— Как я понял из вашего разговора, вы не знаете, куда Мадлен могла поехать на самом деле и когда она собиралась вернуться, так? — спросил Рафаэль.

Джессика покачала головой.

— Я не уверена, что Мадлен не ввела нас в заблуждение, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Во всяком случае, она не сказала ничего конкретного — какой-то новый фильм, в каком-то кинотеатре…

— Тогда поступайте так, как будет лучше для вас, — вкрадчивым тоном посоветовал Рафаэль.

Он явно поддерживал ее решение не обращаться в полицию, и Джессика почувствовала к нему нечто вроде благодарности. Хотя у него-то какой интерес? Похоже, у нее снова разыгралась подозрительность?

— Честно говоря, больше всего на свете мне хочется лечь в постель, — сказала она устало и, заметив поползшие вверх брови Кастеляра, поспешно добавила:

— Одной, разумеется.

По лицу Рафаэля скользнула легкая улыбка.

— Это будет самым правильным решением, особенно если вы абсолютно уверены в последнем.

— В том, что я хочу спать одна? — Джессика чуть заметно кивнула головой. — Конечно, уверена. В конце концов, я к этому привыкла.

Она поглядела на него, ожидая, что он сделает шаг к двери или еще каким-либо образом проявит свою готовность уйти, но Рафаэль не сдвинулся с места, и Джессика потянулась за своей сумочкой. Достав оттуда ключи, она сказала:

— Я и забыла, что должна выпустить вас из подъезда.

Кастеляр молчал, не сделав ни малейшего движения, и Джессика повернулась к нему, вопросительно приподняв бровь.

— В чем дело?

— Вы обещали мне показать фотографию, — сказал он.

Джессика совсем забыла об этом. Она так стремилась забыть о снимках, что ей это в конце концов удалось. Несвоевременная и, как показалось, довольно бестактная реплика Кастеляра заставила Джессику нахмуриться. Меньше всего ей хотелось, чтобы бразилец видел ее лицо в состоянии эротического экстаза: во-первых, ей было бы неловко, а во-вторых, это могло навести Кастеляра на определенные мысли.

— Пусть это вас не заботит, — сказала она. — Вас, во всяком случае, на снимке нет.

Настал черед Кастеляра хмуриться.

— В таком случае где же я, позвольте вас спросить? И если меня там нет, то каким образом этот снимок может вас скомпрометировать?

— Нет, вы там, конечно, есть… — смешалась Джессика. — Просто вас не видно. Ваша фигура, она… немного не в фокусе.

Его красиво очерченный рот чуть заметно дернулся, а взгляд стал напряженным и таким пристальным, что Джессика никак не могла разобраться, раздражает его эта ситуация или, наоборот, забавляет.

— Если я не в фокусе, тогда кто в фокусе? — напрямик спросил он. — И чем тогда так интересен этот снимок?

— Ничем. Практически ничем…

— Тогда вы тем более не должны скрывать его от меня, — решительно заявил Кастеляр, оглядываясь по сторонам. Его взгляд скользнул по застекленным книжным полкам, по резному итальянскому бюро с растительным орнаментом и остановился на сумочке Джессики.

— Я не скрываю его от вас. Просто ракурс не слишком удачный… Эй, постойте! Что вы делаете?!

Это восклицание вырвалось у Джессики, когда она увидела, что Кастеляр потянулся к ее сумочке. Взяв ее в руки, он быстро заглянул в нее и отложил в сторону, не обнаружив ничего похожего на фотографию.

— В данных обстоятельствах я не могу поверить вам на слово. — Взгляд его покрасневших глаз ненадолго задержался на ее пылающем лице и на воинственно взъерошенных волосах, потом метнулся к бюро. Шагнув к нему, он наугад выдвинул верхний ящик.

— В любом случае, эта фотография не из тех, которые я хотела бы видеть в рамочке на каминной полке! — выпалила Джессика. — И я не понимаю, зачем она понадобилась вам! Рафаэль взялся за ручку второго ящика.

— А вы не подумали, что Мне просто хочется иметь что-то, что напоминало бы мне…

— Может быть, вы и сможете когда-нибудь забыть о том, что произошло,

— перебила его Джессика, — но я — вряд ли! Этот кошмар преследует меня днем и ночью во всех подробностях!

На лице Кастеляра внезапно появилось заинтересованное выражение.

— Во всех подробностях? — переспросил он, поворачиваясь к ней.

— Во всех омерзительных подробностях, — отчеканила Джессика и прикусила губу.

Рафаэль кивнул, и его взгляд неожиданно стал мечтательно-рассеянным.

— Это очень неплохо, — пробормотал он негромко, словно обращаясь к самому себе.

— Что — неплохо? — требовательно спросила Джессика, но Рафаэль не ответил. Выдвинув второй ящик бюро, он заглянул внутрь, и лицо его прояснилось. В следующее мгновение он потянулся рукой к желтому конверту, лежавшему сверху.

Джессика поспешно шагнула вперед с намерением опередить его и схватить фотографию.

— Как вы смеете?! Отдайте сейчас же!..

Ловко загородившись от нее плечом, Рафаэль вынул фотографию из конверта. Его взгляд стал неподвижным, а сам он замер на месте. Казалось, на несколько томительно долгих секунд он даже перестал дышать. Потом губы его дрогнули, и Джессика услышала несколько негромких, быстрых фраз, сказанных, несомненно, по-португальски. Что он говорил, разобрать она не могла; звучало это, во всяком случае, не то как страстная молитва, не то как яростное богохульство.

Негромко застонав от бессилия и стыда, Джессика отвернулась от него и, сцепив руки на затылке, крепко зажмурилась.

— Надеюсь, теперь вы удовлетворены? — спросила она дрожащим голосом.

— Нет, — негромко ответил Рафаэль. — Я не удовлетворен и никогда не буду удовлетворен.

Его ответ заставил Джессику снова повернуться к нему.

— Что вы имеете в виду?

— Я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу подобное выражение на вашем лице еще раз.

Его слова прозвучали торжественно, как клятва, и Джессика с вызовом вздернула подбородок.

— Этого никогда не будет!

— Посмотрим. — Он улыбнулся и бросил фотографию на бюро, потом подошел к обеденному столу и снял со спинки стула свой пиджак спортивного покроя. Перебросив его через плечо, Рафаэль остановился возле входной двери и распахнул ее.

Джессика боялась даже приближаться к нему, боялась смотреть на него, но, если ей хотелось, чтобы он в конце концов ушел, она должна была проводить его.

Опустив глаза, Джессика прошла мимо него и протиснулась на лестничную площадку, стараясь не коснуться его даже рукавом халата. Спускаясь по лестнице вниз, она остро чувствовала на своей спине его пристальный, оценивающий взгляд, и ей стоило огромных усилий не обернуться. Отперев замок, она толкнула тяжелую дверь и отступила в сторону, пропуская его на улицу.

Кастеляр шагнул через порог в сырую, туманную мглу, но тут же остановился и, обернувшись, впился взглядом в ее лицо, причем Джессике показалось, что его глаза светятся в темноте золотым огнем.

Прежде чем заговорить, он немного поколебался, словно подбирая слова.

— Если… Если вам пришлют новые фотографии…

— Что тогда? — резко спросила Джессика. — Я должна пригласить вас на просмотр?

Его чувственный рот решительно сжался, а в уголках губ обозначились неглубокие морщинки.

— Возможно, их происхождение удастся проследить, хотя и конверт, и фотобумага кажутся мне ничем не примечательными.

— Пусть это вас не беспокоит. Это не ваши проблемы, а мои.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, — поправил ее Кастеляр неожиданно мягким тоном. — Доброе имя и репутация моей жены не могут меня не заботить.

— Но я еще не ваша жена! — с поспешной горячностью возразила Джессика.

— Но вы будете ею, — убежденно сказал он и, круто повернувшись на каблуках, растворился в ночном мраке.

Только закрыв за Кастеляром дверь, Джессика осознала, что она потеряла. Его присутствие дарило ей ощущение полной безопасности; казалось, пока он рядом, с ней не может приключиться никакой беды, но стоило ему уйти, как ее окружила тишина — слишком глубокая и враждебная, чтобы она могла ее обрадовать. Почти сразу Джессика подумала о том, как легко будет злоумышленнику открыть входную дверь в ее доме и вломиться в квартиру или даже добраться до окон второго этажа с его древними рамами и разболтанными шпингалетами. В конце концов, ничто не мешало напавшему на нее человеку дождаться ухода Рафаэля, чтобы без помех довести свое дело до конца, если у него были такие намерения.

Да, Кастеляр был прав. Слишком многое указывало на то, что нападение не было случайным и мужчина поджидал у подъезда именно ее. Но зачем? Какие цели он преследовал?

Ответа Джессика не знала. Единственное, в чем она почти не сомневалась, это в том, что все происшедшее как-то связано с «Голубой Чайкой». Кто-то очень хотел убрать ее с дороги. Но какой смысл этим таинственным врагам пытаться запугать ее, если дед — как он заявил не далее как сегодня — все равно собирается передать свою фирму компании Кастеляра? Впрочем, тут же уточнила Джессика, об этом его решении еще никто не знал.

Она была слишком взвинчена, чтобы лечь спать, да и только что выпитый крепкий кофе все равно не дал бы ей уснуть. Поэтому, вернувшись в квартиру и тщательно заперев дверь, Джессика занялась уборкой. Напустив в раковину теплой воды и добавив пены, она вымыла чашки и поставила их обратно в буфет. Потом спрятала в аптечку пакет первой помощи, удалила со стола остатки разлитого лекарства и протерла полировку специальным составом с лимонным воском, отчего дерево снова заблестело как новое. Испачканное полотенце она бросила в корзину с грязным бельем и повесила сушиться промокший коврик.

Все это Джессика проделывала почти машинально; ее мысли вертелись главным образом вокруг того, что произошло с ней за последние две с небольшим недели, а больше всего она раздумывала о ночи вРио, с которой начались все ее несчастья.

Если это Рафаэль занимался с ней любовью на темной каменной скамье, значит, она должна быть благодарна ему за то, что он спас ее от того, первого мужчины, который напал на нее с явным намерением изнасиловать. Точно так же он спас ее и сегодня. Но кто, в таком случае, мог выслеживать и подстерегать ее?

Иногда Джессика думала, что это мог быть похожий на индюка толстый бразилец в маске из перьев, которого она заметила незадолго до того, как погас свет. Он явно выделил ее среди других женщин и, хорошо зная, что должно произойти в ближайшее время, постарался не выпускать ее из виду. С другой стороны, человек-индюк мог таким образом превратиться в помеху планам Кастеляра, и тот прогнал соперника, стараясь сохранить Джессику для себя.

Но если Рафаэль, как он утверждал, действительно оказался на вечеринке случайно, то именно его вмешательство спутало все карты ее противников. В этом случае Джессике оставалось только признать, что последовать за ней на вечеринку его заставила забота о ее безопасности, поскольку никаких иных причин у него, судя по всему, не было. А раз так, оба предложения Кастеляра — об объединении компаний и о браке — представали в совершенно ином свете.

Джессика страстно хотела верить Кастеляру, и это тревожило ее больше всего. Мысль о том, что она может стать пешкой в чужой игре, — пешкой, которой каждый будет помыкать, как ему вздумается, — пугала ее сама по себе, однако у ситуации был и еще один аспект, который она так и не удосужилась проанализировать как следует.

Джессика отнюдь не стремилась во что бы то ни стало стать женой Кастеляра, поскольку она вовсе не исключала, что, зная о характере вечеринки, на которую она отправилась, бразилец поспешил за нею именно для того, чтобы воспользоваться представившейся ему возможностью. Если все так и было на самом деле, то его гнев и пристальный интерес к фотографиям могли быть подлинными.

Единственное, в чем Джессика больше не сомневалась, так это в том, что ее заманили в ловушку. Она должна была оказаться на этой вечеринке и подвергнуться сексуальному насилию, чтобы таинственный фотограф — кем бы он ни был — сделал компрометирующие ее кадры. И этот человек — с каждым днем Джессика все больше и больше склонялась к этой мысли — не мог не знать, кого и зачем он выслеживает. Разумеется, чаще всего подобные щекотливые дела поручались сотрудникам частных детективных бюро, однако Джессика почему-то считала, что эти снимки делал кто-то, кого она знает лично. Этот человек полностью отдавал себе отчет в том, зачем ему нужны фотографии и чего он сможет добиться с их помощью. Вмешательство Рафаэля чуть было не нарушило планы этого мерзавца, однако то, как стали развиваться события дальше, вполне его устроило. В конце концов, для его целей не имело ровным счетом никакого значения, с кем Джессика Мередит занимается любовью на скамейке в чужом патио. Не исключено даже, что ее тайный враг смог извлечь дополнительную выгоду из того факта, что мужчиной, которому она отдалась так бездумно и так легкомысленно, был именно Рафаэль Кастеляр, глава конкурирующей компании.

Все эти мысли, роившиеся у нее в голове, никак не давали Джессике успокоиться, и, несмотря на поздний час, ни о каком сне не могло быть и речи. Чтобы отвлечься от своих тревожных размышлений, Джессика заставила себя думать о Мадлен и о том, куда она могла поехать после или вместо кино. Джессике очень хотелось позвонить Кейлу домой или на яхту, оборудованную сотовым телефоном, но какой вопрос она ему задаст? Не знает ли он, где может быть Мадлен? Но если между ними ничего нет, то ее вопрос будет по меньшей мере странным, и Кейл будет совершенно прав, если ответит ей какой-нибудь резкостью. Если же Мадлен с ним и он решится в этом признаться, как ей поступить тогда?

Нет, пожалуй, будет лучше всего, если она сначала перезвонит деду. Если Мадлен до сих пор не вернулась, тогда ей придется подумать, что можно предпринять.

Трубку взяла сама Мадлен. Она явно посмеивалась над озабоченностью Джессики — во всяком случае, в ее голосе отчетливо слышались снисходительные нотки. Фильм оказался слишком длинным, сказала она, к тому же весьма посредственным, как о нем и писали, но Том Круз, что ни говори, настоящий душка. Вешая трубку, Джессика поняла, что она, пожалуй, зря так волновалась, но, как бы там ни было, теперь на душе у нее было спокойнее.

Наконец она все-таки легла в постель, но сон не шел. Множество вопросов, ответы на которые она не знала, сомнения, в которых она не могла признаться даже самой себе, преследовали Джессику почти до самого утра, и она ворочалась с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть.

Только перед рассветом ей открылась неприглядная правда.

Она боялась.

Она боялась того, что водоворот чувств и любовный восторг, который она испытала в Рио, увлек с собой только ее одну, и что мужчина, державший ее в объятиях, ничего подобного не испытывал. Джессика боялась, что он просто-напросто использовал ее тело и хладнокровно овладел ею, прекрасно зная, что где-то поблизости скрывается в темноте его сообщник с фотоаппаратом в руках. Это было достаточно унизительно само по себе, но, кроме унижения и стыда, Джессика испытывала странное одиночество и пустоту в душе. Да и мысль о том, что она по-прежнему беззащитна перед нежными прикосновениями и возбуждающими ласками, пугала ее.

Осмелится ли Кастеляр снова обернуть ее слабость против нее? Может быть, именно на это он рассчитывал, когда просил у деда ее руки? Думал ли он, что она согласится, не раздумывая, что она откажется от своей свободы и независимости, от своего права быть личностью и променяет все это на высокий пост в компании Кастеляра и ночи, полные жгучей, головокружительной страсти?

Если так, то он ее недооценил. Джессика твердо решила не поддаваться диктату гормонов и не особенно увлекаться романтическим образом мужчины-спасителя, как бы высоко она ни ценила все, что сделал для нее Рафаэль. Она пойдет на все, лишь бы не дать осуществиться его планам, а в том, что он снова пытается манипулировать ею, Джессика почти не сомневалась.

Пусть сеньор Кастеляр поостережется, подумала Джессика мрачно. Может быть, она знает его недостаточно хорошо, но ведь и он еще не знает, на что она способна, особенно если загнать ее в угол.

А он, похоже, именно это и собирался проделать.