратакой Рефухио. Отступив, он уперся спиной в алтарь. В пылу битвы дон Эстебан зацепился за кружевной покров и стащил его с алтаря, задев стоящие там же подсвечники. Пламя свечей заколебалось, растопленный воск ручейком потек по серебряной ножке подсвечника, застывая в причудливой форме. Дон Эстебан пошатнулся и упал на одно колено, но тут же поднялся.

— Тебе нет нужды преклонять колени, — заметил Рефухио с убийственной иронией. — Я не вижу здесь священника, который отпустил бы тебе грехи.

— Ты не посмеешь убить меня здесь, — с усилием произнес дон Эстебан, глотая ртом воздух.

— Да ну? — удивился Рефухио, приближаясь к нему. Клинок в руке Эль-Леона сверкал, будто стальная молния.

Ну конечно же, Рефухио просто притворялся уставшим! Когда Пилар поняла его хитрость, она была немного раздосадована — ведь это заставило ее изрядно поволноваться, но в то же время ее горячей волной захлестнула радость. Сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, и тут же неприятный холодок пополз по коже. Она совсем забыла о женщине в доме, которая продолжала кричать во все горло. Привлеченная ее криками и лязгом оружия, перед домом уже начала собираться толпа. Пилар слышала, как эти люди переговариваются и издают удивленные возгласы. Но Пилар утратила способность думать о чем-то другом, кроме этого поединка. Она неотрывно следила за мельканием шпаг в руках противников.

Они сражались прямо напротив алтаря. Сквозь стрельчатые окна в часовню заглядывало солнце, рассыпая повсюду золотые лучи. Пламя свечей отражалось, как в зеркале, в стальных клинках, заставляя их переливаться всеми оттенками оранжевого, желтого и голубого цветов. Затевать дуэль в этом святом месте было кощунством, какая бы цель при этом ни преследовалась, пусть даже самая благая.

Дон Эстебан был совершенно измучен и обессилен, но злобный огонь в его глазах не исчез. Лицо Рефухио сохраняло бесстрастное выражение, на нем не было ни беспокойства, ни нетерпения. Он был похож на льва, замершего перед прыжком. Рефухио оправдывал свое прозвище Эль-Леон, он и в самом деле был могучим хищником, всегда умеющим постоять за себя.

Тогда почему Пилар так боялась за него? Почему ей казалось, что если Рефухио погибнет, то ее собственная жизнь потеряет всякий смысл. Ответ был один: она любила его.

Вот в этом и заключалась правда. Пилар будто прозрела. В этот самый момент дон Эстебан схватился за край покрова, одним концом еще державшегося на алтаре, и рванул его на Е себя изо всей силы. Подсвечники опрокинулись, свечи выпали из своих гнезд и покатились по полу. Дон Эстебан вертел кружева перед собой, как матадор свой плащ, потом швырнул их в Рефухио, стараясь накрыть его клинок. Рефухио перехватил этот метательный снаряд и точным движением отправил его обратно. Дон Эстебан зарычал и отбросил пену кружев к подножию алтаря, туда, где лежала груда дымящихся свечей. В ту же секунду он проскочил за тяжелую алтарную створку. Рефухио устремился за ним, но дон Эстебан, выскочив с другой стороны и переворачивая стулья, стоящие вдоль стены, помчался по направлению к выходу, туда, где стояла Пилар.

Рефухио криком предостерег Пилар и побежал вслед за доном Эстебаном, но девушка и так поняла грозившую ей опасность. Она быстро огляделась в поисках подходящего оружия. Под руку ей подвернулся массивный напольный подсвечник, литая чугунная рогатка, в которую были вставлены незажженные свечи. Пилар с усилием приподняла его и выставила перед собой наподобие вил. Дон Эстебан чертыхнулся и обогнул Пилар, не тронув ее. Он подскочил к толстухе чиновнице, схватил ее за руку и развернул к себе спиной. Острие шпаги дона Эстебана ткнулось в ее упитанный бок.

— Стой на месте, Карранса! — завопил Эстебан.

Рефухио замер. Пилар опустила свое оружие и шагнула к нему. Теперь все четверо стояли совершенно неподвижно. Воздух со свистом вырывался изо рта дона Эстебана. Чиновница тихонько повизгивала. Вдруг сзади послышалось странное потрескивание, и часовня озарилась неровным желтоватым светом.

Алтарный покров загорелся от опрокинутых свечей. Нежную кружевную материю лизали языки пламени, они становились все выше, касаясь стен часовни, вот уже столб огня взметнулся к самому потолку.

Когда Пилар повернулась к дону Эстебану, она увидела довольную ухмылку на его лице. Пилар все поняла.

— Это ваших рук дело, — сказала она.

— Ну разве я не умница? — Он беззвучно засмеялся и дал чиновнице такого пинка, что она пролетела через все помещение, пока Рефухио не поймал ее. Повернувшись кругом, дон Эстебан бросился к двери и рывком распахнул ее.

— Эль-Леон! — изо всей мочи завопил он. — Эль-Леон, бандит, наводящий ужас на всю Испанию! Он ограбил дом казначея Нуньеса и поджег его!