Именно сейчас он должен был действовать с максимальной осторожностью — словно сапер, который пробирается среди натянутых проводков, прикосновение к каждому из которых грозит ему гибелью. Он не должен был давать Джессике ни малейшего повода для отказа от брака. Ради этого Рафаэль готов был закрыть глаза на многое, и все же мысль о том, что она лжет, была ему невыносима.

Сразу после прилета Рафаэля в Новый Орлеан они отправились в лучший ресторан города и плотно поужинали. Еда была превосходна, но Рафаэль не чувствовал никакого вкуса; лишь тяжесть в желудке подсказала ему, что он уже сыт. Потом он проводил Джессику до ее городской квартиры и с готовностью принял ее не слишком любезное приглашение подняться к ней на чашечку кофе.

— Ты ничего не узнала о человеке, который напал на тебя? — спросил Рафаэль, первым нарушив установившееся между ними напряженное молчание.

— Больше не было никаких инцидентов?

— Нет, — коротко ответила Джессика. — С тех пор, как я вернулась, со мной не произошло ровным счетом ничего необычного или неприятного.

Он должен был задать этот вопрос, хотя и знал, что круглосуточное наблюдение, которое, чередуясь, осуществляли несколько его доверенных людей, практически исключало возможность любой неприятной неожиданности. Впрочем, несмотря на это, он все равно волновался, и сознание того, что теперь он сможет сам следить за ее безопасностью, заставило Рафаэля вздохнуть чуть ли не с облегчением.

— Никаких сообщений о наркотиках на ваших судах за это время не поступало? — спросил он. — Вы решили ваши проблемы с таможней?

Джессика подняла глаза от чашки с кофе и бросила на него быстрый взгляд.

— Ты и об этом знаешь?

— Твой дед упомянул об этом в разговоре со мной. Его интересовало, как поступают в подобных случаях в КМ К.

— Ну и как? — осведомилась Джессика с профессиональным интересом.

— Наша политика почти не отличается от вашей. Ответственность компании, постоянная бдительность и немедленное увольнение каждого, кто попадается с поличным. Некоторые капитаны, правда, придерживаются еще более жесткого курса, поскольку каждое нарушение отражается в первую очередь на них, но, как правило, мы в это не вмешиваемся.

— Не можете или не хотите?

— Не хотим. — Рафаэль постарался говорить спокойно, хотя ирония, прозвучавшая в ее вопросе, вызвала у него приступ раздражения. — Значит, инцидент исчерпан? — еще раз уточнил он.

Джессика кивнула, но взгляд ее оставался серьезным.

— Либо это была ложная наводка, либо тот, кто за всем этим стоял, решил переждать.

— Будем надеяться на первое, — заметил Рафаэль, но Джессика не ответила, и он продолжал:

— Из этого я заключаю, что единственной вашей проблемой было присутствие наших аудиторов. Я понимаю, что это не может не действовать на нервы, но надеюсь, что они вам, по крайней мере, не мешали.

— Не знаю, меня это почти не коснулось. В основном с ними занимался Кейл.

Рафаэль сразу отметил, что эта ее реплика прозвучала холодно и отстраненно. Это тоже было странно.

— Значит, ты не следила за их работой? И не знаешь, каковы результаты проверки?

— Нет. — Джессика задумчиво поглядела на него. — К чему ты клонишь?

Этого Рафаэль не ожидал. Она разгадала его. Ай да Джессика!

— Они нашли пару мелких несоответствий, но это сущий пустяк по сравнению с главным…

— Да? — В ее голосе Рафаэлю послышалась легкая дребезжащая нотка, но взгляд Джессики был прямым и открытым.

— За последний месяц, — медленно сказал он, — с банковского счета «Голубой Чайки» ушли двести пятьдесят тысяч долларов. В бухгалтерских проводках нет никаких следов этих денег.

Глаза Джессики удивленно расширились.

— Не может быть! Это же добрая половина наличного резерва! Единственное объяснение…

— Единственным объяснением их отсутствия может служить прямой перевод фондов, осуществить который мог только человек, наделенный соответствующими полномочиями. Например, ты или Кейл. И, разумеется, сеньор Фрейзер.

— Должно быть, была какая-то веская причина… — Джессика с силой потерла виски. — Я обязательно разберусь. А ты… ты не мог бы пока подождать и не сообщать об этом моему деду?

Ее лицо было таким бледным, что почти не отличалось от белой шелковой блузки, которую она носила со строгим деловым костюмом. По сравнению с яркими, цветастыми нарядами, которые предпочитали женщины его родной страны, этот костюм походил на монашеское облачение, но, несмотря на это, Джессика выглядела в нем чертовски соблазнительно и сексуально. Правда, Рафаэль предпочел бы, чтобы она надела к его приезду что-нибудь более женственное, но, поскольку он не удосужился предупредить ее… Да что там говорить! Он хотел бы видеть ее не одетой, а раздетой, и не напротив, а рядом с собой, под собой или над собой. Эту деталь он готов был оставить на ее усмотрение.

Похоже, он окончательно сошел с ума.

Не без труда вспомнив, о чем они только что говорили, Рафаэль сказал:

— Я вовсе не собирался ничего сообщать твоему деду. За кого ты меня принимаешь?

Губы Джессики сжались, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не сказать — за кого, а в глазах вспыхнули и погасли зеленые молнии.

— Дед мог сам распорядиться перевести эти деньги, но я об этом ничего не знаю, так что осторожность не помешает.

— А если это не он?

— Тогда я узнаю, куда они были отправлены. Я только не понимаю, почему этот вопрос так волнует КМК? Ведь мы, кажется, пока еще самостоятельная фирма, и это — наше внутреннее дело.

— Ваше, а не мое — ты это хотела сказать? Что ж, ты абсолютно права, вот только я не знаю, как это скажется на наших будущих взаимоотношениях.

Джессика долго смотрела на него, потом отвела взгляд в сторону.

— Понятно, — произнесла она негромко.

Рафаэль снова почувствовал непреодолимо сильное желание крепко обнять ее, прижать к себе и пообещать все что угодно, лишь бы она перестала сражаться с ним как с врагом. В последнее время его неотступно преследовали обжигающие душу воспоминания о темном патио, о душной благоухающей ночи и о блаженном забытьи и сладострастном восторге. Каждый раз, когда он думал об этом, лицо Джессики вставало перед его мысленным взором таким, каким он видел его на том проклятом снимке — исполненным неземного блаженства и необузданной страсти, и Рафаэль против собственной воли погружался в мечты о том времени, когда он снова увидит ее такой.

Опустив глаза и теребя пальцами юбку, Джессика снова заговорила.

— Может быть, деньги были сняты со счета в качестве, гм-м… временного займа, — сказала она. — Если дело обстоит именно так, то я надеюсь, что ты не будешь спешить с обвинениями. Люди иногда совершают поступки, на которые они в обычных условиях неспособны и о которых потом горько сожалеют. Наказывать их за минутную слабость было бы большой ошибкой, особенно если до этого их репутация была безупречной.

Рафаэль сразу понял, что Джессика имеет в виду прежде всего себя и то, что произошло между ними. Возможно, впрочем, что он ошибся, и ее замечание имело отношение только к ситуации с непонятно куда девшимися деньгами. Должно быть, она уверена, что ее дед не переводил эти несчастные двести пятьдесят тысяч, иначе она бы не была так озабочена его реакцией на их отсутствие. Нет никаких сомнений, что Джессика подозревает, кто приложил к этому руку, но черта с два она скажет ему об этом прямо. В этом, конечно, не было ничего страшного, но будь он проклят, если и впредь будет позволять каким-то тайнам и недомолвкам омрачать их отношения!

— Значит, это ты взяла деньги? — спросил он.

— Как ты можешь!.. Нет, это не я. Ох… — Джессика прищурилась. — Ты меня поймал. Теперь ты будешь считать, что это Кейл.

— Это только логично, — ровным голосом отозвался Рафаэль.

— Можешь не сомневаться, я обязательно проверю, кто перевел деньги, куда и зачем. — Джессика замолчала, но гневные огоньки в ее глазах разгорались все ярче и ярче.

— Ты приехал сюда только затем, чтобы ткнуть меня носом в это нарушение, которое нашли у нас твои наемные бухгалтеры? — спросила она, понемногу закипая.

— Ни в коем случае, — тут же отозвался Рафаэль, старательно скрывая удовольствие, которое он получал, наблюдая за нею. Ему хотелось считать, что Джессика сердится только из-за того, что ей показалось, будто в Новый Орлеан его привели причины чисто делового свойства. Спросить об этом он, однако, не решился, боясь, что ответ может жестоко его разочаровать.

К этому моменту они уже выпили кофе и пересели на диван. Джессика была так близко, что Рафаэль, не удержавшись, коснулся ее волос, пропуская их пряди между пальцами и наслаждаясь их шелковистостью. Джессика не спешила отодвинуться от него.

— Итак? — осведомилась Джессика чуть дрожащим голосом.

— Итак — что?

— Что еще у тебя на уме?

Ему очень хотелось сказать ей, что у него на уме, но он не мог — или не смел. Еще Рафаэль жалел, что Джессика не знает ни слова по-португальски — тогда бы ему было гораздо легче облечь в слова свои чувства и мысли, которые он испытывал и которыми хотел поделиться с нею. Значит, она должна выучить португальский. Он сам проследит за этим.

— Если ты еще не забыла, — произнес он, — то у нас скоро свадьба. Времени осталось совсем мало. Нам с тобой надо посоветоваться по поводу нескольких мелких частностей, к тому же я уверен, что у тебя есть кое-какие предложения или пожелания. Существует еще такая вещь, как брачный контракт, который мы должны подписать.

— Брачный контракт…

Она произнесла эти два слова без всякой интонации, но Рафаэль утвердительно кивнул, словно это был вопрос.

— Да, это необходимая формальность, которая включает, в частности, несколько статей, гарантирующих наши имущественные и наследственные права. Кроме того, в нем подробно отражены условия объединения двух компаний, которые мы обсуждали с твоим дедом.

— Неужели это так необходимо? — с откровенным неодобрением спросила Джессика.

— Не так уж необходимо, зато весьма полезно. Подобный контракт исключает все возможные разногласия. Да и ты будешь гарантирована от неприятностей, если со мной что-нибудь случится.

— Точно так же, как и ты будешь защищен со всех сторон, если что-то случится со мной.

Лицо Рафаэля на мгновение окаменело от этой не слишком хорошо замаскированной колкости.

— Можешь считать и так. Мы подпишем наш контракт сразу после свадьбы, одновременно с лицензией, которая, по сути, является лишь еще одной разновидностью брачного договора.

— Да, наверное. — Джессика отвела глаза так быстро, что Рафаэль не успел заметить их выражение. Как бы там ни было, она не возражала, и он готов был удовольствоваться и этим.

— Мы, кажется, говорили о причинах, которые побудили меня приехать в Новый Орлеан, — небрежно напомнил он, откидываясь на спинку дивана. — Я хотел спросить тебя, как ты думаешь распорядиться принадлежащим тебе имуществом. В принципе, можешь оставить все как есть и сохранить за собой городскую квартиру; в ней ты будешь жить, когда будешь гостить в Штатах. А можешь отправить свои вещи в Рио — в этом случае тебе придется ненадолго переехать в отель, пока их будут паковать и готовить к перевозке.

— Я… Это очень предусмотрительно с твоей стороны.

— Я польщен, — негромко сказал он, выпуская волосы Джессики и осторожно проводя кончиками пальцев по ее нежной шее. — Я вообще очень предусмотрительный человек.

— Я в этом нисколько не сомневалась, только…

— Да? — Он знал, что она скажет, и ему заранее стало не по себе.

— Нет, ничего. Я подумаю насчет городской квартиры и дам тебе знать через день или через два. Ну и поскольку ты все равно здесь, я хотела бы спросить, где мы проведем наш… То есть я хотела бы знать, куда мы поедем после свадьбы.

Рафаэль был уверен, что она собиралась упрекнуть его в невнимании к ее желаниям, но почему-то передумала. Он отметил про себя и то, что она не захотела назвать медовым месяцем те первые несколько дней и ночей, которые они проведут вместе.

— Мне все равно, — сказал он ровным голосом. — Единственное, чего мне хотелось бы, чтобы это было тихое, уединенное местечко.

— Может быть, ты хотел бы, чтобы это были твои апартаменты в отеле? Или моя квартира, если я решу оставить ее за собой?

Рафаэль подумал о широкой кровати, которую он заметил сквозь приоткрытую дверь ее спальни. Это была антикварная кровать красного дерева с балдахином, с вышитыми рюшами и прозрачным пологом из тонкого газа, перехваченным витым шелковым шнуром.

— Мы будем там, где захочешь ты, — сказал он. — Решай сама.

Джессика с подозрением покосилась на него и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, когда откуда-то из глубины дома донесся приглушенный звук как от удара или от падения какого-то предмета.

Рафаэль был уже на ногах. Властным взмахом руки призвав Джессику к молчанию, он бесшумно двинулся к дверям столовой, сделав знак Джессике оставаться на месте. Она повиновалась.

Рафаэль двигался с грацией кошки. Убедившись, что в столовой ничего подозрительного не происходит, он бесшумно приоткрыл дверь темной кухни и исчез из виду.

В кухне тоже никого не было. Рафаэль ничего не заметил и в крошечном садике, куда выходило кухонное окно, и снова вернулся в дом. Он обыскал спальню и примыкающую к ней гардеробную, потом перешел в другие комнаты и даже осмотрел соседнюю квартиру, в которой во время своих редких приездов в город оставался Клод Фрейзер, но везде было тихо и пусто.

— Может быть, это соседская кошка? — предположила Джессика, когда Рафаэль вернулся в гостиную.

— Может быть, — согласился он, хотя ничуть в это не верил — просто ему не хотелось пугать Джессику.

Примерно через полчаса, когда они закончили разговор, Джессика проводила его до дверей квартиры. В установившемся между ними напряженном молчании не было ничего, что располагало бы к сердечному, теплому прощанию, и Рафаэль подумал, что это, пожалуй, к лучшему. Меньше всего ему хотелось в очередной раз подвергать испытанию свою способность сдерживаться. Легкие прикосновения к ее шее и волосам, которые он себе позволил, лишь сильнее разожгли в нем желание, и Рафаэль боялся, что может потерять над собой контроль.

— До свадьбы мы, наверное, не увидимся, — сказал он своим низким и таким напряженным голосом. Джессика удивленно приподняла голову.

— Ты возвращаешься в Бразилию? Так скоро?

— Да. Я должен еще многое сделать, чтобы потом меня не отвлекали всякие рутинные дела.

— Понимаю. Я тоже постараюсь закончить все важные дела до свадьбы. — Ее голос был таким тихим, что Рафаэль с трудом разобрал слова. Повинуясь безотчетному порыву, он протянул руки и взял ее за запястья, запоминая, впитывая в себя ее запах, атласную нежность ее кожи, биение пульса на тонком запястье. Он вдыхал исходящий от нее еле уловимый естественный аромат, и в груди его сам собой родился негромкий стон. Губы Джессики чуть приоткрылись, и Рафаэль наклонился к ним, чтобы еще раз ощутить их влажный вкус и мягкую шелковистость и запечатлеть в памяти, которая уже хранила несколько столь же драгоценных для него воспоминаний.

Руки Джессики тотчас напряглись, и она попыталась отстраниться. По ее телу пробежала легкая дрожь, и Рафаэль понял, что она — как и он — сражается со своим инстинктивным желанием ответить ему.

Усилием воли погасив в себе желание, Рафаэль выпустил ее руки и отступил.

— Если я буду нужен тебе — позвони, — сказал он, стараясь выдержать нейтральный тон. Потом повернулся и, не дожидаясь ответа, начал спускаться по лестнице.

Наблюдателя, дежурившего снаружи, Рафаэль заметил сразу и с неудовольствием подумал, что он, пожалуй, слишком заметен. Человек Пепе заверил его, что не видел и не слышал ничего подозрительного. А что, спросил он, что-нибудь случилось?

Услышав этот дурацкий вопрос, Рафаэль дал волю своему гневу. Когда пару минут спустя он зашагал прочь, наблюдатель все еще не мог стряхнуть с себя оцепенение. Его запоздалые извинения Рафаэль уже не слышал. Он твердо решил, что Пепе должен заменить этого человека на кого-то более компетентного и внимательного. Только тогда он сможет провести оставшиеся до свадьбы дни в относительном спокойствии, а уж потом он займется безопасностью Джессики сам.

Платье Джессика сумела найти лишь за три дня до свадьбы. Все, что ей предлагали, не нравилось обилием плиссировок, рюшечек, кружев, шифона, искусственного жемчуга и переливающегося бисера. Во всех этих нарядах она ну просто лучилась девственной чистотой и невинностью, что никак не вязалось с ее внутренним настроем. В конце концов Джессика остановила свой выбор на простом и элегантном платье из бледно-палевого тяжелого шелка с широкими рукавами, с неглубоким вырезом «лодочкой» и юбкой, облегающей спереди, а сзади ниспадающей складками. Платье очень шло ей, но Джессике казалось, что ему недостает какой-то очень существенной детали.

Оставив платье в магазине, чтобы его подогнали по ее росту, Джессика поехала домой, но сразу подниматься в квартиру не стала. Вместо этого она зашла в ближайшее кафе «Наполеон Хаус», чтобы выпить кофе. От одного запаха жареных кофейных зерен ее настроение улучшилось. Потягивая горячий напиток, она подумала, что любовь к кофе — это пока то немногое, что есть общего у нее с Рафаэлем.

Она только-только пригубила вторую чашку, когда за ее спиной раздался возглас:

— Джессика?!

— Дебби! — Повернувшись на голос, Джессика сразу узнала миниатюрную, светловолосую Дебби Кьяччо — подругу, с которой они были неразлучны в детские годы, когда проводили на побережье летние месяцы.

Молодые женщины крепко обнялись.

— Боже мой, Джесс, сколько же мы не виделись? Как ты? Я ведь сначала отправилась к тебе в «Голубую Чайку», но тебя на месте не было, и я решила поехать к тебе домой на свой страх и риск. Ужасно расстроилась, когда не застала тебя дома. Прошлась по вашим магазинчикам. Хорошо, что мы с тобой не разминулись. Я, правда, не думала встретить тебя в «Наполеоне». Решила подождать тебя здесь. Ну, рассказывай скорее о твоем избраннике… — С этими словами Дебби пододвинула стул поближе к столу, с видимым облегчением поставила на пол огромную сумку, забитую свертками и пакетами, и опустилась на стул.

— Господи, Дебби, как я рада тебя видеть! — с искренней радостью обняла подругу Джессика.

— А я-то, я-то как рада! — прощебетала Дебби, лучезарно улыбаясь. — Когда я получила от тебя открытку с приглашением, я просто обалдела. Где ты подцепила парня с таким красивым именем? Какой он из себя? Рассказывай же, и подробно!

Джессикане могла не рассмеяться. Дебби совсем не изменилась, хотя с тех пор, как они делились секретами, часами гуляли по побережью, собирали раковины на песчаной косе возле Омбретера, прошло, наверное, лет пятнадцать. Она была все такой же живой, подвижной, невероятно разговорчивой — по-прежнему близкой и сердечной.

Дебби была родом из северной Луизианы, но на лето родители отправляли ее к тетке, которая жила в Камероне и имела домик на самом побережье Мексиканского залива. Но это было давно, и теперь Джессика виделась с ней только тогда, когда Дебби приезжала в Новый Орлеан из Нью-Йорка, где она жила вместе с мужем. Несмотря на это, они продолжали поддерживать связь. Наверное, Дебби была единственной близкой подругой, которой Джессика могла бы доверить все.

Воспоминания о днях, проведенных под жарким солнцем на морском берегу, всегда были дороги Джессике. Она чувствовала, что только тогда, в те далекие времена, когда светские условности еще не подчинили ее себе, она была абсолютно свободна, и Дебби была составной частью этой свободы. Она помогала Джессике принимать самостоятельные решения, никогда не осуждала за совершенные ошибки, поощряла ее проявлять инициативу и утверждать себяр как личность. «В любых обстоятельствах нужно быть самим собой», — твердила она как заклинание, и Джессика старалась прислушиваться к советам подруги, но увы — стопроцентного успеха она так и не достигла. Она просто не могла не думать о том, что скажет и как оценит тот или иной ее поступок дедушка. И все же, если бы не Дебби, она, наверное, стала бы совсем другим человеком.

Но, несмотря на то что она относилась к Дебби как к своей самой близкой подруге, Джессика не могла даже ей рассказать все о своих отношениях с Рафаэлем. Она почти наверняка знала, что деловой характер их соглашения с Кастеляром придется Дебби не по душе; больше того, она несомненно придет в ужас и попытается убедить Джессику отказаться от такого брака. Вот почему в рассказе Джессики не хватало кое-каких существенных деталей.

— Как это романтично! — воскликнула Дебби, когда Джессика закончила.

— Я всегда знала, что рано или поздно ты выкинешь что-нибудь… дикое.

Джессика с сомнением поглядела на нее.

— Как так? — спросила она. — Ты что, шутишь?

— Нисколько! — с горячностью возразила Дебби. — Ты всегда была тихоней, это верно, но вместе с тем в тебе было что-то таинственное, недосказанное. Знаешь эту поговорку — в тихом омуте черти водятся? Это про тебя, Джесс, один к одному. Я помню, как мне всегда было интересно наблюдать за тобой. Ты постоянно жила в своем маленьком, замкнутом мире, совершенно не замечая, какими глазами смотрели на тебя мальчишки и как они изобретали самые идиотские предлоги, чтобы оказаться поближе к тебе. Я вовсе не хочу сказать, что ты намеренно приманивала их, нет! Просто в тебе было что-то такое, что влекло их к тебе помимо твоей воли, и я часто думала, что когда ты наконец заметишь одного из них — вот тогда будет дело, да такое, что только держись!

— Ну, давай, давай, выкладывай, что ты там еще думала! — смеясь, подбодрила ее Джессика.

— Я говорю абсолютно серьезно, Джесс! — торжественно уверила ее Дебби, сверкнув глазами. — Тебе от природы была дана какая-то странная власть над хоботными.

Джессика не сдержалась и снова прыснула. «Хоботными» они в детстве называли мальчишек, которых Дебби умела ловко водить за нос. Как и слоны, мальчишки, особенно в пору полового созревания, часто бывали близоруки и не видели ничего дальше собственного хобота… простите, носа.

— Ты и пугала их до смерти, — продолжала Дебби, — и притягивала. Они слетались к тебе как мухи на мед… и разлетались, несолоно хлебавши, но снова возвращались. Я пыталась угадать, что это может быть, но так и не разобралась. На первый взгляд ты была, конечно, девочка-одуванчик — не-тронь-меня-завяну-я, — но, возможно, мальчишки чувствовали в тебе что-то еще, что было мне недоступно. Быть может, какой-то животный магнетизм или еще что-то…

— Спасибо, — вставила Джессика с самой саркастической улыбкой.

— Прости, просто я не знаю, как лучше сказать…

— Скажи лучше, что они чувствовали во мне тигрицу, которая хочет выбраться на волю, — подсказала Джессика. Лицо Дебби озарилось широкой, радостной улыбкой.

— Точно! Кто это сказал? Этот твой Рафаэль?

— Да, — кивнула Джессика. — Правда, не мне.

— Какой умный представитель отряда хоботных, — восхитилась Дебби. — Судя по всему, головастый мужчина. Ты будь с ним поласковей, ладно? Ты ведь не хочешь, чтобы он истратил свой пыл раньше времени?

— Не думаю, что мне это грозит, — ответила Джессика. Это была попытка пошутить, и суховатый тон ее голоса вполне соответствовал сказанному, однако предательский румянец разлился по ее щеками.

— Ого! — Дебби с пониманием поглядела на ее пылающие щеки и уши, и уже готова была что-то сказать, но вдруг затрясла головой, оборвав себя на полуслове.

— …Нет, не буду спрашивать. Во всяком случае, сегодня. Расскажи мне лучше про свадьбу. Я уже предупредила свою половину, что мы должны будем пойти, но мне, как ты понимаешь, хочется знать все подробности заранее.

С облегчением вздохнув, Джессика вкратце поделилась с подругой планами и рассказала о семействе Кастеляров. К ее огромному облегчению, подруга тактично воздержалась от подробных расспросов, но все равно Джессика почувствовала облегчение, когда разговор перешел на Дебби и ее семью.

Оказалось, что Дебби с мужем приехали в Новый Орлеан на ежегодный конгресс «Макдональдса», с которым они, владея несколькими ресторанами быстрого обслуживания, тесно сотрудничали. Когда между заседаниями обозначился перерыв, Дебби тут же сбежала, надеясь разыскать Джессику.

Джессике пора было возвращаться на работу, но ей так не хотелось расставаться с Дебби, что она готова была пренебречь дисциплиной. И Джессика отважилась изменить своим правилам. Женщины решили вместе совершить набег на антикварные магазинчики. Любовь к старинным вещам была их общим пристрастием. К тому же совсем недавно Джессика обнаружила на Мэгэзин-стрит две новые антикварные лавочки, и, недолго думая, подруги отправились туда.

В одном из магазинчиков Джессика случайно наткнулась на отрез шелка. Когда-то он был снежно-белым, но время придало ему дымчатый оттенок, напоминавший цвет ее свадебного платья. Плотная, но мягкая ткань мерцала и переливалась даже в сумраке лавки; кроме того, на шелке был растительный орнамент в восточном стиле, а взглянув на него повнимательнее, Джессика рассмотрела крошечных тигров, скрывавшихся среди вышитых тончайшей золотой нитью причудливых листьев и дивных экзотических цветов.

Едва взяв в руки тяжелую ткань, Джессика сразу поняла, что она идеально подходит для того, чтобы сделать из нее накидку-шлейф к платью. Эта деталь несомненно придала бы ее свадебному наряду неповторимость, а это, пожалуй, было именно то, чего недоставало платью Джессики. В таком платье она могла бы чувствовать себя настоящей королевой бала: чувственной и сексуальной. Да-да, сексуальной, и пусть Рафаэль откусит себе хобот!

— Отличная мысль! — одобрила Дебби ее план, когда Джессика поделилась с ней своей замечательной идеей.

— Не знаю, — вдруг засомневалась Джессика. — Не буду ли я выглядеть глупо? Шлейф — это, конечно, красиво, но не слишком ли?

— Красиво? — с возмущением в голосе воскликнула Дебби. — Красиво, Джесс, это когда на тебе классные джинсы и маленький топ на тонюсеньких бретельках. Свадебное платье должно быть другим — великолепным, богатым, фантастическим, незабываемым, как сам праздник. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения? Эта накидка сделает твое платье. Такого платья ни у кого не было и не будет!

Джессика раздумывала еще несколько секунд. Встретив вопросительный взгляд подруги, она громко рассмеялась.

— О'кей, считай, что ты меня уговорила, — сказала она.

Когда день свадьбы наконец наступил, Джессика поняла, что поступила правильно. Крошечные, едва заметные тигры, прячущиеся в золотых джунглях, придавали ей мужество и уверенность в себе, и хотя она сомневалась, что их кто-нибудь заметит, знать, что они есть, было приятно.

Портной, которому Джессика заказала сделать накидку к платью, отлично справился со своей задачей. Мягкая ткань спускалась с ее плеч красивыми, переливающимися складками, придавая Джессике торжественный и величественный вид. Глядя на себя в зеркало, Джессика невольно подумала, что теперь платье выглядит так, словно оно вышло из салона какого-нибудь известного модельера, а не было куплено в магазине. Правда, накидка была несколько более насыщенного цвета, но это было заметно только при ярком свете; кроме того, ощущение целостности ансамбля создавала лента из того же, что и накидка, материала, которая поддерживала фату из старинных алансонских кружев, передававшуюся в семье Фрейзеров из поколения в поколение.

В руках Джессика держала гирлянду из снежно-белых с золотой сердцевиной орхидей, дополненных желтыми, только начавшими распускаться розами и плющом. Цветы преподнес ей жених; он же прислал в подарок невесте ожерелье из жемчуга и бриллиантов и такие же сережки. Этот гарнитур был не просто очень красив — он стоил, наверное, целое состояние, но Джессика подумала, что он был бы ей еще дороже, если бы Рафаэль немного подождал и подарил ей его сам.

Но, увы, Рафаэля задерживали в Рио какие-то неотложные дела, так что он не появился даже на последней репетиции, состоявшейся вечером накануне свадьбы. Вместо себя он прислал Карлоса, который и объяснил расстроенной Джессике, что ее будущий супруг приедет в церковь прямо из аэропорта вместе с матерью и бабушкой.

Едва выбравшись из машины перед собором Сент-Луис, Джессика почувствовала приступ самой настоящей паники. Ей не верилось, что она будет венчаться в церкви и что пышный религиозный обряд на всю жизнь свяжет ее с Рафаэлем, которого она узнала так недавно. Но еще больше пугала ее дикая, неведомо откуда возникшая мысль, что Рафаэль мог передумать и теперь вовсе не появится. Что ей тогда делать?

Но прошло всего несколько мгновений, и люди, собравшиеся на площади перед собором, заметили ее. Зажужжали, защелкали фотоаппараты, и Джессика уже готова была ринуться обратно в машину, но тут Кейл, приехавший вместе с ней, пришел ей на помощь. Сначала он шагнул вперед, загородив ее от направленных на нее объективов, а потом проложил ей дорогу в толпе и помог подняться по ступеням, ведущим к высоким и тяжелым дверям собора.

Джессика, преодолевая паническое волнение, пыталась вслушаться в то, что говорил ей консультант-церемониймейстер. Кейл протянул ей букет и, когда Джессика заняла свое место, встал рядом.

Руки ее дрожали так сильно, что она чуть не уронила букет. В голове ее билась одна мысль — а вдруг Рафаэль не приедет.

И тут она увидела его. Он стоял почти прямо напротив нее, в конце длинного прохода между рядами скамеек, и улыбался. Темный вечерний костюм сделал его в десять, нет — в сто раз привлекательней, и Джессика почувствовала, как сердце ее, и без того отчаянно колотившееся в груди, забилось быстрее. Но вот Рафаэль, а за ним и Карлос, державшийся на шаг позади, шагнули к алтарю, и на Джессику внезапно снизошли удивительное спокойствие и уверенность. Все сомнения покинули ее, и она почувствовала, что ничего больше не боится.

Что было дальше, Джессика помнила смутно. Должно быть, она все делала правильно, ибо церемония шла своим чередом без пауз и досадных остановок. Музыка, потрескивание множества свечей, торжественные слова клятвы, вопросы и ответы — все сливалось, все доносилось до ее слуха словно через зыбкую пелену. Единственным, что имело для нее значение в эти минуты, была надежная и теплая ладонь Рафаэля, который сжимал ее руку в белых кружевных перчатках.