Вчера за ужином Джордж рассказывал о своем путешествии, о том, какими редкими и красивыми оказались образцы растений, которые ожидали его в Новом Орлеане. При этом он оплакивал те из них, что не перенесли длительного путешествия, и восхищался оставшимися, представляя, как они украсят будущий сад. Хлоя, обиженная на Джорджа за внимание к кустам и невнимание к ней, надула губки и загрустила.

В последнее время Жюльен проводил вечера дома. Однако его едкие замечания в адрес рассказчика не изменили ситуацию. Испортив Хлое настроение, он довел девушку до слез, после чего удалился в свою комнату с намерением что-нибудь почитать перед сном.

Мами поздравила Джорджа с успешным окончанием возложенной на него миссии и пожелала как можно скорее увидеть сад его и своей мечты. После этого она отправилась спать, а оставшаяся за хозяйку Амалия стала невольной свидетельницей того, как Джордж успокаивал Хлою, безуспешно пытаясь развеселить ее и себя. Чувствовалось, что он как будто не в своей тарелке, наверное, устал с дороги.

Однако в тот день, когда Амалия собралась на прогулку с Робертом, англичанин выглядел Совсем неплохо. Разговаривая, он то и дело посматривал на реку: не появится ли из-за излучины пароход с двумя баржами. На Джордже был старый-престарый костюм, что говорило о его намерении активно включиться в работу.

Если Джордж и отметил про себя необычность утренней прогулки Амалии и Роберта, то сделал вид, что все происходящее его не касается. Приветливо помахав вслед отъезжающей паре, он тут же занялся делами сада. Джордж организовал работу целой бригады рабов, которые ведрами таскали из заводи воду и наполняли ею цистерну, чтобы потом поливать высаженные кусты.

Ответив на приветствие Джорджа, Амалия увидела на верхней галерее Жюльена со шпагой в руке. С такого расстояния рассмотреть выражение его лица было невозможно, но хрупкий клинок он держал, как кинжал, уперев острие в перила, другая рука, сжатая в кулак, покоилась на бедре.

Амалия решила ничего не говорить Роберту, тем более что через минуту всадники затерялись в дубровнике, откуда не увидишь ни дома, ни усадьбы. И все же из головы не выходил Жюльен: о чем думал он, видя, как его жена уезжает с братом, который предал его?

На этот раз Айза остался дома. Она взяла бы его с собой, если бы не набросок картины, который он показал ей в гостиной, где она быстро выпила чашку кофе. На картине была изображена усадьба «Дивная роща»: дом, сад, в котором возились рабы, хозяйственные постройки. Работа мальчика очень понравилась Амалии. Ему удалось увидеть и запечатлеть кусочек живой жизни, что, несомненно, должно понравиться Мами. К тому же, картина имела и ряд чисто художественных достоинств. Посчитав, что живописная работа важнее прогулки и что ее нужно продолжить, Амалия разрешила мальчику остаться дома. Айза с грустью заметил, что вид дома мог бы получиться интереснее, если бы ему удалось поглядеть на усадьбу с противоположной стороны заводи. Перед отъездом Амалия распорядилась, чтобы Айзу, как только взойдет солнце, перевезли на лодке на другой берег и дали возможность поработать на пленере.

Утро выдалось на славу: свежий воздух веселил и бодрил, первые лучи солнца предвещали жаркий день, но это позже. Амалия любила прогулки верхом, вот и теперь она, наверное, забыла бы о причине поездки, если бы не соседство человека, ехавшего рядом.

Казалось странным, что по пятам за ней не скакал на своем пони Айза. Амалия все больше привязывалась к мальчику, возможно, слишком сильно, но он был такой предупредительный, с такой искренней благодарностью откликался на любой знак внимания, что было бы трудно с ним расстаться. Амалия не раз вспоминала предупреждение Роберта о том, что она относится к негритенку, как к живой игрушке, не думая о последствиях, что ею движет гордыня иметь под рукой мальчика на побегушках. Сама она так не считала, но червь сомнения все чаще точил душу. Амалия искренне хотела помочь сироте, хотела вселить в него гордость, уверенность в себе, хотела развить его художественный талант, но… Не осложнит ли ему все это и без того не сладкую жизнь? Отогнав грустные мысли, Амалия собралась с силами и завела легкую непринужденную беседу ни о чем, надеясь таким образом оградить себя от излишней близости.

Центром усадьбы «Ивы» являлся двухэтажный особняк из светло-красного кирпича с зелеными ставнями на окнах и черепичной крышей. Дом был построен в стиле короля Георга с вкраплениями элементов неоклассицизма, включавшими портик перед входом с белыми колоннами, поддерживаемыми массивными столбами, держащими всю конструкцию здания по фасаду от самой земли до архитрава. Столбы служили одновременно опорой для верхней и нижней галерей. Перила верхней галереи, сделанные из кованого железа, придавали ей легкость и изящество. Еще один портик выступал с правой стороны дома над входом, в непогоду он служил своеобразной крышей для приезжавших и отъезжавших гостей. Тыльная сторона здания выходила на заводь и мало чем отличалась от фасадной, ибо тоже была украшена в центре портиком с колоннами. Дом был окружен старыми могучими дубами, которые создавали ощущение покоя и удаленности от внешнего мира.

Они спешились у парадного подъезда и через вместительную прихожую прошли в главный холл первого этажа. Роберт показал Амалии дом: библиотеку, гостиную для дам и те немногие комнаты, в которые женщинам прилично войти в сопровождении мужчины. Каждая вещь в доме находилась на предназначенном для нее месте, все поверхности сверкали полировкой, воздух был наполнен запахом воска и масла, словно недавно закончилась генеральная уборка. Роберт вел себя в высшей степени предупредительно, как и подобает хозяину, но в гостиной, когда Амалия рассматривала розовые шторы и бело-золотистые обои, она вдруг почувствовала, а потом увидела в зеркале над камином его взгляд, который заставил ее покраснеть. Амалия резко обернулась.

Кофе, лимонад и пирожные подали на нижнюю галерею с видом на реку. Говорили о родителях Роберта, о том, как они, тогда молодожены строили по кирпичику этот дом, какие трудности возникали с доставкой материалов, мебели — никто не хотел ехать в эту дыру. Время шло, а о главном не было сказано ни слова. В глубине души Амалия мечтала, чтобы он отбросил роль джентльмена, забыл на время о политесе и сказал бы все, о чем собирался сказать. Ей надоело это мучительное ожидание и хотелось домой.

Наконец она начала собираться. Роберт вскочил помочь ей подняться со стула и проводил к лошади. Когда они отъезжали, Амалия бросила на Роберта испытующий взгляд. Она не понимала, зачем нужна была эта встреча: выпить кофе она могла дома с Мами. Совершенно очевидно, что он готовился к ее приезду, и слугам пришлось немало потрудиться, чтобы дом сиял чистотой и порядком. Амалию не удивило бы, узнай она, что Роберт приказал не мешать им после кофе. Однако он был образцом учтивости.

Что же тогда? Возможно, Роберт решил, что нехорошо соблазнять гостью в своем собственном доме среди людей, имевших тесные связи с людьми из «Рощи». Если это так, то она должна быть признательна ему за предусмотрительность, но радоваться почему-то не хотелось и благодарить тоже. Она много думала об этой встрече, готовилась принять ее как муку, ожидала, что придется напрячь ум, собрать волю, чтобы дать достойный отпор льстивым посулам и неистовым призывам. Амалия вполне допускала, что не получив желаемого добровольно, Роберт может прибегнуть к силе. Однако не было и намека на все это. Амалия возвращалась в «Рощу», не испытав крепости своей обороны: обидно думать, что она просчиталась или что-то неправильно поняла.

Каково же было удивление Амалии, когда Роберт, забрав поводья, направил ее лошадь к едва заметной тропе, ведущей в сторону от дороги к реке. Поначалу она хотела возразить, рука машинально потянулась к стеку, словно Амалия могла его ударить, но потом она поняла, что вообще-то не возражает поговорить с Робертом с глазу на глаз вдали от любопытных ушей. Это была приятная необходимость.

Они подъехали к небольшой лужайке на берегу реки, окруженной развесистыми дубами. Ее устилал ковер из клевера, на листьях которого блестели слезинки росы. Роберт помог Амалии спешиться и, оставив ее у нависшего над водой дуба любоваться природой, отвел лошадей на противоположный край лужайки пощипать свежей сочной травы.

— Я рад, что вы приехали в «Ивы», — сказал Роберт, возвращаясь.

Амалии показалось, что в этих его словах заключен какой-то подтекст.

— Здесь действительно красиво, — ответила она, чтобы поддержать беседу. — Теперь я понимаю, почему вы так гордитесь своим домом.

— Я часто представлял тебя в нем. Я хотел, чтобы мы были там вдвоем, при свете дня…

— Прошу вас, — с трудом вымолвила Амалия, чувствуя, как комок подступает к горлу. — Постарайтесь не говорить ничего подобного.

— Не говорить? Почему? Я хотел сказать так много вам, так много… — Он помолчал, но, не услышав ответа, продолжал: — Я не решился сделать это там, в доме. Конечно, я мог бы соврать, сказав, что не хотел испортить вам впечатление от первого визита ко мне, но на самом деле причина в другом. Я не хотел испортить собственное впечатление от этой встречи.

Амалия попыталась вспомнить те колючие и острые слова, которые приготовила, собираясь в «Ивы», но все они словно испарились. Она облизнула пересохшие губы.

— Я… я замужняя женщина, — начала она нерешительно.

— Знаю! — отрезал он. — Слишком хорошо знаю, но все равно хочу видеть тебя в моем доме! Хочу смотреть, как ты раздеваешься! Хочу любоваться твоей наготой в моей постели при свете лампы, чтобы видеть твои глаза в момент наивысшего единения наших тел и душ!

— Вы… вы не можете…

— Я тоже так думал раньше, — продолжал Роберт. — И убеждал себя в этом бессчетное количество раз, но мне не становилось легче. Мысли о вас буквально преследуют меня, разве вы не видите? Боже милостивый! Если бы я знал, чем это может кончиться, я бы бежал от вас, как от проклятия, я не прикоснулся бы даже к кончикам ваших пальцев.

— Зачем же вы все это делали?

Он бросил на Амалию быстрый и словно испуганный взгляд.

— Я думаю, вы для себя все решили, — сказал он тихо. — Вы ведь убеждены, что причиной была злополучная похоть, не так ли? Ревность и распущенность…

— Я этого никогда не говорила, — возразила Амалия.

— Но имели в виду, не так ли?

— Хорошо, а что подумали бы вы на моем месте? — Ее пальцы сами собой сжались в кулачки, которые она постаралась спрятать в фалдах платья.

— Я пришел к вам в тот самый первый раз потому… потому, что об этом просила Мами — единственное, о чем она попросила меня за заботу и любовь, которые отдала мне безо всяких оговорок после смерти мамы. Потому, что я увидел, как вы красивы и как многого лишены рядом с Жюльеном. Потому, что я помнил чувство, которое испытал, прижимая вас к груди в день наводнения. Потому, что я наблюдал за вашей игрой с детьми. Потому, что я — мужчина, и мысль о том, что такая красивая девушка может стать моей, не давала мне покоя. Потому… Потому что в ту нашу первую встречу в гостиной у Мами, когда вы появились такая мокрая и несчастная с капельками дождя на щеках, я понял, что вы — моя. Вы были моей, несмотря на замужество, вы были моей, хотя я опоздал с предложением руки и сердца, вы могли стать моей, потому что мне только что об этом сказали. Кто смог бы в этой ситуации устоять?

Амалия слышала удары собственного сердца, лицо пылало от искренности звучавших слов и какой-то первобытной реакции на эти слова. Медленно, с трудом сдерживая себя, она разжала кулачки и сцепила пальцы в замок.

— Это было нехорошо, — только и смогла вымолвить Амалия шепотом.

— Согласен, — вздохнул Роберт. — Предполагалось, что я проведу с вами несколько коротких ночей, но так, чтобы вы не обнаружили подмену.

— Но вы приходили снова и снова.

— Я уже не мог не приходить. Тетушка Софи это сразу поняла и попыталась предупредить меня, но было уже слишком поздно. Они с Жюльеном доверили ключ от сокровищницы предателю и ничего не могли сделать, чтобы помешать мне.

— Предателю?!

— Конечно, — усмехнулся Роберт. — Они надеялись, что я буду действовать в их интересах, а не в своих собственных.

— Почему же они не остановили вас, хотя бы после той вечеринки с игрой в жмурки? Жюльену ничего не стоило запереть дверь в мою спальню.

— По его понятиям о чести подозревать человека, нанятого в помощь, неблагородно. Хотя в последнее время, если вы обратили внимание, кузен занервничал. Его мужское бессилие идет от рассудка, это не телесный недостаток. Поэтому я боялся, что он найдет в себе силы утвердиться в правах мужа, особенно после того, как увидел, сколь желанны вы стали для меня.

— Из ревности? — уточнила она с сомнением, которое придало ее голосу угрожающий оттенок.

— Отчасти, — подтвердил Роберт. — Но главное потому, что он считает вас очень привлекательной. Без этого он не согласился бы на свадьбу, как бы ни уговаривала его тетя Софи. Я думаю, что он прекрасно к вам относится и по-своему, любит вас.

На лице Роберта, когда он закончил говорить, застыло довольно странное выражение, словно он хотел забрать свои слова обратно.

— Возможно, и так… я не знаю, — сказала Амалия задумчиво. — Мне порой кажется, что я совсем не знаю Жюльена.

— Его мало кто знает.

— Но вы один из них.

— Да, — согласился Роберт, глядя на заводь. — Я знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать, что ваша свадьба была ошибкой. Вы никогда не будете счастливы в этом браке.

Амалия не собиралась соглашаться с ним, считая это предательством по отношению к мужу. Вместо этого она неопределенно пожала плечами.

— Я должна быть счастлива, — сказала она твердо. — Теперь поздно менять что-либо.

— Нет, совсем не поздно! — воскликнул он с горячностью влюбленного юноши.

— Что вы имеете в виду? — взглянула она удивленно. Роберт приблизился к Амалии и сжал ее пальцы в своей горячей сильной руке.

— Вы могли бы переехать ко мне, — сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Амалия выдернула руку.

— Прямо вот так? — В ее голосе звучала насмешка. — Вы предлагаете мне бросить все и переехать к вам? Не соблаговолите ли вы уточнить, в каком качестве? Вашей содержанки? И все это из-за нескольких тайных визитов ночью?

— Мы можем уехать в Париж. Там к подобным связям относятся проще.

— Вы имеете в виду определенную часть общества, не так ли? В почтенных семьях дам полусвета обычно не принимают.

— У нас будет все, чтобы не чувствовать себя обездоленными, — развивал план Роберт. — Я не бедняк. Не надо думать, что нам придется голодать в какой-нибудь каморке под крышей. Но главное — мы будем вместе.

Заговори он о любви, о переполнявших его чувствах, о невозможности прожить без нее и дня, Амалия слушала бы его, не перебивая, но Роберт вообразил, что ради любовных утех она готова поступиться семьей, друзьями, положением в обществе, обеспеченной жизнью, наконец безупречной репутацией. «Нет, это уж слишком! — Амалия чувствовала, как все ее существо наполняется гневом. — Он думает, что если богат, то ему позволено все».

— Прошу вас, больше ни слова! — бросила она ему в лицо, отворачиваясь к реке. — Вы меня уже достаточно оскорбили.

— Я не хотел! — Роберт попытался удержать ее.

— Не хотели?! — воскликнула Амалия, и в ее карих глазах сверкнул гнев. — Позволю напомнить вам, что я не дама полусвета, которая прибыла для вашего увеселения. С меня довольно и того, что вы пользовались мною, когда хотели и как хотели. Почему вы вдруг решили, что я намерена и дальше участвовать в этом затянувшемся фарсе? Однажды я уже вам сказала: оставьте меня в покое. Не заставляйте повторяться!

— Вы так не думаете! — произнес он довольно резко.

— Никогда в жизни не была столь откровенна! — отрезала Амалия, направляясь к своей лошади.

Роберт догнал ее в один длинный прыжок. Его сильные пальцы цепко схватили Амалию за плечо, и он с такой силой развернул ее к себе, что шляпка с вуалеткой слетела с ее головы, а шлейф свалился с руки и теперь волочился по мокрой от росы траве.

— Не так давно вы вовсе не настаивали на том, чтобы вас оставили в покое, — заметил он, гипнотизируя ее синевой своих глаз.

— Нет! — выдохнула Амалия, прекрасно поняв, что он имел в виду. Она попыталась вырваться из цепких рук Роберта, но это ей не удалось.

— Тебя потянуло ко мне той праздничной ночью, — начал он без обиняков. — Ты отдавалась тогда со всем пылом неутоленной страсти. О такой ночи мечтает каждый мужчина.

— Я… я думала, что это Жюльен.

— О-о, нет! — Раздался короткий смешок, а потом Роберт продолжил: — До той ночи ты, возможно, думала именно так, но и то только поначалу. Однако с того момента, когда я поцеловал тебя в толпе гостей, ты все прекрасно понимала.

— И все-таки не была до конца уверена, — робко возразила Амалия, начиная потихоньку впадать в панику. — Потом, когда вы пришли, я спала… видела сны…

— Смею надеяться, обо мне? — усмехнулся Роберт. — А впрочем, неважно! Ты отдавалась, зная, кто я, смирившись с этим, поскольку тобой двигало одно лишь желание. Это вам следует уяснить, chere Амалия, прежде чем вы будете осыпать мою бедную голову проклятиями.

— Отпустите меня, — попыталась она вырваться вновь.

— Не отпущу, пока ты не признаешь правоту моих слов. — Роберт притянул ее к себе так, что она упала ему на грудь. Ни толстая ткань платья, ни нижняя юбка не помешали ей почувствовать силу его стальных мускулов.

— Все было по-другому! — воскликнула она в отчаянии.

— А зачем же тогда вы хотели зажечь лампу?

— Если все было именно так, как вы говорите, почему же вы не позволили мне зажечь ее? — ответила Амалия вопросом на вопрос, и в ее глазах появилось презрение.

— А потому, — сказал он мрачно, — что кончилось бы наше притворство. Вам не оставалось бы ничего другого, как осудить меня с негодованием и презрением. Совсем как вы рисуетесь сейчас! Я не смог бы вынести этого после нашей волшебной близости. Не смог!

Амалия как-то вся сразу сникла, только грудь поднималась в такт дыханию, да сердце колотилось в бешеном ритме, готовое вот-вот вырваться из груди. Он стоял совсем близко. Косые лучи утреннего солнца купались в волнах его волос и прочерчивали бронзовый барельеф его лица на фоне мокрой листвы дуба. В бездонной глубине озер его глаз она увидела свое отражение.

— Это не рисовка, — сказала она неуверенно, и голос предательски дрогнул.

— Нет? — спросил он, внимательно изучая нежные изгибы ее приоткрытых губ. Потом наклонился, чтобы поцеловать их трепетные влажные лепестки. — Неужели нет?