ГЛАВА 2

С раннего утра Амалия занималась своими обычными домашними делами, проверяя, чтобы все спальни, за исключением спальни Жюльена, были тщательно прибраны, постели застланы, чтобы кувшины для умывания и ночные вазы были пустыми, а ковры хорошо вычищены. Надо бы убрать буфетную, но с этим можно подождать — не хватало свободных рук. Двое слуг, выполнявших тяжелую работу в доме, находились со вчерашнего дня на дамбе, а Чарльз, гордый индеец племени ашанти, служивший дворецким, вынужден был присматривать за молоденькими служанками, сметавшими веничками из перьев пыль в доме. Девушки время от времени выскакивали на галерею и, рискуя свалиться вниз, приветствовали своих дружков, работавших на строительстве дамбы. В доме Деклуе обходились без экономки, поэтому связка ключей от кладовых на серебряном кольце филигранной работы висела на поясе Амалии. Она выдала продукты на день и обсудила меню с кухаркой, прежде чем отправиться прогуляться к дамбе. Оставалось только побывать в лечебнице, куда Амалия по заведенной традиции ходила каждое утро лечить порезы, ожоги, боли и простуды, пользуясь советами, изложенными в сильно потрепанной книге доктора Канна «Домашний лечебник», которую Мами передала ей вместе с ключами от кладовых.

Права и обязанности по ведению дома, которыми свекровь наделила невестку, были поистине безграничными, особенно если учесть властный характер мадам Деклуе. Амалия часто недоумевала, почему это случилось, но достаточно убедительного ответа так и не нашла. Может быть, Мами хотелось испытать невестку, посмотреть, управится ли она с хозяйством огромной плантации, или, что вероятнее всего, мадам Деклуе была уже не так здорова, как старалась казаться? Мами умела держаться на людях, но некоторая медлительность становилась все более заметной: она по-прежнему обедала вместе со всеми и своими изысканными манерами задавала тон за столом, но ела мало, лишь отведывая каждое из множества изысканных блюд. Ежедневно во второй половине дня Мами уединялась в своей комнате для отдохновения, как она это называла, однако позже по ее виду можно было догадаться, что мадам сладко почивала. Ночами же она почти не спала. Амалия, которую часто одолевали грустные мысли, и она подолгу не могла сомкнуть глаз, не раз слышала, как Мами ходит взад-вперед по своей комнате.

В поисках служанки, чтобы смыть горячей водой жирные отпечатки чьих-то пальцев с мраморной крышки стола, Амалия заглянула на верхнюю галерею и остановилась, наблюдая за происходившим внизу. День выдался не лучше предыдущего, холодный ветер швырял капли дождя на кипарисовые половицы главного этажа, было сыро и промозгло. Амалия слегка поежилась. Люди внизу выглядели несчастными: мокрые и грязные, они нагружали лопатами сырую землю в мешки и несли их на плечах к медленно растущей дамбе. «Для такой адовой работы нужны сила и энергия, — подумала Амалия. — К обеду надо приготовить побольше еды и горячего питья. Да, вряд ли они скоро вернутся в свои хижины». Горестно вздохнув, Амалия рискнула отложить на сегодня визиты в лечебницу и больницу — от одного раза ничего не изменится — и решительно направилась через холл к лестнице, ведущей во двор, а дальше по выложенной кирпичом дорожке к флигелю, нижний этаж которого был занят кухней.

Только в полдень Амалия освободилась от домашних забот, чтобы пойти, наконец, к заводи. С плащом на руке и зонтом она направилась было к выходу, но остановилась посередине холла, привлеченная странными звуками, доносившимися с галереи: звяканье металла сопровождалось топтаньем на месте и быстрыми перебежками. Слегка нахмурив брови, Амалия двинулась в ту сторону и замерла в дверях.

Верхняя галерея была превращена в фехтовальный зал, где Жюльен вел бой со своим камердинером Тиге. На Жюльене была рубашка типа апаш и узкие брюки со штрипками, он был босиком. Тиге выглядел примерно так же. Сражались они без защитных жилетов и сетчатых масок, хотя острые концы шпаг были прикрыты колпачками. Преимущество было явно на стороне Жюльена, зато Тиге отличался ловкостью, осторожностью и длинным выпадом. Бой шел на равных: по желанию Жюльена Тиге вместе с ним аккуратно посещал salle d'armes6 известного учителя фехтования — мулата Бастиля Крокера. Жюльену нужен был постоянный партнер для тренировок, и Тиге отлично справлялся со своими обязанностями, кроме того, он был всегда под рукой.

— Доброе утро, любовь моя! — отсалютовал Жюльен супруге. — Как ослепительно ты выглядишь в этот ненастный день!

— Спасибо, Жюльен! Ты знаешь, что вода прибывает?

— Знаю, — сказал он, с трудом справляясь с серией молниеносных выпадов, которые обрушил на него Тиге, воспользовавшись невнимательностью партнера. — Полагаю, ты считаешь, что мне следовало бы находиться там, под дождем, рядом с Робертом, чтобы спасти всех?

— Кажется, твой кузен неплохо справляется один, — заметила Амалия.

— Я уверен в этом, дорогая, — улыбнулся Жюльен, радуясь, что смог так искусно парировать ловкий удар противника. — Однако, мне кажется, ты собираешься присоединиться к его команде вместо меня.

— Не совсем так, — сухо ответила Амалия. — Если ты имеешь в виду мой зонтик, то я хотела присмотреть, чтобы работникам давали вдоволь еды и горячего питья.

— Похвальная миссия. Я уверен, что они будут благословлять тебя. Хотя ты ведь и так их petite maitresse7.

— Это так, — кивнула головой Амалия. — Ты позавтракал?

— О, да, дорогая! Мои потребности невелики, и их легко удовлетворить.

Амалия научилась не обращать внимания на двусмысленные фразы и несколько ироничный тон мужа, справедливо считая их формой самоиронии, не имеющей к ней никакого отношения. Вложив в новую серию ударов всю нерастраченную энергию, Жюльен поймал клинок противника «в ловушку» и нанес победный удар. Тиге зарычал, и шпага выскользнула из его руки. Он стоял, разминая онемевшие от долгого боя пальцы.

— Продолжим! — бросил Жюльен, видя, что Амалия уходит. Слуга наклонился, поднял шпагу и рывком вскинул клинок в салюте и только после этого встал в боевую стойку.

Кухня находилась в некотором отдалении от дома, чтобы уберечься от жара постоянно топившейся печи, чтобы дым и копоть не оставляли пятен на стенах, чтобы кухонные запахи не попадали в комнаты, а главное — чтобы обезопасить дом от пожара. Однако всякий раз, когда Амалии приходилось идти на кухню в непогоду, она сомневалась в разумности этих .опасений.

Войдя в кухню, она отряхнула у порога зонтик, поставила его раскрытым сушиться и только потом осмотрелась. Приятно пахло печеными яблоками, корицей и тушившимся мясом и луком. Кухарка, дородная плотнотелая женщина в безупречно чистом фартуке поверх голубого платья, легко передвигалась между плитой и массивным разделочным столом. Ее голову украшала косынка невероятно яркой расцветки. Одна из ее помощниц отмачивала натруженные руки в тазу с горячей водой, а другая растапливала сало на большой чугунной сковородке. У самого края обеденного стола пристроился негритенок с куском яблочного пирога в одной руке и углем в другой. Он самозабвенно водил углем по столу, и из-под его руки появлялась женская головка в косынке с торчащими, как кошачьи уши, концами. Сходство изображения на рисунке с оригинатом было поразительным. Юному художнику удалось скупыми линиями передать не только внешнее сходство, но даже в чем-то уловить черты характера почтенной кухарки.

— Все готово, Марта! — спросила Амалия, когда кухарка обернулась, чтобы поприветствовать свою хозяйку.

— Да, мамзель, все готово, мамзель, и есть фургон, но кто его будет везти, я не знаю, вот, — запричитала Марта. — Мусье Дай вот приехал и забрал Зику из конюшни, остальные ушли с мусье Роберт.

Амалия не возражала, когда слуги называли ее мамзель. Она знала, что только незнакомых женщин слуги удостаивали пренебрежительного «мадам». Всех домашних, включая старух с внуками на коленях, называли мамзелями, точно так же, как Амалию называли petite maitresse, маленькая хозяйка, а Мами — grande mattresse — большая хозяйка.

— Может быть, люди смогут приходить обедать небольшими группами прямо сюда, на кухню? — предложила Амалия.

— Мусье Роберт не разрешит, — покачала головой Марта. — Никто не может уходить, если есть работа. У него нет времени бегать и искать тех, кто опоздал, вот. Это — работа мусье Дай. Мусье Дай, а не мусье Роберт должен заставить их работать, вот.

Надсмотрщик Патрик Дай вернулся час назад. Амалия видела, как он подъехал к дому на лошади, видела и его стычку с Робертом Фарнумом. Судя по выражению лица Патрика, ему за что-то изрядно досталось, он на такой прием явно не рассчитывал.

— Я поеду! — вызвался мальчуган, стоявший у стола. Он бросил уголек и наблюдал за взрослыми.

Негритенка звали Айза. Он попал в «Дивную рощу» вместе с матерью еще младенцем. Вскоре мать умерла во время родов, и осиротевший малыш переходил из одной хижины в другую. Сейчас ему исполнилось девять или десять лет, он был не по годам смышленый, но здоровьем не отличался — мальчик родился с изуродованной стопой и сейчас сильно косолапил. Он не мог бегать и играть с другими детьми, не справлялся с самой легкой работой, поэтому чаще всего скрывался на кухне, где кухарка, добрая душа, терпела его — лишь бы не путался под ногами. Амалия не раз ловила на себе восхищенный взгляд Айзы, когда приходила на кухню. Пару раз он даже плелся за ней почти всю дорогу до самого дома. А однажды кухарка показала Амалии рисунок, сделанный на крышке стола углем — это, без сомнения, был портрет petite mattresse.

Амалия улыбнулась мальчугану, потом решительно кивнула:

— И я тоже!

Если уж на то пошло, дорога до дамбы не была такой длинной, а мул, запряженный в фургон, вел себя спокойно, не обращая внимания на дождь, стекавший по его коричневым бокам. Амалия и раньше, когда жила у тетушки, не раз ездила одна в повозке с пони, выполняя небольшие поручения, из-за которых не стоило запрягать лошадь. Правда, пришлось отказаться от зонтика, чтобы обеими руками удерживать поводья. Отложив его в сторону, Амалия подняла капюшон плаща, обнаружив, что дождь уменьшился, теперь он нудно моросил. Айза устроился сзади присматривать за кувшинами с горячим кофе, супницами и сумками с кукурузными лепешками, беконом, булочками с ветчиной и паем — огромным яблочным пирогом. Хлестнув мула по спине, Амалия направила фургон к дороге, которая вела между домом и летним флигелем прямо к пристани на берегу затона.

Люди, завидев подъезжающий фургон, ни на минуту не прекратили работу. Группами по очереди они начали подходить за едой и горячим кофе; ели тут же, торопливо заглатывая пищу, чтобы не остыла. Когда последняя группа отошла от фургона, подъехал Роберт Фарнум. Он спешился, обошел выложенное мешками закругление дамбы, пиная их время от времени ногой, и недовольно отошел в сторону. Мешки лежали поперек в один ряд, по три в высоту вдоль всего закругления — не такая уж мощная преграда, если учесть, как тяжело она досталась строителям.

Амалия намотала вожжи на рукоятку тормоза и сошла на землю. Подойдя к заднему борту фургона, она жестом попросила Айзу дать чистую жестяную кружку и салфетку, в которую завернула булочку с ветчиной и кусок яблочного пая, потом налила в кружку горячего кофе и направилась к кузену Роберту.

Однако первым к нему подошел старый и сутулый негр, который откликался на имя Сэр Бент. Он стянул с головы бесформенную шляпу и поклонился Амалии, а затем заговорщически зашептал:

— Мне это не нравится, мусье Роберт. Что-то держит воду. Она должна быть на целую ладонь выше, я знаю. Думаю, там, вверху, затор, деревья упали. Что будет, если вода сломает его и придет сюда?

Роберт слушал старика не перебивая. Сэр Бент славился умением предсказывать погоду. Как он это делал, не знал, наверное, и он сам: то ли возраст и житейский опыт помогали, то ли шестое чувство ветра и воды подсказывало, но результаты бывали просто ошеломляющие.

— Бред! — раздался резкий голос у них за спинами. — Старый идиот ищет возможности оправдаться за свой дурацкий прогноз и за то, что эту работу мы делаем зря.

— Нет, мусье Дай, я не могу так поступать, — возразил Сэр Бент.

Как и большинство рабов на плантации, он звал надсмотрщика по фамилии. Столь демонстративная почтительность свидетельствовала скорее о недоверии к нему, чем об уважении.

Надсмотрщик Дай был ростом чуть ниже Роберта, но плотнее и шире, особенно в груди, которая напоминала огромную бочку. Рыжие волосы оттенка красного дерева, торчащий нос и короткая верхняя губа придавали его лицу свирепость, а самую обычную улыбку превращали в усмешку. В нем была какая-то грубая красота, которая некоторым даже нравилась: он это знал и считал себя непревзойденным сердцеедом.

Роберт взглянул на надсмотрщика долгим пристальным взглядом.

— Что-то в этих словах старика о заторах и завалах есть, — сказал он задумчиво. — Один такой, выше нас по течению, постоянно увеличивается уже довольно давно.

Затор создавали деревья, смытые с мягких наносных песчаных берегов. Вода подмывала их корни, они рушились, и течение уносило их вниз, пока какой-нибудь ствол не цеплялся ветками или корнем за песчаную отмель или не упирался в излучину реки — так создавалась естественная плотина, которую в любой момент могло прорвать или размыть.

Патрик Дай пожал плечами.

— Если хотите, можете верить этим старческим бредням, — пробурчал он недовольно, — а меня увольте… Заторы надо взрывать или растаскивать с лодок.

— Не всегда. — Голос Роберта был тихим, но властным.

— Как вам будет угодно, только вся эта дамба — напрасный труд.

Надсмотрщик повернулся к Амалии с запоздалым приветствием, и его маслянистые глазки ощупали каждую округлость ее груди, прежде чем остановились на еде, которую она держала.

— О, мэм! — Дай прикоснулся к краешку полей своей шляпы с широкой тульей. — Как хорошо, что вы привезли нам еду! Это для меня, надеюсь?

Впервые Амалия встречалась с этим человеком в отсутствие Жюльена. Взгляд, которым он ее пожирал, добавил к развязному тону и этот намек на то, что она могла прислуживать надсмотрщику, нанятому ее мужем, вызвали у Амалии прилив гнева.

— Нет! — ответила она холодно. — Это для кузена Роберта.

Роберт Фарнум обернулся, услышав свое имя.

— Прошу прощения, я не заметил…

Краем глаза Амалия видела, как краска унижения залила лицо надсмотрщика, как сжались его челюсти и заходили желваки под кожей. «Этот человек заслуживает презрения», — подумала она, но тут же забыла а его существовании. Амалия протянула Роберту кружку с горячим кофе, которую все еще держала в руках. Их глаза встретились. Амалия беспокоилась, что горячие края кружки обжигают ему пальцы, но он этого, судя по всему, не замечал.

— …То есть знал, конечно, что вы здесь, — окончательно смешался Роберт, — но не знал, что вы привезли все это. Спасибо вам! Большое спасибо, — заключил он с чувством.

И вдруг он ощутил горячий металл. Чертыхнувшись, Роберт перехватил кружку другой рукой. Амалия с трудом сдержала улыбку. Протягивая завернутую в салфетку еду, она тихо попросила:

— Не стоит благодарить меня, кузен. Это самое малое, что я могла сделать.

Оставив троих мужчин обсуждать последствия возможного затора, Амалия вернулась в фургон и стала упаковывать сумки с посудой, расставлять кувшины, супницы и кастрюли, чтобы они не опрокинулись на обратном пути. Она оглянулась, ища Айзу. Мальчик стоял у края заводи, где кипарисы и ивы росли у самой воды. Он стоял спиной к ней и бросал в воду палочки, которые отламывал от гнилого сука. Амалия позвала его, но из-за шума воды и дождя, который вновь начал усиливаться, мальчик не услышал ее.

Амалия взглянула на мула, который проявлял явное беспокойство: он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прядал ушами, стряхивал с них воду, и с опаской поглядывал на мутную воду реки, и Амалия, подобрав юбки, чтобы не намокли, направилась к Айзе.

Неожиданный раскат грома потряс землю. Амалия, нахмурившись, взглянула вверх и только тут осознала, что гром прозвучал не с неба, а откуда-то справа. Она видела, как люди, побросав лопаты и кайла, глазели на реку. Их страшный вопль замер, угаснув в диком реве огромного вала желтовато-грязной воды, выплеснувшейся из-за излучины реки, подобно дикому зверю, вырвавшемуся из клетки.

Бросив все, люди побежали. Амалия видела, как Айза торопливо заковылял к ней. Наверное, он что-то кричал от страха, но разве услышишь в грохоте воды, шуме дождя, воплях людей и гудении ветра тоненький детский голосок? Бревна, которые несла бушующая стена воды, приближались, готовые снести все на своем пути. Амалия кинулась навстречу ребенку: капюшон плаща слетел с ее головы, края юбок хлопали по лодыжкам, мешая бежать, ноги увязали в мутной жиже, дыхание перехватывало. Несколько десятков метров, разделявшие их, показались такими же длинными, как бесконечные ряды сахарного тростника, который был повсюду, куда ни посмотри.