2

В дальнем углу патио снова вспыхнул красноватый свет. Он был совсем слабым, едва различимым, и все же ошибки быть не могло. И, как и в первый раз, Джессика снова услышала негромкий щелчок и жужжание какого-то механизма.

Нахмурившись, она попыталась собраться с мыслями, поскольку звук показался ей странно знакомым. Мужчина подле нее тоже повернул голову, чтобы посмотреть в сторону стеклянной двери в темноте под балконом. За стеклом снова блеснул красный огонек, но сопровождающие его звуки оказались заглушены громким досадливым восклицанием, которое сорвалось с его губ.

В тот же момент Джессика догадалась, что это может быть. Инфракрасная приставка для съемок в темноте! Как она могла не узнать характерный щелчок срабатывающего затвора и жужжание автоматической перемотки пленки. Кто-то фотографировал ее сквозь стеклянную дверь.

Ее подставили!..

Эта мысль молнией пронеслась в голове Джессики. Страх и стыд, которые она испытала в первые мгновения, тут же испарились, оставив лишь холодную ярость и боль — такую сильную, что Джессика просто не представляла себе, как можно чувствовать такое и не умереть. Потом на смену всем этим эмоциям пришло всепоглощающее отвращение, и Джессику едва не вывернуло наизнанку.

Незнакомец подле нее с грацией дикого кота вскочил на ноги и, на ходу застегивая брюки, прыгнул к запертой двери.

Джессика не стала терять времени и ждать, что будет дальше. Поспешно одернув юбку, она стала застегивать жакет, но пальцы ее дрожали и не слушались. Наконец она справилась с непослушными пуговицами и, спустив со скамьи ноги, нашарила в темноте туфли, которые, к счастью, оказались совсем недалеко.

Волосы Джессики были в полнейшем беспорядке, и она попыталась пригладить их рукой. Разбирая спутавшиеся пряди, Джессика провела рукой по мочке правого уха, и с губ ее сорвалось досадливое восклицание.

Она потеряла сережку! Эта пара из матового золота с бриллиантами была особенной: ее сделали по специальному заказу в комплекте с маленькими золотыми пуговичками, которые украшали ее платье. И вот теперь одна серьга пропала!

Наклонившись, Джессика торопливо зашарила руками по сиденью, но в такой темноте найти потерянную драгоценность было не легче, чем отыскать иголку в стоге сена.

Какая разница, подумала Джессика и резко выпрямилась. Ничто больше не имело значения, кроме одного — она должна убраться отсюда как можно скорее.

Повернувшись к ведущей в зал двери, она побежала, стуча каблуками по каменным плитам патио. В какой-то момент Джессике показалось, что за спиной ее раздалось негромкое восклицание, но она даже не обернулась. Рывком распахнув дверь, она метнулась в темноту залы.

Тут же перед ней возникла какая-то темная фигура. Джессика круто свернула и тут же врезалась в стул, на котором сидел еще кто-то. Человек на стуле проворно схватил ее за запястье, но Джессика не раздумывая взмахнула кулаком. Судя по всему, она попала ему не то по носу, не то по губам. Послышалось короткое сердитое восклицание, но Джессика успела выдернуть руку из сжимавших ее пальцев. Запутавшись ногами в брошенной на полу рубашке или платье, она чуть не упала. Чудом удержав равновесие, она сделала еще несколько шагов и, успешно обогнув клубок смутно белеющих на ковре тел, оказалась почти у самой двери в вестибюль. Здесь дорогу ей заступила еще одна тень — низенькая, но очень широкая, почти квадратная.

— Оставьте меня! — выкрикнула Джессика, отпрянув в сторону.

Меньше чем через минуту она оказалась в саду — как она открыла дверь и миновала прихожую, Джессика не помнила — и побежала к воротам усадьбы по хрустящей гравием дорожке. Выскочив на улицу через незапертую железную калитку, она лихорадочно оглянулась, вглядываясь в припаркованные по обеим сторонам проезжей части автомобили.

Через несколько мгновений Джессика, однако, пришла в себя и остановилась в растерянности. Они с Кейлом приехали же сюда на такси, и она думала, что возвращаться они будут точно таким же способом. Но здесь, в этом удаленном от центра районе, да еще в такой поздний час поймать машину было почти невозможно, во всяком случае — скоро. Конечно, она могла вызвать такси по телефону, но этому мешали два обстоятельства. Во-первых, Джессика не знала ни слова по-португальски, а во-вторых, сама мысль о том, что придется возвращаться в дом, казалась ей невыносимой.

Как же все-таки ей вернуться в гостиницу?

С трудом сдерживая нарастающую в душе панику, Джессика постаралась не думать о пережитом ею унижении.

— Джесс?

Услышав знакомый голос, Джессика повернулась и увидела спешащего к ней Кейла.

— Где ты был?! — спросила она, не пытаясь скрыть свою досаду и злость.

— А где ты была? Где я тебя только не искал!..

— О, Кейл… — голос Джессики задрожал от облегчения и усталости. — Пожалуйста, увези меня отсюда! Увези меня скорее…

Мужчина в темном патио оглянулся вслед убегающей Джессике. Сначала он сделал такое движение, будто собирался броситься вдогонку за женщиной, с которой только что занимался любовью, но, сделав шаг, остановился в нерешительности. Стук каблуков по каменным плитам тем временем затих, и в темноте громко щелкнул замок стеклянной двери.

Что толку было гнаться за ней? Не было никаких сомнений, что она не только не имела никакого желания видеть его лицо, но и не хотела бы, чтобы он узнал, кто она такая. Ей не нужны были ни его помощь, ни слова утешения. Если бы это было не так, если бы любопытство оказалось сильнее страха, а одиночество — сильнее стыда, она бы осталась.

Помедлив несколько секунд, он все же пошел за ней и, отворив дверь в залу, остановился на пороге и прислушался. Он слышал, как она пробирается к выходу, а поглядев в ту сторону — сумел рассмотреть и ее гибкую, стремительную фигуру, облаченную в светлое платье с золотой вышивкой на плечах. Видимо, она стремилась скрыться до того, как включат свет. А это еще что?

Он услышал и узнал ее резкий голос, донесшийся от самой двери. Потом хлопнула дверь, и мужчина понял, что, кто бы ни оказался у нее на пути, она сумела от него избавиться.

Вздохнув, он поднял руку и потер под маской вспотевшую переносицу. Господи Иисусе, что же он наделал! Ему не следовало заходить так далеко. Как можно было до такой степени потерять над собой контроль?

Мужчина снова вздохнул. План, который он так тщательно продумал, рухнул. Увы, винить в этом он мог только самого себя.

Пожалуй, подумал мужчина в маске, впервые в жизни он действовал чисто инстинктивно, во всяком случае — сначала. Он должен был защитить то, что уже считал своей собственностью, и защитил. А потом, в лучших традициях своей родной страны, он поддался соблазну завоевать понравившуюся ему женщину во что бы то ни стало, и, хотя он сдерживался изо всех сил, неизвестно, чем бы все закончилось, если бы она — совершенно неожиданно — не уступила ему сама.

Все это было совсем на него не похоже. Всего, чего он достиг в жизни, он добился при помощи железной выдержки и тщательного планирования, которое лежало в основе всех решений и поступков, которые могли показаться экспромтами несведущим наблюдателям. Мелодраматическим спектаклям не было места в его жизни, и поддаться соблазну и выступить в роли благородного спасителя было с его стороны просто преступно — особенно сейчас, когда на карту поставлено так много.

С самого начала он не рассчитывал на то, что она сделает шаг ему навстречу, и это было правдой. Это его, впрочем, ничуть не обескураживало. Если бы леди попросила его остановиться — он бы остановился, чтобы потом при помощи убеждения и логики добиться своего, но ему и в голову не приходило, что она может быть столь чиста и невинна

— и в буквальном, и в переносном смысле. Что ж, с его стороны это тоже было ошибкой, за которую впоследствии придется платить по самому большому счету.

Он чувствовал себя негодяем. Он и был им — если судить по тому, как он поступил с нею.

Самое главное, ничего уже нельзя было поправить, и жалеть о том, что сделано, тоже было поздно. Ему оставалось только одно — постараться свести к минимуму возможные неприятные последствия.

Когда он вернулся к стеклянной двери под балконом, она была все так же надежно заперта. Человек с фотоаппаратом исчез. Конечно, можно было поискать в других местах, можно было перерыть весь дом, но он был уверен на сто процентов, что это ничего не даст. Что ж, с фотографиями ему придется разобраться потом, когда они всплывут, а в том, что рано или поздно это произойдет, он не сомневался. Сейчас же ему надо было подумать о том, чем и как можно компенсировать причиненное зло. Это было трудно — если вообще возможно, — но необходимо. Впрочем, он надеялся, что сумеет кое-что предпринять.

Но, Боже, как же хорошо ему было с Джессикой Мередит! Их интимный контакт представлялся ему почти идеальным — ничего подобного он еще не испытывал ни с одной женщиной. И дело было не только в физической гармонии — в душе его зияла пустота, которую Джессика заполняла полностью, помещаясь там как драгоценный камень в сделанной под него оправе, или как статуя святой в специально сооруженной для нее нише. Вот только хватит ли ему смирения, чтобы взирать на нее снизу вверх? Справится ли он со своими плотскими желаниями, чтобы любоваться ею издали?

Что ж, может быть, с Божьей помощью все как-нибудь образуется…

В задумчивости он вернулся к скамейке и нашел свой галстук и накидку. Когда он набросил накидку на плечи, из складок ее что-то выскользнуло вниз. Мужчина наклонился и поднял с каменных плит крошечный золотой диск, усеянный мелкими бриллиантами.

Несколько мгновений мужчина сосредоточенно рассматривал находку, потом негромко рассмеялся.

Ее серьга.

Памятный сувенир, талисман и — быть может — хороший знак, предзнаменование успеха.

Рука его сама собой сжалась в кулак, надежно заключив внутри золотую безделушку.

3

— Смотрите, что нам только что доставили! — воскликнула секретарша Джессики, появляясь на пороге кабинета. — Сказали, что это — для вас. Кто бы мог подумать!..

Джессика оторвалась от контракта, который она сосредоточенно изучала вот уже полчаса, и сдержанно улыбнулась, предчувствуя розыгрыш. Софи — привлекательная, миниатюрная негритянка — никогда ничему не удивлялась, и если в ее голосе звучало благоговение, это могло означать только одно

— она задумала какую-то шутку.

В руках Софи держала вазу, в которой было по меньшей мере две дюжины роскошных орхидей, и улыбка на губах Джессики стала натянутой.

— Нет, серьезно! — проговорила секретарша. — Похоже, ради вас кто-то обчистил оранжерею.

В груди Джессики шевельнулся ледяной страх.

— Кто прислал эти… замечательные цветы? — проговорила она дрогнувшим голосом.

— Откуда я знаю, — Софи пожала плечами и с преувеличенной осторожностью водрузила вазу на рабочий стол начальницы. — Никакой карточки нет.

Ваза из тончайшего китайского фарфора сама по себе была настоящим произведением искусства. Изящная по форме, она была покрыта блестящей глазуровкой, цвет которой изменялся от желтой меди до красной киновари. Что касалось цветов, то такой красоты орхидей Джессика еще никогда не видела. Их затейливые чашечки казались золотисто-розовыми, словно свежая лососина на разрезе, а зев был густо-зеленым или пурпурно-красным. На лепестках и длинных узких листьях еще посверкивали капельки росы, а в воздухе плыл сладкий дурманящий аромат.

Джессика знала, что для транспортировки на большие расстояния орхидеи обычно охлаждают, после чего они утрачивают свой естественный запах. Следовательно, поняла она, эти цветы действительно были срезаны в какой-то оранжерее считанные часы — а может быть, и минуты — назад.

— Какая же фирма доставила нам это чудо? — спросила она.

Софи выразительно дернула узкими плечиками.

— Посыльный был не в форме, а в обычном деловом костюме. Он спросил, на месте ли вы, и когда я ответила «да», он просто поставил вазу на пол и ушел.

Джессика вспомнила, что в Бразилии орхидеи растут сами по себе чуть ли не повсеместно.

Закрыв глаза, она потерла веки большим и указательным пальцами, но это не помогло. Перед ее мысленным взором снова возникла сцена в темном патио, которая преследовала ее и днем и ночью, спала она или бодрствовала.

Из Рио Джессика вернулась два дня назад, но за это время воспоминания нисколько не потускнели. Десятки ярких и подробных картин, звуки самбы, аромат цветущего жасмина, нежные ласки ее спасителя — все это было слишком недавно и слишком глубоко врезалось в память, чтобы она оказалась в состоянии забыть о своем приключении.

Может быть, орхидеи прислал ее таинственный незнакомец? Но тогда как он узнал, кто она такая и откуда? Да и что вообще означают эти цветы? Должны ли они служить напоминанием? Или, может быть, это закамуфлированная угроза?

— Эй, с вами все в порядке? — услышала Джессика заботливый голос Софи.

— Да, все отлично, — рассеянно откликнулась она, с легким удивлением уставившись на контракт, который все еще держала в руках. Ей потребовалась секунда, чтобы вспомнить, что это такое.

— Будь добра, Софи, спустись вниз и спроси, может, кто-нибудь видел фургон и запомнил название цветочной фирмы.

— Хорошо, мэм. — Софи сделала небольшую паузу, как будто хотела что-то добавить, но, видимо, передумала. Не проронив больше ни слова, она повернулась и бесшумно вышла из кабинета.

Как только дверь за секретаршей закрылась, Джессика в отчаянии швырнула контракт на стол и откинулась на спинку кресла. Руки ее стали холодными и влажными, а пальцы дрожали так сильно, что она невольно сжала руки в кулаки — да так, что побелели костяшки. Лицо ее, наоборот, пылало, а губы слегка покалывало.

Джессика была в ярости. Насколько она помнила, ее еще никто так не унижал, и она не собиралась это терпеть.

Нет, она обязательно должна что-то предпринять, вот только что?

Она затрясла головой, как будто надеясь таким способом разогнать застилавшую глаза красную пелену гнева. Ничего путного из этого не вышло, но мысли ее приняли иное направление.

Интересно, подумала Джессика, как она сможет работать, когда внутри у нее творится черт знает что? Когда наконец она справится со своими воспоминаниями? И чем, в конце концов, закончится вся эта странная история?

За два прошедших дня человек, фотографировавший ее в темноте, не позвонил и не дал о себе знать никаким иным способом. Записок с угрозами она тоже не получала, но это ровным счетом ничего не значило. Джессика не сомневалась, что если кто-то решил ее шантажировать, то рано или поздно она об этом узнает.

До сегодняшнего утра ничего необычного с ней не происходило.

И вот кто-то прислал ей орхидеи…

Может, это первый ход в игре шантажиста? Часть плана, такого хитрого, что она не в силах его разгадать?

Джессика снова поглядела на букет и почувствовала, как к глазам ее подступили слезы обиды и бессильной ярости.

Поразмыслив о событиях той памятной ночи в Рио, Джессика пришла к заключению, что больше всего ее беспокоит то, как легко и быстро она отказалась от всего, что так долго в себе воспитывала и к чему стремилась. Другие люди, бывало, подводили ее — она это пережила. Но Джессика никак не ожидала, что сможет с такой легкостью предать себя сама.

Конечно, она могла бы обвинить в случившемся хозяев дома, Кейла, уговорившего ее поехать на вечеринку, или человека в маске, который воспользовался ее слабостью. Это было бы проще всего, но Джессика не могла себе этого позволить. Она давно считала себя взрослой женщиной, способной отвечать за свои поступки, и поэтому будет справедливо, если ей придется самой иметь дело с последствиями собственных ошибок.

И все же Джессике все еще не верилось, что она могла повести себя подобным образом. Особенно тяжело было представить это сейчас, при свете дня, в привычной обстановке просторного офиса «Голубой Чайки». Собственные поступки казались ей нелогичными, иррациональными и — самое главное — нисколько не соответствующими ее собственным представлениям о своем характере. Она была самой себе противна.

Что, ради всего святого, на нее нашло? Может, она была слишком пьяна? Или почувствовала себя обязанной незнакомцу за свое спасение? Но не до такой же степени!

А может, все дело в подходящей обстановке, позволявшей сохранить анонимность и удовлетворить собственные желания, которые она считала давно и надежно обузданными? Нет, так низко она еще не пала.

Или это таинственный Рио, легендарный Карнавал, мистико-эротическая атмосфера праздника, достойная очередной серии «Дикой Орхидеи»? Пожалуй, не без этого…

Да нет, ничего подобного! Просто ее тело, которому незнакомец в маске показался подходящей парой, сыграло с ней злую шутку, откликнувшись на его ласку мощным выбросом гормонов, с которым она не в силах была совладать!

Не исключено, подумала Джессика, так и не найдя подходящего ответа на вопрос, что же с ней на самом деле случилось. Она знала только одно: тогда ей было хорошо, и никаких сомнений в правильности происходящего она не испытывала.

Кто-то коротко и энергично стукнул в дверь кабинета, и внутрь заглянул Кейл. Удивленно покосившись на букет, он спросил:

— Не хочешь выпить кофе? По-моему, уже пора.

Джессика натянуто улыбнулась и кивнула. До одиннадцатичасового перерыва оставалось еще минут двадцать, но мучившие ее вопросы и сомнения не позволяли Джессике сосредоточиться на работе.

— С каких это пор мы можем позволить себе подобный шик? — поинтересовался Кейл, ставя перед Джессикой фарфоровую чашку с кофе и кивая в сторону орхидей. — Или ты завела себе богатого ухажера, о котором не удосужилась мне сообщить?

И он с удобством расположился в мягком кожаном кресле для посетителей.

— Увы, нет, — ответила Джессика, прилагая значительные усилия, чтобы говорить в таком же шутливом тоне. — Откровенно говоря, я понятия не имею, кто мог их мне прислать.

И она отодвинула вазу как можно дальше, словно стараясь отмести от себя все подозрения.

— Значит, их прислал тайный обожатель, — резюмировал Кейл и качнул головой, отчего солнце вспыхнуло и заиграло в его светлых, с легкой рыжиной волосах.

— Я думаю, что карточка просто затерялась по дороге, — предположила Джессика.

— Скорее всего эти орхидеи — из того венка, который Кастеляр пришлет на наши похороны. — Лицо Кейла помрачнело. — Поскольку все мы скорее всего разделим судьбу «Голубой Чайки». Ты знаешь, пока я не вернулся в Штаты, мне казалось, что все прошло более или менее нормально. Только здесь я сообразил, что этот бразильский Аттила не отступил от своего ни на дюйм.

Кейл продолжал шутить — вернее, пытался шутить, — но в его словах было много горькой правды. Слишком много, подумала Джессика, Медленно беря со стола чашку с кофе и сжимая ее в ладонях, чтобы согреть озябшие руки. Она понимала это как никто другой, и все же ей потребовалось немало сил, чтобы сосредоточиться на проблеме, о которой говорил ее кузен.

— Ты уже говорил с дедушкой? — спросила она. Кейл кивнул.

— Он сам позвонил мне вчера утром — так ему не терпелось узнать, что сказал и что предложил нам Кастеляр.

— Понимаю, — кивнула Джессика. Разумеется, она доложила деду обо всем, но ее вовсе не удивило, что он счел необходимым перепроверить ее сообщение.

Кейл сделал глоток кофе из своей чашки.

— Дядя Клод спрашивал, какое впечатление произвел на меня сам Кастеляр. Похоже, он хотел сравнить мою точку зрения со своей — ведь он недавно разговаривал с ним по телефону и на ту же тему. Кроме того, у него есть на него какие-то материалы, которые он получил буквально на днях. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Какие материалы? — спросила Джессика и, подняв голову, с тревогой посмотрела на Кейла.

— Я проглядел их, — ответил тот. — Это довольно подробный отчет о состоянии его дел. Похоже, этот парень, Кастеляр, богат как Крез. Он владеет недвижимостью в Рио; кроме того, ему принадлежит большая часть фамильного поместья в Ресифе в северной Бразилии. Этот участок земли числится за семьей Кастеляров чуть ли не с шестнадцатого века. Что касается особенностей его характера, то мне запомнилась история девицы, с которой он был помолвлен несколько лет назад. Она покончила с собой буквально накануне свадьбы. Кстати, это был не единственный случай: топ-модель, которая была его подружкой в прошлом году, наглоталась снотворных таблеток и запила их шампанским. Если бы Кастеляр случайно не обнаружил ее и не вызвал «Скорую», она тоже могла бы скончаться. Чтобы замять скандал, Кастеляру пришлось нажать на кое-какие рычаги, чтобы пристроить ее на главную роль в популярный бразильский сериал. Похоже, правда, что он до сих пор не нашел никого на ее место, но я в этом сомневаюсь…

Слушая его, Джессика даже не пыталась скрыть своего отвращения.

— Неужели мы дошли до того, что стали использовать подобные, гм-м… досье? — спросила она, брезгливо морщась.

— Если хочешь знать мое мнение, то мне это тоже не по душе, — вспыхнув, ответил Кейл. — Но тут, видно, дело в другом. Когда дядя расспрашивал меня о Кастеляре, мне показалось, что он хочет выяснить для себя, имеем ли мы дело с отъявленным подонком, или Кастеляру просто не везет с женщинами. Последнее, возможно, объясняется какими-то особенностями его характера: если Кастеляр подбирает себе подружек с такой неустойчивой психикой, значит, у него есть какое-то слабое место. Его-то и хочет найти старик Фрейзер, и досье может нам в этом помочь.

— А что ты рассказал деду?

Кейл вздохнул.

— Я сказал ему, что, на мой взгляд, у Кастеляра просто нет слабых мест. А как ты считаешь, Джесс?

Взгляд его стал пронзительным и острым, и Джессика поспешно опустила глаза. Пока она раздумывала над вопросом Кейла, перед ее мысленным взором возникло лицо Рафаэля Кастеляра. Особенно ясно она представляла себе его глаза — темно-янтарные, горящие каким-то внутренним огнем. В них Джессика сумела разглядеть только ум, хитрость и стальную волю. Все остальное Кастеляр умело скрывал при помощи вкрадчивой любезности, мягкого обаяния и юмора — слегка желчного, впрочем.

— Кто знает? — уклончиво ответила она, пожимая плечами. — Возможно, у него есть уязвимое место, но он умеет держать себя в руках.

— Если бы мы знали, на что можно нажать, мы, возможно, смогли бы что-то предпринять, — снова вздохнул Кейл. — На многое, конечно, рассчитывать не приходится, но в нашем положении полезной может оказаться любая информация. Можно ли заставить Кастеляра отказаться от своих планов, или нельзя — вот главный вопрос, который интересует твоего деда в первую очередь; как это сделать — дело десятое. Впрочем, ты же знаешь старика — если есть мало-мальски подходящая возможность, он ее не упустит.

— Насколько мне известно, — парировала Джессика, — в борьбе с конкурентами он еще никогда не пользовался досье подобного рода. Это даже хуже, чем копаться в чужом грязном белье.

Это был слабый довод, и Джессика подумала об этом почти сразу. В конце концов, даже она не была посвящена во все аспекты предпринимательской деятельности своего деда.

Кейл тонко улыбнулся.

— Но ведь он еще никогда не сталкивался с такими важными проблемами, — возразил он.

— Да, — с горечью согласилась Джессика. — Сейчас речь идет о жизни и смерти, и я боюсь, что именно это его и подкосило. Но, помяни мое слово, если дед будет так переживать из-за того, что он вынужден временно отойти от дел, он неминуемо заработает себе еще один инсульт, — добавила она, стараясь скрыть свою тревогу за напускным раздражением. — В конце концов, мы с тобой вполне способны сменить его у руля.

Кейл с негодованием фыркнул.

— Единственное, что может помешать ему переживать за «Голубую Чайку»,

— это смерть, — бросил он. — Но я, разумеется, согласен с тобой, что он почувствует себя спокойнее, когда Кастеляр перестанет кружить вокруг нашей компании, словно акула вокруг спасательного плотика.

Джессика кивнула.

— Что касается досье, — продолжал Кейл, делая еще один глоток из своей чашки, — то оно лежит в ящике стола дяди Клода. Я бы рекомендовал тебе взглянуть — это довольно любопытно само по себе. Начать с того, что в жилах Кастеляра течет кровь первых португальских завоевателей, которые приплыли в Америку едва ли не раньше «Мэйфлауэра» . Один из его прадедов был бразильским сахарным королем, владевшим участком земли размером с Вермонт; другой предок, живший в девятнадцатом веке, был чем-то вроде революционера. Главное, что Кастеляр состоит в родстве или свойстве с абсолютным большинством влиятельных бразильских семейств, да и в Штатах у него есть связи на самом верху.

— Жаль, что мы не знали это до того как отправиться в Рио, — сухо заметила Джессика.

— Должно быть, дядюшка Клод не хотел, чтобы у нас составилось о нем предвзятое мнение, — пояснил Кейл. — Кроме того, старик вправе рассчитывать, что у нас у самих голова на плечах, а в ней — мозги, а не мякина. И, боюсь, нам придется доказывать это в самое ближайшее время. Ты уже знаешь, что он хочет выслушать самый подробный отчет о поездке и о состоянии дел вообще? Общий сбор акционеров назначен на это воскресенье.

— Ты тоже там будешь? — спросила Джессика, глядя на него в упор.

— А как же! Все руководство компании обязано присутствовать, разве нет?

Джессика согласно улыбнулась, но улыбка у нее вышла напряженная и оттого — чуть кривоватая. Ее дед любил считать себя патриархом рода и собирал у себя всю родню не реже одного раза в месяц. Так ему было гораздо удобнее присматривать за своими многочисленными родственниками и наследниками, которыми он правил железной рукой. В назначенный день в «Мимозу» — старинную усадьбу Фрейзеров, расположенную в болотистой юго-западной части Луизианы, съезжались все члены семьи. Правда, за три недели, прошедшие с тех пор как Клод Фрейзер выписался из больницы, подобные встречи не проводились ни разу, но Джессике приходилось несколько раз ездить к деду по делам фирмы, и она была рада возможности снова повидаться с ним.

— По-моему, моя мать тоже собирается приехать, — осторожно заметил Кейл, рассматривая остатки кофе на дне своей чашки.

— У нее есть для этого какая-то особенная причина? — так же осторожно поинтересовалась Джессика.

— Она ведь тоже владеет акциями компании, — проговорил Кейл, отвечая на невысказанный вопрос Джессики, который ясно слышался в ее голосе.

Да, мать Кейла действительно владела небольшим пакетом акций «Голубой Чайки», хотя Клод Фрейзер не обращал никакого внимания на попытки жены своего покойного племянника участвовать в управлении компанией. И Джессика была склонна считать, что он прав. Компания «Голубая Чайка. Морские перевозки и фрахт» была основана ее дедом и его младшим братом Альбертом Фрейзером, приходившимся Кейлу родным дедом, и до сих пор оставалась семейной корпорацией. Клод Фрейзер, однако, был гораздо дальновиднее своего брата. Больше всего внимания он уделял перевозкам оборудования, припасов и бригад нефтяников для буровых, установленных на платформах в открытом океане, — и преуспел. Альберт же сосредоточился главным образом на организации увеселительных прогулок и рыболовных экспедиций, и его успехи были гораздо скромнее. Кроме того, доля старшего брата в стартовом капитале изначально была больше, поэтому он владел семьюдесятью пятью процентами акций, в то время как на долю младшего приходилось двадцать пять.

Шли годы, и судьба благословила Альберта двумя сыновьями, чего Клод так никогда ему и. не простил. У него самого был единственный ребенок — дочь, и это весьма его огорчало. Но старший сын Альберта был убит во время войны в Корее; вскоре после этого скончался от сердечного приступа и он сам. Только младший сын Альберта — Луис Фрейзер — успел жениться и произвести на свет Кейла до того, как погиб.

Его не оплакивали. Луиса всегда считали в семье паршивой овцой, да и обстоятельства его смерти были достаточно скандальными. (Будучи пьян, он повез какую-то свою подружку — грудастую блондинку, снимавшуюся во второсортных порнофильмах, — кататься на машине и не справился с управлением. На крутом повороте его спортивный автомобиль слетел с полотна и свалился в море. Актриса, как говорили, уцелела только чудом.) Как бы там ни было, после этого происшествия вдова Луиса получила в наследство четверть акций «Голубой Чайки» и до тех пор, пока Кейл не достиг совершеннолетия, распоряжалась всем пакетом на правах законного опекуна. Впоследствии часть этих акций перешла к Кейлу, но у Зои Фрейзер остался достаточно большой пакет, который давал ей право на оставшиеся двенадцать с половиной процентов дохода с капитала.

— Ты рассказал ей, что у нас происходит, — сказала Джессика утвердительно.

— В общих чертах, — кивнул Кейл, не глядя на нее. — Хотя иногда мне кажется, что она знает об этом гораздо больше, чем я.

Они оба хорошо знали, что у Зои было огромное количество друзей и близких знакомых в самых неожиданных местах. Среди них несомненно были и служащие «Голубой Чайки», которые держали мать Кейла в курсе событий.

В другое время Джессика не преминула бы развить эту тему, но сейчас ей было не до того. Орхидеи продолжали благоухать, возвращая ее к собственным проблемам.

Вздохнув, она оглядела свой кабинет, который стал для нее почти что вторым домом. Антикварный резной столик из вишни, который она приобрела удивительно дешево на распродаже старой мебели; голубой с золотом ковер ручной работы возле обитого голубой саржей дивана; огромный филодендрон с широкими резными листьями, росший в кадке у выходящего на Миссисипи окна — все это были дорогие ей вещи, в окружении которых ей становилось спокойно и уютно.