Как же получилось, что Рольфу пришлось сражаться за последнюю ставку? Проиграл ли он в следствие невезения все остальные за карточным столом? Может быть, дело дошло до того, что девушка, которая дрожит сейчас на стуле в углу, вынуждена была поставить свою сорочку на кон, оставшись совершенно голой, выигрывавшему партию Оскару и тогда тот, щадя ее стыдливость и юность, предложил это испытание? Таким образом, тот из них, который проведет лучшую серию выстрелов в этих чрезвычайно сложных для стрельбы условиях — в полутьме, при мигающем неверном свете канделябра — получит сорочку и девушку в придачу, а другой — ничего. Неужели теперь сама Анджелина, заступившая место акадской девушки, превратится в выигрыш этого пари, на что деликатно намекнул Мейер? Анджелина похолодела — вот тот поворотный момент, с которого она перестанет быть единоличной наложницей принца и пойдет по рукам его людей.

Теперь был понятен тот пристальный интерес к этому пари, который выказывали оживленные мужчины и женщины, столпившиеся у камина. Понятно было и отчаянье акадской девушки, которая выступала одновременно и ставкой в пари и полуобнаженной мишенью, по которой без устали палили пьяные игроки. Ну и отлично. Анджелина будет действовать в этих причудливых, нереальных в своей абсурдности обстоятельствах, стараясь преодолеть их, как можно скорее и лучше.

Анджелина стояла с гордо поднятой головой совершенно неподвижно, свечи играли меднокрасными отблесками в ее сверкающих волосах, озаряли нежные чистые линии ее лица и отражались в серо-зеленых непокорных глазах, играя в них трепетными бликами. Луч света выхватывал из полутьмы ее стройную фигуру, одетую в ночную рубашку, которая только подчеркивала правильные изящные пропорции ее тела. Омытая этим бледно-золотистым светом, Анджелина выглядела воздушной, похожей на одну из античных богинь, которая будто сошла на землю с фресковой росписи потолка.

Рольф пристально смотрел на нее синим угрюмым взглядом. Губы его были напряженно сжаты, на щеке ходили желваки. Не обращая внимания на вопрос Мейера и накалившуюся атмосферу в зале, он бросил взор на карту в руке Анджелины, сосредоточивая всю свою волю на этой прямоугольной мишени. Свет скользнул по его пистолету, играя отблесками в гравированных серебряных накладках. Принц встал в позу дуэлянта, подняв оружие на уровень груди, и начал наводить его твердой рукой.

Звук выстрела показался оглушительным в замкнутом пространстве комнаты. Анджелина слышала, как мимо нее просвистела пуля — со звуком, похожим на писк насекомого — в карте, зажатой в ее пальцах, появилась еще одна пробоина, а в ее щеку впились мельчайшие крошки штукатурки, выбитые пулей, вошедшей в стену. Анджелина прищурила глаза, но у нее не было времени перевести дыхание или изменить позу, потому что Рольф уже готов был снова нажать на курок. Он брал пистолеты один за другим и палил из них без передышки — одним залпом, меняя только каждый раз слегка угол прицела. Когда отзвучал и стих последний в этой серии, шестой по счету, выстрел, принц стоял в клубе густого голубовато-серого порохового дыма.

Он медленно опустил руку, но не расслаблялся, застыв все в той же напряженной позе стрелка, пока Оскар, быстро подошедший к Анджелине, не издал громкий возглас:

— Все шесть!

Компания разразилась приветственными воплями и криками с требованием вина, чтобы отпраздновать это событие. Когда подали вино, они выпили под тост в честь отваги и дерзости Анджелины, потом резко повернувшись, все как один швырнули свои бокалы в полупогасший очаг. Женщины начали громко хихикать и восторженно визжать, а мужчины принялись от избытка чувств игриво тискать их податливые полуобнаженные тела.

Рольф с размаху разбил свой бокал о заднюю стенку камина, обернулся и стал протискиваться вдоль стола через беснующуюся толпу, направляясь к Анджелине.

В это время Оскар, пощелкивая пальцем по карте, которую он взял у Анджелины, обратился к Рольфу с вызывом в голосе, хотя и полушутливым тоном:

— Что дальше, Рольф? Ты требуешь обеих женщин разом, или, так как моя мишень оказалась менее стойкой, чем твоя, ты разрешишь мне сделать вторую серию выстрелов теперь уже по твоей мишени, а затем победитель выберет из двух женщин свой приз?

После его слов в зале воцарилась мертвая тишина, звуки голосов и смех замерли так же внезапно, как и начались. Рольф подошел к Анджелине и взял ее за руку.

— Никакой второй серии выстрелов не будет, — сказал он прерывающимся голосом. — Я сделал свою только по той причине, чтобы все в нашем споре было по справедливости. А вы вольны расценивать это, как вам будет угодно — выбрал ли я Анджелину как приз по результатам первой серии или, пользуясь своей властью, просто забрал ее себе без дальнейших разговоров. Во всяком случае, вопроса, кому достанется эта женщина, нет и быть не может. Она — моя.

Слова давали понять собравшимся, что вечеринка окончена. Не дожидаясь реакции на сказанное, Рольф направился к лестнице, увлекая за собой Анджелину. Та несколько секунд терпела этот произвол, но затем с закипающей внутри злостью на грубость и бессердечие всего произошедшего, на спокойную самонадеянность, с которой Рольф во всеуслышанье объявил ее своей женщиной, на ту полную бесцеремонность, с которой он тащил ее наверх в спальную комнату, — она резко вырвала свою руку и остановилась.

Принц быстро повернулся к ней, скользнув взглядом по ее пунцовым щекам и заглянув в глубину потемневших от гнева серо-зеленых глаз.

— Вы хотите что-то возразить? Но только не здесь и не сейчас.

— А я считаю, что лучшего времени и места мне не представится, — строптиво бросила она, подняв упрямый подбородок.

— Даже если ваши слова снова нарушат сложившееся равновесие? Как вы видите, количество мужчин и женщин сейчас уравнялось, причем все устроилось само собой и наилучшим образом — без кровопролития и кулачного боя. Такая ситуация может вмиг измениться, если вы нарушите установившийся баланс сил и интересов. Во всяком случае, тогда уже я ничего не смогу вам гарантировать.

— Какое равновесие! — воскликнула она, еле сдерживая себя от охватившей ее ярости. — Какого равновесия вы здесь добивались, пугая до полусмерти бедную девушку стрельбой по ней вместе со своим Оскаром?

— Да эта «бедная девушка» дрожала от страха, потому что боялась, что выиграю я, а не Оскар. Я сам выбрал самую нежную овечку из этого стада, решив свести ее с Оскаром, но добиться, чтобы он принял ее, можно было только таким путем — я должен был убедить Оскара, что она досталась ему по справедливости в открытом честном поединке, что он не получил, а выиграл ее у меня. Если бы вы не появились здесь, я бы очень скоро устроил так, чтобы она осталась у него в обмен на малопривлекательную перспективу провести ночь в одной постели с хныкающей сопливой девицей.

Внезапно тяжесть, стеснявшая грудь Анджелины, отпустила ее. И она облегченно перевела дыхание.

— Вы… вы хотели, чтобы девушка досталась Оскару?

— Вам кажется забавной моя слабость, это маленькое проявление заботы о ближнем? А зачем, интересно, вы сами спустились вниз? Или вы решили попробовать прелести групповой интимной близости? Если вы действительно намерены участвовать в оргии, я велю им потесниться.

Анджелина недовольно повернула голову туда, куда кивком указывал ей принц. В одном углу комнаты на корточках сидел Оскар с акадской девушкой, утешая ее тихим проникновенным голосом и смахивая с ее лица слезинки кончиками своих пальцев. А в другом углу — на диванах и даже на столе расположились пары… Анджелина торопливо отвела взгляд и, не замечая уже насмешливой улыбки Рольфа, опрометью бросилась впереди него наверх в комнату.

Войдя в спальную, Анджелина направилась к умывальнику и взяла с полочки одну из многочисленных посеребренных с тыльной стороны щеток. Наклонившись, она начала смахивать пыль и крошки штукатурки со своих густых шелковистых волос. Сквозь полуприкрытые ресницы Анджелина видела в зеркало, что Рольф подошел и остановился за ее спиной. На секунду ей показалось, что он сильно качается — и она замерла со щеткой в руках. Но тут он повернулся и, сняв с себя уже растегнутый китель, бросил его на стул.

— Ирландский виски — враг сна и всего остального, что требует спокойного расположения духа, — бросил он ей через плечо. — Вы что-то хотите сказать?

Его снисходительный тон вызвал у Анджелины новый приступ раздражения.

— Все-то вы знаете о моих желаниях!

— Но я предоставляю вам возможность обрушить на мою голову все слова, которые там внизу вы хотели бросить в меня. Вы что же, растеряли весь запал своего праведного гнева? Или в вас все-таки победило чувство осторожности?

— Ну хорошо, — произнесла она, постепенно закипая. — Во-первых, я — не ваша.

— Что именно вас так сильно огорчает? То, что об этом все узнали? Или то, что даже если вы сейчас и не совсем моя, скоро станете ею всерьез и надолго?

— Никогда! — фаланги ее пальцев, вцепившихся в щетку, побелели от напряжения. Она медленно повернулась, в упор глядя на него. — Я не пешка и не игрушка. Я — Анджелина Фортин, я здесь нахожусь не по своему желанию и не по своей воле. И я всегда принадлежала и всегда буду принадлежать лишь самой себе. И если вы силой заставите меня остаться с вами, это все равно ничего не изменит.

— Вы уверены? Предположим, я скажу, что передумал. Что мне все равно, дадите вы или нет сведения о местонахождении Клэр, да и вообще независимо от исхода наших розысков — я не отпущу вас. Что или кто в таком случае может отобрать вас у меня?

— Вы… вы не можете говорить это всерьез.

То ли Рольф действительно нетвердо стоял на ногах, то ли ему требовалась опора для того, чтобы сделать это признание, но он прислонился спиной к столбу, поддерживающему полог над кроватью.

— Не могу? Но даже если это чисто теоретический вопрос, то все же, что вы ответите на него?

Она не сводила глаз с Рольфа.

— Вечное заточение… Это для меня страшная угроза…

— Определение нелицеприятное, но довольно точное.

— Вы никогда не сумеете выполнить свою угрозу… или обещание. Это единственное, что меня радует! Ваш интерес ко мне пропадет сразу же, как только вы найдете Клэр.

— Хотите испытать меня? Глупо. Вам бы следовало знать: когда мне бросают вызов, я уже не владею собой. Я поднимаю перчатку.

В его голосе звучала не столько насмешка, сколько горький резкий упрек.

— Вы просто хотите посильнее испугать меня.

— Если бы это действительно было так, я не чувствовал бы сейчас такой потребности в утешении…

— Без сомнения, в вас говорит уязвленное самолюбие, — холодно бросила она ему в лицо. — А вы ожидали, что я в ответ на ваше признание растаю у вас в объятиях от блаженства и благодарности?

— По крайней мере, в этом была бы хоть какая-то новизна, — задумчиво сказал он.

— Ну, если вы именно этого хотите, вам следует обратиться к одной из дам там внизу. Их поддельные ласки, купленные и оплаченные звонкой монетой, не заставят себя долго ждать!

— Опять вызов? — его прищуренные глаза превратились в ярко-синие щелочки.

Со стороны Анджелины было бы разумнее опровергнуть это, но ее уже занесло.

— Ну и что? Вы не смеете обращаться со мной так, как вам заблагорассудится. И я не могу понять, почему вы все же продолжаете обращаться со мной подобным образом, а также мне совершенно непонятно, почему вы меня вообще здесь удерживаете?

— Почему? По той же самой причине, по какой монах носит власяницу из колючего конского волоса на теле под рясой — как напоминание о тех тяжелых обетах, которые он вынужден был дать в силу чрезвычайных роковых обстоятельств.

— Вам нравится выражаться вычурно и непонятно, не так ли?

— Смысл этих слов на поверхности, если только вы действительно хотите меня понять.

Анджелина снова повернулась к умывальнику и бросила щетку на полочку. Она чувствовала, Рольф наблюдает за ней, полностью уверенный в том, что последнее слово будет за ним, так волк следит за движениями зайца в западне, не спеша нападать на него, поскольку тот все равно никуда не уйдет. Анджелина сознавала, что она находится целиком во власти этого человека, и ничто не помешает ему делать с ней все, что он захочет.

Больше всего в этой ситуации Анджелину удивляло его долготерпение. Если бы она считала принца способным на эмоции и реакции, присущие обычным мужчинам, она неизбежно должна была бы заключить, что в Рольфе говорит чувство вины, смешанное с самоуверенностью, поэтому он сам без ее, Анджелины, помощи стремится найти Клэр. Только такое умонастроение и удерживает его, должно быть, от применения к ней физических мер воздействия, способных выбить из пленницы нужные сведения. Допустим, у него все же была одна очень странная попытка вырвать у нее признание физическими методами, но если уж говорить совсем начистоту — этот изощренный способ не показался Анджелине таким уж устрашающим.

Но скорее всего Рольф просто менял свою тактику: поскольку прочесывание округи не дало никаких положительных результатов, принц решил выведать у нее все интересующие его сведения, обманув бдительность Анджелины своим коварным притворством. А как еще можно было расценивать только что сказанные им слова?

Анджелина насторожилась, услышав легкий скрип кровати, — Рольф встал и подошел к ней. Властным, но мягким движением положив одну руку ей на плечо, другой он обхватил ее за талию, прижав к себе. Зарывшись лицом в ее душистые волосы, он вдыхал их легкий аромат, а его колючая, небритая щека слегка царапала ей висок, когда он склонил голову, чтобы коснуться губами чувствительной точки на ее шее — под самым ухом.

— Не надо! — воскликнула она, задышав прерывисто и трудно, и попыталась вырваться из его объятий, но он крепко держал ее.

— Почему не надо? Вы боитесь уступить соблазну и растаять от блаженства — после всего, что вы мне наговорили? — его голос был хриплым и низким, а теплое дыхание касалось ее щеки.

Когда Анджелина откинула голову назад, чтобы взглянуть прямо в глаза Рольфу, поток ее блестящих каштановых волос упал ему на руку.

— Вы льстите себе. Я как никогда далека от блаженства, потому что хорошо вижу, куда вы клоните.

— И куда же? — спросил он растерянно, разглядывая ее манящую линию губ.

— Я не такая легковерная, чтобы решить, что вас интересую и занимаю именно я сама. Вам нужно от меня только одно: используя мои… эмоции, подчинить мою волю — своей.

Удивление в его глазах медленно сменилось улыбкой.

— Заманивание в ловушку поцелуями? Вообще-то интересная идея. Но может ли она сработать?

— Нет, — процедила Анджелина сквозь зубы, если я сумею противостоять ей.

— А вы сумеете? Вот ведь в чем вопрос…

Глядя прямо в ее чистые серо-зеленые глаза, Рольф наклонил голову и нашел ее губы. Поцелуй был страстным и мучительно нежным, Анджелина ясно ощущала привкус вина на губах принца. Все большее возбуждение охватывало ее. Она пыталась собраться с силами и противостоять агрессивной нежности Рольфа, невольно передающейся ей, но ничего не могла поделать. Силы оставили ее. Разомлевшая, не способная ни к какому сопротивлению, она упала ему на грудь, покорная и готовая отдаться на волю своего победителя. Когда он оторвавшись от нее, взглянул на девушку сверху вниз, ее глаза возбужденно блестели, а податливые губы были полуоткрыты.

На мгновение она замерла, вдруг оцепенев, а потом медленно опустила ресницы. Ее голос звучал с хрипотцой, было заметно, что ей трудно говорить:

— Берегитесь! В стремлении приручить мою душу вы оставляете без присмотра свою. Я обещаю вам, что не колеблясь ни минуты применю ваше же оружие против вас. А когда это случится, я заставлю вас расплатиться сполна — отказаться от дальнейших поисков и вернуться туда, откуда вы приехали.

— Как мило с вашей стороны, что вы заранее предостерегаете меня о грозящей опасности. Но вы, надеюсь, оценили тот риск, которому сами подвергаетесь даже и в этом случае?

— Риск? — его сильные объятья были крепки и надежны, и в этот восхитительный миг она не испытывала ни капли страха перед ним, а лишь покой и чувство защищенности.

— Если моя душа попадет к вам в плен и захочет остаться там навсегда, то вы мне станете необходимы, как воздух. А это значит только одно: я увезу вас с собой!

Такая перспектива должна была вызвать панику у Анджелины. И то, что она не ощущала не только паники, но и простой тревоги — огорчало ее. Однако у нее не было времени размышлять обо всем этом.

В синих глазах принца зажегся необычный печально-задумчивый свет. Он опять припал к ней губами и, все больше загораясь, стал страстно, неистово целовать ее глубокими долгими поцелуями. Казалось, он сосредоточивал всю свою волю на одной цели, собирал всю свою решимость в железный кулак — точно так же, как там внизу перед первым выстрелом, когда он поднимал свой пистолет. Своей страстью, усилием своей несгибаемой воли он забирал в плен ее чувства властно и агрессивно, не оставляя ей никакой надежды на спасение. Анджелина ощущала, как последние силы оставляют ее, а в глубине души зарождается, копится и уже рвется наружу безудержная энергия сладострастия. В этот последний миг еще ясного сознания она вдруг поняла и приняла как данность древний, записанный в крови закон. У нее не было выхода, она должна была подчиниться ему. Тысячи лет до нее, как и тысячи лет после нее, у женщины был и будет только один ответ на рвущуюся наружу яростную мужскую силу — принять ее, спрятать, потушить в себе. Сражаться с мужчиной и дальше, зная, что твоя сила уступает его силе, означало обрекать себя на неминуемое поражение. Но если она вместо этого милостиво встретит его, уступит жестокому необузданному порыву его плоти, он будет обезоружен и, сбросив свою броню, станет уязвимым и открытым для ее собственного тайного и не такого очевидного оружия.

Рука Рольфа ласкала упругую грудь Анджелины, большим пальцем он настойчиво поглаживал напряженный сосок под мягкой полотняной, скользящей по коже тканью. И она чувствовала, как нервное возбуждение волнами разбегается из этой чувствительной точки по всему ее телу. Объятия Рольфа становились все яростнее, он крепко прижимал ее к себе. Анджелина ощущала, как сильно он хочет ее. Теперь она уже не могла бы даже припомнить, как совершился в ней этот переход от ожесточенной решимости сопротивляться до конца — к безвольному молчаливому согласию на все и безоговорочной покорности его воле. Впрочем, ей уже было не до самокопаний. Она склонила голову ему на плечо, тело ее обмякло, а руки обвились вокруг шеи принца.

Он нежно повернул голову Анджелины к себе и, вздохнув, поцеловал ее веки, потом легко подхватил ее на руки и отнес на кровать. Быстро раздевшись, он лег рядом с ней, стройный, с золотистой кожей, которую мягко озаряли горящие на столе свечи. Он потянулся к ней всем своим гибким телом, и в его глазах зажегся ярко-синий огонь. Рольф приподнял подол ее ночной рубашки и медленно провел рукой по гладкой линии ноги, переходящей в мягкую округлую линию бедра. Но когда его продвижение вверх было остановлено туго стягивающим талию Анджелины кушаком, Рольф чертыхнулся с досады — хотя развязать его не составляло никакого труда. Он стащил просторный полотняный балахон через голову Анджелины и замер, пробуя на вкус один из розовых сосков обнажившейся груди.

Отбросив ночную рубашку в сторону, он снова растянулся рядом с девушкой, а потом, неожиданно подхватив ее, перевернулся вместе с ней и взвалил ее тело на себя. Теперь он мог ощущать каждую округлость и каждую впадинку ее тела. Серо-зеленые глаза Анджелины изумленно смотрели на принца сверху вниз. Четкая линия его рта вдруг расплылась в широкую озорную улыбку, и он осторожно, кончиками пальцев скинул волну ее пушистых волос. Они упали, словно занавес, закрыв лица обоих. Окутанные густым дождем ее душистых локонов, Рольф взял в свои жесткие, привычные к рукояти оружия ладони лицо Анджелины и припал к ее губам.

Анджелина чувствовала каждый вдох и выдох его груди, слышала стук его сердца, ощущала кожей жесткие завитки растущих на его груди волос, слегка покалывающих ее собственную нежную грудь. Его живот был плоским и твердым, его бедра — сильными и напряженными. Поглощенная новыми для нее ощущениями, Анджелина внутренне совершенно расслабилась. В таком положении она почему-то не боялась его внезапного нападения, думая, что теперь ею не так-то легко овладеть и не чувствуя ни давления его веса, ни своей унизительной распластанности под ним.

Руки принца поглаживали ее спину, сбегали по изящному изгибу талии, тискали и мяли ее бедра — но это на сей раз не вызывало у Анджелины чувства протеста и отвращения. Напротив, она чувствовала нарастающее возбуждение, ее лоно наполнилось горячим соком. Он ласкал ее медленными движениями, крепко прижимая к себе. Грудь Анджелины налилась и ее набухшие затвердевшие соски впечатались в кожу Рольфа. Несмотря на прохладу, царившую в комнате, ее тело пылало и от него исходило живое тепло. Опершись на локоть, поставленный на его грудь, она провела пальцами другой руки по лицу Рольфа, дотронувшись до уголка его рта. И это прикосновение, казалось, таило в себе высшую степень близости, какая только может быть между людьми. Но внезапно, как будто напоминая ей о ее уязвимости и полной зависимости от его воли, он раздвинул ее бедра и жгучий пульсирующий огонь наполнил лоно Анджелины.

Сначала она задохнулась от неожиданности, а потом, когда он начал ритмично двигаться, проникая в ее все с большим напором, она часто, прерывисто задышала. Позабыв обо всем на свете, она отдалась на волю дивных, захвативших все ее существо ощущений. Анджелина приподнялась и задвигалась в такт с его телом, стремясь, чтобы он глубже и мощнее вошел в нее. Ее плоть превратилась в живое пламя, пожирающее самое себя, пока она полностью не растворилась в океане забвения, ничего больше не помня, не зная, не желая, кроме лихорадочного возбуждения от раскаленного страстного соития.

Лоно Анджелины судорожно сокращалось. Пелена застлала ее глаза, и ей казалось, что она сейчас потеряет сознание от мучительного наслаждения. Тихий стон разочарования вырвался у нее из груди, когда движения принца вдруг замерли.

— Солнышко мое, источник, из которого ты еще не утолила жажду, снова полон, — произнес он глубоким волнующим голосом.

Обняв ее за талию, он приподнялся вместе с нею и уложил дрожащую Анджелину навзничь, оказавшись сверху. Приподнявшись над ней, он встретил ее растерянный взгляд и снова вошел в нее. Она опустила ресницы, устраиваясь под ним поудобнее, чтобы дать ему возможность беспрепятственно парить над ней. Чувство покоя и освобождения охватило Анджелину, она не шевелилась, не отвечала ему, но испытывала наслаждение от своей пассивности и его ритмичных движений. Так продолжалось недолго, и она с ужасом ощутила, что буря возбуждения в ее теле снова сгущается, нарастает и грозит разразиться с прежней силой. Яростное безумие захлестнуло ее сознание. Забыв, кто она и не отдавая отчета, что делает, Анджелина судорожно выгнула спину, и приподнялась навстречу Рольфу, задыхаясь от буйной радости и первобытного животного сладострастия. Она слышала его хриплое прерывистое дыхание и гулкие учащенные удары сердца, чувствовала волны дрожи, пробегающие по его телу. Слившись в одно целое, они унеслись в огненном бешеном танце, пульсирующем у них в крови. Поднявшись над реальностью, они парили где-то в заоблачных далях, купаясь в светоносных отблесках собственного огненного естества, связанные воедино общим, вечным и неизбывным восторгом.

Анджелина не знала, прошли минуты или века. Она лежала, не шевелясь, все еще пребывая в полузабытьи. Рольф соскользнул с нее и лежал теперь рядом, обняв Анджелину и положив ладонь на ее теплую трепетную грудь. Он зарыл лицо в ее легкие волосы и затих. Они дышали теперь ровно и спокойно. Постепенно сознание Анджелины прояснялось. И хотя, по-видимому, с тех пор, как они легли в постель, прошли вовсе не века, а всего полчаса, ее начало знобить от холода. Теплое бедро Рольфа согревало ей один бок, но спина мерзла. Если она сейчас сделает хоть малейшее движение, то без сомнения привлечет к себе его внимание, а если не сделает, то окончательно продрогнет.

Она слегка пошевелилась, надеясь, что он или ослабит свои объятия или накроет ее, как это бывало прежде. Но он не двинулся с места. Его грудь ритмично вздымалась, ровно дыша, а глаза были плотно прикрыты золотистыми ресницами. Он крепко беспробудно спал.

Если у нее и была до этого доля сомнения в том, что он сильно пьян, теперь уже и ее не оставалось. Иначе он ни за что бы не впал в такой глубокий сон. Во всяком случае прежде достаточно было ей сделать лишь намек на движение, как он тут же реагировал на это. Но если он был просто-напросто пьян, тогда все, что он говорил ей, нельзя воспринимать всерьез, тогда значит не надо искать глубокого смысла и во всех его поступках и действиях сегодня вечером. Его нежность, его попытки сделать ей приятное, его намек на серьезные чувства, которые он питает к ней, все это был лишь пьяный бред! Сознание этого могло, конечно, огорчить кого угодно, но каков же был ужас Анджелины, когда она поняла, что испытывает вовсе не легкое огорчение, а горькое разочарование, граничащее с отчаяньем.

Какая же она была дура! И это следовало признать совершенно откровенно. Ведь честно говоря, все это время внутри у нее теплилась самолюбивая мысль, что Рольф выбрал ее одну среди всех женщин. Ее не смущало то обстоятельство, что их было только пять против шестерых мужчин. Потому что она знала, что Рольф легко мог устроить так, что его люди были бы удовлетворены, и он сам нашел бы ей замену. Вместо этого он пошел с ней, и этот факт затмил в ее глазах все остальное. Вся ее непокорность, все робкие попытки к сопротивлению в этом смысле едва ли не были фальшью. Ее тщеславие было удовлетворено тем, что человек, который похитил ее, который ввергнул ей в бездну мучительного сладострастия, придумал для нее дьявольскую изощренную пытку, — этот человек вдруг резко переменился к ней, став нежным и внимательным. Как она могла дать ввести себя в заблуждение? Она должна была знать, что такая резкая перемена имеет свои банальные причины, она должна была доверять своему подсознательному чувству, что он просто нетрезв.

Анджелина была вне себя от ярости, она проклинала предательские инстинкты собственного тела. То, с какой горячностью она отвечала на его ласки, казалось ей теперь одновременно смешным и пугающим. Но и это еще было не все. Анджелина отчетливо помнила тот момент, когда она внезапно испытала пронзительно теплое чувство близости к этому человеку. Нет не то, чтобы это чувство было любовью или чем-то схожим с ней. И однако, Анджелина понимала это, невозможно находиться с человеком в столь интимных отношениях, ничего не испытывая к нему.

Невольная дрожь пробежала по всему ее телу. Почувствовав внезапное отвращение к тому, что сейчас происходило в этой постели под высоким балдахином, она ощутила потребность немедленно уйти от Рольфа, остаться одной вне пределов его досягаемости. И даже случайное его прикосновение, казалось, вызывало у нее тошноту. Она отодвинулась от него, выскользнув из-под его расслабленной, вялой руки. Анджелина поискала ночную рубашку и нашла ее, скомканную, между двух подушек. Один рукав рубашки находился как раз под подушкой Рольфа. Чтобы достать рубашку, Анджелина отбросила в сторону свою подушку и осторожно потянула за рукав. Рольф зашевелился, и она замерла, но он только поудобнее устроился, обняв рукой ее отброшенную подушку.

Затаив дыхание, Анджелина подождала несколько секунд, пока он окончательно не успокоился, а потом соскользнула с постели, прихватив с собой ночную рубашку, и надела ее сразу же, как только ее босые ноги коснулись холодного деревянного пола.

Спать в комнате на стульях казалось ей слишком неудобным. Если же усесться в кресло, то сидя, она пожулуй, не уснет. Она, правда, может свернуться калачиком на ковре у камина, подвинувшись поближе к огню. Стоя так в задумчивой нерешительности, она вдруг вспомнила походную кровать в смежной гардеробной комнате. Но там, должно быть, страшно холодно, помещение не отапливалось, по-видимому, уже месяцы, если не годы. Анджелине нужно было добыть одеяло. Анджелина с большим сомнением взглянула на скомканное одеяло в изножий кровати, боясь разбудить Рольфа. Перед ней стоял выбор: уйти от него и дрожать всю ночь в холоде на неудобной постели, или остаться рядом в тепле и комфорте. Черт бы побрал этого человека, он заставляет ее мучиться, даже когда спит! У нее на самом деле не было выбора, и поэтому Анджелина просто попыталась достать себе одно из стеганных одеял, лежащих на кровати. Если хоть когда-нибудь преимущество было на ее стороне в том, что касается их отношений с Рольфом Рутенским, то это именно сейчас — в момент его беспробудного сна.

С одеялом в руках она уже было собралась направиться в гардеробную, но тут ее взгляд упал на его обнаженное тело, и она остановилась. В том состоянии, в котором он сейчас находился, должен был пройти не один час, прежде чем он почувствует холод и укроется одеялом. И поэтому он наверняка схватит воспаление легких во влажном промозглом холоде; зима в их субтропическом климате — опасное время года!

Поджав губы и нахмурившись, она положила одеяло на пол и вернулась к кровати. Вытащив простыню, Анджелина укрыла ею Рольфа, а сверху осторожно натянула тканое одеяло, тщательно укутав от холода плечи и вытянутую, обнимающую подушку руку принца, когда дело было сделано, горькая улыбка тронула губы Анджелины. Странно, но создавалось такое впечатление, что Рольф спал не один.

Бросив последний взгляд на его чеканный профиль, она быстро отошла от кровати, подхватила свое одеяло, задула все свечи и ощупью двинулась к завешенной гобеленами двери в гардеробную комнату.

Помещение гардеробной было выстуженным и сырым, впрочем, таким она его себе и представляла. Внутри царил полный мрак. Пахло пылью и старой кожей. Лежа на походной кровати, закутанная в одеяло, Анджелина отчетливо слышала каждый звук внутри и вне дома.

Ветер стучал голыми ветками растущих под самым окном деревьев по железному карнизу и жалобно завывал. Стены и балки дома время от времени издавали громкий скрежет, который создавал естественный аккомпанемент приглушенным стонам, вскрикам, скрипу кроватей, — звукам, раздававшимся из соседних комнат.