Глава 10

— Нет! Моя дочь не там, не в школе! Она не в школе! Вы не смеете беспокоить сестер-монахинь в эту пору! Это ведь святотатство, и потом это бесполезно, совершенно бесполезно! Уверяю вас…

Никто не слушал длинных тирад мадам де Бюи. Рольф, как и обещал, не обращал никакого внимания на ее слова и нисколько не верил им. Казалось, что он даже и тогда не слышал ее, когда она завопила, что Анджелина пускает их по ложному следу. Буквально через несколько минут после того, как Анджелина произнесла свои роковые слова, люди принца уже сидели в седлах и были готовы отправиться в путь.

Похоже в последний момент их предводитель решил, что им необходимы заложники, потому что Рольф вдруг распорядился, чтобы Анджелина и мадам де Бюи сопровождали их. Пока Сейрус подыскивал подходящие плащи для обеих женщин — для Анджелины был оседлан еще один конь. Однако принц явно не доверял ей. Бросив поводья лошади, на которой восседала мадам де Бюи, Густаву, он сам взял в свои затянутые в перчатки руки поводья коня Анджелины.

Когда они подъезжали к главным воротам высокой, сделанной из прочных массивных досок изгороди монастырской школы, над верхушками деревьев уже брезжил ранний голубовато-зеленоватый рассвет. Небольшое здание было охвачено глубоким ночным покоем. Тихим голосом Рольф отдал распоряжения, посылая Густава и Освальда в тыл здания, чтобы блокировать черный ход. Леопольд, спешившись, забарабанил эфесом шпаги в ворота. Прошло, казалось, очень много времени, прежде чем они увидели приближающийся к ним, мерцающий свет фонаря по ту сторону изгороди. Ворчливый голос окликнул их и потребовал объяснений: кто они такие и что им надо в этот неурочный час.

— Его Королевское Высочество принц Рутенский желает видеть мать-настоятельницу!

— Мать Тереза в этот час молится и ее нельзя беспокоить, — последовал строгий ответ.

— Но у нас дело, не терпящее отлагательств!

— Она никого не принимает. Приходите утром, когда взойдет солнце.

— Мы не можем так долго ждать, — заявил Леопольд, и черты его лица заострились от напряжения. — Я предупреждаю тебя, старая ведьма, если ты не хочешь, чтобы в этом гнилом заборе появились еще одни ворота…

— Сестра Марта, прошу вас, это я — Анджелина Фортин, — крикнула Анджелина, повышая голос, чтобы заглушить угрозы Леопольда. — Будьте так добры, впустите меня. Уверяю вас, нам необходимо срочно переговорить с матерью Терезой.

За воротами воцарилось долгое нерешительное молчание. И Анджелина в это время с удивлением подумала, что именно побудило ее вмешаться и помочь людям принца проникнуть за ворота монастырской ограды? Нет, Анджелина вовсе не собиралась облегчить им доступ в обитель; если бы именно это намерение руководило ею, она просто показала бы принцу калитку черного хода, которая вела прямо в покой матери Терезы. Дело было в другом. Она не хотела пугать добрых монахинь, так сердечно относившихся к ней на протяжении многих лет, насильственным вторжением в пределы монастыря бешеной свиты принца Рутенского.

— Анджелина, это действительно ты?

Когда девушка еще раз подтвердила это, привратница, ворча и тяжело вздыхая, отодвинула тяжелый деревянный засов, надежно закрывавший ворота.

— Что ты делаешь среди этих людей? Можешь ли ты с уверенностью поручиться за них?

Рольф спрыгнул на землю и, протянув руки, подхватил Анджелину за талию и помог ей спешиться. Мейер точно также помог мадам де Бюи, которая мрачно молчала, не проронив за всю дорогу ни единого звука.

Оскар позаботился о лошадях, проследив, чтобы их надежно привязали к длинной коновязи перед монастырской оградой. Затем они двинулись к воротам. Рольф одной рукой толкнул грубые досчатые створки, и они подались внутрь, открывая им проход и заставляя старую привратницу отступить на шаг назад.

— Прошу прощения, сестра Марта, — произнес он, склонив свою золотоволосую голову в легком поклоне. Он улыбнулся ей такой щедрой улыбкой, теплота которой, казалось, растопила сердце монахини.

Сестра Марта беспрекословно уступила им дорогу. Они взошли по ступеням к парадной двери, которая оказалась открытой, и, переступив порог, рассыпались в разные стороны.

С этого момента началась военная операция. Фонарь сестры Марты был тут же конфискован, второй был найден на крыльце. Густав и Освальд по приказу Рольфа вновь присоединились к остальным телохранителям, и в то время как Анджелина, мадам де Бюи и сестра Марта оставались под присмотром самого принца в вестибюле, остальные воины, разделившись на две группы, начали обыскивать комнату за комнатой, все здание школы. Каждый сундук был ими открыт, каждый шкаф проверен, каждая занавеска отдернута. Они обыскали маленькую, строго обставленную гостиную, где ученицам разрешалось в определенные дни встречаться с родителями и друзьями; столовую с длинным грубосколо-ченным голым столом и тяжелыми лавками без спинок, учебные комнаты, пахнущие древесным углем и старыми книжными кожаными переплетами; подсобные помещения, где были развешаны травы для просушки, на полках лежали яйца в оболочке из топленого свиного сала и рулоны ткани, из которой шилась форма и повседневная одежда для учениц. Не была забыта и маленькая комната, использовавшаяся в качестве часовни, где находился самодельный алтарь и прекрасно выполненное из баварского дуба резное распятие.

Когда люди принца добрались, наконец, до спальной комнаты с длинными рядами узких спартанских кроватей, юные ученицы-пансионерки уже давно не спали, потревоженные необычным шумом. Некоторые девочки тихо лежали, укрывшись одеялами, окаменев от страха, а другие, напротив, вскочили на ноги на своих кроватях, прыгая в скользящем по их ночным рубашкам луче фонаря и оглашая ночную тишину пронзительными криками и визгом. Причем невозможно было понять по издаваемым ими воплям привело ли их в отчаянье или в восторг вторжение к ним — в девственный покой их спальной комнаты — группы симпатичных мужчин в красивых мундирах.

— Что все это значит?

Вопрос, прозвучавший внушительно и властно, задала мать Тереза, появившаяся из глубины дома, где располагались ее покои. На одежде настоятельницы не было ни морщинки, апостольник на ее голове врезался верхним краем в лоб монахини. Она вышагивала гордой торжественной поступью, направляясь прямо к Рольфу, сразу выделив его из всех присутствующих и буравя его своим пронзительным взглядом.

— Прошу прощения за внезапное вторжение, — сказал он, отвесив ей поклон. — Наше поведение достойно сожаления, но вызвано сугубой необходимостью.

— Чему я никогда не поверю, — продолжила мать Тереза, причем улыбка принца ничуть не смягчила ее суровость.

В этот момент обе группы телохранителей вернулись в вестибюль, закончив обыск здания. Их бесстрастные лица и тот факт, что с ними не было новой пленницы, неопровержимо свидетельствовали о постигшей их полной неудаче.

Мать-настоятельница глядела на мужчин с ясно выраженным неодобрением, в то же время она повелительным жестом отправила назад в спальную комнату самых дерзких, едва одетых девиц, осмелившихся покинуть свои постели и увязавшихся вслед за мужчинами.

Когда шлепанье их босых ног затихло в коридоре, она снова повернулась к Рольфу, выразительным молчанием давая ему понять, что ждет объяснений.

— Мы — я и мои люди — разыскиваем женщину, Клэр де Бюи, которая располагает сведениями о смерти моего брата. У нас есть основания думать, что эта женщина находится у вас.

— И вы сочли необходимым, — последнее слово мать настоятельница проговорила с подчеркнутой иронией, — ворваться к нам среди ночи, чтобы проверить правильность полученной вами от кого-то информации?

Анджелина редко испытывала на себе недовольство матери Терезы, тем труднее дались ей эти минуты, хотя пожилая монахиня только мельком взглянула на нее. Девушка хотела объяснить ей, почему она была вынуждена привести сюда этих людей, оправдаться в глазах настоятельницы, но у нее не было времени.

— Существовала опасность того, что эта женщина испугается и попытается бежать, — терпение, звучавшее в голосе Рольфа, было несвойственно ему.

— Может быть, я и могу понять ваше стремление встретиться с ней, но никак не методы, которыми вы действуете. Достаточно было бы просто обратиться со всеми вопросами ко мне.

Рольф вскинул бровь, сразу же ухватившись за главное в разговоре.

— В самом деле?

— В самом деле, — настоятельница в подтверждение своих слов кивнула головой. — Ее у нас нет.

— Я же говорила вам, что ее здесь не было, — произнесла мадам де Бюи тоном победительницы. И вдруг начала смеяться резким скрипучим смехом, но сразу же замолчала, как только Освальд подошел и встал вплотную к ней.

— Она была здесь? — настойчиво спросил Рольф, когда снова установилась тишина.

— Она провела у нас три дня, а вчера утром ей доставили записку, я думаю, это была служанка ее матери Мария. Я понятия не имею, в чем заключалось полученное Клэр известие, но как только стемнело, за мадемуазель де Бюи приехала карета. Она села в нее, даже не попрощавшись, и — это надо отметить особо — не сказав ни слова благодарности за то, что мы приютили ее.

— В каком направлении она уехала? — хмуро сдвинув на переносице свои темно-золотистые брови, принц ждал ответа.

— Я не смотрела ей вслед. А вы, сестра Марта?

— Она отбыла на север, мать Тереза, — ответила монахиня. Теперь было понятно, почему мадам де Бюи, даже зная, что ее дочь уже уехала, хотела оттянуть приезд принца и его людей в монастырскую школу. Всадники могли легко догнать карету, в которой отправилась Клэр, не подозревающая о том, что ее прежнее убежище раскрыто и факт ее побега в северном направлении установлен. И вот своим упорством, ценой унижений мать Клэр заставила Рольфа потерять несколько часов, и теперь принцу было бы очень трудно, — если не невозможно, — нагнать беглянку.

— Похоже, — сказал Рольф медленно, — что мы опять должны превратиться в кентавров. Интересно, а есть ли аналогичные мифические персонажи женского рода?

Говоря это, он подошел к двери и, прежде чем выйти, взял Анджелину за руку.

— Минутку, — сказала настоятельница. Ее прищуренный взор упал на одежду девушки. Под распахнутым плащом виднелось измятое перепачканное муслиновое платье — то самое платье, которое было на Анджелине в ночь, когда она привела Клэр в монастырскую школу. Монахиня бросила взор также на ее волосы — обрамляющие лицо спутанными шелковистыми каштановыми волнами. Когда мать Тереза взглянула, наконец, в серо-зеленые глаза Анджелины, в ее собственных глазах отразилось внезапное страшное подозрение.

Переведя взгляд на Рольфа, она произнесла:

— Я убедительно прошу вас оставить эту девушку здесь, со мной. — Мужчины, которые уже двинулись было к выходу, остановились, тревожно глядя то на Рольфа, то на мать настоятельницу. Сестра Марта затаила дыхание, а мадам де Бюи резко вскинула голову, как будто такая демонстрация заботы по отношению к ее племяннице оскорбляла ее.

Рольф скользнул взглядом по Анджелине, остановив, его на мгновение на нежной линии ее полуоткрытых губ.

— Мне больно разочаровывать вас, но таков ваш крест, не правда ли? Если вы хотите обязательно хоть кого-то спасти, я добровольно отдаю вам эту пожилую леди, мадам де Бюи, и выражаю надежду, что у вас не будет причин пожалеть о вашей доброте.

Затем они повернулись и быстро покинули монастырскую школу. Проходя через двор, люди принца и Анджелина слышали истошный вопль мадам де Бюи, несущийся им вдогонку:

— Пусть идет! Она сама только этого и хочет! Пусть идет со своим липовым принцем! Желаю этой маленькой потаскушке хорошо повеселиться с ним…

Последние слова, брошенные тетей ей вслед, звучали в ушах Анджелины всю дорогу, пока она скакала вместе со свитой принца. Казалось, что они запали ей глубоко в душу, затронув там тайную струну. Анджелина чувствовала, что в этих словах есть доля истины. Она не промолвила ни слова возражения, ни намека на протест, не сделала ни единой попытки к сопротивлению, когда ее вели через школьный двор к коновязи, где их ждали лошади. Тетя имела основания произнести последние слова: она, Анджелина, действительно была безнравственна. Анджелина — сама по себе — не отдавала предпочтения именно обществу Рольфа, но для нее на этом свете больше не оставалось места, где бы ее принимали так, как в этом обществе воинов и телохранителей принца.

Возможно, Анджелина заслужила ненависть своей тети тем, что направила Рольфа по следу Клэр. Но и тетя жестоко обошлась с ней. Нет, Анджелина не могла бы остаться в монастырской школе. Ей было бы невыносимо терпеть на себе неодобрительные взгляды монахинь, слышать их слова, осуждающие ее поведение. Конечно, мать Тереза отнеслась бы к ней с сочувствием, но нельзя было надеяться на то, что пожилая монахиня поняла бы ее до конца.

Что же касается остальных, то без сомнения они даже не попытались бы сделать это. К тому же вряд ли они стали бы терпеть в своей обители женщину, имеющую столь порочный жизненный опыт, — и это под одной крышей с невинными девочками. Их отношение к ней передалось бы постепенно всем прихожанам. Это было неизбежно: в округе сразу же начали бы распространяться слухи, и, в конце концов, Анджелина осталась бы в полном одиночестве, окруженная презрением и притворной жалостью. Неудивительно поэтому, что она чувствовала что-то вроде облегчения и даже горькой благодарности к Рольфу за то, что он забрал ее с собой.

Но Анджелина отдавала себе отчет в том, что у нее не было будущего. Погоня рано или поздно закончится. Клэр будет поймана и ей придется выложить начистоту все, что она знает. Настанет время, когда ничто больше не будет удерживать принца и его свиту в Луизиане, ничто больше не будет препятствовать их возвращению в блистательную и порочную Европу. У Анджелины не было никакой надежды, что Рольф возьмет ее с собою и честно говоря, она бы не хотела сопровождать его в Европу. Она мечтала научиться идти в этой жизни своим собственным путем. И верила, что существует такой особый путь, по которому можно пройти, не потеряв своей чести и души. Она верила в это.

Они быстро скакали по дороге, идущей вдоль русла реки, ветер дул им в лицо, подковы лошадей выбивали дробь по мягкому грунту. Анджелина скакала в центре кавалькады, тесно зажатая со всех сторон опытными всадниками. Ее распущенные волосы развевались за плечами, плащ надуло ветром, а широкий трепещущий от встречных потоков воздуха воротник бил в лицо.

Серый рассвет постепенно вступал в свои права, и вот уже луна на западном небосклоне превратилась в призрачную тень. А отряд конников продолжал свою бешеную скачку все в том же порядке: справа от Анджелины скакал Рольф, целиком обратив свое внимание на дорогу; слева Густав; сзади не отставали ни на шаг Мейер и Леопольд; и в арьергарде летели, настегивая своих лошадей, близнецы. Никто из них не вымолвил ни слова, не задал ни единого вопроса, не поинтересовался, куда они несутся или что они будут делать, если загонят изнуренных лошадей, но так и не настигнут Клэр, след которой, возможно, уже давно простыл. Ни единым движением или намеком не выдавали они своей усталости после бурной бессонной ночи или голода после скомканного, так и не состоявшегося ужина. Они упрямо, молча скакали вперед, зная, что человек, который ведет их, сам позаботится об их отдыхе и пище.

Анджелина искоса взглянула на Рольфа, удивляясь тому бремени ответственности, которое лежало на нем. Похоже, он принимал ее, как само собой разумеющееся обстоятельство и едва ли чувствовал сильное давление этой привычной для него ответственности.

Чело его было нахмурено, как будто он о чем-то напряженно размышлял. Почувствовав ее взгляд на себе, принц повернул голову, и улыбка тронула чеканную линию его губ. Он заметил бледность ее усталого лица и выражение сомнения и одновременно смущения на нем. Рольф опять отвернулся, пристально глядя на дорогу и постепенно трезвея и мрачнея.

Они не слышали встречного приближения отряда вооруженных мужчин, выскочивших из-за поворота. Все произошло внезапно. За мгновение до этого перед ними расстилался пустынный тракт, покрытый каплями утренней росы — и вдруг сразу за крутым поворотом они увидели шеренгу всадников, перегородивших полотно дороги от обочины до обочины и летевших прямо на них. В первый же момент пораженная Анджелина узнала твердые решительные лица друзей и соседей своей тети, а также беззлобное добродушное лицо темноволосого молодого человека, который скакал во главе отряда. Это был Андре.

— Вот они! Это — они!

Раздался металлический скрежет, от которого у Анджелины все похолодело внутри — мужчины вынимали шпаги и сабли из ножен. Некоторые уже держали наготове заряженные пистолеты. Прогремел выстрел, и кто-то пронзительно закричал — скорее от злости, чем от боли. Два отряда всадников смешались, сцепившись в близком бою. Раздались лязгающие удары стали о сталь, такие яростные, что от скрещенных шпаг сыпались искры. Мужчины рычали и бранились. Лошади тревожно ржали, не понимая странных движений и маневров своих седоков. Силы были равны — во всяком случае отряд нападавших по численности не уступал отряду принца. Если бы Андре добрался до Мартинвилля, к нему бы присоединилось намного больше людей.

— Черт возьми! — недовольно воскликнул один из нападавших — лысый мужчина, сосед тети Берты. — Эти чужестранцы дерутся как дьяволы!

Андре с обнаженной шпагой и выражением отчаянной решимости на лице пробивался к Анджелине. Заметив это, Рольф преградил ему путь и вступил с ним в поединок.

— А, Ваше Высочество, — воскликнул Андре, парируя его удар и задыхаясь от бешеной скачки. — Уверен, вы удивлены, увидев меня так скоро.

— Кто-то сунул в чулан свой слишком длинный нос, я угадал?

— Сын нашего повара, сообразительный, а главное любознательный мальчуган. Его послали, чтобы узнать, почему задерживается ужин, и он услышал наш грохот в дверь.

— Поздравляю, вам повезло, — выпады Рольфа были энергичными, но неторопливыми.

— А ваше везенье, похоже, изменило вам? Кстати, что вы сделали с мадам де Бюи?

— Сделал? Вы что же видели ее истерзанное тело валяющимся в канаве? Нет? Вообще-то это было бы совсем недурно… Но, к сожалению, мы просто оставили ее в монастырской школе, причем она посылала нам вслед проклятья и отборную брань, ругая нас на чем свет стоит, правда, я так и не понял за что именно — за то ли, что она осталась жива и невредима или за то, что ее выпустили на свободу, не дав пострадать вдоволь.

Наблюдая за поединком поднявшихся в стременах мужчин, Анджелина видела, что Рольф, приложив чуть больше усилий, легко мог бы ранить Андре и тем закончить бой. Но создавалось такое впечатление, что вместо этого он терпеливо выжидал удобного случая для последней атаки, в результате которой он сумел бы обезоружить противника, не причинив ему вреда. То же самое можно было сказать и о телохранителях принца, образовавших фалангу с Анджелиной в середине и отбивающихся с легкой непринужденностью от атакующих.

Случилось так, что в пылу борьбы Рольф оказался атакованным с трех сторон. Этим воспользовался Андре. Видя, что принц на секунду отвлекся, он протиснулся вплотную к Анджелине и вырвал поводья ее коня из руки Рольфа. Почувствовав неожиданный резкий рывок, ее конь попятился, недовольно мотая головой. Анджелина, которой не за что было держаться — поводья волочились по земле, а передней луки на ее английском седле не было, — крепко сжала колени на крупе коня, наклонилась вперед и вцепилась руками в его серебряную гриву. Вдруг она почувствовала сильный толчок, и ее колено оказалось зажатым между крупом ее коня и крупом соседней лошади, вплотную притертой к коню Анджелины. Острая боль пронзила ее ногу, усиленная ударом в коленную чашечку. Ее конь, зажатый между двумя верховыми лошадьми, не мог двинуться с места и переминался с ноги на ногу, пошатываясь. Анджелина почувствовала, что соскальзывает с седла и неудержимо падает вниз. Мгновение — и она оказалась между молотящими землю лошадиными копытами. Из груди ее рвался наружу крик, но она задохнулась от боли, перехватившей ей горло. Перед глазами поплыли круги, она почувствовала сильный удар в висок и погрузилась в полную темноту, потеряв сознание.

Постепенно приходя в себя, Анджелина ощущала легкое покачивание, причинявшее ей нестерпимую боль, которая пульсировала в раскалывающейся голове. Анджелина тяжело сглатывала, источник боли был где-то глубоко внутри, ее висок жгло огнем, но кто-то гладил теплой сильной ладонью ее по волосам, чуть касаясь кожи на виске, успокаивая, усмиряя огненное, разрывающее ее голову жжение. Прикосновения становились все более болезненными, казалось, что кто-то прядь за прядью вырывает у нее волосы с корнем. Анджелина поморщилась, застонала и повернула голову в другую сторону.

— Ваша красота не пострадала, — услышала она хорошо знакомый голос у себя над ухом, говоривший медленно, растягивая слова, — чего нельзя сказать о расположении вашего духа.

Она заметила, что покоится в его сильных объятиях, надежность и уют которых контрастировали с едкими словами, обращенными к ней в качестве приветствия. Длинные густые ресницы Анджелины дрогнули и приоткрылись, она встретила ярко-синий взгляд Рольфа и поняла, что лежит у него на коленях, тесно прижатая к его груди и укрытая подбитой мехом накидкой. Они ехали в карете, обитой темно-бордовым бархатом, ее резные дверцы были сделаны из палисандрового дерева. Рольф сидел в самом углу кареты, а Анджелина лежала на сиденье, чувствуя, как колеса быстро катят по дороге. Карета мчалась с большой скоростью, судя по мелькающим за окном, стремительно проносящимся мимо деревьям.

Анджелина опять прикрыла глаза.

— Что произошло? Как я здесь очутилась?

— Счастливая девочка, проспала все самое неприятное и скучное. Вы действительно ничего не помните?

— Нет.

В его голосе слышались насмешливые нотки, когда он рассказывал ей о произошедшем.

— Когда вы упали, я поднял вас и отдал на попечение Густава и Оскара. Они были посланы вперед, в то время как мы — все остальные — задержались на месте, чтобы отразить атаки наших противников. Надо сказать, что ничего подобного по своей бессмысленной отваге, ражу и полной неотесанности, я еще не видел. И, признаюсь, мне не доставило особого удовольствия фехтовать с джентльменами — фермерами и их сыновьями. Никакого изящества! Одним словом, это было скучно.

— Сожалею, но то, что силы окажутся неравны, можно было предсказать заранее. Итак, вы оставили их, истекающих кровью, лежать на поле боя?

— Нет, они получили всего лишь несколько несильных уколов в плечо, да пару ран, которые придадут им мужественную хромоту и вызовут к ним интерес дам на ближайшем балу. Одним словом, ничего серьезного. Старшие в их отряде вовремя вспомнили о настоящих ценностях в этой жизни и о своих будущих внуках и не настаивали особо на продолжении бессмысленной схватки, дав нам дорогу, чтобы мы беспрепятственно продолжали свой путь.

Анджелина, заметив спокойствие принца и добродушную усмешку, не могла удержаться, чтобы не произнести — может быть, и опрометчиво — слова благодарности, взглянув на Рольфа с выражением раскаянья в глазах.

— Вы… были так добры, что позаботились обо мне.

— Я вынужден быть добрым к вам. Без вас будут сорваны все мои планы и разбиты все надежды. Где бы я был без вас?

— Без меня вы были бы еще ближе к Клэр, так как вам не понадобилась бы тихоходная карета.

— Вы не правы. Не надо переживать по поводу того, что вы задерживаете нас или мешаете погоне. Густав выбрал эту карету наметанным опытным глазом. Она легка и может двигаться почти так же быстро, как двигались бы мы верхом.

— Я имела в виду, что если бы вы не провозились со мной так долго сразу же после моего падения…

— Дорогая Анджелина, — его голос журчал, как ручей, но в нем слышалась еле сдерживаемая насмешка, — уверяю вас, мне, к сожалению, вовсе не пришлось возиться с вами.

Анджелина обиженно поджала губы, не открывая упрямо прикрытых длинными ресницами глаз.

— Вижу, что стычка с соседями мадам де Бюи не сделала вас более уступчивым, и даже хоть чуточку более вежливым.

— А почему она должна была сделать во мне такой переворот? Я ведь знал, что эти люди явились по настоянию вашего ухажера, Андре Делакруа. И если вы думаете, что он пришел защищать одутловатые прелести вашей тети, то вы сильно ошибаетесь, и это именно вам требуется преподать урок, чтобы вы не были столь уступчивы и вежливы ко всем подряд.

— Андре… он был…

— Он был в бешенстве и вырывался из рук полдюжины своих более хладнокровных и мудрых соратников, чтобы броситься за нами следом. Это последнее, что я видел. А так — на нем ни единой царапины.

У нее вырвался невольный вздох облегчения.

— Я рада.

— Я вижу. Но если бы я раньше знал, как вы любите его, я бы схватил его за шиворот и увел с собой, чтобы доставить вам удовольствие. Правда, я никогда не развлекался в постели втроем, но слышал из уст авторитетных в данном вопросе людей, что это довольно забавно.

Анджелина поняла, что Рольф внутренне просто кипел от ярости, хотя голос его был мягок и почти спокоен.

— Вы говорите о забавах и развлечениях? Но я думала, единственное, что развлекает вас в этой жизни и подбадривает, это злость. Злость и бренди. Я удивлена, что вы до сих пор не влили мне силой в горло чего-нибудь крепкого.

— Женщинам, находящимся без сознания, ни в коем случае нельзя давать горячительных напитков. Но я как раз собирался послать за паленым пером, чтобы пробудить вас из обморока.

— Обморока? — произнесла она, открывая глаза и чувствуя отвращение к резкому свету, причиняющему ей боль. — Но это был не просто обморок!

— Вы уверены?

— Вы прекрасно знаете это и сами, — Анджелина понятия не имела, почему он преуменьшал опасность произошедшего с ней несчастного случая. Может быть, он не хотел допускать, чтобы она разыгрывала из себя больную?

Но Анджелина и не собиралась этого делать.

— Вы что же, сомневаетесь в моих медицинских познаниях?

— В познаниях? Нисколько. Как впрочем и в вашем желании отказать мне в праве на малейшую слабость. Такую, например, как длительная потеря сознания от удара, полученного в висок.

Ее серо-зеленые глаза потемнели, и она отвела взгляд от Рольфа. За окном покачивающейся кареты мелькали деревья, сменяясь в быстром темпе. Тошнота подкатила к горлу Анджелины, она торопливо прикрыла рот ладонью и опустила веки.

— Остановить карету? — спросил принц резким тоном.

Она покачала головой и немедленно пожалела об этом: от легкого движения снова резкая боль пронзила ее висок, сдавив голову железным обручем.