— Все вы?

Он улыбнулся ей, не понимая.

— Я не так это сказал?

— Конечно, нет. Если уж вы пытаетесь говорить, как южанин, то уж говорите «фее вы».

— Конечно, мэм. И как же фее вы это терпите?

— Что? А, погоду. Хорошо, тогда скажите мне, как же вы выносите снег и лед три или четыре месяца в году?

— Мы привыкли к этому.

— Вот вам и ответ, — она уверенно кивнула. — И вы привыкнете к жаре через несколько лет.

— Лет? — В голосе его было шутливое отчаяние.

— Когда ваша кровь перестанет быть такой густой, она побежит быстрее.

Издалека донесся глухой рокот грома. Разговор тут же оборвался, все замолкли, прислушиваясь. Рокочущий звук долетал раз или два и до этого. Но сейчас он казался громче и как будто бы ближе.

Тишину наконец нарушил О'Коннор:

— Да что погода, я слышал, сегодня днем будут хоронить переселенцев.

— Что еще за переселенцы? — спросила тетушка Эм, в ее голосе звучало раздражение.

— Вы не слышали? Мальчишки, собиравшие ежевику, нашли вчера вечером пожилых мужчину и женщину. Их ограбили и убили, а потом бросили неподалеку в лесу. На дороге были следы борьбы, а от места преступления уходили следы колес коляски. Кажется, они и не переселенцы в Техас, а просто проезжали через эти места. Может быть, навестить родственников в Накитоше.

— Какой ужас!

Салли Энн содрогнулась:

— Да, ужас. Кто бы это ни совершил, он — изверг. Он перерезал женщине горло, а мужчине забрался на спину и крутил голову, пока не сломал шею.

— Мистер О'Коннор, я попрошу вас! — воскликнула тетушка Эм.

— Но ведь не при дамах же, сэр, пожалуйста, — произнес с отвращением Мартин почти одновременно с ней.

Джонни издал раздраженный возглас. Тонкая кожа его лица сначала побледнела, потом стала ярко-красной. Рэнни, если судить по его лицу, не проявил большого интереса к рассказу, но протянул ладонь и сжал руку друга.

Прервала последовавшее неловкое молчание Салли Энн:

— Кто бы ни вытворял эти ужасные вещи, он становится все наглее, по крайней мере, так кажется.

— Или еще беззастенчивее, — добавил Томас. — Люди, которым их преступления несколько раз сходят с рук, в конце концов, начинают думать, будто им все позволено.

— Чудовища, — промолвила тетушка Эм. — Неужели с этим ничего нельзя поделать?

— Все несколько запутанно, — сказал полковник, вытерев лоб еще раз. — Мне поручено предотвращать здесь политические волнения, но не вмешиваться в местные дела. Мой офицер разведки провел определенное расследование преступной деятельности, особенно той, которая затрагивает армию, но у меня нет санкции командования разыскать и уничтожить всех тех, кто бы этим ни занимался. В то же время местный шериф считает, что все это — дело армии, поскольку в основе всего деяния Рыцарей Белой Камелии, но мне кажется, что он просто боится.

— Вы так думаете? — спросила Летти.

— Может, это так, может, и нет. Но в результате мы не можем выяснить, кто должен этим заниматься, а нападения продолжаются.

— Боже мой, — промолвила тетушка Эм задумчиво. — Что же из всего этого выйдет?

Вдалеке гулко громыхнуло. Порыв ветра потревожил листья, сухо зашелестевшие, и пробежал вдоль веранды. Кузнечики, беспрерывно стрекотавшие среди деревьев, запели еще громче. Некоторое время было тихо, затем гром повторился, контрапунктом ему прозвучало пронзительное кваканье древесной лягушки. Голубиная пара в полях за домом заворковала печально и безнадежно. Рокот донесся снова.

Разговор отошел на второй план, стал не более чем набором тихих и отрывочных замечаний. Рэнни встал со стула и вытянулся во весь рост на полу между стульями Летти и своей тетушки. Через несколько секунд его лицо, казалось, успокоилось в мирном сне.

Летти смотрела на него с озабоченностью, а также с неясным, полуосознанным чувством удовольствия. На нем была его очередная выцветшая синяя полотняная рубашка, запас этих рубашек казался неиссякаемым. Мягкий цвет материи подчеркивал бронзовый загар кожи, стремительность и силу тела, а еще делал темнее тени под глазами. Он часто ложился так, среди дня, как будто мог ненадолго вздремнуть где угодно. Ее беспокоило, что все это казалось не совсем нормальным, ведь ложился он обычно рано. Было у Летти опасение, что у этой ненормальной потребности в отдыхе те же причины, что и у головных болей.

Летняя гроза приближалась, вырастая с юго-запада, как неторопливое волшебство. Темные, сине-черные тучи становились все гуще и гуще. Солнце потускнело, а потом и совсем исчезло из вида. На улице, у забора, запряженная в коляску О'Коннора, лошадь замотала подстриженной гривой, чувствуя перемену в погоде. Тетушка Эм предложила отвести ее на конюшню, как и лошадей других гостей, но О'Коннор отмахнулся, не желая лишних хлопот.

Молния сверкнула и с треском расколола небо. Потревоженные Питер и Лайонел выбрались из-под магнолии и скакали под теплыми каплями дождя. Они попрыгали, покричали и побежали к веранде. Рэнни пробудился, приглушил рукой зевок и сел, обхватив колени.

Они увидели приближение настоящего дождя. Плотная движущаяся серая завеса шла над верхушками деревьев. С тихим шелестом она налетела на дом. Капли начали падать тяжелыми теплыми шариками. Постепенно их становилось все больше. Потом они не на шутку застучали, превращаясь в барабанную дробь. Их сыпалось все больше и больше, они колотили по крыше, рассыпались и потоком стекали с карниза.

Летти была очарована грозой, ее простой и естественной силой и невероятными потоками воды. Грохочущий гром и сверкающие, как кинжалы, молнии были такими яростными, каких она еще никогда не видела. Она не могла уйти от них в дом. Другие тоже остались на открытой веранде.

Вдруг ярким факелом сверкнула молния, которая, казалось, рассекла небеса огненным мечом, сразу же последовал оглушительный, как взрыв, раскат грома. Салли Энн вскрикнула и закрыла уши руками. Тетушка Эм вскочила.

— Ну, хватит! Я иду в дом! А вы можете оставаться, здесь и ждать, когда вас превратит в пепел, если хотите.

Все бросились к дверям. Смеющиеся, смахивающие принесенные ветром дождевые капли с лиц и рук, они наводнили дом.

Сильный сквозняк, образовавшийся в холле, разнес ветер по всему старому дому, жара, которая висела в комнатах, улетучилась. Тетушка Эм, встревоженная раскачиванием и хлопаньем занавесок, отправила гонцов закрывать окна. Однако двери в холле не закрыли. Ветер вихрем кружил по нему. Стеклянные подвески светильников позвякивали, а свисающие края лежащих на столах расшитых скатертей хлопали от его дуновения.

Как хорошо было здесь, в этом вытянутом холле. Поскольку дождь и не думал ослабевать, а вместе с грозой опустились серые сумерки, зажгли пару светильников. Все расселись в креслах и на канапе у парадных дверей и наслаждались неожиданной прохладой.

Впереди был длинный вечер. Появились доска для шашек, карты и домино. Кто с надеждой, а кто и не совсем охотно, они взялись за эти развлечения. Когда игры надоели, Салли Энн предложила шарады. Это заняло их примерно еще на час, пока слова и ключи к их разгадке не стали такими глупыми, что даже Питер катался по полу в раздражении, закрывая руками глаза и уши.

— Я знаю, — сказала Летти, — мы могли бы поставить пьесу. Вы ведь, кажется, говорили мне, тетушка Эм, что на чердаке есть полные сундуки костюмов? А на прошлой неделе в книжном шкафу мне попался сборник пьес.

— Отличная идея, — поддержал Джонни. — Готов спорить, это тот же самый сборник, которым мы пользовались.

— Ив самом деле, — согласилась тетушка Эм. — Рэнни, Джонни, почему бы вам не подняться наверх и…

— Нет, — сказал Рэнни, не отрывая глаз от шашек, в которые он играл с Лайонелом.

— Что ты хочешь сказать?

— Костюмов нет. Ты отдала их Маме Тэсс.

— Как, я не… по крайней мере, я не помню, чтобы я это делала.

— Ты ей сказала сделать стеганые одеяла.

— Да? Какая досада, но я думаю, тогда это было необходимо.

Костюмы… грим. Летти долго и задумчиво смотрела на Рэнни. Он прошел проверку, и его безразличие к обсуждавшемуся вопросу было абсолютным. Он был поглощен игрой. Она взглянула на полковника Уорда. Он тоже смотрел на хозяина Сплендоры. Жаль, она не могла сообщить полковнику, что его подозрения лишены оснований, но он и так это поймет.

Началась очередная партия в домино, тетушка Эм и Салли Энн играли против Томаса и О'Коннора. Мартин Идеи стоял возле стула Салли Энн и подсказывал ей, наклоняясь через ее плечо, к большому неудовольствию полковника, он указывал на фишки в ее руке, которые Салли Энн не всегда замечала. Джонни, поглаживая свои морковные кудри, направился к задней двери. Он встал там, прислонившись к косяку, и смотрел на падающие струи дождя. Летти несколько минут понаблюдала за игрой, но потом, поскольку друг Рэнни так и не присоединился ко всем остальным, встала и пошла к нему.

Джонни обернулся, обеспокоенно улыбнулся ей, но так и не заговорил. Он спал с лица, как будто за прошедший час постарел на десять лет. Летти не могла сказать, что знает его хорошо, однако она так часто видела его в последнее время, что ей казалось, будто она с ним давно знакома. Ведь бывают же люди, которые нравятся с первого взгляда, люди, которых уже через какие-то мгновения считаешь более близкими, чем тех, которых знаешь годами. Джонни был как раз таким человеком.

— Что-то случилось? — спросила она тихо. Казалось, ему стоило больших усилий овладеть собой.

— Случилось? А с чего вы это взяли?

— Мне показалось, что вы расстроены. И сейчас кажется.

Какое-то время он смотрел на нее. Потом отвел глаза.

— Я никогда не умел скрывать своих чувств.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Я ценю вашу любезность, но мне никто не может помочь. Пусть это вас не беспокоит. Я сам запутался и сам выпутаюсь.

Выражение его глаз совсем не соответствовало беспечности его слов.

— А эта ваша неприятность как-то связана со смертями обнаруженных мужчины и женщины?

Кровь отхлынула от его лица, оно стало, как воск.

— Господи, а Рэнни говорил, что вы умны. Летти не дала увести себя в сторону.

— Вы знали их?

Он распрямил плечи.

— Давайте оставим это. Это… не то, о чем я могу говорить.

— В таком случае, — сказала она, глаза ее потемнели, когда постепенно она все поняла, — у вас, должно быть, есть какие-то мысли относительно того, кто это сделал.

Он шагнул в сторону от нее, на веранду, прячась от взглядов из холла. Поколебавшись, она вышла за ним и взяла его за руку. Он выдернул руку, потом задрожал и, с трудом произнося слова, сказал:

— Я не знаю. Клянусь, я не знаю.

Летти посмотрела через плечо, потом потянула его подальше от двери, туда, где шум дождя перекрывал их голоса.

— В чем же дело? Вы связаны с Шипом?

— С Шипом? О Господи, нет! Если бы только с ним…

— Тогда с кем?

Какое-то время ей казалось, что он не собирается отвечать, но слова вдруг полились из него. Он говорил, запинаясь и сбиваясь.

— С джейхокерами. Только этим милым словом именуются самые обычные убийцы и грабители. Я знал некоторых из них, бывало, охотился с ними до войны. Однажды ночью я ездил с ними позабавиться, просто отогнать коней в Арканзас на продажу. Оказалось, что лошади краденые. Они поделились со мной деньгами. Я взял деньги, потому что они были мне очень нужны — у моей мамы больное сердце, но это неважно. Они грозили, что расскажут все маме. Это убьет ее, я знаю. Я передавал сведения о передвижении людей и перевозке денег, но думал, джейхокеры — просто воры. Я не знал, что они издеваются над людьми, убивают их.

Его голос перешел на шепот, отягощенный горем и чувством вины. Летти все быстро обдумала. Казалось, был только один ответ.

— Вам надо пойти к шерифу или к полковнику.

— Меня арестуют, ведь придется все рассказать. Может даже, меня повесят как сообщника. Мама будет покрыта позором. И даже если не повесят, меня убьют разбойники.

— Вы же не сможете так дальше жить.

— Мне придется.

— Может быть… может быть, вам лучше уехать на время, скажем в Техас, как и многие другие.

— Разбойники поймают меня прежде, чем я доберусь до границы штата. Они везде, они все видят.

— Но ведь наверняка можно что-то сделать.

— Ничего. Я думал до тех пор, пока мозг мой не начал плавиться, но сделать ничего нельзя.

— Я не верю, что ничего нельзя сделать.

Он повел плечами, как будто на них лежал тяжкий груз.

— Я всегда могу застрелиться и покончить с этим.

— И не говорите так, — промолвила Летти резко, взволнованная полным смирением в его холодных словах. — Мы подумаем над этим вместе.

Но слова эти были лишь бравадой. Ответа не последовало. Она обдумала все, что он сказал, взвешивая каждое его слово.

Вдруг она спросила:

— От кого вы передавали сведения? Он грубо рассмеялся:

— Вы не захотите этого знать.

— Почему же?

— Сказать — значит вполне определенно подписать мой смертный приговор, а может, еще и ваш.

Она пристально посмотрела на него, потом сказала:

— Кем бы ни был этот человек, он, судя по вашим словам, безжалостен.

— Это слово подходит к нему, как и многие другие. Ему нравится его положение, и он не позволит поставить его под угрозу никому. Обычно он передавал сведения сам, но прекратил, когда ему показалось, что его могут раскрыть.

— Откуда он получает сведения?

— Собирает и тут и там. Это нетрудно. Только я совсем не знал, что он делает с ней. Я совсем не знал, каким извергом он может быть… Я и сейчас не вполне в это верю. Просто все это кажется невозможным. Я чувствую себя таким глупым, что я не…

Джонни оборвал фразу, заметив движение в дверях. На пороге появилась Салли Энн.

— Что это вы тут собираетесь делать, так склонившись друг к другу? — спросила она.

— Просто смотрим на дождь.

Ответила ей Летти, голос ее звучал как ни в чем не бывало, непринужденно. Салли Энн выскочила наружу и присоединилась к ним. Сразу же за ней, не спеша, появились Мартин и Томас. Затем последовали остальные, по одному они подходили к перилам, облокачивались на них и вдыхали умытый дождем воздух.

Гроза пронеслась. Дождь убывал. Бледное солнце уже проглядывало из-за туч. Через несколько минут дождь совсем прекратился. На востоке появилась радуга. День переходил в вечер. Под влиянием заката небо приобрело зеленовато-розовый отлив. На кухонной трубе запел пересмешник, чисто и печально.

Путь к кухне был снова свободным. Сварили кофе и подали его с большим кексом. Принесли стаканы для спиртного. Желающие выпили очень хорошие виски, привезенные О'Коннором. В каком-то смысле получилась рюмка на посошок, потому что после нее гости засобирались, и Лайонела послали на конюшню привести к дому лошадей.

О'Коннор, как обычно, коротко распрощался и первым пошел к воротам, пока другие все еще прощались. Рука сборщика налогов уже была на задвижке ворот, как он вдруг обернулся.

— Да, кстати, миссис Тайлер, кажется, Сэмюэл Тайлер из Элм Гроува, ниже по дороге, ваш родственник?

— Да. — В голосе тетушки Эм было напряжение. Сборщику налогов, который был допущен к регистрационным документам, а также часто гостил у них, конечно же, было точно известно о родственных связях семьи, включая и Салли Энн.

— Его дом будет выставлен на аукционе у шерифа. Неуплата налогов.

— Вот так так! — только и промолвила в изумлении тетушка Эм. Салли Энн закрыла рот рукой, но не произнесла ни звука.

О'Коннор посмотрел на молодую женщину, как бы выражая ей свое сожаление, хотя на его лице никаких признаков сожаления не было. С коротким кивком, который они, если хотели, могли принять за прощание, он надел шляпу, толкнул ворота так, что они захлопнулись за ним с глухим ударом тяжелой цепи. Забравшись в коляску, он уехал быстрой рысцой.

Салли Энн повернулась к пожилой женщине. Когда она заговорила, в голосе ее звучало тихое достоинство:

— Мы очень мило погостили, тетушка Эм, но, кажется, пора возвращаться домой.

Она посмотрела на остальных.

— Если вы извините меня, я пойду собираться.

Она повернулась и пошла в дом. Томас Уорд шагнул было за ней.

— Салли Энн!

Белокурая женщина не оглянулась назад и не произнесла слов прощания.

Летти постучалась в дверь спальни тетушки Эм. Она не думала об этичности того, что собиралась сделать. Она очень хорошо понимала, что Джонни рассчитывал на ее уважительное отношение к своей тайне, но она не давала обещаний хранить молчание.

А еще из-за признания Джонни ей пришлось бороться со своей совестью. Его поступки повлекли смерть ни в чем не повинных людей, и когда он шел на эти поступки, он, конечно же, знал, что имеет дело с разбойниками. Но они заставили его принять эту роль, и он играл ее против своей воли. Насколько она понимала, он повинен в своей глупости, по которой связался с такими злодеями, но вряд ли больше.

Друг Рэнни нуждался в помощи. Сама она не знала, что сделать, чтобы помочь ему. Тетушка Эм с ее спокойствием и рассудительностью, хоть она и имела привычку восклицать и охать, была одной из немногих, у кого Летти, как она полагала, могла спросить совета, не вызвав проклятий в адрес Джонни или паники. Могло случиться так, что пожилой женщине показалось бы, будто лучшей помощью Джонни будет, если она обратится к шерифу. Но надо рискнуть. Просто невозможно сидеть и ничего не предпринимать, тогда как он находится в таком состоянии. Если его не поймают с каким-нибудь посланием и не повесят за связь с бандитами, он, вполне очевидно, еще больше погрязнет в их преступлениях. Нет, она должна действовать.

Пожилая женщина уже оделась ко сну. Она пригласила Летти войти с исключительной сердечностью, закрыла дверь и вернулась к своему месту за туалетным столиком. Сосредоточенно переплетая спадающие ей на плечи седые пряди, она указала Летти на пуфик.

— Садитесь, дитя, рассказывайте, что я могу для вас сделать.

Летти не колебалась и в подробностях рассказала о всех делах Джонни с разбойниками, в точности как он поведал ей, а также о возможных вариантах, которые они с Джонни обсудили, но отвергли как неподходящие.

— Дело в том, — сказала Летти, когда рассказ подошел к концу, — что я не могу придумать, как помочь ему.

— Храни меня Господь, — промолвила тетушка Эм с болью и смятением. — Подумать ведь, это же происходило у меня под носом! Бедный Джонни.

— Вы думаете, он прав в отношении своей матери? Что известие о том, что он в тюрьме, убьет ее?

— Думаю, это так. Она всегда была очень болезненной.

— Тогда что же мы можем сделать? Тетушка Эм поджала губы.

— Лишь только один, крайний вариант приходит мне на ум.

— Что же это? — настаивала Летти.

— Это тебе не понравится.

— Почему же, если это сработает?

Когда тетушка Эм лишь посмотрела на нее, проницательно и задумчиво, страшная догадка осенила Летти. Она не может это иметь в виду… нет, это невозможно.

— Шип. — Тетушка Эм подняла руку, не давая Летти раскрыть рта, и продолжила: — Сначала выслушай меня, потом будешь говорить. Я знаю, ты думаешь, он — сам сатана, но он помогает людям. Ведь он отбил старика Хэтнелла у солдат и отвез его через границу в Техас. То, что он сделал для Хэтнелла, он может сделать и для Джонни. Это не так далеко, и Джонни сможет послать кого-нибудь за своей матерью, когда все успокоится. Шип не только знает неезженые дороги и потайные тропки через границу, он может изменить внешность Джонни, и все пройдет еще легче.

— А еще он может перерезать Джонни горло, если он — главарь этих разбойников!

— Фи! — сказала тетушка Эм решительно. — Как будто кучка преступников может творить все что угодно в нашем беззаконии. Я не слышала ни одного рассказа, где Шип был бы связан с какими-то людьми. Он всегда действует в одиночку.

— Все это очень хорошо, но как Шип узнает, что Джонни нуждается в помощи?

— На днях я разговаривала в городе с вдовой Клементс, ты помнишь, той, которая получила от Шипа деньги на уплату налогов. Она рассказала мне одну вещь, всего лишь слух, учти, и то потому, что мы живем рядом с прудом Динка. Как будто там есть дерево с дуплом, где люди могут оставлять письма. Не знаю, как бы ей об этом стало известно, если бы сам Шип не рассказал ей, как его найти, если он потребуется. Но это, видимо, так.

— Вы предлагаете, чтобы мы лишь… оставили ему записку, что Джонни нуждается в его помощи, и это все?

— Я не думаю, что нужно упоминать Джонни. Записку может найти кто-нибудь другой, ты ведь понимаешь. Мы можем только лишь сообщить, что встретимся с ним в обусловленном месте в такое-то время.

— Встретиться с ним!

— А как же еще мы ему все объясним?

— Может быть, тогда вы это сделаете?

— Не думаю, что это будет правильно. Ведь все должно происходить ночью, а я не очень-то хорошо вижу, когда темнеет. Кроме того, место встречи должно быть в некотором отдалении. Там, где ему будет безопаснее.

— Ему! А что же нам?

— Я понимаю, это несколько опасно. Поэтому я и говорю, что лучше нам поехать вдвоем.

— Или втроем. Или вчетвером. А может, целой сотней?

— По дороге туда мы можем взять Джонни. Обратно — я не знаю.

— Джонни мог бы поехать один.

— Мог бы, но поедет ли? Мне кажется, он начнет думать о своей матери, развернется и все бросит. А это делу не поможет.

— Нет, — сдалась Летти, вздыхая. Она и подумать не могла, что она скажет, когда снова окажется с Шипом с глазу на глаз. Может, от нее и не потребуется ничего говорить. Может быть, она сможет остаться в фургоне и доверить разговор тетушке Эм?

— Очень хорошо. И что мы напишем в этой записке? Когда все было написано, керосин в лампе тетушки

Эм почти выгорел, и фитиль шипел. Сообщение было простым. Время и место встречи, указание, что дело не терпит отлагательства. После некоторого обсуждения было решено на тот случай, если кто-нибудь другой прочитает записку, место встречи следует указать так, чтобы только Шип мог понять, где это. Тетушка Эм знала несколько мест, которые были связаны с его подвигами, но беда была в том, что и другие люди их знали. Летти отважилась предложить в качестве места встречи лесной ручей, но это было слишком далеко и слишком трудно было сообщить это намеком, не выдавая себя.

Когда тетушка Эм предложила кукурузный сарай у сгоревшего дома, что сразу же за паромной переправой ниже Накитоша по течению, тот самый, в котором она провела ночь, Летти ощутила панику. Откуда же пожилой женщине известно, что Шип знает это место, ведь она никому не рассказывала о своей встрече там с ним? Однако оказалось, что это одно из мест, где, по слухам, Шип оставляет запасную лошадь. Тетушка Эм сочла это место самым подходящим и, увлекшись, предложила обозначить его в записке как «место кукурузы». Во всем этом была какая-то неизбежность. Летти чувствовала, что запуталась в щупальцах чудовища, которое она сама произвела на свет. Ей оставалось только согласиться.

На следующий день, после обеда, в самую жару, когда, скорее всего, никто не будет болтаться поблизости, Летти отправилась к пруду Динка с запиской в кармане фартука. Трудно было предположить, что Шип появился у дерева раньше, чем опустится ночь, если он вообще там появится. Чем меньше записка будет оставаться в тайнике, тем лучше.

Летти прошла уже, наверное, полпути до пруда. С каждым шагом она все сильнее ощущала жару и все больше сомневалась, правильно ли она поступает. Желание вернуться назад было очень сильным. Только мысли о Джонни, о том, какие у него были глаза, заставляли ее идти вперед. Осведомленность о тайнах других людей предполагает принятие каких-то обязательств, делает человека заложником сострадания.

Она была так погружена в свои мысли, что ничего не слышала, пока мягкие шаги не зазвучали прямо у нее за спиной. Проглотив крик, она обернулась. Это был Рэнни.

— Оставьте это! — бросила она, повергнутая более чем в ярость его моментально возникшей радостной улыбкой.

— Куда вы идете?

— Прогуляться.

— Можно мне с вами?

— Думаю, что нет.

— Почему?

Вопрос был вполне логичен, и все же раздражало, как точно он несколькими словами все выразил.

— Мне лучше пойти одной.

— Вы с кем-нибудь встречаетесь?

— Нет!

— Вы что, боитесь меня?

— Конечно, нет. Почему вы так подумали?

— Вы больше со мной не разговариваете. Встаете и уходите.

Летти и не думала, что он заметит ее стремление отдалиться. Этим он причинил ей внезапную острую боль. Она подумала, не нарочно ли он сделал это, потом отбросила эту мысль как недостойную.

— Извините.

Рэнсом смотрел на нее, изучая ее лицо. Она была очень бледна. Характерная для старых дев сжатость лицевых линий, почти исчезнувшая за последние недели, вновь возникла после той ночи, когда Рэнни поцеловал ее на веранде. Он хотел задать ее мыслям новое направление. Это удалось ему слишком уж хорошо. Теперь он не мог решиться. Он чувствовал желание спровоцировать ее, чтобы она еще раз продемонстрировала свою решительность. В то же время нужно было узнать, зачем она столь целеустремленно шагает к пруду Динка с бумажным квадратиком, очень похожим на записку, который проглядывает через материю кармана ее фартука. Любопытство победило.

— Мы можем поговорить и прогуляться сейчас, — предложил он.

Она засмеялась этой его настойчивости. Она всегда сможет отослать его с какой-нибудь просьбой, а в это время разыщет дерево с дуплом и сделает то, ради чего пришла.

Оказалось, именно Рэнни обнаружил это дерево.

Не представляя точно, чего искать, Летти ходила кругами, высматривая дерево и там и сям. Ей почему-то представлялся засохший ствол, лишенный листьев, какой-то огромный старый часовой, которого невозможно не заметить. Вокруг не было ничего похожего, нигде рядом с прудом ничего, что хоть бы немного походило на это.

Она посмотрела на Рэнни, размышляя, известно ли ему это дерево, и колеблясь, разумно ли спрашивать. Озарение пришло, когда из леса на другом берегу пруда выскочил кролик.

— А где кролики живут зимой? Здесь на Юге они впадают в спячку?

— Впадают в спячку?

— Ну, ложатся спать на зиму.

— А! А вы не знаете?

В его голосе был шутливый оттенок, но Летти подумала, что это вызвано удивлением ее городским невежеством.

— Я спросила, значит, не знаю.

— Они и спят, и выходят в солнечные дни. Они устраиваются в зарослях шиповника, в кучах хвороста и во всяких таких местах.

На Летти нахлынуло раздражение. Она подавила его.

— В пустых бревнах?

— Иногда.

— А здесь где-нибудь есть такие?

— Есть одно, — ответил он, не задумываясь. — Оно там. Я иногда кое-что туда прячу.

Летти пристально посмотрела на него.

— Кое-что?

— Мух для наживки. Один раз жевательный табак. Потом я заболел. Мартин и Джонни использовали его.

Рэнни подвел ее к дереву, которое выглядело вполне обычно, с густой кроной. Однако у самых корней находилось дупло, которое очень походило на нору какого-то животного, а в нескольких футах над землей была узкая расщелина, в которую свободно проходила человеческая рука. Летти опустила руку в карман фартука и нащупала записку.

— А вы не думаете, что здесь может оказаться змея? — Когда он покачал головой, она продолжила: — Мне кажется, это вполне подходящее место для змеи.

— Да нет. Видите? — Рэнни сунул руку в расщелину и снова ее вытащил.

— Она глубокая?

— Вы можете попробовать.

Осторожно сжимая записку, Летти опустила руку в расщелину и быстро вытащила ее назад, уже без записки.

— Вы были правы. Спасибо, что показали мне.

— Да пожалуйста. — Его голос звучал мягко, глаза смотрели непостижимо тепло.

Летти улыбнулась ему, слегка приподняв уголки рта.

— Может быть, теперь вернемся в Сплендору?